Учебное пособие

Сложно осознать, насколько сильно тебе не хватало чего-то, пока ты это не получишь. Опустившись в горячую воду, довольно быстро заполнившую старую ванну, Гермиона на миг даже забыла о той ужасной ситуации, в которой она оказалась. Каждая клеточка в теле, измученном месяцами похода, казалось, затрепетала от этого великолепного ощущения. Она готова была вечность провести в этой облупленной ванне, однако писклявый голос Крипси разрушил хрупкую идиллию. — Хозяин сказал, у мисс есть двадцать минут. — Он что, издевается? — вскрикнула Гермиона, расплескивая воду на пол. — Если Крипси не поторопит мисс, ему придется наказать себя, — пропищал домовик, опять прижимая уши к голове. Вот значит как. Гермиона тихо выругалась: чертов Люциус Малфой не ошибся с выбором оружия против неё. Она просто не могла позволить несчастному, лишенному воли существу пострадать из-за своей нерасторопности или упрямства. Пришлось мыться быстро и без удовольствия. Мочалка была жесткой и неприятно царапала кожу, бесформенный кусок мыла, принесенный Крипси, отдавал чем-то тяжелым и неприятным, однако выбирать не приходилось, поэтому Гермиона смыла с себя пот и грязь, а затем с большим трудом распутала и помыла волосы. Осталась самая неприятная часть программы. Она в нерешительности уставилась на опасную бритву, которая всё ещё лежала на полу. Раньше она никогда не пользовалась такой — для этих целей у нее был обычный магловский станок. Сейчас он, должно быть, всё ещё валялся в ванной на втором этаже в доме на площади Гриммо, 12. Станок был одной из немногих вещей, которые Гермиона безвозвратно потеряла в момент их поспешного бегства из фамильного особняка Блэков. Как же давно это было! Воспоминания заползли в расслабленный купанием мозг и больно обожгли её изнутри. Гермиона и не заметила, как на глаза навернулись непрошеные слезы. Мысли снова заполнили образы Гарри и Рона, а в ушах зазвучал надменный голос Люциуса Малфоя: «Ваши никчемные друзья мертвы. И не только эти два недоумка, с которыми вы появились здесь. Возможно, уже все ваши друзья мертвы». — Ублюдок, — прошептала она, глотая слезы. — Мерзкий, никчемный… — Мисс закончила? — Крипси не оборачивался, лишь слегка наклонил голову. Гермиона вздрогнула: она и забыла, что здесь домовик. — Не совсем, — протянула она. Ей так не хотелось покидать тепло ванны, что, помедлив, она всё же попросила Крипси принести ей бритву. Он сделал это более чем тактично, так ни разу и не взглянув на Гермиону. Попытки извлечь из куска мыла сколько-нибудь правдоподобную пену успехом не увенчались, поэтому Гермиона просто помазала этим мылом ноги. Даже на вид бритва была очень острой. Пару минут Гермиона зачарованно рассматривала поблескивающую сталь. Этот неясный блеск притягивал, провоцировал на прикосновение. Она почти надавила подушечками пальцев на острый край бритвы, но наваждение вовремя спало. Боязливо проведя несколько раз от лодыжки к колену, Гермиона наконец приноровилась к непривычному инструменту. Результат превзошел её ожидания, и она даже залюбовалась на мгновение своими гладкими ногами, но почти тут же сникла, вспомнив, для кого она так старается. Ей всё ещё не хотелось думать о том, для чего Малфою понадобилось её брить, однако отогнать свои догадки – одна гаже другой – уже не получалось. Гермиона сжималась от одной только мысли о том, что её могут принудить к… Нет! Невозможно! Чтобы хоть как-то успокоиться, Гермиона пыталась убедить себя в том, что ни Малфой, ни кто-либо еще не стал бы делать ничего подобного с такой, как она, с грязнокровкой! Это ведь просто абсурдно, что помешанный на чистоте крови маг, да еще и женатый, захочет… этого с ней! Произнести слово «секс» даже в мыслях она не решалась. Гермиона, как и всякая нормальная девушка, планировала, что в первый раз ляжет в постель с любимым человеком, а никак не с толпой Пожирателей смерти! От этих тягостных мыслей ей снова захотелось плакать, но в этот момент Крипси начал переминаться с ноги на ногу и нервно поглядывать на Гермиону через плечо: время, отведенное его хозяином, было на исходе. — Я скоро закончу, — пробормотала она и наспех побрила подмышки. Вода в ванне уже начала остывать, поэтому сидеть в ней и дальше было не шибко приятно, но это всё равно было намного лучше неизвестных «планов», о которых упомянул Люциус Малфой. От воспоминаний о нем и его брезгливо-надменном взгляде, а также от мыслей о том, что этот мужчина, возможно, собирается сделать с ней, Гермиону начало подташнивать. Она посмотрела на бритву в своих руках. «Я не хочу оставлять вас наедине с этой бритвой, потому что