Учебное пособие

Гермиона проснулась от того, что ей было невыносимо жарко. Она проснулась с гадкой головной болью, с сухостью во рту, абсолютно разбитая и не отдохнувшая. Скинув с себя тяжелое покрывало, она села в постели и стянула влажную от пота робу. Это слабо помогло — в комнате нечем было дышать. Виной тому, должно быть, стал горевший долгое время камин, в котором сейчас слабо мерцали дотлевающие угли. Гермиона огляделась. В комнате уже не было так темно, в ней стоял мягкий удушливый полумрак. Свет едва просачивался сквозь тяжелые наглухо задернутые портьеры. Пошатываясь от головокружения, она приблизилась и осторожно заглянула за одну из штор. Она и не надеялась обнаружить за ней обычное окно, а за ним — серый пасмурный день! Отдернув портьеру, Гермиона уставилась сквозь мутное стекло на ухоженный сад, в глубине которого виднелся водоем. Прикинув расстояние до земли, она решила, что находится на третьем этаже. Попыталась открыть створку, чтобы впустить немного свежего воздуха: окно ожидаемо не поддалось. В сердцах стукнув по стеклу кулаком, она тут же отдернула руку: ребро ладони пронзило острой болью, на коже моментально появился уродливый красный ожог. Гермиона зашипела, прижав поврежденную руку к груди, и сползла на пол. Легкие отказывались принимать спёртый воздух комнаты, пришлось сделать несколько глубоких вдохов, хотя от этого головокружение только усилилось. Чувствуя себя беспомощной мухой, намертво застрявшей в прочной паутине, она дала волю слезам. Сейчас она плакала не о Гарри с Роном — мысль о погибших друзьях ещё не успела завладеть её мозгом, а просто от тошнотворной жалости к самой себе. Как это случилось? Когда вся её жизнь успела измениться столь кардинально? Что она сделала не так, где оступилась? За что она сейчас расплачивается тем, что сидит здесь полуобнаженная, липкая от пота, задыхающаяся и разбитая, лишенная всякой надежды на спасение? Может, Вселенная ошиблась? Может, она уготовила эту участь кому-то другому, кому-то плохому, подлому, ничтожному, и случайно вывалила все эти беды на голову доброй и честной Гермионы Грейнджер? От безумной мысли, что она, возможно, несправедливо расплачивается за чьи-то чужие грехи, Гермионе стало только хуже. Рыдания постепенно переросли в истерику; забыв о саднящей ладони, она обхватила себя руками и завыла в голос, словно раненое животное. В таком состоянии она не способна была ставить эмоциональные блоки, поэтому образы лучших друзей, которых Гермиона уже никогда больше не увидит, всплыли в мыслях, причиняя ещё большую боль. В комнате раздался громкий треск, и Гермиона вскрикнула от неожиданности, захлебнувшись очередным всхлипом. Перед ней появился вчерашний домовик. В руках он держал поднос с новой порцией еды и со стаканом воды. Только сейчас Гермиона заметила, что вчерашний нетронутый ужин исчез с тумбочки. На секунду ей стало не по себе из-за того, что домовик застал её в таком виде — зареванной и практически голой, — но её почти сразу окутало безразличие. Почему-то испытывать стыдливость в его присутствии показалось ей глупым, хотя она и не относилась к домовикам как к безмозглым питомцам. Однако она заставила себя подняться, прикрыв обнаженную грудь, и накинуть неудобную робу. От этого снова стало гадко и жарко. Гермиона вздрогнула от отвращения и проследила взглядом за домовиком, который расставлял принесенный паёк на тумбе. Подавив желание сорвать накопившуюся обиду и ненависть на несчастном, ни в чем не повинном существе, Гермиона попыталась улыбнуться домовику, как только поймала на себе его испуганный взгляд. — Мне жаль, что вы видели это, — она неопределенно качнула головой в сторону