Сказать и услышать

— Что ж ты молчишь, братишка? — Фили очень медленно, будто через силу, сделал пару шагов вперед, оказавшись от Кили на расстоянии руки. — Сказать «нет» ты уже опоздал, так давай, выкладывай, что там тебя грызет так, что слова чужие мимо ушей пропускаешь. Кто-кто, а я такое откровение уж точно заслужил. — Фили, ты спятил?.. — шепотом вопросил Кили. — С чего ты все это взял?! Все совсем не так!.. — Неужели?.. Даже не думая, что делает, Фили коротко размахнулся и дал ему пощечину. Вернее, почти дал. Рука наследника трона, схваченная в запястье, застыла, не коснувшись лица младшего принца. Мир рушился ко всем балрогам, и сделать с этим ничего было нельзя. — Фили, не надо, — сквозь зубы произнес Кили. Кажется, или маленький наглец решил показать характер?.. — Ты никак всерьез вообразил, будто можешь остановить меня? Ответить Кили не успел. Понять, что произошло, тоже. Стремительный рывок, хитрое движение запястья, разворот — и он уже стоял на коленях, с закинутыми за голову, пойманными в стальной захват руками. — Вот как надо было с тобой разговаривать тогда в зале, — тоже сквозь зубы выдавил Фили, прежде чем разжать захват и толчком отшвырнуть взвизгнувшего брата прочь. Застигнутый врасплох Кили упал на пол, едва успев выставить руки и не удариться лицом. Сдавленно охнул, дернулся и затих, мелко дрожа, уткнувшись лбом в узорчатые плиты. Фили отшагнул в сторону, ухватился за край стола и несколько мгновений просто стоял неподвижно, стараясь дышать глубоко и ровно. От напряжения и резких движений спину рвануло болью так, будто он только что встал из-под плети, но времени на переживания не было. Он проглотил подступившую было дурноту, оттолкнулся от стола и подошел к брату, явно тоже пытавшемуся унять боль. — Так-то ты платишь мне за все? За любовь, заботу, за то, что огребал за все твои выходки? Так?! — Ты рехнулся, — со всхлипом выдавил Кили. Он был беспомощен сейчас, и бить его по-настоящему не поднялась бы рука. Но в этом и не было нужды, зарвавшихся и потерявших стыд мальчишек учат иначе. Глядя на него сверху вниз, Фили приподнял подол своей рубахи и аккуратно потянул из штанов узкий, мягкой кожи ремень. — Ну, как? Не появилась охота поговорить? — Иди ты... — всхлипом огрызнулся Кили. Попытался приподняться. Незастегнутая рубашка сбилась, сползла с плеча, открыв едва побледневший след от плети. Нет, ударить его по спине Фили все-таки не мог. Ладно... Он передвинулся на полшага, примерился и как мог жестко протянул брата ремнем по заду. От внезапной резкой боли Кили взвизгнул и дернулся: — Фили, ты что делаешь?! — Учу уму-разуму одного остолопа, — сквозь зубы процедил старший принц. — Не хочешь говорить по-хорошему — будет так... От второго удара, пришедшегося на ладонь выше, Кили снова дернулся и извернулся, переворачиваясь и в полусидячее положение: — Фили, прекрати!.. Короткая хлесткая пощечина швырнула его на пол снова ничком, а ремень прошелся по пояснице, оголенной сбившейся рубашкой. — Фили, хватит, пожалуйста!.. — Будет «хватит», когда заговоришь, осленок блудливый!.. Что ты сделал, чтобы распустить эти сплетни?! — Ничего! — едва не заверещал Кили, через плечо увидев снова занесенный ремень и сообразив, что удар придется уже по спине. — Я ничего никому не говорил, клянусь! Нас видели всего однажды, я не ожидал столько шума! Фили, не надо, хватит!.. Фили медленно выпрямился. Его самого мутило от боли, но отступать было некуда. — А ты поверил, — тихо выговорил он. — Поверил же, что сейчас поперек спины протяну... По себе судишь? — Фили!.. — Поднимайся и вытри сопли, не настолько тебе плохо. Уже не чуя ног, он подошел к столу, швырнул на пол ремень и почти упал на стул. Лег на край столешницы грудью и локтями, ткнулся лбом в сжатые руки. Прикрыл глаза. Махал, как же больно... Если