Айтишники

Узумаки проснулся, когда вечер уже клонился к закату, разукрашивая стоящий напротив дом рыжими бликами теней. Он заворочался, потерявшись во времени и не понимая сразу, какой сегодня день и где он находится, зевая и разминая затекшие мышцы. Потом сполз с кровати, шлепая босыми ногами на кухню. В холодильнике обнаружился лишь пакет недопитого молока и батон в нарезке – значит, сегодняшний ужин будет таким. Есть не хотелось в основном психологически: избавляющийся от всего лишнего организм не стремился получать пищу, вполне довольный чаем, но Наруто все же сжевал хлеб, устроившись на краешке стула. Итачи по прежнему лежал в комнате. Идеальное общежитие, жители которого не мешают друг другу, сосуществуя в одном месте. Дождливые будни в кои-то веки сменились солнечным вечером, отчего на улице было душно и влажно. Именно поэтому Итачи и лежал голый по торс. Со свежим пластырем на груди. Наруто тихо прошел обратно в свою комнату, но опостылевший диван не вызывал желания даже подходить к нему. В конце концов, впереди еще долгая ночь, которую опять придется провести, считая горящие окна в соседних домах. Наруто вернулся на кухню, просовывая руку сквозь прутья клетки и гладя Зверя по гладкому боку, посидел так несколько минут, но бездействие утомляло. Проходя мимо комнаты Итачи, он задержался в дверях, глядя на лежащего Учиху. Вначале тот держался за грудь, а теперь лежит на месте, как будто заболел. Не случилось ли с ним чего. Итачи заметил замерший образ и повернул голову в молчаливом вопросе. Выдержать зрительный контакт, почувствовать столкновение вопросов, интереса, который не было смысла скрывать. - Посиди со мной, - все-таки выдал Итачи. Просьба заставила разлиться по венам неожиданное тепло. Почти так же, как вчера, когда Итачи спрашивал, можно ли поцеловать его. Может быть, за время, когда Наруто был еще одним домашним любимцем вроде Зверя что-то изменилось. Ведь не просто же так вся эта совсем не обязательная забота, объятия и прикосновения, совсем не похожие на все, что случалось с Наруто до того. Он подошел к кровати, чуть заметно улыбнувшись Учихе, и осторожно опустился рядом, вытягиваясь во всю длину и прижимаясь к теплому боку, обнимая Итачи здоровой рукой. Может быть, ему сейчас просто не очень хорошо, раз сам просит о подобном, и от того хотелось еще больше сделать для него что-то, доказать, что не один и что он, Наруто, совсем не такой, как Саске, отвечающий злом на добро. Итачи положил ладонь на плечо, то ли поглаживая, то ли прижимая парня к себе. Льнувший к боку, Наруто казался почти ребенком. Или потерявшимся человеком. Ладонь поднялась выше, взъерошив волосы, и губы уткнулись в жесткие пряди. Наруто зажмурил один глаз, тихо выдыхая в плечо Учихи и немного радуясь своей молчаливости. Будь все как обычно, он бы, наверное, не рискнул, но пока не задаются лишние вопросы, пока оба они как будто бы идут, ведомые чувствами, разделяя на двоих свое печальное одиночество, можно было обнимать Итачи, гладя ладони и запястья, чувствуя за собой новое право вторгаться в его жизнь наравне со всеми остальными. Скорее всего, когда синяки сойдут и Наруто найдет в себе силы снова говорить, ничего этого больше не будет, но пока оно было по-особенному приятно, уже не заставляя сердце настороженно биться, ожидая подвоха. Пальцы натыкались на расписавшие грудь и ключицы шрамы, отчего Узумаки едва заметно морщился, но по-прежнему не убирал руку. Учиха не пытался отстраниться, напротив повернулся к Наруто, позволяя рекламе говорить на заднем фоне. Он смотрел на черты лица, пытаясь разгадать причину такой перемены, расчесывая пальцами жесткие волосы. В прерывистом свете телевизора провалы глаз казались совсем нездешне глубокими и темными, скрывая за собой цвет сливающейся со зрачком радужки. Глядеть друг на друга, лежа лицом к лицу, было по-своему приятно и даже немного успокаивало. Наверное, окажись Наруто совсем один, запертый в четырех стенах комнаты наедине с собственным страхом и болью, последствия не оказались бы для него столь легко переносимыми. Ежевечерний сеанс тактильной терапии определенно давал свою пользу, успокаивая и отвлекая. Наруто снова улыбнулся краешками губ, жестом объясняя благодарность за все, что делал для него Итачи. Тот наверняка не поймет, или поймет по-своему, как бывало не раз прежде, но забытый в другой комнате телефон не позволял расширить общение. Узумаки приоткрыл губы, готовый уже сказать все, лежащие на сердце мысли, о которых так хотелось дать знать, но что-то внутри останавливало, сбивая с толку, и он, беззвучно пошевелив губам, просто облизнул их, виновато растянув в подобии улыбки. Итачи поймал едва приоткрытые губы своими. Отсутствие слов говорило об отсутствии действительно необходимых причин остановиться. Наруто расслабился в прошлый раз, и сейчас...лежащий рядом сосед казался человеком, готовым понять и принять. Поэтому язык едва очертил линию губ Наруто. Телевизор по прежнему менял цветастые картинки, оставаясь где-то там, в другом мире, из которого Итачи желал исчезнуть. Поцелуй почти не удивил, постепенно принимаемый, как нечто нормальное и естественное. И если поначалу Наруто была противна сама мысль о подобного рода отношениях, то сейчас, абстрагируясь от прошлого и не думая о будущем, в котором его могут осудить, он просто наслаждался успокаивающим мягким теплом губ Итачи, отзываясь и открываясь в ответ на доверие. Изменилось само восприятие этого парня, в котором хоть и осталось по-прежнему много непонятных загадок, но в какой-то мере Узумаки начинал видеть в нем союзника, способного остаться на его стороне, не убегая позорно, едва перевесит личная выгода. Он и так не раз жертвовал ей ради чего-то другого. Разбитые губы покрылись корочкой засохшей крови, трескавшейся при неосторожных движениях, и Наруто понял, что ощущаемая на коже соленая влага – все-таки кровь. Было непривычно странно целоваться, размазывая по чужим губам красно-розовые разводы, тянуться к ним пальцами и почему-то получать от