окна, под которым домовик застал её, когда появился в комнате. — Я хотела открыть окно, потому что здесь нечем дышать, но не смогла. Она приподняла покалеченную руку, демонстрируя следствие своей неудачи. Домовик боязливо прижал огромные уши к голове. Сейчас, при свете дня, было ясно, что это мелкое костлявое существо, одетое в наволочку, явно мужского пола. Гермиона поспешно отбросила эту мысль, потому что в груди всколыхнулась новая волна стыдливости. — Я хотела бы умыться, — тихо сказала она, стараясь, чтобы голос звучал мягче. — Здесь есть ванная? Не дожидаясь ответа домовика, она обвела комнату беглым взглядом. Простая кровать, тумба справа от неё, камин, трюмо, в котором ночью Гермиона видела свое отражение, в одном углу, старый деревянный шкаф — в другом. Единственная дверь напротив окна, через которую вчера вошел Люциус Малфой, убила мелькнувшую было надежду на прохладный душ. В довершение всего она почувствовала, что хочет в туалет. — Похоже, уборной для пленных не предусмотрено? — с горечью заметила Гермиона. Собственное желание не срывать злость на домовике начало сдавать перед натиском разрастающегося внутри гнева: сейчас она готова была броситься даже на это маленькое убогое существо, которое почему-то до сих пор не исчезло. — Ну что ты стоишь тут и пялишься на меня? Иди, передай своим мерзким хозяевам, что я проснулась и готова к истязаниям! — Гермиона сорвалась на крик и почувствовала, как щиплет в носу и глазах. От жалкого вида домовика ей стало только хуже: на секунду ей захотелось схватить это маленькое тщедушное тельце и разорвать, лишь бы не видеть огромных, полных ужаса глаз. — Убирайся, — выдавила она сквозь слезы, с остервенением царапая свои горячие щеки. Домовик, к её удивлению, вместо того чтобы с треском раствориться в воздухе, затряс головой. — Я отведу мисс умыться, — испуганно пропищал он, прежде чем Гермиона успела ещё хоть что-то сказать. Вмиг позабыв о собственной ярости, она с болью в сердце уставилась на маленькую узловатую ручку, испещренную шрамами, которую с опаской протягивал ей домовик. — Простите, — растерянно промямлила она, хватаясь за руку. В следующее мгновение они с громким треском аппарировали. Перемещение в пространстве с помощью магии домовиков отличалось от того, к которому привыкла Гермиона: вместо ощущения, что тебя протаскивают через узкий шланг, возникало чувство, что тебя пытаются отжать, словно простыню, закручивая спиралью. Упав на колени в полутемной комнате и поразмыслив, Гермиона так и не смогла определить, какой способ отвратительнее. — Мисс нужно умыться, — тихий писк справа от неё. Подняв голову, Гермиона уставилась на домовика, про себя дивясь тому, как он умудрялся каждую секунду выглядеть более напуганным, чем до этого. Проигнорировав его слова, Гермиона оглядела помещение, в котором оказалась. Вряд ли это была ванная, которой пользовались Малфои: здесь было слишком мрачно и тесно. С низкого потолка свешивалась старая люстра с огарками свечей, которые, похоже, давно никто не зажигал. В стене напротив двери находилось узкое окно, через которое просачивался серый неяркий свет. В одной части ванной примостилась каменная раковина, в другой — что-то вроде большого корыта, над которым был закреплен душ. Гермиона поёжилась: всё казалось каким-то грязным, склизким, давно не используемым. И как только такое помещение могло быть частью величественного Малфой-мэнора? — Мне нужно в туалет, — бросила она, поворачиваясь к домовику. Тот испуганно затряс головой, чем немало взбесил и без того неуравновешенную Гермиону. — Я не собираюсь мыться, пока не схожу… — она замялась, однако упрямо сжала кулаки. Поврежденная