бы эта боль могла заглушить ту, другую. От которой не остается шрамов на теле... — Фили... Он вздрогнул и поднял голову. Посмотрел на брата, переминающегося с ноги на ногу в паре шагов. — Ты поговорить хотел... — Не поговорить, — хмуро поправил старший принц. — А послушать. Ты, надеюсь, уже понял, что просто так отмолчаться не сможешь? — Ты никогда прежде так со мной не... — Кили споткнулся и опустил несчастные глаза. — До прошедшего дня у нас много всего было «никогда не», — тускло отозвался Фили. — И я все еще надеюсь понять, что изменилось. И главное, почему. Не испытывай мое терпение, Кили, оно на пределе. Если я его снова потеряю — ты завтра сидеть не сможешь. Кили, снова то ли вздохнув, то ли всхлипнув, отвернулся, отошел к камину, сел на скамейку. Свернулся клубочком, подтянув колени почти к подбородку, и уставился на огонь в камине. Сначала молча. Потом... ...Это случилось три месяца назад, на ярмарке в Ардене. Бродя среди торговых рядов и палаток, они с Фили с четверть часа задержались, глядя на представление маленького бродячего театра. Актерами были люди; Кили понравилась пара молодых танцоров — белобрысый паренек и худенькая чернявая девчонка с черными же, мохнатыми, совершенно бесстыжими глазами. Девчонка роста была для людей невысокого, и молодые гномы посматривали на нее с вполне определенным интересом. Без особой, впрочем, надежды на что-то конкретное — это все-таки театр, а не бордель. Тем интереснее было увидеть вечером на дворе постоялого двора, где обосновались приезжие гномы, фургон того самого театра. Бывают же такие совпадения... Перед сном Кили спустился на конюшню — проведать пони. Хоть хозяева и посмеивались над недоверчивостью гномов, лучше перебдеть... Только в этот раз этот поход обернулся новой неожиданностью. Проходя мимо сеновала, Кили услышал... он даже не сразу, понял, что это за звуки. А сообразив, развернулся было, чтобы уйти — незачем мешать в таком деле... но что-то в последний момент его удержало. Много раз позже проклятое мальчишечье любопытство... Юный гном осторожно пробрался к дощатой загородке сеновала и заглянул в щель. На сеновале развлекались давешние танцоры. Лежали на расстеленном на сене одеяле, парень целовал девчонку, гладил ее бедро, что-то шептал, а она, хихикая, запрокидывала голову, подставляя под поцелуи шею... Стоп. Неожиданное открытие заставило Кили перестать дышать и буквально влипнуть в шершавые доски, всматриваясь в открывшуюся картину. Влюбленные, между тем, увлекались все больше. Парень привстал на колени, дернул девчонку следом и одним рывком развернул к себе спиной... вернее, не девчонку. Чернявая танцовщица оказалась тоже парнем. Невысоким, щуплым, с гладкой светлой кожей, но тем не менее, парнем... ...Кили выбрался из конюшни, не чуя ног, долго стоял на холодном ветру, дожидаясь, пока перестанут гореть щеки и уши. Потом вернулся в зал таверны. Гномы уже разошлись по комнатам, только Двалин за дальним столиком приканчивал последнюю кружку, думая о чем-то, судя по выражению лица, не слишком веселом. Кили подошел и молча сел рядом с ним. Уставился в стол. — Что такой смурной? — обратил на него внимание наставник. — Ярмарка скучной кажется? — Да так.. — пожал плечами Кили. — Мастер Двалин, а ведь бывает же, что... мужчина любит не женщину, а... Двалин едва не поперхнулся элем. Отставил кружку. — Ты чего это надумал, парень? — Да ничего... просто видел случайно... но то люди были. — Люууууди... — протянул Двалин. — У людей-то точно бывает. — А у гномов? — Тебя что за муха укусила? Обычаев не знаешь? — Да знаю, — поморщился Кили. — И про позор, и про изгнание из рода... Это если узнают. Но не всегда же про такое узнают, а? — Не всегда. Только какая же это любовь? Так — придурь... — А если не придурь? — Плохо тогда, — серьезно отозвался Двалин. — Бывает, конечно, такое... Только молчат об этом крепко. Трудно скрываться всю жизнь. И ничем хорошим все равно не закончится. Так что не забивай себе голову, незачем. Он допил эль и тоже ушел, оставив Кили в одиночестве. Принц еще долго сидел за пустым столом, разглядывая древесный узор на гладких досках и пытаясь понять, что так зацепило его в случайно увиденном. Ведь не могло же быть дело в том, что эти человечьи мальчишки были цветом волос в точности, как они с братом?.. ...