Сказать и услышать

...Стукнула дверь, или померещился во сне какой-то звук, но он проснулся, сразу и с неожиданно ясной головой. Прислушался. Может быть, мать заглядывала в комнату и, уходя, не смогла закрыть дверь бесшумно?.. Фили осторожно приподнялся на кровати, осмотрелся. Света маленького фонаря над кроватями было достаточно, чтобы разглядеть закрытую дверь. Кили спал, перекатившись на бок и обнимая подушку, больше в комнате никого не было. Все-таки показалось... Или нет? Фили сел, стараясь двигаться осторожно и плавно, чтобы снова не растревожить утихшую боль. Потом встал с кровати, подошел к двери, прислушался... и, разобрав по другую сторону эхо осторожных шагов, решил, что всполошился все-таки не зря. Приоткрыл дверь, выглянул. Так и есть — в проеме, ведущем на лестницу, скрылся шлейф темно-синего платья. Куда она могла пойти глухой ночью? Как мог, быстро, Фили вернулся к кровати, нашарил на скамейке рядом свои штаны и рубашку, морщась, оделся, сунул ноги в башмаки и поспешил в коридор. Прячась в тенях, Фили шел за матерью — через дверь, отделявшую их семейные покои от Чертогов, по длинному коридору с колоннами, мимо дверей Каминного зала, дальше... куда? К королевским покоям?.. Она решила ночью выяснять отношения с братом?.. Колоннада, украшавшая коридор перед Каминным залом, дальше заканчивалась. Идти по пустому коридору с совершенно гладкими стенами — наверняка быть замеченным... да и подойти к дверям королевских покоев все равно не удастся. То, что стражи не видно, не значит, что ее нет. И тут Фили вспомнил. «...те, кто восхищается королевской выдержкой, редко заглядывают за двери королевских спален...» Из Каминного зала по тайному переходу можно было попасть в спальню короля. Или посмотреть, что там делается. Это опасно... но можно разом получить ответы на очень многие вопросы. Если удастся вспомнить, как открывается тайная дверь со стороны зала. Фили тихо проскользнул в высокие двери, притворил за собой створки поплотнее. Постоял, привыкая к полумраку просторного зала, освещенного только падающими сквозь высокие окна снопами лунного света. Прошел к холодному в это время ночи огромному камину. Поиски тайной двери много времени не отняли, память у принца была хорошая. Сняв на всякий случай башмаки и стараясь даже дышать потише, он быстро пошел по освещенному хитрыми световодами узенькому коридору. Хорошо бы опередить мать, увидеть, с чем она придет к брату... Дис, видимо, не торопилась. Потому что, когда запыхавшийся Фили добрался до конца своего пути и тихонько открыл смотровые отверстия в потайной двери, Торин был один. Не спал, сидел в накинутой поверх рубашки просторной мантии у стола с зеркалом, и расчесывал ко сну волосы. Чеканные зажимы уже лежали рядом с резным футляром с гребнями. У Фили защемило под сердцем — вспомнилось вдруг, как они с Кили мальчишками тихонько пробирались в комнату дяди — не эту, еще в прежнем доме — и, среди прочих сокровищ, доставали и раскладывали на столе эти гребни. И даже пытались применить их по назначению. А Торин, вдоволь насмеявшись над их усилиями, усаживал их рядом и начинал рассказывать и показывать разные хитрости гномьих причесок. Традиции, способы плетения кос, смысл и значение связанных с убором волос ритуалов... Они все запоминали и пробовали, плести косы у Кили получалось даже лучше, но вот носить сложные прически он так и не привык. В отличие от брата, уже сейчас заплетавшего три косы... На сей раз, впрочем, никакой особой премудрости взору Фили не явилось. Торин просто закончил расчесывать гриву и начал было разбирать волосы на пряди, чтобы заплести на ночь, когда его отвлек раздавшийся из смежной со спальней гостиной сначала стук в двери, потом — голос Дис, окликавшей брата по имени. Он