этого непонятное удовольствие. Итачи едва отстранился, проведя пальцами по волосам Наруто. Взгляд скользнул по чертам лица, по зияющим в неровном свете синякам. Неровным теням, которые откидывали покрывшиеся коркой раны на щеках. - У тебя кровь, - сказал Итачи, словно пытаясь объяснить свое положение. Наруто кивнул, подтверждая, что знает и чувствует это. Язык прошелся по губам, пытаясь стереть солоноватые алые капли, а потом Узумаки снова потянулся к Итачи за поцелуем, осторожно обнимая его за плечо. Пальцы вплелись в волосы, стягивая с них красную резинку и рассыпая по подушке. Итачи чуть повел головой, откидывая неустойчивую прядь, спадающую на лицо. Пальцы упирались в угловатые плечи. Даже по ощущениям Итачи понимал, что Наруто примерно такой же комплекции как и он, поэтому и удивился возрасту. Губы едва спустились ниже, к шее. Не хотелось причинять необоснованную боль. А мальчишке, судя по всему, не хватало внимания… И это ему мог дать Итачи. Вчера любые попытки выйти за рамки не вызывали симпатии, отчего Наруто только сжимался, отводя в сторону исследующие тело пальцы, но сегодня напряжение последних дней начало сходить на нет, требуя замены негативных эмоций чем-то более ярким и положительным, чего и так не хватало в последние годы. Истосковавшийся по ласке организм отреагировал почти сразу, и вырвавшийся сквозь зубы тихий долгий вздох был тому подтверждением. Наруто прикрыл глаза, позволяя Итачи вести эту неторопливую игру самому. В конце концов, если включить фантазию, можно поверить, будто вместо него рядом с Узумаки оказалась какая-нибудь девушка… Но заменять реальность иллюзорными выдумками почему-то совсем не тянуло. Итачи не трогал Наруто, лишь целовал, опираясь на руку, вжатую в матрац между ними. Губы коснулись островка кожи за ухом, и потом спускались ниже. Итачи не говорил ни слова, лишь изредка поправлял непослушную прядь. Отчасти действия Итачи были не похожими на мужские, как и общая линия его поведения. Сказывались годы наблюдения за женщинами, с целью воссоздать образ матери для Саске, сказалась и его роль, выбранная Пейном...да и Наруто от него требовал именно этого. Телевизор отвлекал от общего настроя слишком резкими вспышками света, громкими звуками и быстрой речью, невольно заставляя слушать себя, чем вскоре окончательно достал. Наруто вывернулся, отстраняясь от Итачи, и, перегнувшись через него, нашарил на другой стороне кровати пульт, выключая телевизор. В комнате стало чуть темнее и ощутимо тише, но теперь ничего не отвлекало от происходящего. Узумаки больше не собирался принимать решения полуслучайно, не задумываясь и не заботясь о происходящем. Слишком уж большими неприятностями это оборачивалось потом. Он вернулся на свое место, пальцы снова очертили скулы Учихи, огладили щеки и, наконец, легли на губы, заменяя этим поцелуи, от которых все еще делалось больно. Итачи еще раз взглянул на телевизор, словно привычная часть интерьера вдруг исчезла. Некое подобие паники так и не разрослось. Он целовался неспешно, не надавливая и давая передышки, пока они оба дышали. Итачи держался на руках, отчего на тусклом свете окна, он действительно походил на девушку. Как-то вышло, что немного поменялись ролями, и Итачи нависал над Наруто сверху, осторожно прижимая к кровати. Вызвавший вначале настороженную подозрительность жест не нес угрозы, не давая воспринимать Учиху, как желающего совершить что-то, заведомо неприятное. Он умел чувствовать грани дозволенного каким-то особым чутьем, отделяя действительное от желаемого. Наруто протянул перемотанную бинтом руку к виску Итачи, отводя в сторону закрывающие лицо волосы и задерживая их так. Другая ладонь легла на шею, осторожно, будто ожидая разрешения спустившись ниже, к груди, а потом нащупала тонкий край пластыря. Узумаки нахмурился, понимая, откуда могла взяться и что значит эта отметина. Он подцепил уголок ногтем, чуть потянув вверх: не отрывая, а просто обращая на него внимание и как бы спрашивая Итачи о причинах его появления. Неприятная тянущая боль от задетой незажившей раны заставила отстраниться и взглянуть на руку. Смешанные новые чувства пришли на ум, словно абсорбируясь и концентрируясь на тонкой линии, разрезающей разум и казавшейся нереальной. Итачи прикрыл глаза, отчего ресницы едва дрогнули, а на веке возникла картинка, которая вряд ли должна была произойти. Слишком откровенно. Непозволительно...для Наруто. - Я не причиню тебе боли, - произнес он на молчаливый вопрос, который снова был прочитан не так. Наруто качнул головой, не убирая пальцев от груди Итачи, и склонил ее набок, по-прежнему вопросительно глядя в черные глаза. Уголок пластыря слегка отставал от кожи, оттянутый в сторону, и Узумаки досадливо куснул губу из-за взаимного непонимания. Без слов Учиха интерпретировал жесты и действия Узумаки совершенно по-своему. В темноте синие глаза казались черными, а не почти голубыми, волосы, становились серовато-серебрянного оттенка, теряя свою яркость. Взгляд улавливал какие-то детали с Пейном, схожесть с Саске и непохожесть на них всех. Это был Наруто, который заставлял едва дернуться, когда пластырь отлип. Пластырь остался в руке, а на губах появилась растерянная полуулыбка. Наруто вовсе не собирался отдирать его с кожи и теперь неуверенно перекатывал в пальцах, не зная, куда девать. Он попытался приклеить его обратно, но тот не держался, почти сразу же отваливаясь. Зато под белым кусочком обнаружилась неожиданная деталь в виде свежего прокола, занятого пирсингом. Маленький намек на собственничество, оставленный понятно кем. Наруто сердито надул губы, неодобрительно косясь на бросающееся в глаза украшение. Недовольство казалось граничило на грани с осуждением, которое Итачи привык принимать на свой счет. - За прогул, - коротко ответил Учиха, слыша, как легко слова слетают с губ. Он не корил Наруто за то, что пришлось тогда отключить телефон и провести время с ним, но Пейну было тяжело объяснить, поэтому и наказание было соразмерным. Странно вообще было лежать