Если бы Кили тогда знал, чем обернется этот мелкий вроде бы эпизод — ни на шаг не отошел бы от старших и брата. Но ему и в голову не пришло, что случайно подсмотренную сцену ему припомнят, и еще как. Всего три дня спустя, вечером накануне отъезда домой, Кили опять пошел проверить лошадок. Мимо сеновала пробирался осторожно, прислушиваясь — как бы не налететь опять на непристойное зрелище. Остановился у ворот, глянул внутрь... Что случилось потом, он даже не мог вспомнить. Кажется, у него перед лицом вдруг разлетелось облачко пыли с резким, дурманящим запахом. Очнувшись, он понял, что лежит на мягком, судя по запаху — все на том же сене, но вокруг почему-то совсем темно. Еще миг спустя до него дошло, что не темнота внезапно спустилась на постоялый двор, а ему завязали глаза плотным черным шарфом. А попытавшись избавиться от повязки, он обнаружил, что связан. То есть привязан за руки врастяжку между... опорами крыши, больше ничего подходящего тут не было. Но какого балрога?.. — Эй, какого х...?!! Рядом хихикнули. — Он сердится, — заметил молодой голос. Подозрительно знакомый. — Ахха, — согласился другой, столь же знакомый. — А вот нечего было за нами подсматривать... Что?.. — Вы спятили, идиоты? — спросил Кили, стараясь говорить спокойно. — Жить надоело? Кишки свои жрать хотите?! — Такое бывает, — отозвался первый голос. — С гномами только свяжись... — Так мы же ничего плохого не сделаем, — снова захихикал второй. — Даже наоборот... Ему же любопытно было, правильно? И наверно, не просто так? Блондинчика помнишь, с которым они на пару по базару ходили?.. Вот и покажем всего побольше... Если пригодится — глядишь, и добрым словом нас вспомнит... — Как покажем, если у него глаза завязаны? — А глаза тут и ни к чему. Ну-ка, помоги мне... Под дружный смех четыре руки начали споро расстегивать на Кили одежду. — Не смейте, сучьи дети!.. — Не пугайся, господин гном. Это совсем не так страшно... — Они тебя изнасиловали? — тихо спросил Фили, глядя мимо брата на огонь в камине. — Если бы... — снова всхлипнул Кили и уткнулся носом в колени. — Но они такое вытворяли... Я совсем соображать перестал, где верх, где низ. И мерзко, будто в грязи вывалялся, и... хорошо так еще никогда не было... — Что ж ты не сказал ничего? — А как про такое говорить? Засмеют ведь... — Кто? Одного бы меня хватило, чтобы этим сучатам друг друга ублажать стало нечем. — Фили чуть передвинулся на стуле — боль поутихла, можно было немного расслабиться. — Ладно, это дело прошлое. Неприятно, но Моргот с ними, не покалечили и не изнасиловали. Дальше что? Как мы-то с тобой докатились до... такого? — Как... — тоскливо усмехнулся Кили. — Ты все еще не понял? Я же не забыл ничего. Мне сны стали сниться... Только вот в снах со мной не какие-то человечьи проходимцы были. Я и наяву не знал, куда себя деть — мы же все время вместе... А что ты мне сказал, когда я решил поговорить — помнишь? — Помню, — кивнул Фили. — Так что же? Я тебя унизил? Оскорбил? Отказ в близости — не повод для мести. — Да с чего ты взял, что я тебе мстил?! — вскинулся Кили, оборачиваясь к нему. — А что — нет? На пару вздохов стало совсем тихо. Кили осторожно распрямился и встал на ноги. Подошел к камину, оперся на полку. — А может быть, и мстил, — сказал, будто про себя. — Меня так бесило, что ты ничего