Учебное пособие

Гермиона никогда не думала, что ей придется испытать ощущение загнанности в западню. Никогда не думала, что однажды будет чувствовать себя маленьким зверьком, угодившим в лапы хищника. Однако ухмылка, которую она увидела на лице вошедшего Люциуса Малфоя, подарила ей эти ощущения. — Уже пришли в себя, мисс Грейнджер? — поинтересовался он будничным тоном, словно радушный хозяин, принимающий у себя дорогую гостью. Гермиона почувствовала, как по спине зазмеилась холодная капля пота, выступившая где-то в районе лопаток. Она непроизвольно вцепилась руками в покрывало, будто это могло ей как-то помочь не рухнуть в пропасть паники, на краю которой она балансировала. Малфой тем временем приблизился, освещая палочкой тумбочку с нетронутой едой. — Вы совсем не ели? Думаете, вас хотят отравить? От псевдолюбезности в его голосе усилилась душившая Гермиону тошнота. Она резко и как-то нелепо мотнула головой, хотя за пару минут до этого решила, что будет смелой и не покажет своего страха. Сейчас же она выглядела как самая напуганная девочка на свете. Парализованная почти бесконтрольным животным ужасом настолько, что даже не в силах проронить ни звука. — Ну же, мисс, если бы мы желали вашей смерти, вы бы давно уже перестали дышать, — голос Люциус источал доброту и понимание. Более того — картинно поёжившись, он палочкой разжёг огонь в камине. Гермиона шумно вдохнула и, пусть и с большой неохотой, в упор посмотрела на Малфоя. — Что вам от меня нужно? — спросила она и тут же возненавидела свой голос, что прозвучал бесконечно жалко. Это явно не укрылось от Малфоя, который снова плотоядно осклабился, поворачиваясь к Гермионе. Его темный силуэт на фоне разгорающегося камина выглядел жутко. — У меня есть на вас кое-какие планы, мисс Грейнджер. Поэтому я взял на себя смелость оставить вас в живых. — А что… — Гермиона захлебнулась наполнившей рот слюной, закашлялась. Дурное предчувствие, которое она гнала от себя, вновь неприятно царапнуло изнутри. Но она должна знать наверняка… — Что с Гарри и Роном? Где они? Люциус сделал пару шагов к ней, остановился совсем близко, поигрывая палочкой. Гермиона невольно отпрянула. — Боюсь, вы уже никогда с ними не увидитесь, мисс Грейнджер. Ваши друзья мертвы. Мертвы? Это слово как будто было сказано на незнакомом ей языке — Гермиона не сразу поняла его значение. Она уставилась на ухмыляющегося Люциуса Малфоя так, будто ждала, что сейчас он крикнет: «Попалась!» и рассмеётся. Но он продолжал изучать Гермиону своим холодным высокомерным взглядом и ждал её реакции. А она не знала, как реагировать. Потому что не верила в это слово. Мертвы. О подобных вещах не сообщают вот так: безразлично, с надменной ухмылкой. Такие новости произносят прерывающимся шепотом, о них кричат в исступлении. Их вдалбливают в твоё сознание, тряся тебя за плечи или хлестая по щекам. Гермиона чувствовала, как в груди начинает скручиваться жесткий узел из противоречивых чувств: нарастающей паники, неверия, злости на этого мерзкого человека, стоящего перед ней с таким видом, как будто ничего не произошло. Ей хотелось кинуться на него, ударить, накричать: что значит мертвы? Как он смеет лгать ей?! Этого не могло произойти! Просто не могло! Это… — Вы лжете, — едва слышно прошипела она, глядя на Малфоя исподлобья. О, если бы она могла наносить увечья взглядом, она бы давно искромсала эту его нахальную физиономию! — Жаль разочаровывать вас, но это правда. — В голос добавились стальные нотки: Люциус явно терял терпение, ему надоело быть приветливым. Наверное, его выворачивало от этого нелепого лицедейства не меньше, чем Гермиону. Ваши друзья мертвы. Это стучало в ушах. Растекалось по артериям вместо крови. Переполняло и душило Гермиону, натуральным образом не давало ей вздохнуть. И это никак не хотело становиться правдой для неё — это просто не могло быть правдой! И, хотя её подсознание уже сопоставило все имеющиеся факты, сознание отказывалось их принимать. Этого просто не могло произойти. Гарри и Рон не могли умереть. Не могли! Она вцепилась в этот факт с таким остервенением, словно точно знала, что её друзья — бессмертные неуязвимые сверхсущества. И ей хотелось швырнуть это знание в отвратительное лицо Люциуса Малфоя, опровергнуть им ту