отложил гребень и поднялся с места. Видеть, что происходит в другой комнате, Фили со своего места не мог, но это и не понадобилось. Торин впустил сестру в спальню и плотно затворил двери. Дис остановилась было почти у порога, но король сделал приглашающий жест: — Проходи, сестра. Так и думал, что ты не ляжешь спать без разговора. Она прошла дальше, оглянулась, заметила на столе гребни и зеркало. Странно, в ее позе, в сцепленных под грудью руках, а наклоне головы явственно читалась мучительная неуверенность. Как будто она ждала удара или резкого выговора. Этого еще не хватало... Если Торин и ей выскажет что-нибудь... — Прости, я отвлекла тебя от туалета... — Пустое. — Он подошел ближе, осторожно взял сестру за руку. — Как мальчики? Ты встревожена, чем?.. Фили в своем укрытии затаил дыхание. Он что, ослышался?.. — Спят. Уже все в порядке... Я должна... — Она вдруг порывисто вздохнула и, опустившись на колени, на миг прижала к губам руку Торина; подняла голову, глядя снизу вверх. — Я должна благодарить моего короля. Фили, едва удержавшийся, чтобы не рвануть механизм проклятой двери прямо сейчас, испытал нечто вроде мрачного удовлетворения при виде растерянности, мгновенно отразившейся на лице Торина. — Дис... Что ты говоришь? За что благодарить? — За то, что мои бестолковые сыновья так легко отделались. Я помню, что велит обычай... — Что?! — Торин резко высвободил руку и отшагнул назад. — Ты что говоришь, Дис?! Ты думаешь, я могу допустить...? — Можешь, — перебила она, вроде бы негромко, но он осекся и замолчал. — И допустишь, если не останется другого выхода... — Пусть так, — прорычал Торин сквозь зубы. — Но до этого еще ох как далеко! Они и мои дети тоже, Дис. Чтобы заставить меня осудить их на такое... нужно куда поболее, чем сальные намеки заезжего интригана и брюзжание дюжины благочестивых старцев!.. И не смей за ЭТО меня благодарить! — Интригана, которого ты мало не убил, и старцев, которым лгал в глаза? Торин передохнул, успокаиваясь, подошел к сестре, взял ее за плечи и заставил подняться на ноги. — Убью и солгу снова, если потребуется. Дис... — Значит, все хорошо, — кивнула она. Дотянувшись, мягко поцеловала брата в щеку. — Это за них. А вот это... — и, коротко размахнувшись, влепила ему полновесную пощечину. — ...от меня. И поступай теперь, как сочтешь нужным... король. Торин молча провел по щеке ладонью, глянул на нее, будто ожидая увидеть что-то — кровь?.. — потом снова посмотрел на сестру. Фили даже не сразу понял, что так и держится одной рукой за рычаг, отпирающий дверь. А поняв, передохнул... но руки не убрал. Потому что если король сейчас... — За что же, Дис? Вместо ответа принцесса замахнулась второй раз, и снова Торин ее не остановил. — И знай, — проговорила она с нарастающим звоном в голосе. — Если ты снова попытаешься выставить меня за порог без объяснений, когда речь идет о жизни и чести моих сыновей, я дам тебе пощечину публично. Плевать, что будет со мной, но ты это запомнишь надолго!.. — Она всхлипнула. — Я ведь... чуть с ума не сошла, пока ждала сегодня... Где они, что с ними... Хоть полслова ты мог мне сказать, прежде чем выставлять за дверь?! Ведь не развлекаться я к тебе приходила!.. — Задохнулась, схватилась за голову, пошатнулась... Торин, во все глаза молча смотревший на сестру, враз очнулся, стремительно шагнул вперед и сгреб ее в объятия. Прижал к себе, давая уткнуться в складки мантии на своем плече, с выдохом, очень похожим на стон, ткнулся губами в ее короной уложенные косы. — Тшшш... Тише, Дис, успокойся... Да, знаю, я бесчувственное бревно, что ж поделаешь... Прости... Дис только всхлипывала, качая головой и крупно дрожа. Ее запал как-то враз прошел, сменившись, видимо, усталостью и апатией. Торин отвел сестру к кровати, усадил