не хочешь понять... просто боишься понимать. — Даже вот как... — А как же еще... — Кили снова смотрел на него, печально, почти отчаянно. — Я ведь не соврал тогда Торину. Я правда с ума схожу из-за тебя... А сегодня... разве я мог подумать, что так все получится?! Сколько раз нам попадало за всякое, и никогда — так... — Конечно, когда тебе было думать, — язвительно заметил Фили. — Это ж как надо было потрудиться, чтобы так нас прославить?! — Да не знаю я, кто и как нас прославил! — сорвался на крик младший принц. — Я же сказал, что нас видели однажды. Однажды!.. Я не понимаю, откуда столько шума! — Ну так напряги свои мозги, или что там у тебя вместо них! — тоже взорвался Фили. — Неужто так трудно понять, что один раз ты нас подставил, а потом за нами просто стали следить?! И выследили столько, что хватило даже приезжим послам!! Ты что, думаешь, это... как его... Свиор случайно с лестницы навернулся?! Как раз после того, как с Торином наедине поговорил?! Не бывает таких совпадений!.. И Торина кто-то же привел в зал, когда мы там обжимались!.. А я ведь говорил тебе о слухах, за которые кому-то очень сильно не поздоровится — ты что ответил?! Сделал вид, что не понимаешь, о чем я?! На кой вообще это тебе понадобилось?! — Ты уже сам все сказал!.. Я хотел, чтобы тебе тоже было плохо. И знал, что дядя всегда с тебя больше спрашивает! Ну не ждал я такого, чем хочешь поклянусь! Думал, будет обычный семейный скандал, ну, дадут пару затрещин, самое большее — ремня или розог... Он замолк, переводя дыхание; Фили какое-то время смотрел на него во все глаза тоже молча. — Не ждал такого? — тихо переспросил он наконец. — То есть если не такое — то можно? Если бы мне досталось не плеткой палача, а дядиным ремнем — все было бы хорошо и правильно?.. Кили снова сник. — Не знаю, — сказал убито. — Тогда казалось, что будет правильно... Сейчас — не знаю. Фили продолжал разглядывать его, будто впервые по-настоящему увидел. — Не знаешь?.. И я в это должен поверить? Кили, ты меня за дурака держишь?! Какая разница, что там — плетка или розги, и в чьих оно руках?! Судить меня и наказывать волен только король, ты это знал, и нарочно подставлял меня под его гнев, да еще таким способом! — А ты не возразил ни слова, даже когда знал, что с тобой поступают не по чести!.. — яростно швырнул в ответ Кили. — Тебе в удовольствие целовать руку, которая тебя бьет?! Ну так получай! — Замолчи!!! — взвился Фили, со всей силы ударив по столу ладонью. — Приказы короля не обсуждают при подданных!.. Он судит меня — и только с ним и только наедине я буду говорить, если сочту, что со мной обошлись несправедливо. И не твоего ума дело указывать, когда мне говорить, а когда молчать!.. Он смолк, задохнувшись в ярости. Кили, шарахнувшийся на пару шагов назад, не сразу решился заговорить снова. — Я даже не знаю, чего больше — люблю тебя или ненавижу... — Тебе есть, за что меня ненавидеть? — снова тихо проговорил Фили. — Кили, как же ты можешь?.. — Как?! — снова завелся тот. — А вот могу!.. Ты все время прав, тобой все восторгаются, тебя даже выпороть нельзя без церемонных расшаркиваний!.. Ты отговорился правильными словами и успокоился, а мне куда деваться?! И никак я не мог до тебя достучаться, никак! Ты все время... просто прятался за своей добропорядочностью, и в упор не хотел признавать очевидного! — Он коротко всхлипнул, торопливо утерся рукавом. Передохнул, заговорил тише: — Я... столько раз по ночам просыпался из-за этих проклятых снов. Сидел и смотрел на тебя... Ты знаешь, какой ты красивый во сне? И какой... беззащитный? Так легко казалось тебя связать и... — Что? — Мир сходил с ума, и Фили уже не был уверен в здравости своего рассудка. — Ты меня — хотел взять — силой?.. Снова на несколько мгновений повисло молчание. Фили смотрел на брата, краем