глупость, которую он сказал. — Этого не может быть, — прошептала Гермиона, хватаясь за остатки самообладания, стремительно покидающего её. Люциус хмыкнул и принялся прохаживаться по комнате, рассматривая обстановку, освещенную разгоревшимся в камине огнем. Как будто это не было частью его дома, и он оказался в этой комнате впервые. Хотя, возможно, так и было. — Можете упрямиться сколько угодно, однако это не изменит свершившегося факта: несравненного мистера Поттера и никчемного мистера Уизли больше нет в живых. И вот эти слова, вновь произнесенные безразличным тоном, брошенные в Гермиону, словно ничего не значащая вещь, сломали её. Она почувствовала, что резь в глазах стала нестерпимой, и наконец позволила слезам заструиться по лицу. У нее закружилась голова, однако вдохнуть всё ещё не получалось, потому что осознание произошедшего плотно сдавило горло. Как будто Люциус Малфой вцепился ей в глотку после того, как сообщил свою новость: «Ваши друзья мертвы». Теперь эта мысль была единственным, что осталось в жизни Гермионы. Единственным, что у неё было и когда-либо будет. Она осознала это так четко, словно прочитала об этом в одной из многочисленных книг, занимавших столько её драгоценного времени. Времени, что она могла бы посвятить своим друзьям, которые теперь... Гермиона упустила момент, в который начала громко, надрывно всхлипывать, судорожно хватая воздух приоткрытым ртом. Истерика просто накрыла её неумолимой лавиной. Глаза застелила пелена из слез: стоило сморгнуть их, как выступали новые. Силуэт расхаживающего по комнате Люциуса Малфоя размыло, можно было легко забыть о его присутствии. Впрочем, сейчас оно не волновало бы Гермиону, даже если бы Малфой-старший стоял в паре сантиметров от неё, даже если бы он сжимал её плечи и заглядывал в лицо. Звуки собственных рыданий гулко отдавались в ушах, но доносились словно издалека. Внутри Гермионы в этот момент было пусто и тихо, оглушающе тихо. Только что-то невидимое и беззвучное целенаправленно разрушало её, отрывая кусок за куском. Их нет, их больше нет, Гарри и Рон мертвы! Хотелось захлебнуться этим фактом, умереть прямо сейчас, чтобы ни секунды не существовать в мире, в котором больше нет её лучших друзей. Гермиона продолжала рыдать, бездумно царапая свои щеки и шею, не замечая, что Малфой больше не расхаживает по комнате, а пристально смотрит на нее, изучает, словно огромное насекомое — с чуть брезгливым любопытством. Он ждал, когда она прекратит свою истерику, и едва сдерживался, чтобы не кинуть в девчонку оглушающее заклятие. Но нет, он должен быть терпеливым с ней. — Когда вам надоест лить слезы, просто намекните, мисс Грейнджер, — бросил он, заметив, что рыдания стали тише, а всхлипы — немного реже. Гермиона не успокаивалась — у нее просто не осталось больше сил плакать. Кажется, прошла целая вечность перед тем, как Гермиона издала последний всхлип и затихла. Теперь она сидела на кровати, опустив голову, сгорбив спину, и бездумно перебирала подол одеяния, которое на неё надели эти люди… Люди, которые убили её друзей! Прежде чем новая волна слез затопила её, Гермиона подняла пустой взгляд на Малфоя. — Как это произошло? — Вам нужны подробности? — усмехнулся Люциус, приподнимая одну бровь. — Я мог бы даже показать вам свои воспоминания об этом знаменательном моменте, но не думаю, что вы захотите смотреть на это. Гермиона почувствовала тотальное бессилие. Только это удержало её от того, чтобы броситься на Малфоя и разодрать это лицо с надменной ухмылкой. А он, судя по всему, наслаждался её горем: Гермиона наконец заметила это брезгливо-заинтересованное выражение. — Если они… Тогда почему я жива? Почему я здесь? Уголки тонких губ Малфоя чуть дрогнули — он явно ждал этого вопроса. — Когда в мэноре появился Темный Лорд, началась, кхм… небольшая потасовка. И все как-то позабыли о вашем неподвижном теле. Вы, можно сказать, вовремя отключились. Гермионе хотелось убить этого мерзкого человека уже просто за тон, которым он вещал — словно описывал увлекательный эпизод своего отпуска. — А когда возмездие над бездарным выскочкой и его ещё более бездарным подпевалой и предателем крови было совершено, всех охватило такое ликование, что никому уже точно не было дела до маленькой