Только победа. Часть 3. Танец Огня

Бывают места, которые будто законсервировали в себе наши прошлые «я». Тебе может казаться, что всё позади. Что ты изменился, вырос из своей прежней шкуры, отбросил ее, как отживший кокон, и упорхнул на крыльях куда-то в новый мир. Даже воспоминания незаметно отодвинулись на задворки памяти, и когда ты оглянулся — обнаружил лишь набор плоских фотографий на месте некогда занимавших весь твой мир дел и проблем. ...Временами даже страшно становится от того, как быстро стираются из памяти лица людей. Ты делил с ними дни, веселье, борьбу, а порой и слезы — и вот теперь, сидя под другим небом где-то в ином уголке света, даже не можешь ясно воскресить перед глазами их черты. Или то и дело натыкаешься на дыры в памяти о событиях. Какие-то детали постоянно ускользают — в те редкие моменты, когда ты останавливаешься и пробуешь оглянуться назад. Эти моменты редки не потому, что ты предатель. Просто новая жизнь стремительно вторгается в твою голову, требуя места, оттесняя прежнюю в архивы. Новое небо льется в тебя безграничной, невозможной синевой, горизонты раздвигаются и почти исчезают в светлой дали. Постоянно оглядываться назад? Поддерживать общение? Сначала ты обещаешь себе это. Но вдруг обнаруживаешь, что минули месяцы. Что ты — уже не тот. И что ты больше не нуждаешься в тех людях, которые прежде составляли часть тебя. Ну, за редким исключением... Юкимура понял это где-то через пару месяцев своей жизни во Франции. Улетая, он думал, что обязательно позвонит каждому товарищу по команде, поговорит и все объяснит. Что будет постоянно держать связь и переживать за их успехи. Суета закрутила его на какое-то время, но он дал себе слово, что чуть позже обязательно всем напишет. Да, вот только немного разберется со свалившимися на него нереальными объемами учебы на чужом языке... Затем пошли тренировки и турниры. Когда он снова вспомнил про так и не выполненные обещания, то оказалось, что прошло уже много недель. Как они успели пронестись?.. Национальный чемпионат в Японии давно завершился, потекли обычные школьные будни. И Юкимура понял, что опоздал. Что его объяснения никому больше не нужны — как остывший кофе, покрывшийся противной пленкой. Команда уже давно (бог знает как) переварила его исчезновение, перешагнула через это и стала жить дальше. Новой жизнью. Без него. Писать или тем более звонить кому-то теперь казалось полной нелепостью. Юкимура чувствовал себя задницей — и вдвойне из-за того, что почувствовал себя ею только теперь. Но толку было себе врать? Да, все эти люди (за исключением Геничиро и, пожалуй, Ренджи) остались в той, другой жизни Юкимуры Сейичи. Они и сейчас были по-своему дороги, но теперь они были прошлым. С прошлым нет нужды регулярно общаться. Так он думал весь этот год. Цинизм помогал убить чувство вины. В конце концов, они уже не те сентиментальные подростки, что казались друг другу роднее братьев, с одинаковой теннисной страстью, текущей в жилах, и одним на всех именем — Риккай. Теперь каждый живет своей жизнью, своими мечтами. И это естественно. В прошлое нельзя вернуться. ...Юкимура понял, что, может быть, несколько ошибался в своей категоричности, когда вновь вдохнул запах ветра с Тихого океана. Что-то есть в воздухе Канагавы — смесь ароматов трав и деревьев? Морской соли и водорослей? Японской еды из летних кафе? Так случайно уловленный аромат старого парфюма мигом воскрешает в памяти связанные с ним времена и события. Запахи — как машина времени. Юкимура всегда был к ним чувствителен. Потом были школьные корты. Санада. Родные улицы. Дом, в котором ничего не изменилось. И где-то здесь, наверное, жило всё это время то прошлое «я» Юкимуры Сейичи, которое он поспешил похоронить. Словно призрак из городских страшилок, оно забралось в его тело, должно быть, когда-то в сумерках. По-хозяйски там расположилось. И вот теперь ревниво пихается с «французом» в его душе, то и дело норовя выпинать этого циника из своего законного обиталища, но тот упирается. Им предстоит как-то уживаться вместе. — Перестань кусать губы, Сейичи, — шепчет Санада, пока они ждут остальных в дальнем углу огромного кафетерия у панорамного окна, выходящего в сад. Идут занятия, здесь пусто и