Краткий миг разлуки

Give me strength to face the truth, the doubt within my soul No longer I can justify the bloodshed in his name Is it a sin to seek the truth, the truth beneath the rose? Pray with me so I will find the gate to Heavenʼs door. Дай мне сил встретиться лицом к лицу с истиной, с сомнениями в моей душе, Больше я не могу оправдывать кровопролитие именем его. Неужели это грех, искать истину, истину под розой? Помолись со мной, чтобы я нашла врата Небес. Within Temptation, песня «The Truth Beneath The Rose»

19 августа 18. г. Утро встретило графиню со всей своей правдивой суровостью: открыв глаза, Кристина ощутила, что не может понять — что ей приснилось, а что было реальностью. Призрак был слишком реален, осязаем и на сон совершенно не походил, но вот похищение, разговор, слова о разводе… Кряхтя, женщина присела, пытаясь рассмотреть получше комнату, в которой провела остаток ночи. Её одежда была аккуратно сложена на стуле, рядом стояли дорожные сумки, материализовавшиеся здесь загадочным образом — это больше всего зацепило взгляд графини, блуждавший от трюмо к окну и от кровати к шкафу. Подойдя к сумкам, она обнаружила, что в них были сложены её вещи из их дома с Раулем — именно те, что она носила в данный момент и которые могли ей пригодиться. Кристина нервно сглотнула и отдернула руки от сумок. Такая аккуратность и четкий план действий говорил о том, что в её родном доме кто-то за ней следил по указанию Эрика. Иначе как объяснить доставленные из поместья де Шаньи вещи? Сделать это мог только близкий человек либо кто-то из слуг. Мозг женщины лихорадочно прокручивал события прошлых дней и недель, старательно выискивая зацепки и просчеты предателя, но ответ был настолько очевиден, что она и без умозаключений знала жгущее сознание имя. В дверь коротко постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. На пороге остановилась служанка Мари, испуганно смотрящая на свою хозяйку и ожидавшая заслуженной расплаты за свою подлость. — Давно это продолжается? — сухо спросила мадам де Шаньи, не поворачивая голову в сторону девушки. — С момента, как я к Вам устроилась, мадам. Прошу Вас… — Замолчи, не продолжай дальше. Ты рассказывала ему всё, что видела? — Кристина впервые предстала перед девушкой сильной, с жестким характером, а не милой, заботливой хохотушкой-хозяйкой. Это преображение пугало, выбивало из колеи, поэтому Мари даже не знала, что ответить; оправдания были бесполезны, и казалось, что пусть уж лучше Кристина её посильнее ударит, причинит ей физическую боль, чем будет говорить с ней мрачно и холодно, не удостаивая даже коротким взглядом. — Я… Мадам, я … — служанка украдкой вытерла слезы, не в силах собраться с мыслями. — Говори четко и не мямли, раньше надо было головой думать, — прозвучал емкий ответ. — Месье Эрик хороший… Он всё делал только для Вашего блага и всегда об этом говорил. Он хочет Вас защитить, потому что Вам грозит какая-то опасность. Я доверяю ему, мадам, доверяю, потому что он спас меня и отца, спас от неминуемой гибели и не попросил ничего взамен. Месье Эрик не такой как все. Но он хороший человек. Прошу Вас, — девушка, уже не стесняясь, рыдала в голос, — прошу, простите меня, но он Вас так любит, так боготворит, что я не могла ему не помочь! Он готов на всё ради Вас, только поверьте ему! Мы следили за графом, мадам, украдкой наблюдали, куда он ходит, пока Вы не видели… Месье граф растерян, он живет внутри себя: иногда впустую бродил по улицам, читая вывески, и пытаясь будто бы что-то найти, но каждый раз он вновь возвращался в экипаж, так и не зайдя ни в одну лавку, ни в один магазин, ни в один дом. Вы даже не представляете, какие муки отражаются на его лице в тот момент, как он страдает… Может месье Эрик прав и Ваш муж… Ваш муж сделал какую-то ошибку, которая терзает его? Простите меня, да кто я такая, чтобы хотя бы слово говорить сейчас. Мадам… Мадам, скажите хоть что-то! Кристина повернулась к Мари и молча протянула ей корсет и юбки. Девушка обескуражено посмотрела на неё, кивнула и помогла графине одеться, облачая её в корсет, нижние юбки, застегивая лиф и юбку, которые быстро достала из недр дорожной сумки. За всё это время бывшая певица не проронила и слова, предпочитая безучастно наблюдать за ловкими движениями служанки. Мадам де Шаньи спустилась вниз, ожидая увидеть Эрика, ожидающего её пробуждения, но гостиная была пуста. Пройдя через неё, женщина оказалась в небольшой столовой с уже накрытым к завтраку столом, ожидавшим своего хозяина и гостью. Эрик появился чуть позже, чем Кристина, и весь вид его говорил о том, что вчерашнее происшествие было совершенно не запланировано и теперь он не знает, что ему делать дальше. — Доброе утро, — женщина попыталась улыбнуться, но улыбка вышла слишком