The chronics of spirit

Крис сидел на запылённом чердаке, сжавшись в угол и мечтая только об одном – исчезнуть. К одиночеству привыкают - так говорил когда-то Чунмён, а ещё говорил, что за одиночество стоит отдать большую плату. «Ты ни в чем не виноват», - повторял он изо дня в день про себя. Здесь было очень темно, но Крису всё равно иногда казалось, что какие-то тени передвигаются по старым доскам, заставляя их скрипеть, а его – вздрагивать. Иногда он слышал, как дракон прилетал и когтями своими легонько касался крыши. Даже мысли Криса покрываются пылью, а что-то под сердцем течёт, переливается, затем тянется, обволакивает, сжимает, душит. Вот и расплата пришла, какая-то слишком терпкая, иногда казалось даже невыносимая. Воспоминания меркли, им в унисон доносились глухие стоны из сада. Крису нравилось, что он страдает не один, что кто-то так же познает плату за свою наивность, веру во что-то прекрасное. Стук. Он даже вздрогнул. Но это был не дракон. Неужели… дождь? Его так давно не было. Размеренный, лёгкий шёпот. Так даже спокойнее тонуть в своём одиночестве. «То, от чего ты бежишь, найдет тебя и измучает. Если ты спрячешься, всё равно к тебе просочится». Вместе с шумом дождя Крис услышал и это. Звук капель становился громче, яростнее. Начало откуда-то капать. «То, от чего ты бежишь, найдет тебя и измучает». Крис закрывает уши, он не хочет этого слышать. Он ведь всегда боялся и другие боялись, того самого неизменного, что должно прийти. И пришло. Только он спрятался здесь - на крыше, и ему не то что спокойно, нет, просто он спрятался раньше всех. Никто из них, пытаясь уснуть, не смог бы даже представить, что болезненнее окажется просто пережить. Пережить собственные мечты, или любовь к собственным мечтам. На них не пишут, что они вызывают привыкание, что делают больно. Они обрамлены во всё светлое, воздушное и вздымают тебя туда – в небо, очень высоко, кружат не переставая. И нужно было лететь не с попутным ветром, а самому создавать этот ветер. И куда теперь без целого мира, что был вокруг, который сам творил? Крис сам поставил себе рамки, а теперь зови, рычи, ползи — делай всё, что хочешь. А он лежит и молча стареет, слушая плач Чанёля, гул тёмных теней, которые хотят стереть его с лица земли. Недавно слышал, как дробил фарфор Лухан. Неужели решился? Совершенно неожиданно. Он думал, что Лу скорее себе все кости переломает, чем прикоснется к своему идеалу. Испортилась значит. Довела. Интересно, а им всем хуже, чем ему? Каждому, в заточении своей боли, с постоянными всхлипами. Как же Крис от них устал, почему нельзя страдать молча, как он? Наслаждаясь болью, одиночеством, разрешёнными мечтами, каждый осколок воздушного замка в себя вколачивать. И кому сейчас хуже, кому можно распускать сопли, а кто должен держать всё в себе? И на самом деле он запуганный, слепой, возможно даже страшный зверь, который предал свою мечту. И сидит теперь на чердаке, никого не впускает, потому что боится, что осудят, или же боится, что проявят жалость, что не накажут за предательство. Крису явно не хватает мудрости Чунмёна и его дракона. Они не поучали, они показывали. И когда мгновение застывает, и в голове у Криса отчётливо всплывает образ Чунми – этот самый Чунми вырастает перед ним из накапавшей лужи воды. - Этого ещё не хватало, – Крис как-то не особо радуется материализовавшемуся перед ним Чунмёну. - Мне бы очень хотелось сейчас закрыть глаза себе ладонями и притвориться, что я тебя не вижу, вернее твоего отчаяния и раскаяния. Ты не рад меня видеть, и это не новость, не удивил. - Ну так чего пришёл, если знаешь, что я не рад? - Хотелось бы прийти и сказать, что все хорошо, у нас никто не умирает и что-то на подобие «Эй, Крис, хватит валять дурака, возвращайся к своей мечте летать». Но у нас умирает Сэхун, у Чанёля окровавлены и обожжены руки так, что он даже спать не может, сада Чондэ нет, Лухан убил свою куклу, а Кай… Кай ищет нашего бога ветра и хочет забрать его себе. Крис пытается разглядеть получше Чунмёна, голос у него звучит совсем грустно, хотя он пытается сохранять спокойствие. - До тошноты логично, что побеждает сильнейший, разве