The chronics of spirit

Фонарик одиноко стоял на лесной тропе, тихо покачиваясь на ветру. Он наслаждался сладкой полудрёмой, когда что-то призрачное коснулось его. Это не было обычным касанием дождя или бабочки, что-то более ощутимое, нежели ветер, холоднее, чем руки Чунмёна, но что-то определённо живое и приятное. Он не мог ничего сказать и только с любопытством наблюдал за парнем, который напоминал призрака. Обычно прохожие всегда были торопливы, им не было дела до одинокого фонарного столба, а его собратья находились на отличном расстоянии друг от друга и лишь изредка приветственно перемигивались. "Интересно, – думал про себя фонарик, – почему он так смотрит на меня, словно удивлён, что я ещё не горю. Он не видит огня и это, словно, огорчает его". Парень действительно своими тонкими пальцами легко прикасался к стеклу и ждал, что внутри зажжётся свет. "Ночь на дворе… а он здесь, со мной. Почему он не торопится никуда? Почему мне кажется, что силы оставили его," — беспокоился фонарик. - Я бы очень хотел, чтобы ты загорелся. Твоё тепло согрело бы мои холодные руки, а свет отблеском отдался бы в глазах. Но надо ждать Чунмёна. Фонарик смотрел на своего странного гостя и проникался всё большим сочувствием. Он искренне хотел согреть ночного посетителя, только не мог зажечься сам и поэтому очень сильно про себя просил, чтобы Чунми поскорее пришёл.

***

Чунмён не удивился, когда увидел Бэкхёна возле фонаря. Скорее, это было даже очевидно, что он будет искать хоть какого-то тепла. Он тихо подошел к столбу и так же тихо зажёг огонь, попутно здороваясь с фонариком и что-то ему рассказывая. Бэкхён наблюдал внимательно за тем, как маленький огонёк разгорается всё больше и больше. - Он как живой, – произнес он завороженно, – огонёк словно танцует. - Он и есть живой. Чунмён торопился зажечь остальные фонари. – Пойдем со мной. Бэкхён долго смотрел на полюбившийся ему фонарик, но потом всё же решил присоединиться к Чунми. - Странно, кажется, что они все одинаковы, а мне понравился именно этот. Чунмён очень загадочно улыбается, приподнимая уголки губ. - Они все разные. Лес, по которому мы сейчас идем, не просто лес. Это кладбище со множеством могил прошлого. Каждый фонарик – свет тех, кто ушел из нашей жизни. - Зачем же ты их зажигаешь? - Этот свет нужен тем, кто блуждает ночью и не может попасть к нам в дом. Бэкхён смотрит на огоньки, которые уже зажглись. - Но ведь бывает так, что ветер их задувает, что тогда? - Это значит, что пока в дом никому нельзя. Тем, кто блуждает и не может найти дорогу. Бэкхён думает, что всё так странно устроено. Откуда ветер знает, когда дуть сильнее? - Это был последний, – Чунмён тушит спичку и ярко улыбается фонарю. Бэкхён смотрит, как на лице парня отражается свет, как тени танцуют на скулах, зажигая в глазах искры. Он красивый и живой. Бэкхён думает, что он даже красивее Мина. - Пойдём со мной, я накормлю тебя одуванчиками. Бэкхён не думал, что Чунми знает. Потерянные души питаются цветами солнца и только чтобы совсем не погибнуть. - Ты многое знаешь. - Это моё проклятье. Чунмён говорит это одними лишь губами. И он всегда при этом улыбается, словно скорбь, даже если она в нём есть, дело совсем привычное и очень светлое. Когда же Бэкхён попадает в комнату, его удивляют стены, полностью исписанные разными почерками. «Яркая луна всё больше дразнит с неба тем, что тебе с нею не быть. Ровным счётом никогда». «Наши судьбы, связанные красной нитью» «Я забыл, как слышать, любить и заботиться» Это то, что бросается Бэкхёну в глаза первым. Он читает внимательно и замечает: «Я схожу с ума от иллюзий, что становятся реальностью». - Лухану подходит. Чунмён отрывается от поисков цветов в своей комнате и подходит ближе к Бэкхёну. - Это о нём и есть. - Ты хочешь сказать, что каждая из надписей принадлежит тем, кто здесь живёт? - Всем, кто когда-либо произносил в доме хоть слово. Многие ошибочно считают, что стены глухи и немы, но на самом деле им есть о чем рассказать. - Лухан страдает громче всех, даже я это слышу. Воображение Чунмёна рисует маленькую куклу, которая сжала на горле Ханя свои крохотные пальчики и танцует с ним через такт. Он держит её бережно на своих руках, а вокруг них стены, обвешанные фотографиями его счастливой улыбки, яркой и немного с горечью. Вокруг лепестки роз – те самые капли крови прекрасной Афродиты. Хотя нет, не только Афродиты, там точно есть уже капли крови самого Лухана. Он ранился шипами, но в своем сумасшедшем счастье не замечает глубокой раны. Осталось совсем немного до момента, когда он начнет выворачиваться и рычать в каждой строчке своих странных стихов. - Его уже не спасти? Такое ощущение, что Бэкхён увидел то же, что и Чунми. Душа должна чувствовать, когда кому-то скоро умирать. - Это то, от чего его нельзя спасти. Особый вид смерти, который не убивает, а перерождает. Бэкхён грустно смотрит в открытое окно и слышит шум прибоя. Наверное, его Мина ждёт такое же перерождение.