And I need you now tonight And I need you more than ever. And if youʼll only hold me tight Weʼll be holding on forever; And weʼll only be making it right 'Cause weʼll never be wrong Together we can take it to the end of the line Your love is like a shadow on me all of the time. Bonnie Tyler, песня «Total Eclipse Of The Heart»
19 августа 18..г. — Ты можешь уйти в любой момент, достаточно только попросить, — Призрак вглядывался в лицо Кристины, пытаясь прочитать её мысли. — Если ты не хочешь меня слушать и принимать мою помощь, готова подвергать свою жизнь опасности — я не вправе заставлять тебя быть благоразумной. Скажи — и я отвезу тебя, куда скажешь. — Ты посеял во мне сомнения и страхи, — холодно произнесла женщина. —Я ненавижу себя за такие мысли, но по-другому я, видимо, больше не смогу жить, — в её душе происходило что-то непонятное, несвойственная её складу ума невероятная борьба между реальностью и вымыслом. В разговоре нужно было в каждом слове, каждом звуке передать, как она любит Рауля и что он стал для неё единственным мужчиной на этой грешной земле. Но… Она этого не сделала. Графине не хотелось уходить от Призрака, ведь, это влекло за собой возвращение к старым проблемам и преодоление теперь уже новых препятствий на пути к долгожданному и выстраданному счастью. — Ваш покорный слуга, — Эрик покорно склонил голову, но выглядело это, скорее, как сарказм и невольная попытка уколоть Кристину, — решил вмешаться в жизнь четы де Шаньи и написал письмо графу о том, что его жена стала слишком популярна среди мужчин и это приведет к катастрофе. Но граф как-то странно себя повел: вместо того, чтобы неустанно следить за тобой и быть рядом, он уехал, оставив тебя одну на попечение этому монстру Превилю, — мужчина скривился, пробуя на вкус слова о Жорже. — Я предлагаю тебе шанс стать свободной, избавиться от этого ярма на шее. Согласись со мной в том, что поведение твоего мужа бросает тень на его отношение к тебе. Как мы помним — ты ведь не забыла об это, верно? — Рауль хотел развестись, и вот тут, узнав, что за тобой нужен глаз да глаз, что ты в скором времени можешь наградить его прекрасными ветвистыми рогами, ненароком тебя бросает. — У него дела, он не мог не уехать. — Мог — не мог, но взял и уехал, верно? Вопрос не в том, послал бы он кого-то вместо себя или все же он настолько необходим месье Гийому, что поехал сам. Тут важен факт того, что-либо он глуп и слеп, либо нашел повод, чтобы развестись с тобой без угрызения совести. Я — твоя поддержка и спасение. В моих руках есть козыри, Кристин, в случае непоправимых обстоятельств, не ты будешь виновата, а он. Он будет причиной твоих бед, и развод станет для тебя не клеймом, а спасением, глотком воздуха в глазах общественности. Ты же знаешь, как относятся к женам, которые изменяют мужьям, не скрывая этого факта, и их ловят на месте преступления? — Про Гийома ты знаешь от Мари? — про измену женщина тактично промолчала, не видя смысла оправдываться или пытаться себя защитить. Она знала тяжесть своих грехов (она только думала об измене, но никак не собиралась воплощать её в жизнь!), и оправдания лишь бы доказали её вину. — Да это уже и не важно. Нет, Эрик, пока я не поговорю с мужем лично, не увижу его… Я верю в то, что ты всё неверно понял. Он не мог так со мной поступить, не мог! — бормотала женщина, пряча глаза, в которых явно читалось безразличие к предъявляемым обвинениям. — Нет, он мог. Он сделает то, что задумал, если ты не послушаешь меня! Хватит убегать от реальности. Это глупо: сидеть, ждать пока муж вернется от Шадре, не принимая во внимание здравый смысл. Он