тихо, лишь доносится отдаленное эхо посудного звона из кухни. Но скоро потянутся люди... И, конечно, уже к обеду весь Риккай будет жужжать о его возвращении. Почему он не решил собрать команду в раздевалке, без лишних глаз? Юкимура сам не знает. Может, он просто трус, и его испугали мысли о гнетущей тишине маленького пространства и о невыносимой тяжести полудюжины взглядов, сошедшихся на нем?.. Как он будет говорить с ними? Какие слова найдет? Юкимура не представляет. В его голове пустота. Еще немного, и он не выдержит этого ожидания. Сбежит. Геничиро не позволит... Но Геничиро можно отвлечь. Они запрутся где-нибудь в туалете и... Юкимура спешит остановить воображение. Прошедшей ночи было мало, так мало. Но она разворошила в нем чувства и потребности, которые почти невозможно теперь заглушить и контролировать. Особенно когда вокруг никого, и можно проводить пальцами по его бедру, смотреть в эти карие глаза, похожие на расплавленный шоколад, и тонуть... Вот только реальность не отключишь. Она вновь дает о себе знать — в лице Бунты и Джакала. Они появляются первыми: по-прежнему медноголовый, но чуть более патлатый Маруи вытянулся и похудел, а Джакал зарос мелкими смоляными кудрями, став немного напоминать Читосе. Сияя белозубыми улыбками, они налетают на Юкимуру с обеих сторон, треплют по голове, хлопают по плечам и, не дав опомниться, начинают что-то наперебой говорить. То рассказывают про себя, то засыпают вопросами его. Юкимура ошарашенно отвечает. И не может понять, почему эти двое так себя ведут. Где здесь подвох. Может, Санада как-то успел их подговорить незаметно? Пригрозил чертовой кучей штрафных кругов? Но широкие улыбки сияют так открыто, что у него перехватывает в горле. — ...И Нио такой говорит: «Честное слово, я вообще его впервые вижу! Я понятия не имею, кто это такой! — взахлеб рассказывает Бунта какие-то истории. — Мы всего-то пару раз на репетициях пересекались, он работает в другом крыле на звукозаписи!» Хахаха! Мы с Джакалом уже в конвульсиях бьемся, чтоб не заржать! Ягю такой сурово поправляет очки... — Ты бы видел эту сцену! — вставляет сквозь смех Джакал. — ...и невозмутимо говорит: «Сбой в логической цепочке, Нио-кун». Официальным таким голосом! Хаха, Маса уже бедный не знает, как выкручиваться... — Зато на следующий день как ни в чем не бывало вместе приходят на тренировку, — смеется Джакал. — И весь день рядышком... — Ну, они как помирятся после ссор, так будто порхают. Даже играют лучше. Кстати... так вы, ребята, тоже того? — жизнерадостно интересуется Маруи. Слава богу, немного понизив голос: в кафетерии уже начинают появляться другие ученики. Санада напрягается. Юкимура решает, что врежет ему, если он сейчас начнет отпираться и открещиваться. Ей-богу, врежет. Но Геничиро огорошивает его своим твердым и лаконичным: — Да. — Ну наконе-ец-то! — тянет Бунта. — Долго же вы друг другу мозги шили! — Так Масахару правда в актеры решил податься? — меняет тему Юкимура, не горя желанием обсуждать свою личную жизнь. — Вроде бы. Он нагнал таинственности, так что мы сами толком не знаем... О, вон они! Сейчас сам его и расспросишь. Появляются Нио и Ягю. Юкимура хотя бы от них ждет какого-то более серьезного разговора, но мигом понимает, о чем говорил Бунта. На лицах обоих абсолютно счастливое и безмятежное выражение. Он-то думал, что вся команда спать не может — злится на него, исходит обидой и ненавистью. Теперь понятно, что Юкимура переоценил собственную важность. У людей течет своя жизнь, которой они наслаждаются. И вся сцена приветствия повторяется, пожалуй, лишь чуть более сдержанно, главным образом из-за Ягю. — ...