здесь и рассказывать какие-то значительные мелочи, которые по сути никому не были нужны кроме него самого. Наруто притянул Итачи ближе к себе, поморщившись от боли в синяках, и обвил руками шею, аккуратно выбираясь из-под Учихи и кладя его на подушку рядом с собой. Услышанное объяснение ни с чем не примирило, заставив только испытывать больше неприязни к человеку, позволяющему себе настолько близко влезать в чужую жизнь. Итачи послушно лег рядом, едва отводя от себя волосы, упавшие на лицо. Он не совсем понимал Наруто и если тот решил взять инициативу в свои руки, то пусть так оно и будет. Наруто приподнялся, садясь на кровати, а потом перекинул ногу через бедро Итачи, устраиваясь на нем сверху и склоняясь к груди. Пальцы подцепили металлическую штангу, уже не особо видную в темноватой комнате, но он упорно теребил ее, пытаясь вытащить из плоти. Это стало делом принципа. Узумаки и так с трудом мирился со всем, происходящим между этими двумя, и когда Пейн или кто-то из его компании вдруг вздумал по своей прихоти уродовать тело человека, пусть и согласного на многое, но не принадлежащее ему безраздельно, в голове включался какой-то упертый режим «назло», заставляющий вытаскивать сейчас украшающую грудь серьгу из тела. Итачи положил ладонь поверх руки Наруто, прижимая и не давая шевелиться. - Не надо, - довольно жестко сказал Итачи, хоть голоса и не повышал. Это приносило боль и несло какой-то непонятный для него смысл, не приносящий никакой выгоды или не находящий оправдания. Наруто послал ему тяжелый взгляд из-под челки, второй рукой перехватывая его руку и так же предупреждающе сжимая. Сейчас, когда Итачи по какой-то непонятной причине давал ему всю эту тихую осторожную ласку, Узумаки не мог стерпеть никаких напоминаний о другой стороне жизни. Кусочек металла в груди словно подвешенная к потолку камера вбивал между ними двумя память о третьем, и хотя за комнатой никто не следил, память о мигающем красном глазке вебки пробуждала двойную неприязнь. Пальцы снова царапнули кожу, напоминая о своем существовании, а приоткрывшиеся губы беззвучно зашептали что-то. Наверное, Узумаки пытался объясниться, но Итачи все равно не услышит его. - Пока не заживет прокол, это может занести заразу, - пояснил Итачи, видя, что Наруто не останавливается. Ему было не совсем понятно такое поведение. Если тому не нравился пирсинг, то зачем надо было отрывать пластырь? Он ведь фактически был не виден, а прокол Наруто видел и раньше. Так зачем? Взгляд следил за шевелящимися губами, но это не помогало разгадать тайну. Фраза «Так не носи его совсем» осталась непроизнесенной – не было подходящего способа передать ее, и Наруто неуверенно остановился, не зная, стоит ли упорствовать. Он поглядел в глаза Итачи – было странно смотреть на него сверху вниз, лежащего под ним, словно… Узумаки не додумал сравнение, но перестал сжимать чужие бока коленями, перебираясь на кровать рядом. Ладонь все еще лежала на груди, пока пальцы, перекатывали туда-сюда тонкую основу серьги. Движения теребили рану и лимфа вместе с кровью все-таки смачивала холодный метал, принося странную боль. Итачи судорожно вздохнул через стиснутые зубы, чуть закатывая глаза. Грудь приподнялась, задержалась, вздрогнула и опустилась. Пальцы пробрались меж пальцев Наруто, то ли сжимая, то ли вплетаясь в них. Только тогда Наруто вздрогнул, непонимающе посмотрев на собственные пальцы. Итачи, наверняка больно… И как он не заметил. Черт с ней, с дурацкой штангой, вытащить ее можно и в другой раз, а причинять намеренную, даже слабую боль, шло в разрез с собственным мировоззрением. Наруто склонился над Учихой, погладив его по голове и как бы извиняясь за причиненные неудобства, а потом потянулся к губам, но острая, скрутившая внутренности боль заставила отпрянуть, не сдержав вырвавшееся сквозь зубы шипение. Привычная гибкость вернется еще очень не скоро. Кое-как он опустился на кровать, прижавшись коленом к ноге Итачи и осторожно утыкаясь губами в плечо. Тоже в качестве извинения. Итачи несколько раз неровно вздохнул, когда отступил Наруто. Ресницы еще недолго дрожали, продолжая ожидать новой вспышки боли. Пальцы мазнули по повлажневшей груди, и взгляд упал на темноватые разводы. Рука потянулась к тумбочке, стаскивая оттуда упаковку пластырей, забытую здесь к такой удаче. - Прости, - извинился Итачи за то, что ему пришлось отстраниться от Наруто. Потемневший взгляд из-под полуприкрытых век не скрывал недовольства. А еще совсем немного – какой-то детской обиды за то, что предпочли не его. Дело было вовсе не в отношениях или близости, просто сам факт того, что все, сделанное Пейном, не подлежит осуждению и исправлению вызывал в душе много новых сомнительных чувств. Их не связывает ничто, кроме условной договоренности, но почему-то Итачи каждый раз так важно то, что делает с ним этот человек. Можно понять привязанность к брату, можно понять заботу о подобранном домашнем животном, но это Узумаки по-прежнему отрицал. Он закинул руки за голову, вздыхая от собственных мыслей. Итачи принял это положение не принимая никаких попыток к возвращению утраченной позиции. Рука нащупала пульт и телевизор был включен, на рандомном канале, который рекламировал незаменимое моющее средство в полночь. Пульт упал на покрывало, а взгляд снова стал стеклянным и безразличным, разве что ладонь подвинулась и нашла рядом теплое тело, в которое уткнулась тыльной стороной. Наруто не ожидал такого резкого перехода. Словно в Итачи что-то переключилось, напрочь меняя настроение и заменяя первоначальные цели на другие. Либо таким образом ему дали понять, что на сегодня сеанс окончен и пора бы возвращаться к чему-то более бытовому. Вчера можно было обнимать друг друга, судорожно цепляясь за плечи и ловя тепло чужих ладоней, вчера можно было давать волю чувствам, оставляющим на щеках соленые мокрые дорожки. А сегодня…сегодня что-то сломалось, в них обоих, вот прямо сейчас, и продолжает доламываться, отсекая друг от друга тонкими трещинами. Наруто повернулся на