натянутой. — Доброе, — сумрачно кивнул мужчина, присаживаясь за стол. Только потом, осознав, что будет есть не в гордом одиночестве, а в присутствии своей гостьи, как-то погрустнел и кисло посмотрел на завтрак. — Я не вовремя вышла к завтраку, верно? Может, тогда прервем эту комедию, и каждый позавтракает у себя дома? — вырвалось у женщины, когда она посмотрела на Эрика. — У Эрика нет настроения завтракать. Можно вполне совместить сразу завтрак и обед, — мужчина проигнорировал выпад Кристины и продолжил ковырять вилкой в тарелке. — Я уже практически поела, поэтому… — женщина смирилась со своей участью и в ней проснулась обычная женская забота о ближнем. — Побудь со мной, не уходи. Понимаю, я противен тебе, но после стольких лет… После стольких лет мне хочется вновь побыть с тобой наедине так близко, — с трудом сказал Эрик, отбрасывая вилку в сторону. — Поешь, — Кристина встала и отошла к окну. Ей вспомнилось, что Эрик вообще не любил есть при свидетелях: возможно, это было из-за того, что ему приходилось чуть сдвигать маску, обнажая небольшой кусок обезображенного лица — как-то Кристина случайно увидела его за завтраком. Почему-то женщина была уверенна в том, что мужчина возьмет вилку и не станет с ней спорить — он любил жесты заботы с её стороны. — Скажи мне… Скажи, почему ты считаешь, что Рауль… Что Рауль собирается подать на развод? — прошептал сдавленный женский голос. Эрик не удивился этому вопросу, но с ответом немного потянул. — Он не хочет детей, Кристин. Идти по жизни дальше… Он не знает, как ему жить дальше. И вырваться из омута страхов тоже не хочет. Что остается? Бросить всё и сбежать, сбежать подальше от проблем. Неожиданно, верно? — Я не замечала за ним каких-то страхов или волнений, — женщина врала, но эта ложь была лишь для того, чтобы хоть как-то прикрыть выпирающие наружу проблемы семьи де Шаньи. — Если ты не видишь что-то, это не значит, что этого нет. Тоска у него из-за глупых ошибок прошлого, к которым ты имеешь пусть не прямое, но всё же кое-какое отношение. Эти слова ужалили Кристину; она отскочила от окна, резко развернулась и, грозно смотря на Эрика, сказала: — Хватит не договаривать — я имею право знать всю правду, какой бы болезненной она не была. Той Кристины уже давно не существует, я уже не та наивная девочка с бездонными глазами олененка. Не бойся сделать мне больно, Эрик, — женщина как-то странно посмотрела на мужчину: в её взгляде читался какой-то вопрос, какая-то надежда качалась волнами в глубине её темных глаз, призывно, жалостливо взывая к душе Призрака Оперы. А он… Он боялся сделать больно, в первую очередь, себе, а не ей — для него и так стало ясно, что она все равно всецело не поверит ему, защитит свою душу от переживаний броней недоверия. А как он защитит себя от её равнодушия, как ему дальше жить с незаживающей язвой вместо сердца после того, как он вновь был рядом с ней? — Он пропал, потерял частицу себя. Знаешь из-за чего? Не знаешь, конечно, и не хотела бы знать. Проще жить так, как Вы жили: мирно, чинно, спокойно… Прогнивать изнутри, превращать в труху всю свою любовь, — его передернуло, но он сдержался. — У него была мимолетная связь с одной замужней женщиной, скрыть которую, увы, не очень удалось — та несчастная родила ребенка от Рауля. Разрешившись от бремени она скончалась, а ребенок остался у рогатого мужа, признавшего его, конечно же, своим. Этот святоша, зная о похождениях супруги, всё равно пытался выбелить её имя и лишний раз подчеркивал, что сын невероятно на него похож. Остальные слова уже звучали для Кристины каким-то отдаленным шепотом, бульканьем, которое невозможно разобрать. Она почувствовала, как какая-то часть её души, в которой хранилась пламенная, незыблемая любовь, скоропостижно умерла. Эта несчастная, уже крохотная часть рассыпалась на глазах, оставляя горстку пепла после себя. Все мечты, фантазии с грохотом стали рушиться, поднимая облака пыли и грязи, разъедающие краски и свет. Разве теперь имеет что-то хоть какое-то значение? Слова, поступки, эмоции… Зачем это всё, если люди лгут сами себе? Эрик подошел к Кристине и положил руку на её плечо, боясь позволить себе чуть больше, чем она выдержит. Она не отошла, не дернула плечом от испуга, не противясь, но и не поощряя его поступок. Призрак подумал о том, насколько они сейчас одиноки и насколько похожи, хотя и не до конца осознают этого. Их миры всегда тесно переплетались, создавая неведомые узоры, которые в дальнейшем становятся судьбой. — Эрик знает, как это тяжело, ему сейчас вдвойне больно, — привычка говорить в третьем лице у Призрака осталась после Персии, где ему запрещали воспринимать себя как обособленную личность. В порыве гнева, отчаяния или когда нервничал, но иногда возвращался к этому отсутствию