Сказать и услышать

Дверная панель бесшумно отъехала в сторону, и Фили переступил порог королевской спальни. Не медля, но и без явной спешки. Закрыл за собой потайную дверь, прошел на середину покоя, остановился перед королем — на этикетном, в несколько шагов, расстоянии. Поклонился, выпрямился. Очень хотелось спрятать руки, но поддаваться мальчишечьему желанию не стоило. Достаточно того, что он стоит перед своим королем неподпоясанный и с неприбранными волосами... так хоть держаться надо так, как подобает принцу. То, что король тоже не одет и не прибран, не извинение — он-то у себя в спальне и посетителей принимать не собирался. Торин пару мгновений молча изучал племянника, потом спросил без особого выражения: — Давно ты здесь? — С самого начала. — Проверить это было нельзя, но лгать Фили не хотелось. В конце концов, начинать с вранья попытку доискаться правды было бы глупо. Торин задумчиво кивнул. Проговорил без гнева, даже как будто с тенью любопытства: — Как же ты посмел? — Не знаю, — по-прежнему негромко и ровно отозвался Фили. — Как-то посмел... Так получилось. — Что ж прощения не просишь? — Зачем? Ты поступишь так, как сочтешь подобающим, и мои просьбы ничего не изменят. — И как же подобает поступать в таком случае? — очень серьезно произнес король, подходя к племяннику ближе — почти на расстояние руки. — Говори, наследник. «Говори, наследник...», толкнулось в памяти эхо вчерашнего допроса. Фили сглотнул подступившую к горлу тошноту, заставил себя поднять голову и расправить плечи. — Я в твоей воле, — сказал тихо, глядя прямо перед собой. — Надеюсь, что смогу любое наказание принять достойно. Но сам себе выбирать его не буду. Торин взял его за подбородок, приподнял, заставляя смотреть себе в глаза. — Все пытаюсь понять, почему из вас двоих более упрямым считают Кили. На это раз Фили взгляда не отвел. — Повиноваться моему королю — мой долг и честь, — проговорил спокойно, без вызова и без страха. — И, может быть... — Может быть что? — Может быть, в этот раз ты не обойдешь меня справедливостью. Торин медленно отступил на шаг назад. Опасно спокойным тоном произнес: — Вот как ты заговорил. И какой же справедливостью я тебя обошел, племянник? Фили очень старался сделать вид, что не замечает надвигающейся бури. — Ты назначил наказание, но не счел нужным объявить мне, за что наказываешь. — И поэтому ты счел, что наказан незаслуженно? — Я не позволяю себе сомневаться в решениях моего короля, но, если они касаются меня... мне хотелось бы знать, чем они продиктованы. — Я уже все вам сказал. — Нет, мой король. За одинаковые провинности наказывают одинаково. Было что-то, что отличало меня от брата, и сравнение получалось не в мою пользу. Я хотел узнать, в чем дело. — Даже если ради этого придется подсматривать и подслушивать? — в вопросе, заданном как будто небрежно, проскользнуло сдержанное напряжение. — Не слишком достойное занятие для принца. Отступать было некуда, и Фили договорил: — Ты нанес мне обиду, отказав в милости, которой не лишают даже осужденных за худшие преступления. И ты волен сейчас поступить так же, просто выкинув меня за порог. Но это не будет означать, что сейчас ты прав. Он умолк и почти затаил дыхание. По чести, не след было бы такую наглость, как подслушивание под дверями королевской спальни, оставлять без последствий, и при иных каких-то обстоятельствах Фили даже не стал бы пускаться в разговоры и объяснения. Попался — принимай наказание, и весь сказ. Но сейчас... он просто чувствовал, что отступать нельзя. Король был утомлен событиями дня, и к тому же наверняка не решил еще, как вести себя с племянником, которому, пусть и невольно, позволил видеть и слышать то, что для его ушей и глаз вовсе не предназначалось. Позволил видеть себя неуверенным и — больше того — кающимся в совершенной ошибке. И он ни за что не должен увидеть в принце возможного противника, которому случайно дал против себя козырь. Иначе его наследник действительно зря носит свой титул. Очень сильно ошибаются те, кто считает наследника