другой бок, кладя под голову руку и отворачиваясь от Итачи. Ресницы подрагивали, выдавая наружу непонимание происходящего, но он даже не пытался скрыть это. Итачи и не видел дрожащих ресниц, наблюдая скорей за сменяющимися картинками и сам прикрыл глаза, стараясь уснуть. Все, о чем он думал, так это за что Наруто обиделся на него. Поэтому и прилег на бок, осторожно кладя руку на ребра Наруто, словно давая о себе знать. Еще раз извиняться было бесполезно. Наруто кинул через плечо осторожный взгляд. Понять этого человека не может даже он сам – куда уж остальным. Проще либо плыть по течению, не выискивая ни в чем особых смыслов, либо снова перевести все контакты в разряд отстраненно-нейтральных. Или может, стоит спросить обо всем самому прямо сейчас. Это же так просто: задать вопрос и получить хоть какой-то ответ. - И… - имя Учихи распадалось на отдельные разрозненные звуки, не желая двигаться дальше первой произносимой буквы. Наруто вдруг стало страшно. Что если он действительно разучился, а не расхотел говорить, и теперь впереди вот такая безмолвная и непонятая никем жизнь, доставляющая столько хлопот. Он положил руку на горло, сдавливая и царапая его, будто желая дать звукам дорогу. Итачи приподнялся на локте, когда странные движения стали пугать его. Пальцы сжали запястья, останавливая. - Тише, тише... - сказал он, склоняясь над ухом и утыкаясь носом в волосы. - Все будет хорошо. Он чувствовал, как нервозность и беспокойство витали в воздухе, пока пальцы беспомощно сжимались, как Наруто пытался глотать. То что он не говорит - было не страшно, скорей всего это шок и пройдет довольно скоро. Так или иначе люди не разучиваются говорить. - Ит… - Узумаки упрямо заставлял себя. Уже чувствуя, что в привычном и отлаженном механизме что-то заклинило, и он с упорством ребенка, вскрывающего ножом карманные часы, тянет на этот мир то самое, глубоко засевшее там неверие в людей, да и в самый этот мир, слишком изменившийся и изменивший его. Кулак бессильно стукнул по матрасу, когда ни одна из попыток не увенчалась успехом. Что-то и правда сломалось. - Я слушаю, - проводя пальцами по жестким словно искусственным волосам сказал Итачи. Он чувствовал, как пытается что-то сказать Наруто, но было слишком рано. Если сломать сейчас еще неокрепшую игрушку, ее можно никогда не собрать. - Не надо... я рядом. Губы попали куда-то в волосы, едва коснувшись краешка уха. Смешанный с кашлем хрип вырвался из горла, и Наруто прижал ко рту ладонь, перекрывая эти, совсем не слаженные и неправильные звуки, за которые приходилось почти ненавидеть себя. Итачи утверждает, что рядом, но это такое же вранье, как и все вокруг, как вся его нынешняя жизнь, в которой увяз с твердой уверенностью, что выберется, а нетвердая почва под ногами – лишь временная преграда, за которой последует то самое вознаграждение. Кулак снова стукнул по матрасу – уже не скрывая и не стесняясь. Учиха и так все видит и чувствует, и дрожь, проходящая по спине и плечам, тому подтверждение. Взгляд метнулся за кулаком и обратно. Итачи не знал что делать. Такое же было с беснующимся братом. Но тот пытался убежать, и надо было остановить, а здесь... - Наруто... - тихо звал Итачи, выдыхая в спутанные волосы. - Наруто... Мысли метались от одной к другой, заставляя разбредаться и думать о чем-то отстраненном. например о напечатанных ранее словах. "Я не знал, что он такой".. - Хочешь я позвоню Саске... Наруто... Он резко развернулся, позабыв о ноющих мышцах, и схватил Итачи за запястье, сжимая тонкую руку изо всех сил. Только не это, не хватало еще снова сталкиваться с его братом, снова услышать все то, что он тогда говорил, разрезая кожу острым канцелярским ножом, ловить знакомые растянуто-ленивые интонации, за которыми кроется презрение к сошедшему с дистанции слабаку. Узумаки закрутил головой, не отпуская руки и только ближе притягивая к себе Итачи. Чтобы не ушел, не воспринял отказ как согласие, сталкивая лицом к лицу с тем, к чему Узумаки был по-прежнему не готов. Итачи едва поспевал за реакцией. Неожиданно резкой и небывало странной. Предположения были разорваны в пух и прах, а сжимаемая ладонь почти онемела. Только сейчас телевизор вновь вернулся в этот мир, сообщая о том, что время уже не детское и пора бы спать, тихими стонами и едва заметными иностранными словами. Но для Итачи все так и осталось на заднем плане. Удивительно, как одно произнесенное имя способно дать такую реакцию. Сердце прыгало в груди, тревожно выстукивая чуть сбивчивый ритм, пальцы сжимали руку Итачи как тисками – и откуда столько силы в избитом теле – а расширенные глаза ловили взгляд черных зрачков, безнадежно пытаясь донести хоть взглядом все переворачивающиеся в голове мысли. Итачи чувствовал слишком сильные тиски рук и не знал куда деваться. Он склонился, прижавшись губами к шее Наруто, потом уткнулся лбом в голое плечо и снова губами. Он снова ошибся, и прикрытые глаза не выдавали нервозности и вины, как едва дрожащие ресницы. Прикосновения не успокоили полностью – Наруто не умел читать по жестам и взглядам, угадывая то, во что хотелось верить. Приходилось ждать слов, единственно простых и понятных, обозначивших бы точно намерения Итачи, о которых пока приходилось лишь догадываться. И поэтому Наруто не разжимал пальцев, напряженно удерживая Учиху возле себя. Итачи тоже не находил слов, пытаясь выразить прикосновениями. Двоякость чувств, что он испытывал, сказывалась лишь там, где поцелуи сменялись тихими покалываниями легкого укуса. Конечно, он был сабом но даже боль имела свою дифференциацию. Хотя бы по природе. И природа этой боли, была не той, к которой так привык Учиха. Волнение постепенно сходило на нет. Судя по тому, что Итачи не делал попыток уйти, он все же верно истолковал отказ Наруто общаться с его братом. Узумаки медленно выдохнул, прислушиваясь к новым ощущениям, которыми Учиха заменял слова. В этом они оба никак не попадали в равновесие друг с другом, желая совершенно противоположных вещей. Укусы не причиняли явной