собственного «я». — Кристина сама этого хотела, верно? Нужно дослушать, пожалуйста… Она коротко кивнула, и немного придвинулась к Призраку, будто бы плохо слышала его. — Рауль уже давно не видел ребенка, точнее, он видел его один только раз. Для него это удар, который, кажется, не сделал его натуру крепче. Он не хочет детей именно из-за этого, как я думаю, — не хочет себе напоминать о произошедшем, трогать еще не зажившую рану. А жертвой стала ты, радость моя, и он как никто другой прекрасно это осознает. И еще — зря вы связались с де Превилем и его семейкой. — Ты и Жоржа хочет еще к этому всему приплести? — застонала женщина. — Его сестра хочет разорить тебя и твоего мужа. Не смотри на меня так, я не придумал это. Она сейчас собирает информацию, с помощью которой сможет вас с ним шантажировать, детей отправила с няней на море. Один человек… Проверенный человек — врать он мне точно побоится — сказал, что она хочет с помощью компромата заполучить права на газету и, тем самым, окончательно растоптать твоего мужа, но тебя — в первую очередь. — Зачем ей это? Я не сделала ей ничего дурного, да что говорить, я с ней видела раза два или три, откуда столько ненависти?! — женщина пошатнула, хватаясь за спинку стула. Эрик помог ей присесть, и она безвольно положила руки на стол, подвинув тарелку. Ни Мари, ни Густав не осмелились зайти в столовую и убрать приборы — они нутром чувствовали, что хозяин и гостья ведут не самый простой разговор, вмешиваться в которой просто напросто опасно. — Кристине позавидовали. Банальная зависть, не более того. Неужели Кристина не видела, как прожигает её взглядом этот де Превиль? Неужели она не знала, что тот делал всё, чтобы заполучить её в свои сети? — яростно прошипел Призрак, схватившись за стул и наклонившись к Кристине. Она ощутила на себе его горячее сухое дыхание, а тяжелый взгляд, вздымающаяся грудь и даже пульсирующая в венах кровь словно бы заставляли её сердце колотиться чаще. — Что ты подразумеваешь, говоря «делал всё»? — Всему своё время. О Жорже де Превиле мы поговорим позже, — Эрик отстранился, осознав, что вновь не сдержался и перешел некую незримую границу между ними. Отрезвление принесло еще большую сумятицу в его душу и, не говоря ни слова, он вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Через несколько минут тихо зашел Густав, но увидев Кристину, которая как каменное изваяние всё продолжала неподвижно сидеть за столом, замешкался и стушевался. — Прошу Вас, я уже ухожу, — она встала, но тут её взгляд задержался на слуге. — Густав, хочу Вас кое о чем спросить, если Вы позволите. Мари — Ваша дочь, верно? Объясните, почему Вы связались с Эриком? Ведь он… Он бывает опасен даже сам для себя. — За всё время, что я его знаю, он не причинил вреда ни мне, ни Мари. Да, она моя дочь, мадам, и если не он, сейчас бы я оплакивал одинокую могилу моего дитя. Месье Эрик спас её и никто не убедит меня в том, что он — плохой человек. Если бы не он… Где бы сейчас был я, что бы я сейчас делал? Вам не понять меня, мадам, Вы тихо живете, не думая о том, что будет у Вас на ужин и будет ли он вообще. Долги… они имеют свойство расти и накапливаться, принося кучу проблем и забот. — Он оплатил Ваши долги? Но Эрик не богат, как я знаю. Точнее, я не знаю, каким образом он выживает, — Кристина задумалась, осмысливая всё происходящее с ней. — Он — композитор, он — пишет, — гордо сказал Густав, — а потом продает. Вы же слышали какую музыку он сочиняет? Ей-богу не слышал ничего лучше, чем вот… вот такое. Он талантлив, дьявольски талантлив, — эмоции переполняли мужчину, и он уже не стеснялся в выражениях. — Месье играет иногда и от этой музыки у меня все кишки узлом сворачиваются. А деньги… Так он в меру богат, как я считаю. Я не раз видел, как он продавал эти свои оперы кому-то. Я человек маленький, но все же хочу Вам кое-что еще сказать: мадам, он постоянно говорил, что ждал Вас всю свою жизнь, подождет и еще. Это, чтобы Вы знали, а то он же не скажет, — пробурчал мужчина. Женщина поднялась к себе в комнату с тяжелым сердцем, ощущая свою непосильную ношу прошлого. Она уже не знала, кому и чему верить, на что полагаться в такой непростой ситуации. Эрик взбудоражил в ней давно забытое, упрятанное подальше, в глубину сердца. Зайдя к себе, Кристина заметила на кровати записку, оставленную, как видимо, Эриком для неё. «Кристин, Я не прошу тебя вновь делать выбор — это слишком глупо, романтично для такой старой развалины, как я. Чувства, любовь… Для меня это недосягаемо, недоступно и я привык к этому, подчиняясь судьбе. Признавать ошибки нужно и можно, никто не застрахован от ошибок, но нужно лишь вовремя признать это. Ты сама всё для себя поймешь, Эрик не будет вмешиваться в это. Вечером за ужином я тебе всё расскажу. П.О.»