на край, взял с прикроватного столика большой кубок на резной ножке. Сел рядом. — Вот, выпей. Дис послушно сделала глоток. Сморщилась. — Что это?.. — Балин принес. Какая-то успокоительная настойка... Я пробовал вчера, ничего, помогает. — Ты пьешь успокоительные?.. — Да, уже целый второй день. Вернее, ночь... С такими заботливыми советниками и лекарей не надо. Пей. Дис по-детски шмыгнула носом. Еще отпила из кубка. — И ты позволяешь себе указывать, что пить? — Двалин погрозился прийти и лично за этим проследить. Я решил не подвергать королевское достоинство такому испытанию... Ну что, тебе легче? Она кивнула, возвращая кубок. Торин отставил его на стол и вернул внимание сестре. — Все-таки, как тебе удалось уломать старейшин? Они в таких вопросах всегда очень упрямы... — Все-таки утверждать, что я им лгал, было не совсем верно, — вздохнул он. — Хотя мне за всю жизнь не приходилось изображать такое... Ну да ладно. Я сказал им правду, Дис. Что мои племянники по глупости дали повод считать, будто между ними есть запретная связь. И что я не хочу давать кому бы то ни было еще больше оснований обсуждать частную жизнь королевской семьи. И что я прошу их совета в нелегком деле воспитания наследников... — Это был удар на добивание, — заметила уже почти успокоившаяся Дис. — Ты так редко их о чем-то просишь... — Именно так. А поскольку я не просто просил, а еще и старательно всем видом изображал растерянность и мировую скорбь... Отвратительно. Не хватало только пеплом голову посыпать. В общем, меня пожалели. Надавали кучу разных советов, согласились с тем, что пользы от вынесения семейного скандала на публику будет мало, и велели ни в коем случае не спускать балбесам такого непотребства. Дабы на будущее неповадно было. Так что все было не так уж и сложно. Всего-то час позора. Сквозь землю не провалился, и ладно... Если при виде истерики матери Фили бросило в жар, то теперь он слушал, холодея и через раз пропуская вздохи. Торин, конечно, сделал очень ловкий ход, призвав эту замшелую компанию якобы себе на помощь, но чего ему должно было стоить это представление... если потом не мог даже ругаться. Значит, вот как ему пришлось выторговывать это «по доброй воле и без посторонних глаз». И — внезапно это стало совершенно очевидным — посторонние глаза все-таки были. Не могло их не быть. Потому что тем же старейшинам нужны были свидетельства того, что король действительно строго накажет нерадивых наследников, а не просто продержит их день в запертом подвале. И Нали место для этой балроговой скамейки выбирал ведь не просто так... Что ж, надо думать, блюстители нравов остались довольны. Дис, видимо, тоже оценила сказанное и сделанное. Наклонила голову. Заметила тихонько: — А вот историю падения с лестницы посла ты вряд ли рассказал старейшинам... Голова Фили начинала кружиться. Да, случилась накануне вечером неприятность — один из гномов, приехавших с тем самым посольством, от приема которого отвлекли короля разрезвившиеся принцы, оступился на крутой лестнице, да так неудачно, что при падении повредил позвоночник и, похоже, останется теперь парализованным. Но при чем здесь?.. — Не рассказал. От такого мне до смерти не отмыться... Ну да Махал с ними. О мальчишках речь... Я, конечно, виноват тоже. Надо было сразу получше разобраться в этих сплетнях. Но не думал я, что дурь молодая может так далеко зайти... И выбивать эту дурь надо прежде, чем последствия станут необратимыми. Для них самих в первую очередь. — «Выбивать дурь», — горько улыбнулась Дис. — Меня бы не удивило, возьмись ты за ремень сам. Кто такой этот... Нали? Ты никогда не рассказывал... — Это не та тема, которую хочется обсуждать за ужином. Нали — палач, сестра. Настоящий, обученный всем... хмм... секретам