пока не уверен, что у вас не возникнет желания вскрыть себе вены». Чертов Малфой вряд ли серьезно беспокоился о ней, но его опасения уже не казались Гермионе такими уж возмутительно-абсурдными. То положение, в котором она оказалась сейчас… Оно было похоже на затянувшийся дурной сон. Несколько дней назад она была почти счастлива, наслаждаясь воссоединением их трио, вдохновленная разрушением медальона и поиском новых крестражей. И вот всё это в одночасье исчезло. Они проиграли. Вот так просто, без борьбы. Одна маленькая оплошность, и всё разрушено. Бритва с гулким стуком приземлилась на дно ванны, а в следующую секунду этот и все прочие звуки потонули в громких всхлипах, перерастающих в истеричные рыдания. Гермиона обхватила себя трясущимися руками и заскулила в голос. Испуганный Крипси заметался по ванной, не зная, что ему предпринять. Однако очередной надрывный вскрик вынудил несчастного домовика с треском дезаппарировать. Гермиона не заметила этого. Сейчас она не заметила бы даже появления в ванной Волдеморта: она захлебывалась своим горем и теплой водой с примесью мыла. Сразу все мысли и страхи, от которых она пыталась держаться подальше, которые не желала впускать в свой разум, обрушились на неё мощной лавиной. В голове мелькали образы Гарри, Рона, родителей, в данную минуту даже не подозревавших, что у них есть дочь, которая в беде. Гермиона плакала, не чувствуя ни холода, ни боли в горле, которое уже начало саднить. В этот момент ей хотелось умереть, умереть вместе с Гарри и Роном, в смерть которых она до сих пор отчаянно не могла поверить. Дурной сон, пожалуйста, пусть это будет лишь дурной сон! Дверь в ванную с громким стуком распахнулась. Это вырвало Гермиону из омута отчаяния, но даже глядя в разъяренное лицо Люциуса Малфоя, появившегося на пороге, она не смогла успокоиться — напротив, разрыдалась ещё пуще прежнего. Этот человек, этот ненавистный, отвратительный человек! Неужели он настолько презирает её происхождение, что готов унижать и мучить её, не давая ей умереть? Гермиона как будто в замедленной съемке наблюдала за тем, как он входит в ванную, направляет на неё палочку и произносит "Круцио". У нее не было сил даже на то, чтобы прикрыться - не то что сопротивляться. Боль была такой сильной, что на пару секунд лишила её рассудка. Гермиона просто не помнила, что с ней происходило дальше: всё потонуло в нестерпимой пронизывающей боли. Она просто обязана была умереть в тот момент: все страхи и страдания прекратились бы тогда. Однако этому не суждено было случиться. — Разве проклятый домовик не предупредил, что у вас есть двадцать минут? — злобное шипение привело Гермиону в чувство. Боль постепенно уходила из тела, сосредотачиваясь на затылке. Лишь спустя пару секунд она поняла, что Малфой тянет её за волосы, намотанные на его кулак. — Разве я не предупредил, что невыполнение моей маленькой просьбы будет караться при помощи Круциатуса? — он дернул сильнее, вытаскивая Гермиону из ванны. Она завизжала, одновременно пытаясь вырваться и прикрыться, но вместо этого неловко поскользнулась и впечаталась коленями в каменный пол. — Маленькая неуклюжая грязнокровка! Я сохранил вашу чертову жизнь не для того, чтобы нянчиться с вами! Слова с трудом доходили до Гермионы, оседая где-то на задворках подсознания. Сохранил её жизнь? Что? — Поднимайтесь! — Люциус встряхнул её, и Гермионе показалось, что внушительный клок её роскошных волос навсегда остался в его кулаке. С трудом встав на подгибающиеся ноги, она снова попыталась прикрыться и тут с ужасом заметила, что Малфой смотрит на её… о, господи! От смешанного чувства боли и стыда ей захотелось провалиться сквозь землю и выцарапать ему глаза — в любой последовательности. — Что это такое, мисс Грейнджер? — голос его вдруг стал вкрадчивым и почти ласковым. Гермиона лишь всхлипнула в ответ. — Разве вы плохо поняли мою просьбу? Я слышал, что вы были самой сообразительной ученицей курса. Или это не так? Может, вы были просто маленькой бесхитростной заучкой, не способной додуматься до того, о чем она не прочитала в учебниках? Эти слова неприятно кольнули самолюбие Гермионы. Их несправедливость заставила воспрянуть её дух. — Отпустите меня! — она дёрнулась, но Малфой лишь сильнее намотал её волосы на свой кулак. — Что, нравится издеваться над слабыми? Трусливый подонок! Он так стремительно занес руку, что Гермиона не успела заметить, как он ударил её, она лишь почувствовала резкую боль, охватившую всю левую часть лица. — Ваши попытки воззвать к моему благородству просто смешны! Если я и бываю благороден, то уж точно не с такими, как