вернется через неделю, не раньше. Будет слишком поздно что-то решать. — Решать? Решать никогда не поздно, особенно такие важные вопросы. Ты столько лет ждал, подождешь же сейчас немного? Не думаю, что это тебя затруднит. Ты говорил о том, что готов меня выпустить из плена… Не считай меня такой наивной и глупой — у тебя даже в мыслях не было, что ты так легко сдашься и благополучно вернешь меня к мужу, — на Кристину что-то нашло, и она уже не контролировала поток ненависти и злости, что хлынул у неё изо рта возмущенными восклицаниями. Эрик хладнокровно рассмеялся, зля этим собеседницу еще больше. Ему стало ясно, что дорогая его сердцу женщина обезумела от навалившихся проблем и теперь пытается выплеснуть свои страдания самым доступным в данный момент образом. Но кто знает, может, эта злоба взбудоражит в ней что-то другое, то, что она так упорно прячет в глубине своего сердца?***
20 августа 18.. г. Не желая видеть Эрика, Кристина заперлась у себя в комнате и лишь на минутку пустила Мари, чтобы та передала ей завтрак. У женщины было плохое настроение, а одна лишь мысль, что ей придется увидеть самодовольный взгляд своего учителя, заставляла её кипеть от злости и бессилия. Тяжелые раздумья обуревали душу Кристины, и она, чувствуя необходимость излить свои переживания хоть в какой-то форме, судорожно зарыдала. Сквозь слезы перед её глазами всплывали воспоминания о её недолгой жизни, и в каждом событии женщина находила злой рок или насмешку судьбы. Всё, что легко приходило, так же легко и уходило; лишь полученное тяжким трудом доставалось женщины в безвременное пользование. Ей казалось, что с Раулем было именно так и теперь она можно идти по жизни с улыбкой, осознавая, что её женское счастье достигло апогея блаженства и радости. «В моей жизни было три мужчины: отец, Рауль и Эрик. Каждый из них мне дорог и близок, каждый внес в мою жизнь что-то новое, пусть и не всегда это новое приносило мне радость. Рауль… Я не жалею ни о чем и никогда не буду жалеть о своем выборе: эти пять лет я жила в достатке и любви, у меня было всё о чем только можно было мечтать. Пытаться сейчас убедить кого-то в том, что Рауль был плохим мужем, будет бесчестно с моей стороны. Я никогда не слышала от мужа ни одного упрека или замечания в моей адрес, он не повышал на меня голос… Но Эрик, Эрик! Почему я так и не смогла избавиться от ощущения, что мне не хватает его незримого присутствия? Его поступки были ужасны, он же убийца, а я все равно хотела услышать его голос, почувствовать, что он находится в добром здравии и не нуждается в моей помощи. Кого я обманываю — ему никогда не была нужна чужая помощь, он всегда находил выход из любой проблемы сам. Сам… Везде и всегда он был один, он доверил мне свою душу, а я… Нет, нет, не могу, не могу! Почему Рауль мне изменил, за что он так со мной поступил? Из-за того, что я была мила к Жоржу? Или из-за того, что видел мои страдания по Эрику? Кого я обманываю! Чувства к Жоржу и Эрику совершенно не похожи на чувства к Раулю: Жорж всегда был для меня мил, но я бы не стала даже помышлять о физической измене с ним, а Эрик… Он дорог мне, близок, но пока я с трудом могу представить семейную жизнь с ним или хотя бы какое-то подобие сосуществования с этим человеком. Рауль настолько близок мне, как человек, мужчина, настолько знаком, что… Боже, неужели он превращается для меня лишь в доброго брата? Что же я испытываю на самом деле к этим людям, кого я способна отпустить от себя, а кого — нет? Кого бы я на самом деле хотела видеть бы отцом своих детей? Быть матерью… Рауль целенаправленно лишает меня этой радостной доли, скрывает