боли, даже заинтересовывая своей нетипичностью: неожиданно, что Итачи способен на такое сам. Видимо, правила игры снова изменились, переходя новую черту, но сейчас стоило задавить этим предыдущие неприятные мысли. Наруто осторожно положил раскрытую ладонь на грудь Итачи, медленно ведя вниз через выдающиеся ребра к животу. Итачи не отстранился, лишь втянув живот. Он чувствовал плутающую близость ладони и не был против такого. В конце концов, он доверял Наруто, как бы странно это не казалось. Ладонь легла чуть выше, пересчитывая ребра парня перед ним. Он успокоился? Дыхание выровнилось, хотя вздымалась грудь все так же. От прикосновений Итачи весь как-то собирался, слегка сжимаясь, и быть может, Наруто снова случайно задевал какие-то из его многочисленных ран. Он закинул ладонь за спину, касаясь кончиками пальцев выступающих позвонков, и просто подобрался ближе, прижимаясь животом к животу Учихи, так что чувствовалось чужое дыхание и биение сердца. Итачи склонил голову, пытаясь рассмотреть Наруто, который решился на столь откровенное действие. Не боялся ли он почувствовать хоть что-то? Например явное отличие мужчины от женщины, упирающееся в бедро. Не сказать, что Итачи возбудился от подобного, но плоть набухла и была ощутима даже через ткань спальных штанов. Теперь стоило ожидать, Наруто должен сделать выбор сам. Наруто замер, прислушиваясь к ощущениям и избегая теперь смотреть Итачи в глаза. Все-таки не девушка. Несмотря на слишком мягкие черты лица, и характер, и привычки, которые никогда бы не позволил себе перенять Саске, кое-что все-таки отличалось, и это «что-то» сейчас ощутимо прижималось к его паху. Узумаки заерзал, не зная, куда деваться от смущающего его ощущения, но по-прежнему не отодвигался, словно специально заставляя себя привыкнуть. Лежащая на спине рука царапнула кожу ногтями, отвлекая Наруто от неуверенности в собственных действиях. Итачи же ждал. Он не знал, почему Наруто застыл..Точней понимал причину, но не знал, какое решение было принято. Рука осторожно поглаживала взъерошенные светлые волосы, ладонь придерживала лежащее рядом тело. В любом случае ему не нужно было тело в том смысле в котором привыкли думать обычные люди. Геи это не те люди, которые при первой возможности пытаются вставить в чужой оказавшийся рядом зад. Хотя таких подонков и среди натуралов полно. В конце концов Наруто перестал возиться и даже осмелился поднять на Итачи вопросительно-смущенный взгляд. Эта его реакция наводила на разные мысли, и в животе что-то скручивалось узлом, стоило только позволить себе подумать о ней. Впрочем, страха не было. Учиха не тот человек, который позволил бы себе сделать что-то вопреки чужой воле. Возня на постели заставляла задевать чужой пах, и каждый раз при слишком явном прикосновении Узумаки чувствовал, как по телу проходит давно не испытываемая волна жара, причиной которой все же был не только стыд, и он был вынужден признаться себе, что не хочет, чтобы это прекращалось. Собственный член отзывался на прикосновения, постепенно возбуждаясь, но отстраняться, делая вид, что ничего не случилось, было поздно. Учиха чувствовал чужое возбуждение и долгое молчание, которое можно было прервать не одну сотню раз, сославшись на все, что угодно: начиная от банальной воды, заканчивая пробежкой в туалет. Возможно в этом были виноваты обстоятельства, в которых все происходило: полная темнота, играющая на руку Наруто, тихий электронный стон порноактриски на заднем фоне и действия, которые выходили за рамки. Итачи выдохнул воздух в волосы и опустился к лицу Наруто. - Можно? Узумаки кивнул с секундной заминкой. Даже толком не зная, что хочет сделать Итачи, но он почему-то предпочитал спрашивать разрешения своих действий. Наверное, сказывалась практика общения с Пейном. По крайней мере ни у кого больше подобных привычек Наруто не замечал. Итачи едва отпустил Наруто и склонился над ним, утыкаясь губами в выступившую ключицу, чувствуя ее угловатость и едва прихватывая губами. Вряд ли Наруто это видел - распущенные волосы спадали, скрывая лицо парня от лишних взоров. Ладонь очерчивала напряженные бока, спускаясь вниз, но не настаивала. Итачи привык делать все неспешно, размашисто ленивыми движениями, невесомыми ласками и едва заметными и осторожными прикосновениями. В конце концов, Наруто, судя по всему, был достаточно чувствителен, и если говорить о парнях...то наверняка это был его первый опыт. Каким-то образом Учиха угадывал с движениями и касаниями, прижимаясь губами там, где реакции шли наиболее яркие и ощутимые. Ключицы и шея всегда отличались повышенной чувствительностью, отчего Наруто даже зажмурился, выдыхая сквозь сжатые губы. Тепло чужих губ заставляло все внутри сжиматься и замирать в ожидании, что будет дальше, и он только крепче прижал ладонь к спине Итачи, словно держась за него как за последнюю опору. Итачи не был гибким как девушка - физиология давала свое. Но угловатые почти мальчишеские лопатки расправлялись под острыми углами, оставляя длинные теневые разводы. Все-таки Саске был прав: в сексе с мужчиной и женщиной есть отличие, только какое - сказать нельзя. Едва заметное, которому нет названия. В линиях, манере, в том, как ласки не хватает нежности, но грубая сила становится слишком податливой. Итачи едва отстранился, почти касаясь кончиком носа груди, пока ладонь опустилась ниже, и провела по ткани рядом с пахом, словно предупреждая, чего стоит ожидать. - М!.. – непроизвольно вырвалось у Наруто, и он скользнул пальцами по запястью Итачи, не то желая отстранить, не то подтолкнуть к более активным действиям. В паху запульсировало непривычно остро и немного болезненно – давно забытые ощущения, которых не с кем было испытывать уже год. Кто бы мог тогда подумать, что в следующий раз это удовольствие будет доставлять Узумаки брат Саске. Он убрал ладонь, проводя ею по волосам Итачи и отстраняя с лица закрывающие его пряди. Все было настолько непривычно, что хотелось удостовериться, правда ли лежащий рядом – это тот самый безразлично