рука мигом напомнила о себе. — Мне велено привести вас умыться, — залепетал домовик, пряча глаза. — О, вот как? Тогда иди и передай тому, кто это велел, что мне нужно В ТУАЛЕТ! Домовик отшатнулся от Гермионы и с громким треском исчез. Ощутив какое-то мрачное удовольствие от того, что она добилась своего, Гермиона подошла к раковине и уставилась в зеркало. В нем отражалась девушка с бледным лицом. Месяцы недоедания выделили на этом лице острые скулы, месяцы недосыпа наградили его темными кругами под большими карими глазами. Гермиона устало провела рукой по взлохмаченным волосам и отвернулась. Видеть себя такой неопрятной было гадко. Впрочем, ей не помешало бы умыться. Гермиона потянулась к облупленному медному крану, когда дверь в ванную распахнулась. На пороге стоял Люциус Малфой, и он явно был в ярости. От вчерашней маски любезного хозяина не осталось и следа. — В чем дело, мисс Грейнджер? — процедил он, запирая за собой дверь взмахом волшебной палочки. — Вы не в состоянии самостоятельно умыться? Гермиона на секунду опешила и даже попятилась от Малфоя, однако что-то заставило её, пусть и с опозданием, вызывающе взглянуть ему в глаза. — Ваш домовик отказался проводить меня в туалет. Или в семьях чистокровных волшебников его посещение не практикуется? Она очень надеялась, что её слова прозвучали язвительно, а не жалко. По лицу Малфоя трудно было понять, какой они произвели на него эффект. Он лишь сильнее нахмурился, а потом резко подался вперед, больно впиваясь в руку Гермионы своими длинными пальцами. Она вскрикнула и попыталась вырваться, но ей нечего было противопоставить взрослому здоровому мужчине. Он молча выволок её из ванной в плохо освещенный коридор и протащил до расположенной рядом двери. — У вас две минуты,— прошипел он, заталкивая Гермиону в крошечную уборную и захлопывая дверь у неё перед носом. Гермиона застыла, забыв о своей потребности. Руку, на которой уже проступили красные отметины от пальцев Люциуса, ломило от боли, в глазах снова защипало. Да как смеет этот человек так обращаться с ней?! Гермиону душила обида, хотелось выскочить наружу и залепить ему пощечину или вцепиться в его безупречное надменное лицо и расцарапать в кровь. Никто никогда не поднимал на неё руку, даже родители в воспитательных целях не заходили дальше выговоров. Впрочем, у них и не было особой нужды наказывать свою примерную дочь. А этот… наглый, мерзкий, почти незнакомый ей мужчина… Гермиона шумно вдохнула, потирая руку. Она ещё найдет способ отплатить ему за такое обращение! — Вы закончили? — звук его голоса привел Гермиону в чувство. Спешно справив нужду, она дернула на себя дверь. Люциус попытался снова схватить её за руку, но она вовремя увернулась. — Вам вовсе не обязательно всё время хватать меня и оставлять на мне синяки, — холодно заявила она. — Или вы думаете, что я вырвусь и убегу, не имея палочки? Малфой смерил её испытующим взглядом. Вместо ожидаемого презрения Гермиона с удивлением заметила на его лице… заинтересованность? — Не думайте, что я испытываю желание сопровождать вас в уборную всякий раз, когда вам приспичит, — Люциус подтолкнул Гермиону в сторону ванной. — Я создам для вас специальный порт-ключ. Это заявление вызвало неприятную дрожь. Гермиона просто не успела подумать о том, в какой именно ситуации она оказалась. В её голове ещё не сформировалось это понимание: она теперь пленница. И от этого действительно захотелось бежать, куда глаза глядят. Вот только бежать ей было некуда. На неё давили неровные каменные стены, а по пятам шел Люциус Малфой, которому хватило бы одного взмаха волшебной палочки, чтобы лишить её способности дышать — не то что