истину, будто бы не знаю правду. Что же, раньше я была готова смириться с тем, что это временно, что пока так нужно, но теперь все поменялось и я не намерена мириться с этим. Развод… Конечно, Рауль вел дела и с юристами, и нотариусами, поэтому подготовить в тайне от меня бумаги он вполне мог, но зачем? Зачем делать всё тайно, если нет чувств и можно сказать о разводе напрямую? Я не имею за душой ничего, претендовать на состояние де Шаньи мне не позволит совесть, унижаться перед Раулем и молить о сохранении брака я бы не стала. Ангел не стал бы врать так открыто и придумывать что-то, не имея на то доказательств. Эрик сказал про измену… Но когда, когда это могла произойти и кем была моя соперница? Если только… Если только та женщина, что постоянно приходила в редакцию к Раулю и преданно заглядывала ему в глаза, да так, что это переходило все рамки», — Кристину передернуло и она фыркнула от негодования. В своё время жена одного из репортеров, пользуясь популярность и, как следствие, привилегированным положением своего мужа, стала часто заглядывать на работу к своему благоверному, не забывая любезничать с де Шаньи, покорно и преданно заглядывая в его глаза. Она была красива — если не сказать опасно красива, — но на её лице не было ни одной мысли, ни одного движения разума. Её красота была пуста, но разве мужчин в большинстве случаев волнует данных факт? Кристина недолго терпела вылазки этой женщины — буря не заставила себя ждать и она высказала всё, что думала о Рауле, который, то краснел, то бледнел, вспоминая ту странную женщину. Та женщина всё равно крутилась вокруг де Шаньи, делающего вид, что это в порядке вещей, и в какой-то момент, Кристине стало безразлично, заходит ли эта выскочка в редакцию, как реагирует Рауль на жеманства глупышки — в душе графини образовалась какая-то пустота, появившаяся совершенно внезапно после мучительной боли и ревности. Но прошло время, и Кристина больше не слышала о своей сопернице и не ощущала её мимолетного следа: Рауль перестал отводить взгляд после того, как возвращался из редакции, в колонках пропала подпись «Ж. Рейе» — незадачливого муженька той женщины, исчезли короткие смешки в редакции при виде графини. «Эта была она, теперь не остается сомнений, — Кристина потерла виски, превозмогая желание стиснуть свою голову руками и громко завыть. — Как я могла быть такой дурой! — сетовала несчастная, надрывно рыдая от заполняющей душу боли и тоски. Нет, изменить он мог ей только, если был пьян, определенно это так! Разве он пошел бы на той шаг, будучи в трезвом уме и здравой памяти? Как бы он потом смотрел в мои глаза, говорил слова любви, целовал свою жену, если эти же губы целовали ту ведьму? Так-так… Он только два раза на моей памяти был в беспамятстве, о да, два тех ужасных мгновения: после какой-то мужской посиделки у Жоржа и в тот день, когда я решила устроить небольшую перестановку мебели — как раз привезли необычайный гарнитур насыщенного оттенка из мореного ореха. Рауль неожиданно куда-то исчез, и даже не предупредил меня о том, что уедет… Боже, когда же это было, когда же… Где-то полтора года назад они с Жоржем праздновали какое-то событие в тесном мужском кругу без женщин, а мебель мне привезли на следующий год летом, в июне, да-да, именно тогда. Выходит, что между первым и вторым загулом прошло около года. Нет, не может этого быть, он не мог мне соврать, не мог на это решиться! Неужели Эрик прав, неужели так женщина и Рауль…» Кристина резко повернулась и посмотрела на своё отражение в зеркале, словно там она могла найти ответы на ужасающие её разум вопросы. Но на неё взглянула перепуганная, взлохмаченная женщина с тёмными тенями под глазами, оттеняющими бледное лицо. — Если это правда, если всё так, как он сказал, я никогда тебе этого не прощу! Слышишь ты меня или нет, Рауль, но знай, я тебе этого никогда не прощу! — взревела несчастная, яростно колотя кровать маленькими кулачками.***