Да ладно, — Нио хлопает Юкимуру по лопатке. — Я сразу догадался, что он сделал это, чтобы растормошить нашего непробиваемого бучо. Санадины щеки горят. Юкимура знает, как тот не хотел выносить их личную жизнь на командный совет. Но кто же предвидел, что это собрание получится таким... неформальным? Обсуждать вместо тенниса отношения друг друга... Нет, это точно какой-то новый Риккай. — Честно говоря, я не ожидал, что вы так легко к этому отнесетесь, — наконец признается Юкимура. — Спасибо, ребята. Всё же я виноват и хочу хоть теперь извиниться, что бросил команду так внезапно. Эти слова даются ему неожиданно легко и искренне. Нио вешает руку ему на шею, Бунта хлопает по плечу. — Это было неожиданно, конечно, но и нам дало урок, — дипломатично говорит Ягю, поправляя очки на переносице. — Заставило задуматься о своих целях и мотивациях. — Точно, — кивает Нио, — мы ведь уже не дети, мамочка! Юкимура пихает его в ребра; тот ржет, уворачиваясь. — Если серьезно, — говорит Масахару, отсмеявшись, — то все мы действительно изменились. Случись такое в средней школе, я бы тебе врезал, наверное. А как еще? В то время мы жили и дышали командой, помнишь? Я вот из тех лет только один теннис и помню, он был всем, целой жизнью. Но сейчас у нас появляются свои цели и планы, и это нормально. Школьные турниры — конечно, это здорово, но начинаешь осознавать, что на них свет клином не сошелся. Так что я прекрасно понимаю твое решение. Нам всем пора думать о собственном будущем. Юкимура как будто слышит в его словах подтверждение того, о чем сам старательно думал весь год. Казалось бы — радуйся. Но что-то в этой речи Нио, в легкости его тона, в легкости атмосферы за столом и поведении ребят его неприятно задевает. Задевает то его «я», которое вернулось к жизни вчера. И в следующий миг Юкимура понимает, что. Это больше не команда. Это компания приятелей, любовников, друзей, но это — не команда. * * * Наконец появляется Янаги — когда кафетерий уже полон народу, и многие (главным образом девчонки) косятся в их сторону, оживленно перешептываясь. Юкимура наивно надеялся, что его не будет так заметно в окружении команды. Но он забыл, какое пристальное внимание они всегда притягивали, и что фанатки замечали каждую мелочь — вроде чуть изменившейся укладки у Бунты или новой царапины где-нибудь у Акаи на ноге. Во Франции с этим было как-то попроще, и Юкимура не ощущал себя чертовой поп-звездой. Конечно, на него и там смотрели, но совсем иначе. Здесь же фанатки подойти и просто пообщаться почти никогда не решались — будто сами провели между собой и кумирами непроходимую границу. Янаги первым же делом сообщает: — В Учебном Совете сказали, что все документы оформлены. Поздравляю! Теперь ты официально в Риккае. — Ура! Давайте выпьем за это! — радуется Бунта. — Лучше съедим, — практично поправляет его Джакал. Они берут себе обед. Ягю достает аккуратное бенто. С появлением Янаги разговоры незаметно перетекают ближе к теннису, и атмосфера немного меняется. Даже беззаботный Маруи становится малость серьезней. Может, Юкимура погорячился с выводами? Так быстро люди не меняются, и теннис всё еще имеет для них значение. Как и успехи команды. Даже если это просто привычка. Акаи всё нет, но Бунта говорит, что тот обещал появиться. Юкимура не питает особых надежд. Едва ли он покажется после вчерашнего... Вот уж кто точно не готов спустить это дело на тормозах и всё ему простить, как остальные ребята. Значит ли это, что для Акаи команда по-прежнему важна, если он так злится?.. Ренджи выуживает из сумки и кладет на стол какие-то распечатки. — Вот, раздобыл официальную турнирную таблицу. Мои прежние данные подтвердились, в первом туре играем с Киото, старшая школа Рицумейкан. Юкимура пододвигает табличку. Изучает ее некоторое время. В этом году участвует несколько незнакомых команд с западных префектур и Хоккайдо, но в целом расклад привычный. — Плохо, — говорит он наконец, прикинув в голове исходы некоторых встреч. — При таком посеве мы можем столкнуться с Сейгаку уже в полуфинале. — С Эчизеном у них в составе будет минимум три игрока мирового уровня... — кивает Ягю. — Так что сомневаюсь, что кто-то сумеет их остановить до встречи с нами. — Ренджи, твоей задачей будет выяснить расстановку в Сейгаку на матчи с нами, — говорит Юкимура. — Конечно, пока рано что-то загадывать, но обдумать варианты уже сейчас не помешает. — Я не стану больше играть с Тедзукой, — сразу отсекает Санада. — Хоть с Эчизеном, с кем угодно, но только не с Тедзукой. Юкимура смеется: — Нет уж. Эчизена я беру на себя. Неплохо было бы прощупать его форму перед международными. Но насчет Тедзуки... Не уверен, что ты сейчас в состоянии его победить. Последний год он провел на высоте. Мне не доводилось с ним сыграть, но в Милане я наблюдал пару его матчей. Я бы и за себя не поручился, а