спокойный парень, с которым живут вместе вот уже два месяца. Итачи взглянул из-под поднятой челки на Наруто, словно спрашивая все ли в порядке. Медленно прикрыв глаза он вновь опустился, прихватывая чуть солоноватую кожу, чувствуя шероховатости заживших ран и полуприпухлости гематом. Он почти не использовал язык, лишь изредка проводил им то ли по губам, то ли очерчивал линии ключицы. Пальцы сжимали ткань штанов, едва касаясь плоти и чувствуя тепло. Это могло казаться случайным, но таковым не было. Наруто не знал, куда деваться, когда ласки стали откровеннее. Наверное, стоило прервать все прямо сейчас, чтобы не корить себя в будущем за неправильно сделанный выбор и расставленные приоритеты, но он только послушно вскидывал подбородок, цепляясь рукой за выступающие вдоль спины позвонки и снова начиная движение ладони, изучающими движениями поглаживая кожу. Отрицательные эмоции, полученные недавно, требовали замены, но в жизни было слишком мало радостей, чтобы стереть ту память общением с друзьями или чьей-то любовью, отчего их место занимала сейчас неторопливая прелюдия, растворяющая засевший в груди страх и дающая возможность забыться хотя бы таким способом. Неуверенные движения ладони Наруто было неким разрешением, который Итачи решил использовать. Ладонь полностью накрыла возбужденную плоть, чувствуя тепло через мягкую тонкую ткань. Он не шевелил пальцами, позволяя привыкнуть к ощущению. Было бы легче, если бы Наруто на секунду забыл рядом с кем находится. Но сейчас все было слишком очевидно. Лишний шум и стоны телевизионщиков прервались очередной рекламой, но это фактически ничего не меняло. Просто отметилось в памяти. Наруто вздрогнул от прикосновения, закусывая губу и стараясь не издать больше ни звука. Почему-то они появлялись в самый неподходящий момент, напрочь отказываясь собирать в слова, когда пытаешься их произнести. Узумаки чуть втянул живот, настороженно сжимаясь под руками Итачи, но в паху все равно приятно пульсировало, и от каждого движения внутри словно опаляло огнем. Пальцы очертили возбужденную плоть, пропустили ее меж пальцев. Итачи старался не обращать на себя внимание, слушая тело Наруто. Вторая ладонь легла на глаза Наруто, а сам Итачи прижался к боку, пока пальцы цепляли резинку штанов и высвобождали плоть. Итачи не собирался пользоваться доверием Наруто, в конце концов, тому действительно не помешают положительные эмоции. В первый миг Наруто хотел сбросить ладонь Итачи с лица – слишком интимный и требующий доверия жест перекрыл доступ к свету, отсекая самое важное из 5 чувств. Оставались только прикосновения и звуки. Реклама на ночном канале закончилась, возвращая программу к новому фильму, и огласившие комнату звуки были восприняты в этот раз с особенной важностью. Едва Итачи просунул пальцы за край брюк, щеки обожгло румянцем смущения, невидимым за синяками и порезами. Наруто шумно втянул в себя воздух приоткрытым ртом и передвинулся чуть в сторону, поворачиваясь на спину - затекший бок и плечо покалывало мурашками. Учиха думал было о том, что Наруто желал отстраниться, но перемена мест лишь вызвала легкую улыбку. Итачи накрыл ладонью член, но не сжимал. Прошлый раз движения были не такие, куда уверенней и быстрей. Теперь же, все было иначе. Итачи помогал не просто справиться с возбуждением, а с возбуждением, причиной которого был он. Когда приоритеты были расставлены полностью, часть волнения и неуверенности ушла, и это было даже хорошо: по крайней мере Наруто мог немного расслабиться, не слушая больше голос совести. Стоны на невидимом экране настраивали на нужный лад, хотя Узумаки был бы не против снова оказаться без шумового фона вообще. Да и полная темнота сыграла бы только на руку. Он пошевелил головой, но ладонь не исчезла с глаз, по-прежнему отсекая зрение. Зато неполное прежде возбуждение наконец накатило в полную силу, заставляя сводить колени и сильнее вжиматься в кровать. Итачи гладил плоть, видя насколько податлив стал парень. Все это он списал на зрение...все-таки, у страха глаза велики. А значит и лишая этого, можно добиться такого эффекта. Пальцы едва обхватили член, сжимая у основания и проводя к концу. Итачи наблюдал за этим движением, пожалуй впервые смотря туда. До этого он делал все быстро и не заглядывая, сейчас же Наруто сам открылся. Дыхание перехватило, и воздух застрял в горле шершавой холодной волной. Наруто начинало казаться, что он тонет: в слишком откровенных и ярких ощущениях удовольствия, в путавшихся мыслях, в звуках, прикосновениях, запахах; кровь приливала к паху, отключая здравый смысл, и не оставалось ничего важнее этой, сжимающей член ладони. Узумаки по-настоящему хотел, чтобы Итачи не убирал ее. Пальцы легли на его предплечье, удостовериваясь, точно ли он здесь и делает все это, или происходящее – очередной безумный сон вывернутого наизнанку сознания. Итачи отвлекся на легшую руку и не заметив сопротивления, лишь прижался к ней щекой. Движения едва изменились, становясь более растянутыми и томящими. Застывшие в полупросьбе или невырвавшемся стоне губы заставили Учиху быть чуть смелее. Под натиском сжимавшейся руки он вновь прижался губами к шее, спускаясь к ключице, груди, а дальше боку. Наруто запрокинул голову, сжимая плечо Итачи и вплетаясь пальцами в волосы. Длинные растрепанные пряди так и притягивали к себе, хотя он никогда прежде не замечал у себя фетиша на волосы. Поцелуи растекались по коже мягким теплом, добавляя многогранности удовольствию, которое тянулось от паха выше, к солнечному сплетению и ключицам. Итачи чувствовал как за волосы легонько потянули. Он шикнул через сжатые зубы, но это означало далеко не боль. Просто странное чувство, к которому он до сих пор не смог привыкнуть. Он чуть дернулся, ослабляя захват и опустился ниже, касаясь губами уже поднявшихся вверх тазобедренных косточек, которые Итачи осторожно прикусывал, спускаясь ниже. Ладонь спала с лица. Лучше, чтобы он не смотрел, но...