мягкосердечным и слабовольным, думал Фили, глядя в лицо своему королю. Глядя прямо, без вызова, но и без тени робости или смущения. Никогда и ни при ком из подданных принц не скажет слова поперек королевской воли, но это не значит, что будет молчать всегда и всюду. Бывает и по-другому... вот как сейчас. Когда говорить можно и нужно, если не хочешь потом прятать глаза от своего же отражения в зеркале. Третий раз в жизни он вот так напрямик изъявлял королю непокорность. Не потому, что рассчитывал что-то доказать или чего-то добиться, нет. Но как-то он чувствовал всегда эти моменты, когда нужно суметь огрызнуться. И Торин этих моментов не забывал, сколь бы покладистым ни становился наследник потом. Дважды Фили удавалось выйти из таких столкновений с тем, что для себя он считал победой. Что будет сейчас?.. — Верно, — произнес Торин, продолжая задумчиво рассматривать стоящего перед ним племянника. — Для меня все это было настолько очевидным, что в голову не пришло давать какие-то пояснения. Если это может меня извинить... Я был слишком рассержен. Фили с трудом сдержал вздох облегчения. Буря стихла, толком не начавшись. — Но не настолько, чтобы приказать бить нас без пощады? Король бледно усмехнулся. — Раз ты был здесь с самого начала, то знаешь ответ. И на этот вопрос, и еще на много других. Он отодвинул от стола стул, оперся на резную спинку одной рукой и устало провел ладонью другой по глазам. — Подумать только, я оправдываюсь перед нахальным сопляком, которому явно не хватило полученной трепки. — И продолжил прежде, чем Фили успел открыть рот для возражений: — Что ж, поделом... Не след превращать обычное наказание за провинность, пусть и серьезную, в испытание веры и стойкости. Махал свидетель, у меня такого не было и в мыслях... но, видно, судьбе было угодно распорядиться иначе. Фили забыл, что собирался сказать. Осторожно подошел ближе. — Значит, я... прошел испытание? Ты доволен?.. Торин молча привлек его к себе, поцеловал в лоб. Обнял за плечи, крепко и осторожно, удержал пару вздохов и отпустил. Отстранился, передвинул стул. Сел. — Я не буду развеивать заблуждение пеняющих мне бесхарактерностью моего наследника. Все. Игры в непокорность закончились. После таких признаний продолжать изображать оскорбленное достоинство было бы уже чистым свинством. Потому что одно дело искать приключений и потом придумывать, как так выкрутиться, чтобы поменьше влетело, другое — видеть, что твоя глупость приносит вполне настоящие проблемы и боль тем, кого ты любишь. Фили опустился на колени перед королем, оперся руками о подлокотники стула. — Я не хотел оскорбить тебя, ничем, — произнес тихо, не пряча глаз. — И секретов никаких выведывать не хотел. Я случайно услышал, что мама куда-то пошла, и последовал за ней... — И как-то вдруг по дороге вспомнил о тайной двери, — между прочим заметил Торин. — Да. Нет. Не совсем... Просто Нали... он сказал, после того, как меня... что у меня королевская выдержка. Похвалил вроде как. Я потом эти слова маме пересказал. А она ответила, что те, кто восхищается королевской выдержкой, не заглядывают за двери королевских спален. Ну и... Когда я понял, что она идет к тебе, я вспомнил эти слова. У меня такой сумбур в голове творился, что угодно готов был сделать, лишь бы узнать хоть что-то о том, что вокруг меня происходит. — Он склонился, утыкаясь лбом в колени Торина. — Прости меня, пожалуйста... И за это, и... за всю эту историю. Видит Махал, если бы я ожидал такого... Ладонь короля снова легла ему на затылок. Прошлась, чуть касаясь, по волосам, задержалась на щеке, и Фили, повинуясь едва заметному нажиму, выпрямился. Плевать, что глаза мокрые и на щеках следы слез — уже неважно. Потому что вот он весь, как на ладони, ни одной темной мысли... — Твои глаза не лгут, — после долгого молчания произнес Торин. — И в словах фальши тоже нет. И... — он чуть помедлил, но закончил фразу. — Ты не стыдишься. — Чего? — чуть-чуть смог улыбнуться Фили. — Позорного греха на мне нет, иного дурного умысла я тоже не держал, а за