21 августа 18.. г. Кристина и Эрик сидели в небольшой беседке, скрытой от посторонних глаз кустами и невысокими деревцами, образующими живую изгородь. Беседка очень удачно располагалась за домом, с которым её соединяла стеклянная терраса, поэтому получив разрешение Призрака, после обеда Кристина предпочитала отдыхать именно там, а не в своей комнате. В этот день Эрик решил присоединиться к своей пленнице, намереваясь выяснить их дальнейшее сосуществование и уточнить отношение Кристине ко всему происходящему между ними. — Эрик, я хотела бы спросить у тебя… если ты, конечно, позволишь мне задавать вопросы столь личного характера, — Кристина замялась, ощущая как краснеют её щеки, — ты до сих пор любишь меня? Мужчина вздохнул, горестно взглянув на нежное лицо своей собеседницы. Он не знал, нужно ли произносить свои пылающие мысли вслух, нужно ли так скоро повторять заученный вдоль и поперек сценарий их любви? — Эрик давно заметил, что с Вашим голос происходит что-то не то, он даже при разговоре звучит глухо, — надрывно ответил мужчина. — Вы бросили свои занятия музыкой? — Зачем уходить от вопроса? Знаю, я слишком… — Слишком бестактны? Да, Ваши манеры в браке с де Шаньи действительно ухудшились, — прошелестел Призрак. — Я не обижаюсь на тебя, о нет, не обижаюсь. Я знаю, какую бурю разбудила, задав этот вопрос, но мне действительно нужно узнать ответ на него. До сих пор мне не ясно, кто ты для меня — друг или всё же, к моему глубочайшему сожалению, враг. Он подскочил, нервно одергивая на себе сюртук. Сама мысль о том, что его могу считать врагом, ввергло его в бешенство: — Врагом? Разве я когда-то был тебе врагом? Разве бедный Эрик делал что-то тебе во вред? О, я всегда был на твоей стороне, прощал тебе любую оплошность и даже нелюбовь к себе тоже простил. Люблю ли я тебя? Неужели ты сама не видишь, не ощущаешь, что я испытываю, когда вижу тебя, когда ты прикасаешься своими маленькими пальчиками, совсем чуть-чуть, незаметно и незримо, к моему плечу? О, жестокая! Ты была всегда главней женщиной в моей жизни, всегда! Я больше не стану требовать твоей любви, твоего внимания, ибо не имею на это никакого права, да и ты не можешь требовать от меня ничего взамен, но разве не могу оберегать тебя, защищать от этого дурного развращенного мира? Разве твой муж защитил тебя от насмешек великосветских куриц, когда ты плакала по ночам в подушку? Он поддержал тебя, когда ты хотела подружиться с соседями, но те презрительно отвергли любые твои попытки на хотя бы худой мир? Что он сделал для тебя? Ты не знаешь и капли тех мук, что я испытывал, видя, как ты проливаешь слезы и как печаль вуалью закрывает твое лицо… Любит ли тебя Эрик, Кристина? Как можно так жестко ошибаться… — рыдая, прогремел Эрик. Его состояние в тот момент было сложно описать: он и скорбел, и гневался, и надломлено ждал решения своей нелегкой судьбы… Неожиданно Кристина подскочила и крепко обняла метущего гром и молнии Призрака. Она сделала это так легко и непринужденно, будто ей каждый раз приходилось обнимать этого рассерженного на жизнь мужчину. В её объятьях не было ни страсти, ни огня, это были скорее нежные, дружеские объятья, но сердце Эрика сжалось и так учащенно забилось, что он не мог дышать. — Знаю, знаю! Прости меня, умоляю, прости… — Кристина уткнулась