вы! Как же сильно Гермионе хотелось ударить его в ответ! Она была так напугана и уязвлена, что это, как ни странно, делало её храбрее. Она даже забыла о своей наготе, забыла о стыдливости, сейчас ей хотелось лишь одного: вцепиться в глотку Люциуса Малфоя и по возможности причинить ему как можно больше боли. Она с сожалением подумала о бритве, лежащей на дне ванны. Если бы только она оказалась сейчас в её руках… Обида жгла её изнутри, и именно это заставило Гермиону выплюнуть вертевшиеся на языке слова: — Я слишком противна вам, чтобы вести себя со мной по-человечески, но недостаточно противна для того, чтобы хотеть… хотеть трахнуть меня? Это слово было таким мерзким и горьким на вкус! Гермиона не верила, что произнесла его, но она при всем желании уже не могла бы повернуть время вспять и промолчать. Поэтому ей оставалось только наблюдать за тем, как меняется лицо Малфоя. С удивлением и непониманием замечать, как его перерезает ухмылка. — А вы всё-таки догадливы, верно? Хоть и вульгарны, — он хмыкнул, наконец выпуская волосы Гермионы из своей хватки. Она тут же бросилась туда, где валялась её роба, и прикрылась жесткой тканью. — К вашему великому сожалению, я не собираюсь вас, как вы выразились, «трахать». — Малфой с хищной ухмылкой наблюдал за жалкими попытками Гермионы скрыть свою наготу. — Однако вы понадобитесь мне… в качестве учебного пособия. — Что? — от неожиданности Гермиона чуть не выронила робу. — Раз уж вы так сообразительны, вы, должно быть, понимаете, что смерть Избранного, надежды магического мира, многое изменит. Гермиона шумно сглотнула, отгоняя от себя мысль о Гарри. — Темный Лорд уже у власти. И в будущем он лишь укрепит её. Гермиона слушала его, пребывая в неком подобии транса. Она решительно не понимала, какое отношение всё это имеет к ней и к тому, что с ней собирается делать Малфой. — Всё это означает возвращение старых порядков. Старых традиций, которыми жили многие чистокровные семьи до того, как в их жизни стали беспардонно вторгаться грязнокровки вроде вас. Гермиону посетило совершенно неуместное желание рассмеяться. Ей хотелось осадить Малфоя тем фактом, что его обожаемый Темный Лорд — плод такого вот «вторжения», но язык будто присох к нёбу. — К вашему сведению, в семьях чистокровных волшебников не принято «трахаться», — он снова усмехнулся. — Однако есть одна традиция, которая подразумевает некую… передачу опыта. Гермиона чувствовала, как холод струится по спине. Было ли это результатом того, что на ней лежали всё ещё влажные волосы, или причиной этого холода были слова Малфоя, она не знала. Она лишь осознавала, что с каждым новым словом её тошнит всё сильнее. — Юная чистокровная ведьма, вступающая в брак, должна быть невинна и неопытна. А вот юноша, перед тем как жениться, должен постичь все необходимые премудрости плотской любви. Для этого испокон веков использовались женщины вроде вас — маглы. — В последнее слово Малфой вложил столько презрения, что им легко можно было захлебнуться, однако Гермиона обратила внимание лишь на смысл. «Использовали женщин вроде вас…» Это вернуло те страхи, которые терзали её недавно. Последние сомнения растаяли: вот для чего он оставил её здесь, в поместье. Её парализовало ужасом и отвращением. — Дикость какая-то, — прошептала она скорее себе, чем ему. Малфой лишь хмыкнул. — Вам не понять этого, ведь у маглов принято «трахаться», — кажется, он наслаждался, повторяя это слово, — направо и налево. — Вовсе нет, — попыталась защититься Гермиона, но выражение лица Малфоя красноречиво иллюстрировало его неверие. — Вы удачно подвернулись мне под руку, мисс Грейнджер. У меня нет ни времени, ни желания искать кого-то ещё на эту роль. И меня, поверьте, абсолютно не волнует ваше мнение по данному вопросу. Гермиона ощутила, как подкашиваются ноги. Ей нужно было выбираться. Сейчас. И она уцепилась за последний довод, способный, как ей казалось, спасти её от уготованной участи. — Ваш сын… Драко не пойдет на такое. Он ненавидит меня! — О, не сомневайтесь, он презирает вас не меньше, чем я. Но если забыть о вашей личности, мы получим в остатке лишь тело — молодое и довольно привлекательное. Это всё, что нам нужно. К тому же он не ослушается моей воли. Так что не беспокойтесь о нем. Он издевался. Изощренно, со вкусом. И в этот момент Гермиона как никогда ясно поняла, что всё уже решено. И она не в силах изменить того, что ей предстоит стать сексуальной игрушкой для Драко Малфоя. Эта мысль сверкнула в голове яркой вспышкой и погасла вместе со всем окружающим миром. Её сознание снова выбрало простой и действенный способ ухода от проблем.