The chronics of spirit

Есть такой фарфор, который почти невозможно склеить. И Кёнсу был сделан именно из него. Хотя находясь в прокуренной комнате, на стенах которой плясали свои танцы блики, он предпочитал считать себя свечой. Он закрывал глаза и представлял, что тело его из парафина, взгляды – тихое пламя, а слёзы – горячий воск. У него тонкие руки и хрупкие плечи, но это неважно, ведь даже спичке под силу спалить огромный дом. Ещё в детстве, сильнее, чем смотреть в небо, он любил молчать, подолгу согреваясь огнём свечи. Он хотел гореть так же ярко, чтобы плавилось тело, и вдохновенно капал воск, а священный огонь завораживал красотой. Теперь всю красоту своей души он переносил на кукол, которых делал сам. Он мечтал сделать для себя самую идеальную и вселить в неё в жизнь. Но пока что, проводя долгие ночи за своим столом, он не мог закончить работу до конца. Каждой из них чего-то не хватало. Каждая была слишком идеальной, слишком красивой, без единого изъяна. От такой красоты погибают, а Кёнсу хотел жить. Тогда его охватило отчаяние, и он вместо красивого лица сделал кукле устрашающие гримасы, глубокие шрамы и зашитые веки. Так он считал, она не сможет от него уйти. Он назвал её странно – Лили. Она пропускала пальцы сквозь волосы своего хозяина. В ней жила зима, наступая сумерками, в ней умирала весна, так никогда и не грея. В её преисподней царила разруха, холод и непотребство, она взращивала в себе тишину и каждое наслаждение обменивала на боль. Кроме Кёнсу кукла не знала иной жизни, он был её творцом, её богом и её болью. Слепая, она любила его голос, но Кёнсу так и не смог полюбить своё творение так же, как и не мог её убить. Но Лили знала, что её предали. И не желая боли своему творцу, чувствуя его отвращение, она ушла. Кёнсу искал её по всему дому, но так и не смог найти. С тех самых пор он пообещал себе никогда больше не оживлять своих кукол. *** Кёнсу сидел за огромным деревянным столом, подогнув под себя ноги и сосредоточившись на работе. Он делал очередную куклу и сейчас должен был разукрасить её губы. Он всегда уделял больше внимания глазам и губам, потому что если правильно всё сделать, кажется, что кукла оживает без жизни. Предрассветные лучи пробивались сквозь плотную тюль, рассеивались по комнате и тонули во мраке. На столе догорала свеча, и слышно было только её лёгкое потрескивание. Кёнсу, занятый своим творением, не сразу обратил внимание на слишком густую тень, которая облаком стояла возле него. «Отвлекись, мне нужно с тобой поговорить» Это облако холодом обожгло лицо Кёнсу и задуло свечу. - Опять ты, – Кёнсу нахмурившись, отставил куклу подальше, – что на этот раз? - Хочу попросить тебя об услуге. - Я не вижу тебя. Ты сливаешься с мраком. Послышался смех, и вот из облака появился парень, облаченный во всё чёрное. - Значит сегодня ты… - Зови меня Каем. Тот, что с холодным сердцем. - Хорошо, Кай. Что ты хочешь? Кай подошел ближе к куклам и начал с огромным интересом их разглядывать. - Они как живые. - Только пустые и не имеют души. Кай улыбнулся ещё шире. - Сейчас многие пустые, даже если имеют душу. Ты так не считаешь? - Мне незачем об этом думать. Я живу здесь, делаю кукол и мне этого хватает. Кай медленно повернулся и сел на стол так, чтобы видеть лицо Кёнсу как можно ближе. - Мне нужна кукла. Живая. - Я больше не оживляю их. Кай опустил свою руку на шею Кёнсу и длинными ногтями провел по ней, оставляя красные следы. - Мне нужна кукла. В глазах его появились мрачные радуги кошмара. - Бери любую, – уверенность Кёнсу начала таять, как воск. - Мне не нужна любая. Мне нужна та, которую ты сделаешь под мой заказ. По этой фотографии. Кай положил на стол чёрно-белый снимок. - Только в ней должна быть одна особенность – ватные ноги, или какие другие, но кукла не должна уметь ходить. - Хорошо. - Три дня сроку тебе. Кёнсу кивнул. Он принялся за заказ на следующую ночь и сделал прекраснейшее из творений, по его обыкновению, устрашающей красоты. Тело было белым, как мрамор, губы горели алым огнем, а глаза, даже если кукла улыбалась, казались неживыми. Было в них что-то такое, что обжигало холодом, взгляд их пророчил крушение корабля чьей-то мечты, счёт которых потом пойдет на тысячи. Кёнсу выполнил всё, что его просили. Лицо было схоже как две капли воды с фотографией, ноги были ватными, и в кукле теплилась жизнь. Кай так и не сказал, зачем ему была нужна эта кукла, да и Кёнсу это не очень волновало. Он сделал всё, о чем его просили. Но его всё равно поедала тревога, то ли от того, что ему пришлось нарушить своё же обещание не оживлять своих кукол, то ли от предчувствия, какие последствия ждут хозяев его прекрасного творения.