выбор остается за Наруто. Он выгнулся, цепляясь свободной рукой за смятое покрывало, несмотря на колющую запястье боль, непроизвольно вскидываясь выше, навстречу поцелуям и вкрадчивым касаниям кожи, горевшей от каждого из них. Отдающийся горячей пульсацией член, сжимаемый чужими пальцами, набух, покрываясь капельками смазки, и Наруто думал только о том, чтобы это невероятное, невозможное чувство, даваемое Учихой, не исчезало. Итачи приподнял рукой сочащийся член и лишь подул сначала на него прежде чем отодвинуть крайнюю плоть и провести языком по головке. Он отстранился почти сразу, словно давая Наруто время привыкнуть и осознать случившееся. А голоса актрисы и актера на заднем плане - помогут. Громкий, неприлично-протяжный стон вырвался из горла, и Наруто испуганно захлопнул себе рот рукой, затрясшись всем телом, ерзая бедрами под Итачи и крепче зажмуривая глаза. Он знал, что увидит перед собой, если посмотрит, внутренний необъяснимый страх приказывал не делать этого, оставляя за гранью некоторую часть происходящего. Да оно и без картинки не переставало быть пронзительно острым и желанным. Вторая ладонь легла на живот, спустившись чуть ниже и надавила, чтоб тот не дергался, удерживая. Язык вновь лег на основание и провел вдоль длины. Интересно, у Наруто это впервые? Или просто давно никого не было? В неярком мерцающем свете тоненькая ниточка смазки потянулась к животу и была прервана, когда Учиха очертил головку пальцем. Итачи молчал, стараясь не портить обстановки. Мужской голос был не самым приятным, что тот мог услышать. Дыхание прерывисто билось о грудную клетку, выгибая и очерчивая рваными штрихами ребра и острые тазовые кости, выглядывающие из-под спущенных штанов. Было в этом что-то притягательно-развратное, чего продолжал желать Наруто, раз уж они вообще дошли до…секса? Или то, что Итачи отсасывал ему, не обязательно считать за секс, и можно наутро сделать вид, что просто поддался минутной слабости и потребности в ласке? Наруто все же приоткрыл глаза, взглядом спрашивая, почему Итачи остановился. Увиденное разом слилось в какой-то кадр из порно-фильма: собственный колом стоящий член, склонившийся над бедрами Итачи, длинные волосы частично падают на лицо, а темные провалы глаз не высвечивают даже отблески телевизора. Взгляд Наруто Итачи видел впервые и блеклые картинки отражались на сетчатке, скрывая истинный смысл. Сейчас он не говорил, но мог же действовать... Спустя пару секунд причинно-следственные связи были выстроены заново и на продолжение был дан зеленый цвет. Пожалуй впервые за этот раз Итачи, обхватив губами головку, опустился ниже. Прикрыв глаза и направляя его так, как было ему удобно, чтоб не вызвать рвотный рефлекс, который он научился подавлять. Не мужское занятие конечно, но... иные вещи приходят с опытом, а не желанием. Наруто упал обратно на подушку, прикусывая пальцы, чтобы снова не застонать. Отпечатки происходящего накладывались один на другой, будоража сознание и ускоряя бег крови в венах. Итачи как нарочно задевал самые чувствительные места, наперед зная, отчего Узумаки будет выгибаться, впиваясь зубами в костяшки пальцев, отчего низ живота будет еще больше опалять огнем, заставляя толкаться навстречу влажному рту. Раздающиеся из динамиков стоны накладывались на происходящее, добавляя звуков и словно бы становясь сопровождением действий всегда тихого и молчаливого Итачи. «Это же противно…то, что он делает…» - мелькнуло в голове посторонней мыслью, тут же задавленной новыми волнами возбуждения. Итачи опускался, сжимая губами плоть и чувствуя, как вкус смазки смешивается во рту. Он то и дело убирал волосы, которые спадали вниз и вновь возвращаться к начатому. Шевеления и метания Наруто лишь создавали ощущение верного выбора, к которому пришел Итачи, хотя остальное будет ясно через пару дней, когда у парня все уляжется в голове. Итачи помогал себе и пальцами, сжимая член у основания. Наруто все-таки еще мучился своими предрассудками или же по другой причине затягивал все это. Это можно было понять по прошедшему времени. Дыхание сбивалось, вырываясь наружу все более частыми рваными стонами. Их едва удавалось приглушать прикусанными пальцами, но Итачи и так все знал и чувствовал, и когда узкая ладонь легла на член, Наруто будто прошибло изнутри электричеством. Он сдерживался из последних сил, сильнее сжимая зубы и отвлекаясь болью, но даже сквозь нее пробивалось ощущение влажных губ, скользящего по головке языка и равномерных движений вверх-вниз. Давящее изнутри напряжение почти что разрывало на части, после долго воздержания снова обостряя все эмоции до предела, и Наруто понял, что вот сейчас он больше не сможет терпеть. Он дернулся вверх, толкая Итачи за плечи вверх и выворачиваясь из-под него, и густые белесые капли стрельнули на живот, накрывая мучительным оргазмом. Наруто упал на бок, тяжело дыша и прижимая к животу руку, на миг потерявшись в ощущениях. Итачи приподнялся, смотря на скрутившегося парня. Похоже, что теперь он подсознательно желал защиты или показаться незаметным. Тыльной стороной Учиха вытер рот и сел на край кровати смотря на вздымающиеся бока парня. Всклоченные чужой рукой волосы были убраны за плечо, а глаза на пару секунд прикрылись. И пару минут помолчав, Итачи поднялся с кровати и, не сказав ни слова, вышел из комнаты. Наруто не обернулся, услышав щелчок двери, по-прежнему находясь под властью ощущений. Низ живота все еще пульсировал, но уже не так напряженно и остро. Узумаки убрал руку, на которой подсыхали белесые разводы, и тихий вздох вырвался сквозь сжатые губы. Итачи не обязан был этого делать, не обязан был возиться с ним и тем более доставлять это удовольствие. Как будто мало ему было тех людей. Возникшее ощущение использованности не отпускало, и в этот раз использовал как раз он, Наруто. Он поправил расстегнутую и сбившуюся одежду, подтягивая штаны, и на ослабших ногах вышел в коридор. Выходя из ванной, Итачи столкнулся с Наруто и застыл смотря на парня. Он уже успел привести себя в порядок - волосы были стянуты в низкий хвост, на лице и груди еще блестели капельки воды. Итачи отступил на шаг пропуская Наруто. Наверняка тому сейчас тоже понадобится ванная. Наруто вымыл руки, избегая смотреться в зеркало. Он знал, что увидит там, и вкупе с расцветающими на скулах синяками это бы выглядело еще более неуместно. Жар расползался по телу, еще не вполне успокоившийся, но возможности расслабленно лежать на постели, не думая ни о чем, не находилось. Наруто ушел к себе за телефоном, тут же вернувшись к Итачи с набранным на экране коротким «Извини». Итачи уже переключил канал и теперь смотрел как какая-то разукрашенная девушка выписывала бедрами странные круги под незамысловатую иностранную музыку. Появление Наруто было хорошим знаком, но вот написанные на телефоне слова...