грязнокровки, валяющейся на полу в стороне от общего… праздника. Последнее слово было настолько неподходящим и гадким, что Гермиона едва снова не разрыдалась. Однако вновь подступившие слезы пришлось проглотить — она больше не должна показывать Малфою своей слабости! Гермиона с ненавистью посмотрела на стоящего перед ней человека, всеми силами желая ему подохнуть поскорее. — Почему вы не убили меня, когда… обнаружили? — Я смотрю, у вас нездоровая тяга к смерти, мисс Грейнджер, — язвительно парировал Малфой. Он просто насмехается над ней! Да как он смеет?! Как может он вести себя так, когда её друзья… Даже в мыслях возвращаться к этому не было сил. Искалеченное сознание против воли своей хозяйки уже выстраивало внутри неё стену из прочного, как гранит, отрицания. — Отвечайте! — выкрикнула она, уже не пытаясь вытравить истеричные нотки из своего голоса. Лицо Люциуса Малфоя на миг скривилось, выражая недоумение, однако почти сразу приняло жесткое и отталкивающее выражение. В два шага преодолев расстояние, бывшее между ним и Гермионой, он почти вплотную приблизил свое лицо к её. — Если ещё раз я услышу в вашем голосе эти приказные нотки, обращенные в мой адрес, я заставлю вас горько пожалеть о том, что вы остались в живых! Гермиона отстранилась, морщась от горьковатого запаха табака, исходящего от Малфоя. Ей хотелось придушить его, но вместе с тем стало невыносимо страшно. В его глазах была ярость, в глубине этих глаз блеснуло что-то такое, что не давало повода усомниться: этот человек говорит правду. И он действительно может заставить её страдать. Хотя Гермионе сложно было представить, что она сможет страдать сильнее, чем в данный момент. Малфой еще пару секунд прожигал в лице Гермионы дыры, затем наконец-то отстранился. Ярость, скрытая на дне его глаз, снова была надежно замаскирована под надменным безразличием. - Когда все успокоились и Темный Лорд с Беллой наконец-то покинули мой дом, - с нескрываемым раздражением, направленным на упомянутых людей, произнес Люциус, - я обнаружил вас, всё ещё пребывающую в спасительном обмороке. Поразмыслив, я решил, что вы можете мне кое в чем пригодиться, поэтому приказал домовикам перенести вас в спальню и избавиться от вашего уродливого магловского облачения. Гермиону накрыло внезапное секундное облегчение: по крайней мере, её раздевал не этот ужасный человек, а несчастные домовики. Малфой, кажется, заметил, как она выдохнула. — Вы, похоже, уже успели нарисовать себе парочку картин с тем, как кто-то измывается над вашим телом, пока вы без сознания? Гермиона передернула плечами: у неё почти не было времени и сил на подобные мысли. Равно как и желания оправдываться сейчас перед Малфоем. — Не волнуйтесь, — вкрадчиво произнес он, неприятно ухмыляясь, — я не из тех, кто способен воспользоваться чужой беспомощностью. Гермионе захотелось расхохотаться Малфою в лицо, обозвать его жалким трусом и лицемером, припомнить ему то, как он подкинул дневник Тома Реддла маленькой беззащитной Джинни Уизли, но вместо этого она лишь упрямо сжала губы, чтобы в очередной раз не разрыдаться у него на глазах. Ненадолго в комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь треском поленьев в камине. Этот звук немного успокаивал Гермиону, временно заполняя образовавшуюся внутри неё пустоту. Она невидящим взглядом уставилась на огонь, мысленно отгораживаясь от всего, что сейчас происходило вокруг. Как будто издалека до неё донесся ненавистный голос, который на этот раз звучал подчеркнуто деловито: — Сейчас вы можете немного отдохнуть и поупиваться своим несчастьем и жалостью к себе, но с завтрашнего дня вы будете делать то, что я потребую. Смысл его слов едва коснулся сознания Гермионы, проскользнув мимо. До неё дошло только одно: сейчас он оставит её в покое. Когда тяжелая дверь закрылась за Малфоем, она по-прежнему сидела в оцепенении и не моргая смотрела в огонь. Он необъяснимым образом приковывал к себе внимание, вызывал желание протянуть руку и спалить себя дотла. Лишь через пару минут до Гермионы дошло, что она снова одна в комнате. Мысль о том, что нужно что-то делать, трепыхнулась было на краю сознания, но тут же затихла. Вместо этого Гермиона забралась под жесткое покрывало на постели и моментально провалилась в сон.