уж зная, насколько он неудобный соперник для тебя... — И что ты предлагаешь? — У нас есть «убийца левшей», если ты забыл. — Акая? — таращится Санада. — Против Тедзуки? Ты в своем уме? Юкимура жмет плечами. — Почему бы нет? Ему понравится. Кто еще готов взять на себя Тедзуку?.. Я играю против Эчизена, это не обсуждается. Санада вздыхает и трет лоб. — Да не собирается он возвращаться, Сейичи, — неожиданно говорит Янаги. — Это был всего лишь слух. Юкимура удивленно оборачивается к нему: — Как это?.. — Я слышал, Момоширо клялся, что Эчизен сам ему это написал, — вставляет Маруи. Ренджи жмет плечами: — Садахару говорит, его аккаунт взламывали. Сам Эчизен даже ни о чем не догадывался. Похоже, он крайне редко заходит в соцсети... Юкимура смотрит на него пристально, сузив глаза. — Взламывали, значит. Ренджи жмет плечами, вылавливая креветки из своего рамена. ...Не сказать, что Юкимура сильно удивлен таким поворотом. Чего-то подобного стоило ожидать от Янаги. Он всегда предпочитал уговорам такие вот скрытые действия. Легенда о возвращении Эчизена, ловко пущенная в интернет и поддерживаемая какое-то время... Повод, который Юкимура ждал. Который появился так вовремя и сдвинул зависшие отношения с мертвой точки. Браво, Мастер, тонкая работа. Юкимура доволен. Ренджи, пожалуй, даже искуснее в таких вещах, чем позволяет окружающим думать... — Так это была деза! — оживляется Нио. — Небось, Инуи руку приложил, как думаешь, Ренджи? — Может, и так, — спокойно жмет плечами Янаги. — Но что им это дало? — недоумевает Джакал. — Мы переполошились, настроились, вон, даже Юкимура приехал... Непонятно, чего они добивались. Но добились в итоге нашего усиления. «Вот не надо развивать логическую цепочку дальше,» — неуютно думает Юкимура. Но тут влезает Нио: — А может, деза — как раз то, что это была деза? Мы такие расслабимся, а тут на тебе — Эчизен. — О! А точно, — с набитым ртом говорит Бунта. — А может... — Ладно, хватит, — решительно вклинивается Санада. — Это значит лишь то, что нам нужно работать в полную силу, независимо ни от чего. Приедет Эчизен или нет — расслабляться в случае с Сейгаку в любом случае фатально. — Что до позиций... — задумчиво произносит Янаги. — Скорее всего, первым номером они поставят Фуджи. — Почему ты так решил? — интересуется Юкимура. — Анализируя Тедзуку. Это в его характере — давать ключевые роли тем, чей потенциал требует раскрытия. Он ментор, учитель по своей натуре. Слабая точка Фуджи до сих пор — его мотивация, это не дает ему пока что подняться высоко в национальном рейтинге. А значит, для роста ему необходимы самые ответственные матчи. — Датамастер с его способностью проницать чужие мозги насквозь, — улыбается Юкимура. — Ты прав, Ренджи. Как обычно. В свой взгляд Юкимура вкладывает «спасибо» за это «как обычно». Ренджи, конечно же, это читает. Легкий «кивок» веками в ответ. Они оба достаточно проницательны, чтобы обходиться без слов. Санада же ничего не замечает. И хорошо — узнай он об этом скрытом вмешательстве Ренджи, скорее почувствовал бы себя оскорбленным, чем признательным. — Посмотрим, — говорит Санада, изучая таблицу. — До Сейгаку еще далеко, сейчас нам нужно сосредоточиться на первом туре. Ренджи, твои мысли по Рицу? — Их сила в парных. Поэтому я предлагаю нам сделать усиление. Нужны нестандартные ходы. — Например? — Я бы предложил вам с Сейичи сыграть первые парные. Вторые — я и Акая. Нио я бы поставил первым в одиночных. Нио присвистывает. Санада смотрит на Янаги недоверчиво: — Ренджи, вы с Акаей не играли со средней школы. — Как раз поэтому. Нас не успели изучить, как наши основные пары, да и ожидать такого не будут. — Только не говори, что вы все это время не играли парные в целях конспирации, — щурит глаз Санада. — Конечно, нет, — и бровью не поводит Янаги. — Ему нужно расти. Парный разряд дает куда меньше очков в международном рейтинге, растрачивать его время и потенциал на это просто не следовало. — Тогда тем более не вижу смысла сейчас, — говорит Санада. — Осенние турниры на носу, ему нужно оттачивать свою игру и выходить на новый уровень, а не отвлекаться на отработку парных. Как думаешь, Сейичи? — Хм. Вреда для его формы не будет, но меня больше волнует его психология. В любом случае, Геничиро, решать тебе. Санада смущенно кряхтит и надвигает козырек бейсболки. В присутствии Юкимуры он невольно забывает, что тот теперь не капитан: если в обычной жизни ему удалось сломать этот порядок, то в командных делах снова дает о себе знать многолетняя привычка к его доминированию. — ...