Итачи не знал как реагировать. Просить прощения по сути должен был он, а не парень, которого только что свернули с пути истинного. Наверно... - Это был первый раз? - спокойно спросил Итачи. Наруто непонимающе уставился на него, не зная, как именно понять вопрос. Первый раз вообще? Или с парнем? Или в такой обстановке и условиях? Не отвечая ничего, он стер сообщение, набирая новое: «У тебя есть с кем это делать. Ты не обязан со мной». Он обязан был объясниться, расставляя все по местам хотя бы ради чистоты совести у себя самого. Итачи ведь готов идти на многие жертвы, если убедить его, что этот путь верный. Или если сам убедит себя. Вопрос остался без ответа, а Наруто судя по всему нужны были оправдания. Итачи чуть заметно кивнул и вновь повернулся в сторону телевизора сменившему яркие картинки на полутемный практически классический оперный интерьер, где мужчина низким голосом подпевал в такт музыки. Он не стал опровергать эту мысль, потому что объяснить иного не мог. Просто это был его выбор. Игнорирование зарождало внутри болезненное раздражение. Итачи, может быть, и все равно, для него это очередной ничего не значащий эпизод, но Наруто не мог забыть. Он сжал плечо рукой, разворачивая Итачи себе и требовательно глядя в глаза в ожидании объяснений. Итачи поразился подобной настойчивости Наруто, но внешне это никак не выразилось, разве что излишне внимательным взглядом. Наверное, у них все-таки было слишком разное восприятие происходящего. Похоже на обвинение. - Прости, - сказал Итачи и едва коснулся сжимающей плечо руки. - Обещаю, я больше не трону тебя. Наруто сердито мотнул головой. Они никогда не понимают друг друга, что бы ни происходило. Он уже сам не понимал, что именно хочет объяснить Итачи и в чем убедить, но отталкивающее друг от друга непонимание висело сплошной мутной пеленой, не давая возможности свободно дышать. «Я не хочу чтобы ты делал то что не хочешь» - практически сунул под нос Учихе телефон Узумаки. Итачи прочитал быстро сунутое под нос сообщение. - Я хотел этого, - ответил он, смотря на Наруто со всей серьезностью. Следующий вопрос он задал почти сразу. - Прости, если у тебя есть кто-то. Возникало ощущение, будто говоришь со стеной. Непрошибаемость логики возводила вокруг себя новые баррикады, отсекая доступ к попыткам объясниться. Новый резкий поворот головы. «Я просто не хочу тебя использовать!», - загорелся экран очередным текстом. - Это мой выбор, и как бы тебе не казалось, только я могу распоряжаться своими действиями, - после долгого молчания ответил Итачи. Он смотрел в глаза и пытался напомнить тот самый момент в коридоре, когда пальцы сжимали волосы с недюжей силой, а Наруто был на грани взвода. Ответ немного успокоил. Все равно больше Итачи ничего не объяснит, как ни вытягивай из него причины сделанных поступков. По-прежнему непонятно, зачем, тем более, что не получил благодаря этому ничего для себя, но Учих нельзя мерить обычными мерками. Интересно, а у Пейна Итачи молчаливо-отстраненный или громко стонет, когда кожу поддевает лезвие ножа, или, может быть, сам просит сделать так еще?.. Наруто втянул голову в плечи, понимая, что углубляется в слишком личные предположения, виной которых стало лишь простое любопытство. Хотя теперь уже он и сам в какой-то мере имеет к этому всему отношение. Чувствуя, как горят уши, Узумаки поднялся с постели, поспешно уходя на кухню для восстановления морального равновесия. После секса всегда хотелось пить, и этот раз не стал исключением. Он почти залпом выпил полную кружку найденной в холодильнике колы и налил еще одну порцию, относя обратно Итачи. Итачи к этому времени уже отключил телевизор, но при тусклом уличном свете так и лежал в том самом положении. Шаги у двери заставили его обернуться и посмотреть на вошедшего. - Что-то не так? -повернувшись на бок и подоткнув ладонь под голову спросил Итачи. Наруто протянул чашку, но в укутанной в ночную темноту комнате движения переставали быть видимыми. Он нащупал ладонь Итачи, прикладывая к ней холодный, запотевший бок кружки. Итачи приподнялся и притянул кружку к губам. Пить не хотелось, но некая сила заставила сделать его пару глотков и поставить остатки на тумбочку. - Ложись спать, - сказал он едва укладываясь на кровать. Подобное поведение Наруто слегка настораживало. Он стал излишне заботливым... возможно, он решил взять на себя не ту роль. Итачи все устраивало и никаких поцелуев на ночь он не требовал, но готов был давать их сам. Наруто послушно забрался под одеяло, оставаясь поближе к краю кровати. После моментов близости наступал эмоциональный спад, не признающий нежностей и долгих объятий перед сном, которые так любила первая девушка Узумаки. Обычно он молча терпел, обвитый чужими настойчивыми руками и ногами, потому что отказы неизменно сопровождались обидой и упреками в нелюбви. В нынешней ситуации многое упрощалось, становясь необязательным и лишним – по крайней мере Итачи не обижался на несогласие и не требовал к себе повышенного внимания и разговоров на ночь. Поэтому Учиха и уснул довольно быстро. Утро обозначилось тихой трелью телефона, непривычной мелодией на которую моментально ответил Итачи. Обычно он скидывал, но здесь поднялся и присел на край. - Да, Саске... - сказал он перед тем, как тихо выйти за дверь.