мастерства. У него были причины покинуть город, где он прожил больше двадцати лет, и были причины не желать говорить о своем прошлом. Но мне, в благодарность за покровительство, он пообещал вспомнить, чему обучен, если в этом будет нужда. — И... вспоминал? — Трижды, не считая сегодняшнего. Так что в деле я его видел, и на что он способен, знаю. — И зная, ты доверил ему наших мальчиков?.. — Доверил, именно зная. Как и о том, что от моего приказа он не отступит ни на волос. В конце концов, с деликатным делом лучше справится мастер. Особенно если знает, что малейшая ошибка будет стоить ему головы. — Он не сделал ошибки, — тихо проговорила Дис. — Торин, я же не спорю, заслужили они... Все в твоей воле, но ради Махала, скажи мне, почему ты решил обвинить во всем именно Фили?! — Разве? Не помню, чтобы я такое говорил. — А чем еще измеряется тяжесть наказания? Я ведь не слепая, Торин. И следы трех десятков ударов могу отличить от вполовину меньшего числа. Я уже забыть успела, когда видела Фили в слезах. И никогда не слышала от него жалоб, никаких. А сегодня... И не от боли его прорвало, вернее, не от телесной боли. Им всегда доставалось поровну, что изменилось в этот раз? Фили снова забыл дышать. Откровения сыпались одно за другим. Теперь он услышит объяснение причины своих мучений? Торин тяжело вздохнул. — Значит, он сам этого не понял, раз прорвало на жалобы. Ничего, думаю, это вопрос времени. Успокоится, подумает — поймет. — Торин... — Дис, он с самого начала видел, что происходит, и мог прекратить безобразие. И должен был прекратить. Или рассказать мне, если у самого не получалось. Но не сделал ничего! Не потому ли, что в сердце был не столь чист, как в словах? Да, он наказан дважды — за участие в недостойном деле и за потворство этому делу. В таких обстоятельствах молчание равно одобрению, это непростительно, а для наследника трона — непростительно вдвойне. Даже если прежде им всегда перепадало поровну — они не равны, Дис, ни в правах, ни в ответственности, и он должен был эту разницу почувствовать. Фили прикусил губу. Все верно. Как пощечина — коротко и приводит в чувство. Да, видел, да, знал, что плохо кончится, да, хотел прекратить... но слишком долго собирался. Теперь поздно. Сожми зубы, терпи и молчи. Непутевый сын, недостойный наследник... — Он почувствовал, — совсем тихо сказала Дис, и Фили пожалел, что не может себе самому дать пинка. — Но это не единственное объяснение, ведь так? Что-то еще есть? — Было единственным, когда принималось решение. Потом появилось кое-что еще. — Что же? — Кили. — Прости, я не понимаю. — Дис, подумай и скажи, только честно — ты в последнее время ничего не замечала странного? В отношениях между ними? Разлад? Ссоры? Было, внезапно про себя ахнул Фили. Ведь было же... Он шкурой чувствовал, что-то не так, только не мог понять, что именно... То ли брат стал его сторониться, то ли молчать они стали, когда можно поговорить, то ли шутки у Кили стали какими-то... недобрыми, что ли? Неужели все это настолько очевидно со стороны? И почему?.. — Ты знаешь, наверно, что-то было, — тихо проговорила Дис. — После того, как вы вернулись с той ярмарки... Кили... как будто обиду какую-то прятал, но какую — не знаю. Ссор я не слышала, но... Ты думаешь?... — Я думаю, что брата он любит по-настоящему, несмотря на всю эту блажь. И они действительно очень близки. То, что причиняет боль одному, бьет и по второму. И еще вопрос, чья боль ощущается острее. — Значит, заставив страдать Фили, ты хотел еще и больнее достать его брата?.. — Ради Махала, Дис... Я был взбешен после милой беседы со старейшинами, но не до такой степени. И понял, что получилось, только после доклада Нали. Так сложилось... и нужно воспользоваться ситуацией. — Тебе не кажется, что