Блин, будто старые-добрые времена, аж ностальгия нахлынула, — невпопад говорит Бунта, подперев подбородок руками. — Сидим едим все вместе, как раньше, обсуждаем Национальный... И Троица в полном составе, спорит из-за стратегии. — Только кое-кто сидит поближе друг к другу, чем раньше, — ехидно замечает Нио. Чертыхнувшись досадливо, Санада отодвигает ногу от колена Юкимуры. * * * Акая задерживается на математике, в кои-то веки покладисто отвечая на какой-то пропущенный неведомо когда тест. Задания довольно ерундовые даже по Акаиным меркам, но он делает вид, что старательно раздумывает над каждым ответом. Может, перемена скоро закончится, и не придется тащиться на этот дурацкий сбор? Правда, хавать жутко хочется. Да и обеденный перерыв слишком длинный, чтобы закончиться так быстро... Наконец он сдает тест и решает, что пойдет. Разве это он должен чего-то бояться и кого-то избегать?! Пусть предатель боится. Кирихара надеется, что команда уже устроила ему теплую встречку. Хотя в кафетерии особо не устроишь... Ха, так вот почему он забил стрелку именно там! Предатель, да еще и трус! Сбегая по лестнице, Кирихара чувствует, как начинает биться кровь в висках и почесываться кулаки. Стоп. Нужно успокоиться. Он ни за что не простит ублюдка, предавшего команду. Но надо держать себя в руках и не психовать так по-идиотски, как вчера с семпаем. Янаги так и не ответил ему ничего... наверное, считает полным придурком. У Кирихары противно ноет в животе, когда он идет сквозь расчерченный солнечными полосами кафетерий. Вокруг стоит гвалт чуть оживленней, чем обычно. Акае хочется сбежать куда-то в тихое место от этой неуютной толпы, которая теперь примется следить за командой под микроскопом с двойным энтузиазмом. И, конечно, за его действиями тоже. Значит, тем более нельзя подавать виду... Акая берет рамен и идет к столу. Бунта машет ему оживленно. Да и вообще все какие-то оживленные и неуместно счастливые. Неужели так легко всё простили? Тьфу. Ну и плевать. Два ублюдка сидят рядышком. Стараясь не фокусироваться на них, Акая садится в самом дальнем конце стола, рядом с Янаги. — Привет, Янаги-семпай, — говорит он осторожно. — Привет, — бросает семпай совсем как обычно. Будто ничего вчера не было. Он, конечно, уже давно собрал все данные и не слишком слушает, что там говорят два ублюдка остальной команде, тыча в какие-то бумаги. Ест рамен, пролистывая статьи в планшете. Акая набрасывается на свою еду, громким хлюпаньем успешно заглушая ненавистные голоса на том конце стола. Его никто не трогает. Тем лучше. Пусть считают его кем хотят — ребёнком, психом, идиотом... Ему плевать. — Семпай... — Акая говорит тихо, не желая, чтобы Ублюдки слышали. Но запинается. Спросить его, почему не ответил на мэйл?.. Глупо как-то... — Семпай, когда мы доиграем матч? — Хм, — спокойно отзывается Янаги, продолжая листать ленту. — На тренировке решим. Акая чуть расслабляется. Под пальцами Янаги мелькают новостные заголовки: «Инагава-кай на распутье», «Громкий скандал в Министерстве Финансов: группировки якудза отрицают свою причастность», опять что-то про Инагава-кай и Ямагучи-гуми... Взгляд Акаи бездумно скользит выше по руке семпая, по загорелой коже со светлой полосой от напульсника. Он замечает несколько родинок и очень старый, едва заметный шрам под локтем. Интересно, откуда?.. Сознание затапливают образы из вчерашнего. Хлёсткая сила ударов, огненный шторм крови в жилах, жар противостояния — без команд, турниров и болельщиков, один на один... Акая гадает, с какой силой эти руки могли бы сжать его плечи, его бёдра. Были бы они нежными на его коже или грубыми и жадными. Он встряхивается и делает глубокий вдох, чувствуя, как теснеет в штанах. Да будь оно всё проклято!.. Плечо Янаги чуть заметно вздрагивает, и пальцы застывают над планшетом. Акая не может разобрать за его ладонью название статьи. Или дело не в статье?.. Дышать становится трудно. Нужно