ты не знал? – Крис всё ещё цепляется за своё право быть побеждённым. - Если бы сильнейший не побеждал, а защищал, то всего этого не случилось бы. И если не ради себя, то хотя бы ради Сэхуна, я прошу тебя пойти со мной. - Далеко идти? – Крис спрашивает больше из любопытства, нежели давая своим вопросом надежду на то, что он согласен вернуться. - В другую часть чердака - туда, где тебя никогда не было. - Этот чердак я знаю вдоль и поперёк, о чём ты? - О стене. Чунмён зажигает свечу. Тусклый свет всё равно заставляет щуриться уже привычного к темноте Криса, а Чунмён подходит ближе к противоположной стене и зовет с собой. Там появляются надписи, выведенные несмело, словно детской рукой. - Наш дом был большой пустой книжкой, которую неисписанные дети заполняли неустанно днями, потраченными на новые открытия. Этими детьми были мы. Тысячи и тысячи лет тому назад. Так давно, что мы уже и не помним. Мы никогда не были одинаковыми, но стояли всегда на одной дистанции от двери, за которой нас ждала идентификация, штамп, который отличал. Ты никогда не заглядывал в коробки, верно? Крис даже не сразу вспомнил, о каких коробках говорил Чунмён. Действительно, где-то здесь были коробки, перевязанные старой бечёвкой, скорее чтобы не рассыпались, а не чтобы туда никто не заглядывал. Он не знал, что там, никогда не интересовался, всегда занят был чем-то другим. - Если ты посмотришь, то там окажутся старые детские книги, которые очень сильно любил Лухан. Сказки, которые никогда не заканчивались хорошо, которые он ночами напролёт читал Мину, когда тот не мог уснуть, прислушиваясь к злому завыванию ветра. Сэхун любил пугать Мина. Там много кукол, которыми интересовался Кёнсу, изучая, разглядывая и лелея мечту создать свою. Там есть гербарии, собранные Чондэ, гитара Чанёля, на которой он играл, чтобы Чондэ пел. Там есть всё, что мы так и не выкинули из нашего детства. Там есть и твой игрушечный дракон, о котором ты очень мечтал и которого ты забросил, как только нашёл своего – живого. Но среди всех этих коробок есть одна пустая. И эта пустая коробка предназначена для посмертных вещей, а ещё – для заброшенных наших желаний. Есть, конечно, коробки побольше, для каждого из нас. Мы будем в них сложены, как и все наши вещи из детства, закинуты в дальние тёмные углы и забыты. Хочешь ли ты в такую коробку, хочешь ли ты стать коробкой, о которой никто и не вспомнит, которую будут пинать ногами, ворчать, что она только пыль собирает, да место на чердаке занимает? Хочешь ли ты сложить туда все свои мечты, перевязать бечёвкой и выкинуть? Готов ли ты похоронить себя заживо, зная что и остальные пойдут за тобой, потому что мы все неизменно связаны. Одна слабость тянет за собой другую. - Не мечта у меня, Чунмён. Скорее какая-то ерунда, – Крис говорит очень тихо. - Хотеть летать – не ерунда. Даже если ты захочешь ничего не испытывать, забыть про искренность, ты знаешь, что не сможешь. Натуру свою сломать сложно, ты мечтатель, летать – твоё призвание. И я не вру и не пытаюсь тебя обмануть и использовать для собственной выгоды. Я просто хочу нас спасти. Ничего не бывает просто, и в местах перелома, мы становимся сильнее. Я буду ждать, когда ты прилетишь. Мы с Сэхуном в лесу, хижину нашу найти не сложно. Я тебя очень жду. *** Как только Чунмён ушёл, Крис понимает, что не хочется ему совсем сгребать себя в коробку. Ветра нет, значит, помогать тоже некому. Если он рождён для этого – то сейчас время взлетать, если нет – там уже будет всё равно. Упадёт. Разобьётся, хотя бы в последний раз попробует. Он опять пробирается на крышу. Как же давно он здесь не был. Дышится хорошо, хотя бы не столь пыльный воздух. Ну, как там: «Закрой глаза, расставь руки и лети». Он шагает с крыши, не думая ни о чём, разве только совсем немного, что ему необходимо летать. Спину прошибает ужасная боль, такой Крис не испытывал ещё никогда. Горят два крыла. Действительно, они горят! Он даже машет ими. Крис от счастья такого взмывает в небо. Ощущение того, что он смог наполняет, его до кончиков пальцев. Рядом летит дракон. Он молчит, но видно, что тоже счастлив. Теперь их дорога – к Чунмёну.