бегать. Когда они вошли в ванную и Малфой снова запер дверь, до Гермионы вдруг дошло, что он не собирается оставлять её здесь одну. Она уставилась на своего провожатого в надежде, что он додумается выйти, однако Люциус, кажется, не планировал покидать ванную: он прислонился к двери и обвел скучающим взглядом её убогий интерьер. — Думаете, я стану мыться при вас? — спросила Гермиона, мысленно проклиная свой дрогнувший голос. — Меня совершенно не волнует, как бы вам хотелось это сделать, — протянул Люциус. Он снова выглядел как человек, не способный на проявление ярких эмоций. Однако наигранность его безразличия выдавали глаза, в которых Гермиона уловила алчный блеск. И как будто только сейчас осознала, что она в данный момент заперта в ванной один на один со взрослым мужчиной, ожидать от которого можно чего угодно. Гермиона сглотнула подступивший к горлу ком, лихорадочно оценивая обстановку. Малфой явно дал понять, что не намерен уходить, а она могла лишь умолять. От подобной перспективы во рту выступила кислая слюна, которую Гермионе на секунду захотелось сплюнуть Малфою в лицо. От злости на этого человека и унижения на глазах выступили предательские слёзы, поэтому Гермиона поспешно отвернулась и подошла к раковине. Вода была настолько холодной, что через полминуты у неё начало ломить руки, но вместе с тем эта вода приносила хоть какое-то облегчение. Умывая лицо и шею, Гермиона старалась сделать так, чтобы ледяные капли попали также на липкие от пота спину и грудь. Она уже смирилась с тем, что ей не суждено принять ванну, а поддаваться Малфою Гермиона не собиралась. Чуть помешкав, сгорая от стыда, она ополоснула подмышки. Ей безумно хотелось нормально помыть голову, но о таком, кажется, не стоило даже и мечтать. В качестве компромисса несколько раз запустив мокрые руки в сбитые в колтун кудри, она наконец выключила воду и нехотя повернулась к Малфою. — Я предполагал, что грязнокровки не слишком чистоплотны, но чтобы настолько, — он брезгливо поморщился, покручивая палочку изящными пальцами. — Я не стану принимать ванну в вашем присутствии, — тихо заявила Гермиона. Она боялась, что если чуть повысит голос, то сорвется и расплачется. — Вы кое-чего не поняли, мисс, — Люциус медленно оттолкнулся от двери. Гермиона невольно отступила на шаг, тут же разозлившись на свою трусливость. — Вам придется принять ванну. — Он подошел совсем близко и вдавил кончик палочки в выемку между её ключицами. Гермиона почувствовала, что её мутит от страха перед ним. — А также воспользоваться этим, — свободной рукой Малфой порылся в складках мантии и извлек опасную бритву. На долю секунды Гермионе показалось, что он собирается перерезать ей горло. Однако почти сразу до нее дошло, чего Малфой хочет от неё на самом деле. И от этого стало гадко. — Да как вы смеете… — Я не хочу оставлять вас наедине с этой бритвой, потому что пока не уверен, что у вас не возникнет желания вскрыть себе вены. — Что?! — Гермиона захлебнулась от негодования. — Ну, знаете, вы здесь, в моей власти, а ваши никчемные друзья мертвы. И не только эти два недоумка, с которыми вы появились здесь. Возможно, уже все ваши друзья мертвы. Эти слова проникли под кожу раньше, чем Гермиона успела сказать или сделать хоть что-то. Хотя, что она могла с этим сделать? Она просто стояла перед Люциусом, чувствуя себя совершенно голой, чувствуя, как горячие слезы сбегают по щекам, как соль стягивает обветренную кожу. Похоже, Малфоя не устраивал тот факт, что его пленница до сих пор не осознала горе, которое постигло её. И он, не скрывая удовольствия, разрушал сейчас хрупкую стену её спасительного отчуждения. — Вы чудовище, — прошептала