успокоиться. А что, если Нио прав, и Ренджи действительно умеет читать мысли? Акая уже ничего не знает. Где правда, где ложь? Что хорошо и что плохо? Его мир стремительно слетает с катушек, движется в какую-то непонятную пропасть, ему хочется кричать, а Янаги всего в нескольких сантиметрах ни о чём не догадывается и спокойно читает какую-то дребедень... Акая почти рад, когда голос Санады вдруг его окликает. * * * — Акая! Парень вздрагивает и поворачивается к ним. Санада откашливается. Пальцы Юкимуры сжимаются под столом на его бедре. Он чуть качает головой. Не сейчас. Почему? Разве это не было его собственным желанием? Санада помнит их последний вечер на тренировочной базе год назад, и тот разговор на берегу реки. По сути, их последний перед разлукой разговор. Юкимура склонял его доверить Акае решающие матчи, точно так же приводя в пример Тедзуку, как и Ренджи теперь. Санада знает эти намеки Датамастера, которые тот всегда бросает вроде бы между прочим, как хлебные крошки для идущего по следу. Или скорее — как кусочки сыра в приманку для мыши. Это бесит, будто Ренджи считает его таким тугодумом, но приходится признать, что намеки эти всегда оказываются вовремя. — Мы хотим попробовать тебя первым номером в матчах с Рицуджи, — говорит Геничиро. — Э?.. Кирихара так и застывает с открытым ртом. Санада одобрительно хмыкает. Он был слишком слеп и инертен все это время. Ограничивал Акаю и не доверял ему, воспитывая лишь кулаком, требуя результатов и не поощряя его потенциал раскрыться в полной мере. Пришло время исправлять ошибки и дать ему наконец простор. — Юкимура и я сыграем первые парные, Бунта и Джакал — вторые. Вы с Ренджи будете первым и вторым номером в одиночных соответственно. За третью позицию кое-кому придётся побороться. Нио с Ягю растерянно переглядываются. * * * Акая с трудом приходит в себя. Кровь бросается в виски. Что, чёрт возьми, Санада несёт?! Почему ИМЕННО СЕЙЧАС? Почему именно в их последний год — последний раз, когда он может сыграть в паре с Янаги-семпаем на Национальном? Да и вообще — последний раз в принципе?! Акая не питает иллюзий — после окончания школы они вряд ли ещё увидятся. Янаги поступит в Тодай и уедет в Токио. И Акая больше не позвонит. Не попросит помочь с английским. Не позовёт сыграть матч. Не станет придумывать что-то ещё. Потому что он, в конце концов, не полный тупица и прекрасно всё понимает. Но сейчас Санада хочет лишить его этой последней игры? Да какое он имеет право!.. Небось, его надоумил Юкимура? Конечно, своих мозгов у Санады отродясь не водилось! Акая растерянно смотрит на Янаги. Ведь ещё вчера он говорил, что они будут играть в паре! Семпай, скажите что-нибудь. Пожалуйста. Янаги отрывается от планшета и говорит спокойно: — Я предлагал немного другой вариант... но, возможно, Геничиро прав. Ты должен показать всё, на что способен, чтобы пробиться в Большой Шлем. Твой стиль лучше всего раскроется в одиночном. Вот так. Будто издалека Акая слышит рычание, зарождающееся где-то в глубине его горла. Он поднимается из-за стола, кажется, роняя стул. — Это была его идея, да? — кивает он на Юкимуру. Он с трудом узнаёт свой голос, больше похожий на сдавленный рык. — Меня тошнит от того, как вы все перед ним пресмыкаетесь! Мне блевать охота!.. Он отшвыривает стул ногой и уходит. Куда-то в ту сторону, где среди красного тумана должен быть выход из кафетерия. Хорошо. Янаги плевать на парные, он никогда не любил играть парные. Видимо, ни с кем, кроме своего очкастого дружка из Сейгаку. Но зачем он всегда оборачивает дело так, будто делает Акае благо? То же самое было в лагере, когда он снялся с матча якобы затем, чтобы Акая смог остаться. Но разве он просил Янаги о таком «благодеянии»? Он хоть представляет это унижение?! Теперь он заливает что-то про Большой Шлем… — Будь ты проклят со своими отмазками!.. — стонет Акая и бьёт с колена дверь на крышу. Сад наверху тихий и безлюдный — половина учеников уже ушла домой, половина обедает или шатается по двору. Акая проносится по дорожке среди кустов и перевешивается через перила, не зная, куда девать раздражение, скручивающее его нервы в пружину. Оно закипает всё сильнее, всё больнее где-то в животе. Можно было бы поколотить мячом о стену — со