недосмотр ты уже меня наказал... Или... это не все? Мне придется отвечать перед Советом старейшин?.. — Нет, — отозвался Торин по-прежнему задумчиво. — Старейшин вполне устроило то, что вы получили по заслугам, разговоры они оставили мне. Ты прав, передо мной тебе стыдиться нечего. Да ты и ни перед кем глаз не прятал... Но скажи мне, почему твой брат вел себя не столь свободно? — Я не знаю, — качнул головой принц, ладонью смахивая со щек следы слез. — Мне самому это показалось странным... Он переживал, конечно, что все это случилось из-за него, но... — Именно. Фили, разве это случилось впервые? Вы никогда не попадали в переделки из-за его вечной тяги к приключениям? Тебе не приходилось отвечать за недосмотр за младшим братом? — Ты знаешь, дядя, сколько раз приходилось. — И его это очень смущало? — Нет, никогда. — А сам он часто ли переживал из-за понесенных наказаний? — Нет... — Тогда что особенного случилось сегодня? Фили задумался. Торин не торопил его, просто смотрел в лицо, спокойно и выжидательно. — Мне кажется, — нарушил повисшее молчание принц, — что Кили застало врасплох наказание. То есть не сам факт его, а то, насколько все оказалось серьезно и страшно. Может быть, в этом все дело? — Или в том, что ты вел себя много достойнее? Заботился, поддерживал, даже когда самому было плохо? — Но как же иначе? Он мой брат. Младший. И если бы не мой случайный недосмотр... — Едва ли этот недосмотр был случайным. — Дядя, я не... — Не лжешь. Знаю. Но... может быть, ты еще этого не понимаешь... Некоторые наши поступки очень предсказуемы. То, что кажется тебе случайным, на самом деле просто не может быть иным. Ты любишь брата; и ты никогда намеренно не подвел бы его под такое обвинение, тебе бы просто в голову это не пришло. Ты ведь давно знал, что он...? — Ну... наверно, да. — Это не было похоже на допрос с поиском виноватых, что-то действительно произошло, очень нехорошее, и Фили искренне хотел понять, что именно. Но картинка упорно не складывалась. — Я замечал, что его что-то тревожит, после того, как мы вернулись из Ардена. Но он ничего не рассказывал, а я не настаивал. Потом вроде все успокоилось... — Он говорил тебе о своих чувствах? — Да, однажды надумал поговорить. Но, мне казалось, я хорошо тогда объяснил, почему это невозможно. Я не унижал его, не насмехался... то есть сначала, конечно, это показалось смешным, но только сначала. — И ты отказал ему? — Да, конечно. — Но история на том не закончилась, верно? — Верно, — кивнул Фили. — Он не оставлял попыток добиться взаимности... Но... это все было только между нами, откуда же взялись слухи? — Ты не знал? — Дядя, откуда же? Самоубийц ведь нет. А я за такие слова... Узнал совсем недавно, случайно услышал разговор Балина и Двалина. — Фили на миг опустил глаза. — Впрочем, какая разница теперь... Даже если я скажу, что все понимал и хотел прекратить, разве ты мне поверишь? После времени это просто пустые оправдания... Торин чуть-чуть склонил голову. — Я верю тебе, золотой. — Фили вздрогнул, услышав свое детское прозвище. — Но увы, это действительно ничего не меняет. Правда в том, что из этой ситуации выйти невиновным ты не мог никак. Ты все еще думаешь, что наказан незаслуженно? — Я никогда так не думал, — чуть слышно отозвался Фили. — Хотя было очень обидно... в какой-то момент. — Я помню. Поверь, мне жаль, этой обиды ты ничем не заслужил. А теперь... — Он встал и, взяв Фили за руки, поднял его с колен. — Разговоров на сегодня достаточно. Ступай к себе. — Ты... больше не сердишься на меня? — Нет, мой мальчик. А что ты услышал много лишнего... может, это и к лучшему... И я хочу, чтобы ты еще раз обо всем этом подумал. — Я подумаю. — Фили отступил на несколько шагов, поклонился и, повернувшись, пошел к потайной двери. Открыл ее, нырнул в узкий коридор, потянул рычаг, закрывая дверь, и услышал щелчок, которого прежде не замечал. Проверяя догадку, попытался открыть смотровые щели — не получилось. Действие механизма проверять не стал. Потайная дверь была заперта со стороны спальни.