Гермиона, трясущейся рукой стирая с щеки влажную дорожку, оставленную слезами. — Я лишь объясняю объективные причины того, почему не готов доверить вам бритву, — Малфой хищно осклабился, убирая палочку и протягивая бритву Гермионе. — Не удивлюсь, если вы никогда этим раньше не пользовались, — он на секунду перевел взгляд на подмышки Гермионы, заставляя её покраснеть от смущения. — Что ж, самое время начать. — Зачем… — Гермиона сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло, — зачем это вам? — Неприятные догадки уже копошились в голове, но она надеялась, что, возможно… — Я уже говорил вам, мисс Грейнджер, у меня есть на вас планы. И эти планы подразумевают отсутствие лишних волос на вашем теле. Везде. Другими словами, я имею в виду не только ваши ноги. — Малфой как будто вёл с ней светскую беседу о сортах вина или классической музыке. Гермиона же похолодела от ужаса, представив, какие именно планы могут подразумевать такое. — Прошу вас… — совсем недавно она не собиралась его умолять, но сейчас готова была упасть перед Малфоем на колени и рыдать, только бы избежать уготованной им для нее участи. — О, только не нужно опять лить слезы — я не из тех, кого этим можно пронять, — скривился он, всё-таки протискивая сложенную бритву в одну из рук Гермионы. — Я… — она вдруг почувствовала жгучую волну гнева, прокатившуюся по телу, и гордо приподняла подбородок. — Я не обязана это делать! — Не обязаны, — согласился Люциус, — но если вы этого не сделаете, я докажу вам, что владею Круциатусом не хуже Беллы. Гермиона сглотнула. Что-то в его взгляде не оставляло сомнений: он будет пытать её, долго, жестоко и с удовольствием. А от воспоминаний о той боли, которую приносит заклятие, гордость Гермионы съёжилась и жалобно заскулила. — Ну вот и славно, — усмехнулся Малфой, видя, что его жертва не собирается больше сопротивляться. — Честно говоря, я не горю желанием созерцать, как вы будете делать это, поэтому пришлю к вам Крипси. Только не убейте его — найти приличного домовика нынче непросто. Одарив Гермиону очередным надменным взглядом, Малфой направился к двери. Его силуэт расплылся из-за пелены выступивших на глазах слёз. В голове было слишком много мыслей, наслаивающихся друг на друга, но только когда дверь хлопнула, а шаги за ней стихли, Гермиона позволила себе всхлипнуть. Ей было мерзко и страшно. Хотелось соскользнуть на пол и выплакать хотя бы часть этого страха. Хотелось обхватить себя руками, чтобы хоть как-то унять дрожь. Что-то выскользнуло из её ладони и с громким стуком упало на пол. Гермиона отсутствующим взглядом посмотрела на приоткрывшуюся от падения опасную бритву, лежащую перед ней. «Только не убейте его…» Господи! Это было в её руке! Перед глазами на миг снова возникла расплывающаяся спина неспешно удаляющегося Люциуса Малфоя. Гермиону затрясло сильнее от осознания того, что у неё был шанс… Почему-то в голове не возникло ни одного сомнения в том, что она смогла бы сделать это… Заполучив его палочку, она бы придумала, как выбраться, она бы… Поток бессвязных и бесполезных мыслей прервал громкий треск: перед ней появился домовик с куском мыла и мочалкой в маленьких руках. Только сейчас до Гермионы дошло, что ей предстоит делать в присутствии этого существа. Однако его преисполненные ужасом глаза были более предпочтительными свидетелями её унижения, чем ледяные насмешливые глаза Малфоя. — Крипси? — Да, мисс? — Я обещаю не делать с собой ничего плохого, поэтому… отвернись, хорошо? Домовик помедлил, видимо прикидывая, не противоречит ли просьба Гермионы приказу его хозяина, потом порывисто закивал и отвернулся к двери. Гермиона вздохнула и скинула с себя робу.