носом в грудь Призрака, скрывая от него свои глаза. Она сама не ожидала от себя такого проявления чувств, но почему-то ей казалось, что это был самый лучший выход из ситуации. — Я скучала, учитель. Да, я скучаю по Вам, по Вашим наставлениям, урокам музыки… Я скучала по тебе, Эрик, по твоему вспыльчивому характеру, и, конечно, по Призраку Оперы, но в меньшей степени. Я виновата перед тобой и никогда не смогу загладить свою вину, потому что прошлое не вернуть, а настоящее… еще запутанней. Пойми меня, после всего того, что произошло, мне тяжело кому-то доверять и открывать свою душу: теперь я уже не та наивная девочка, и красивыми словами меня сложно удивить. Но я чувствую, что нужна тебе сейчас больше, чем когда-либо, понимаешь? Хотя кого я обманываю — ты тоже мне нужен сейчас, нужен, как никогда. Можешь представить себе, но твоя грубость с какой-то маниакальной заботой мне приятна. Я вновь дышу, вновь живу, вновь ощущаю, что могу петь. Петь… Как давно я этого не делала, верно, моё горло уже и не помнит, что это такое… Ты бы хотел услышать вновь как я пою? Хотел бы? — Да, хотел бы, но выдержу ли я это? Выдержу ли такую муку? — Эрик закрыл лицо руками, словно пытался спрятаться от мира и самого себя. Но разве спрячешься от правды, когда душа разрывается на части? — Что произошло на самом деле, Учитель? Почему я здесь? — нежно спросила женщина. — Причин много, не все Эрик может рассказать. Или… Кристина поймет? — Пойму, Эрик, пойму, — всматривалась в его сгорбленную фигуру и чувствовала, что впервые за последние дни может услышать что-то важное. — Ох, знаешь ли ты в какой клубок интриг, зависти и лжи ты попала? Представляешь ли насколько порочен может быть человек? Твоим доверием воспользовался тот, кого ты считала другом, соратником. Ты даже… — Эрик вскинул огненные глаза на женщину, и та невольно отшатнулась — настолько пугающим, жестоким и озлобленным был его взгляд, — даже думала о том, чтобы уйти к нему от мужа! Я всё знаю про него, про этого сумасшедшего. Ты думаешь, он просто так появился в твоей жизни, просто так ворвался ураганом, сметая всё на своем пути? Эрик знает о нём… Даже то, что он так тщательно, как скупец золото, скрывал в тайных углах своей темной жизни — свои секреты и свое прошлое. Те люди не стали бы врать мне, поверь, его безумство намного страшнее моего, ибо он тщательно скрывает всё свои мотивы и поступки. Кристина вскрикнула от неожиданности. Она испытала смешанные чувства в миг страшного обвинения: оскорбленная до глубины души, она ощущала стыд, вину и какое-то пугающее безразличие к судьбе своего мужа. Была ли она честна с собой? Как Эрик могу узнать то, что даже она боялась произнести вслух? — О ком… о ком ты говоришь, я не понимаю? Я требую объяснений! Разве я заслужила такие обвинения? — О господине де Превиле, конечно, о ком же еще! Этот мерзавец, шут, подлец… Хорошо он всех одурачил, не правда ли? Скажи, ты влюбилась в него? Влюбилась? О, я вижу по глазам, всё вижу… — Эрик облизнул губы и как-то недобро улыбнулся. — Что же, отвечу на твои вопросы, дорогая Кристина: да, ты заслужила такие обвинения. Да, я знаю всю правду, хотя ты никогда и никому не говорила о своем отношении к месье Жоржу. Откуда тогда я знаю? О, потому что этот тип только этого и добивался. Представь только на минуту, что он задумал… Нет. Не сейчас. — О чем ты, я не понимаю… — женщина потеряла нить разговора и теперь прислушивалась к каждому слову пытаясь уловить мысль учителя. — Он — безумец и убийца. Ты же знаешь, что его жена умерла, верно? Это произошло не по воле судьбы, а от его руки. Да-да, это он её застрелил, он!