это уже чересчур? — Не чересчур, если вспомнить, что Кили порой бывает очень упрям и скрытен. Дис, зачинщиком безобразий был он. Как, почему — пока не знаю, надо еще разбираться. Он не ребенок и не слабоумный, и должен был понимать, что своими художествами подставляет под удар брата, который наверняка доносить на него не пойдет, а спрос со старшего будет строже... Но какой-то смысл в его действиях должен же быть. Боюсь, до истины не докопаться, пока он сам не расскажет, в чем дело. Нужно заставить его заговорить. — Только его? — Фили может чего-то не понимать, но скрытничать не посмеет. Его достаточно просто спросить. Кили — иное дело. Пока. Вину свою он уже чувствует, и я по стечению обстоятельств сделал все, чтобы это чувство усилить. Думаю, упрямства его хватит ненадолго. — Ты порой бываешь очень жестоким, брат. — А у меня нет выбора, сестра. Либо я ломаю это дурное упрямство сейчас, либо... следующая подобная история может окончиться куда хуже. И эта-то едва не обернулась бедой... Что, если бы Свиор успел выполнить свою угрозу до столь своевременного полета с лестницы? Кто-то стал бы слушать объяснения, поверил бы в то, что это всего лишь глупое недоразумение? И вот тогда — что я должен был бы сделать? Устроить в горах засаду и перебить все загорское посольство? В самом деле начать врать старейшинам, придумывая ложь, которой поверят вернее чем правде? Душу свою продавать за ложные клятвы?.. Ты же первая скажешь «нет» все три раза, или я совсем тебя не знаю. Дис со вздохом покачала головой и встала. Торин поднялся следом. — Фили очень переживает. Да и Кили... слишком много молчал вечером. Ты поговоришь с ними сам? — Обязательно. Провожу посольство и займусь, завтра же. Все образуется, родная. Вот увидишь. — Он подошел совсем близко, мягко взял ее за руки, заглянул в лицо. — Ты мне веришь? Принцесса посмотрела ему в глаза долгим, долгим взглядом. — Как я могу не верить моему королю? — Дис... — Он привлек ее к себе, обнял и поцеловал в висок. — Я себя последней сволочью чувствую, когда ты ТАК произносишь мой титул. Хватит уже, а? — Ты и есть сволочь, — тихонько всхлипнула она, снова, как и в первый раз, утыкаясь ему в плечо. — Но куда же деваться... Торин, ты... прости меня, пожалуйста... Фили больше не прислушивался к словам. Просто смотрел, как Торин обнимает его мать — будто укутывая и пряча, так, как он сам, бывало, обнимал маленького Кили — и явившаяся прежде мысль, что король за выходку малолетних лоботрясов может в чем-то обвинить сестру, казалась удивительно мерзкой. ...Тихий голос Торина вернул его к действительности. — Тебе пора отдыхать, сестренка. Проводить?... — Ну что ты... недалеко ведь идти. Да и не след тебе выходить из покоев простоволосым... Торин вышел проводить сестру в малую гостиную, и Фили наконец-то смог спокойно перевести дыхание. Надо было уходить, но король очень скоро вернулся, и пришлось снова притихнуть — чтобы не потревожить тишину шагами. Ну да, надо же придумать какое-то объяснение, кроме того, что от волнения глупо дрожат коленки... Король между тем затворил и запер дверь спальни и прошел к кровати. Остановился спиной к потайной двери, взял со столика кубок, в котором, по его словам, был успокоительный отвар, залпом выпил. Устало провел рукой по волосам, вернулся к столу с зеркалом, взял гребень, повертел его задумчиво в пальцах и, обращаясь не иначе как к своему отражению, очень спокойно произнес: — Так и будешь за дверью стоять? Заходи, раз уж пришел. Фили дернулся было прочь... и тут же мысленно дал себе затрещину. Поздно. Ну что ж... Принц натянул башмаки, еще раз вдохнул, выдохнул, отгоняя усталость и собираясь с мыслями, и взялся за управляющий механизмом двери рычаг. Эта ночь, похоже, заканчиваться не собиралась.