всей дури, до кровавых мозолей, до полного опустошения, пока в теле не останется ничего… Но ему сейчас противна одна мысль о теннисе. Впервые. Его начинает тошнить. — Акая… — слышится позади испуганный голос. Он рывком оборачивается. Сакуно стоит с книжкой в руках, рядом на лавочке почти не тронутое бенто. Чёрт возьми, как ей так удается сливаться с окружающим пространством? Он совсем её не заметил, хотя пробежал мимо. — Привет… — Акая спохватывается и понимает, что со стороны это выглядело жутковато: пронёсся на полной скорости и чуть не перевалился через ограждение. И ещё он понимает, что ветер холодит щёки, а мокрые ресницы липнут друг к другу. Он резко проводит по лицу ладонью. Ладно, поздно выкручиваться, она всё равно заметила… — Что случилось? — глаза Сакуно ещё огромнее, чем обычно, в них плещется тревога. — Эм-м, я просто… — Акая сглатывает горечь в горле. Интересно, его глаза всё ещё красные? Она не боится. Не боится стоять здесь на крыше, совсем одна, наедине с красноглазым психом, демоном, или кем там его считают… Он усмехается. — У меня есть обед, если ты хочешь… — с сомнением кивает Сакуно на своё бенто. Видимо, просто не знает, что ещё сказать. Акая не отказывается. Его мутит от одной мысли о еде, но он смирно садится на скамейку рядом с ней и берёт суши из коробочки на её коленях. Он испытующе смотрит на девушку. Всё-таки ей не по себе. Бледная кожа слегка трепещет над жилкой, там, где ещё не отросшие до плеч волосы открывают тонкую шею… Такая маленькая, такая хрупкая, такая невинная. Кажется, именно такие составляют рацион демонов из страшилок?.. — Акая?.. Бенто летит на пол. Его пальцы на этой тонкой шее кажутся грубыми и сильными. Всего лишь одно небрежное движение — и он услышит хруст позвонков… Кирихара нежно проводит пальцами вниз, до тонкой ключицы, и ещё ниже, накрывая ладонью маленькую упругую грудь. Сакуно дёргается. Акая обхватывает её крепко, запечатывает её рот своими губами, языком заглушает сдавленные крики. Пальцы проскальзывают между горячих бёдер. Её в страхе распахнутые глаза совсем близко, так близко, что он видит в них отражение своих собственных, налитых кровью глаз. Её отчаянное сопротивление возбуждает. «Давай, давай! — подбадривают Голоса. — Возьми её прямо здесь и сейчас! Сломай, порви в клочья её чистоту! Отомсти им всем! Отомсти! Отомсти!..» Голос Сакуно прорывается сквозь кровавый туман и переходит в яростный крик. Акая больно ударяется локтем о бетон дорожки. Он смеётся. В этом маленьком теле куда больше силы, чем он ожидал. Ведь он же столько играл с ней. Он даже проигрывал. Как он мог забыть?.. Слёзы и что-то ещё в огромных глазах Сакуно заставляют его смех застыть в горле ледяным комом. Шок. Разочарование. Боль... — Я думала, ты мой друг!.. Крик повисает в тишине лопнувшей струной. Акае отчаянно хочется, чтобы в её стиснутых до побеления кулаках был зажат нож. Или лучше пистолет. Сакуно всхлипывает, хватает вещи, оставив бенто на полу, и убегает. Акая всё ещё подрагивает от смеха, когда остаётся на крыше один. * * * Он сходит с ума. Он знает. Это всё доведёт его до безумия. Надо бежать, пока не поздно. Пока ещё есть возможность вырваться. * * * Кирихара прогуливает химию и идёт сразу на тренировку. В раздевалке всё как всегда. Как в те дни, когда он думал, что всё хорошо. На самом деле, хорошо никогда ничего не было. По крайней мере, не в последние годы. Под поверхностью тут и там, в каждой голове, прятались свои тараканы. Но сейчас ему кажется, будто они оставили в покое остальных и все перебрались в его голову. Тошнотворная идиллия. Нио и Ягю нежно воркуют в уголке. Джакал с Бунтой живо обсуждают какую-то новую стрелялку и счастливы. Юкимура сидит за столом и чиркает что-то в графиках; Санада стоит ближе, чем обычно, и говорит ему что-то, порой тыкая крупным пальцем в листы. Янаги поглощён обматыванием своей ракетки. Его вид непроницаем, как всегда. Ни одно движение, ни один жест не выдают ни грамма информации. Или в чём там измеряют информацию?.. Юкимура первым поднимает взгляд, скорее почувствовав появление Акаи, нежели заметив. Все тут же поворачиваются в его сторону. Но ещё раньше, чем Юкимура успевает что-нибудь сказать, Акая шлёпает на стол бумагу. — Вот. Я ухожу из клуба. Акая обводит Троих взглядом исподлобья. Всё это будто повторение его первого года в Риккае, когда он так же шлёпнул перед ними записку с вызовом. Только сейчас ситуация вывернута наизнанку. Эта история замкнулась в кольцо. Глаза Юкимуры расширены, лицо Санады медленно багровеет. Янаги спокойно бросает взгляд на заявление, лишь на пару секунд оторвавшись от своей ракетки. — Похоже, в этот раз без ошибок, — замечает он саркастично. Кровь бросается в лицо. Ему плевать! Он не верит, что Акая всерьёз! — Акая, ты чего… — осторожно говорит Бунта. — Эй, мелкий… не дури так… — угрожающе — Нио. — Перепсихуй и успокойся, чувак! — Джакал. — Такие решения не принимают на эмоциях, — Ягю. Акая смотрит на Троих. Юкимура поднимается. Медленно и тщательно он разрывает заявление. Его взгляд спокоен. — Я этого не видел. Акая смеётся и достаёт второе. Хорошо, что догадался написать копию! — Можете рвать сколько угодно. Я ухожу! Ноздри Санады раздуваются от ярости. Глаза Янаги закрыты. Акая разворачивается и шагает прочь. Ноги его здесь больше не будет! Он зло хохочет, подпрыгивает и с размаху бьёт дверь. Всё тело вибрирует от злого веселья. Круто получилось. Как у них отвисли челюсти! Наконец-то до них дошло, что он серьёзно! Пускай теперь побесятся. Пускай мучаются и жалеют о том, как всегда к нему относились! Нио пускай вспомнит все свои идиотские подставы! Санада пускай грызёт свои железные кулаки. Юкимура пускай парится над составом за две недели до Национального — как он сам заставил их париться в прошлом году. Кто сеет ветер, пожнёт бурю! Хахаха! Вот только Янаги-семпай беситься не станет. От этого портится настроение. Но даже это не страшно. Акая больше туда не вернётся. А уже совсем скоро они выпустятся из школы, и он никого из них не увидит. И перестанет обо всём этом думать. Обязательно перестанет. — Акая! — настигает его голос уже за кортами. Он подпрыгивает и оборачивается. Янаги стоит в десяти шагах. Его глаза узкие и тёмные, а в голосе что-то металлически-холодное — совсем как в тот вечер. — Ты должен контролировать себя. Это разрушает твой разум, ты же знаешь. Янаги подходит ближе. Акая глотает тяжёлый ком. Лицо вспыхивает жаром. — Я никому ничего не должен, Янаги-семпай. — Ты имеешь право осуждать и ненавидеть Сейичи. Можешь спорить с решениями Санады. Но бросить из-за этого команду? Я не понимаю. — Правда не понимаете, семпай?.. — Акая заставляет себя смотреть прямо в эти глаза, игнорируя мурашки. — А что же ваши Данные? — Мои данные не работают на человеке, который живёт одними эмоциями. Ты сам-то знаешь, чего хочешь? — Знаю! — кровь толкается в виски. Держать себя в руках. Держать. — С этого момента мне больше не нужна эта дрянная команда. И я ей больше ничего не должен. Я пробьюсь сам, семпай! И когда мы встретимся на кортах Большого Шлема — я сокрушу вас всех. Всех троих. Одного за другим. — Акая… — Семпай, — он втягивает воздух и заставляет голос не дрожать. Нужно сморозить какую-нибудь хрень, что-то такое, чтобы семпай отвернулся и ушёл, и никогда больше не приближался к нему. Но Акая не может себя заставить. Только не глядя в эти глаза… — Семпай, забейте. Спасибо за всё. За ингриш, за... теннис… — ох, чёрт, этого не надо говорить, в глазах и так уже щиплет… — Но я правда ухожу. Я так решил. Янаги смотрит на него долго. Взгляд его карих глаз мигом воскрешает в памяти все страшилки Нио о том, почему тот всегда держит их закрытыми. По крайней мере, у Акаи этот взгляд вызывает слабость в коленках. Он не уверен, чего хочет: чтобы семпай схватил его в охапку и приволок обратно в раздевалку — или чтобы развернулся и ушёл. Пусть только не смотрит на него так… Наконец Янаги коротко кивает. — Если это твоё решение, так тому и быть. Акая может только кивнуть в ответ. Горло сдавливает тисками. Он смотрит, как Янаги шагает прочь. Потом сглатывает комок и заставляет себя отвернуться. «Ты идиот, Кирихара Акая,» — пищит в голове. Заткнись! Он поступил правильно. Это не он бросил команду, потому что команды давно уже нет. Есть лишь кучка интриганов, которые хотят им манипулировать... которые могут предать и даже не заметить этого... Ну, а сегодня его ждут настоящие дела. Игрушки в семпаев-кохаев закончились.