сознания понимая, что просто убьет его, если, после всего, уже прозвучавшего, тот сейчас скажет «да». Самому голову отрубят — поделом... если такое у себя под носом не разглядел... Но Махал на сей раз свое несчастное дитя уберег. Кили, как-то враз опомнившись, охнул, подошел и упал на колени возле его ног. Взял за руки, глянул снизу вверх — уже без обиды, с отчаянно-просящим выражением. — Нет... Фили, что ты... Никогда я не хотел тебя «взять», я принадлежать тебе хотел! Тебе одному — навсегда... Фили... Странно, за вспышкой ярости пришло холодное спокойствие и неспособность чему-то еще удивляться. Спокойствие мертвеца. — Принадлежать тому, кого привязываешь к кровати? Это как же? Кили отчаянно замотал головой: — Да нет же... Я думал сделать, как со мной было. — Он прижался к рукам Фили щекой, потом начал целовать — кончики пальцев, ладони, запястья. — Не сделать больно, нет... Только раз... Чтобы ты понял, почувствовал, что это такое, чтобы не было больше страха, понимаешь?! — Какого страха, Кили, что ты несешь?! — Твоего страха. Ты слишком боишься сделать что-то, неподходящее для принца и наследника. Думаешь только о том, что скажет о тебе дядя... Мне казалось, если что-то такое случится, ты перестанешь этого бояться, потому что будет уже все равно... — Кили, — негромко и решительно прервал этот словесный поток старший принц, высвободив руки и встав со стула. — Кили, очнись. Ты точно помнишь, кому все это говоришь? Я никого не боюсь. И ничего. Я просто тебя НЕ ХОЧУ. Неужели это так трудно понять? — Нет, — недоверчиво покачал головой Кили. — Неправда. Ты всегда говорил, что любишь меня... — Я не лгал. Жизнь за тебя отдал бы, если бы пришлось. Но постель с тобой не делил и делить не буду. — Фили!.. — младший тоже вскочил на ноги. — Ну а как же любовь? Единение душ?.. Мы всегда были рядом, и мне никто не нужен, кроме тебя! Фили! — Любовь, единение душ в браке, таинство продолжения рода... какое отношение к этому имеет то, о чем ты говоришь? — Фили присел на край стола, оперся на него руками. Только бы голова снова не закружилась... — Нет... не может быть. Я же целовал тебя, я чувствовал, что ты отзываешься!.. Ох, Фили... Кили поспешно придвинулся вплотную, поймал в ладони его лицо, прильнул поцелуем к губам... Фили не отстранялся, но и не отвечал. Кили прижался к нему плотнее, уже всем телом... и, замерев, прервал поцелуй. — Нет... это неправильно! — Плоть не указка раненой душе, Кили. Все твои мучения — только голос плоти, который знаком всем живым тварям. Я могу заплатить шлюхе в любом человечьем борделе, и она отработает деньги, не мороча мне голову болтовней о великой любви и единении душ. И будет честнее, чем ты сейчас. — Ты не веришь, что я люблю тебя?! Фили?! — Ты наговорил уже столько всего, что я не знаю, чему верить. Ладно, так и быть... расскажи мне еще про любовь. Вот ту самую, ради которой можно лгать, предавать, причинять боль... она должна быть просто ослепительно прекрасна, если стоит таких жертв. — Я не... — Кили вдруг осекся и замолчал. Подался назад, глядя на брата со странным выражением, но не убрав рук с его плеч. — Я... не могу. — Чего не можешь? — Я... ничего не помню. — Его взгляд стал совсем беспомощным. — Не помню, о чем думал тогда... мне же вправду казалось, что ничего лучше быть не может... Куда же все исчезло?! Почему?! — Может, все дело в том, что ничего и не было? — Фили брезгливо сбросил руки брата со своей груди. Отстранился. — Хватит, Кили. Это было роскошное представление, но я слишком устал. Младший принц попятился, глядя на него мокрыми, полными отчаяния глазами и совсем по-детски прижимая ко рту руки. Прошептал чуть слышно: — Фили... Фили, прости меня... Тот промедлил с ответом, не сразу осознав смысл слов. Простить? Что? Слезы матери? Унижение дяди, так жестоко рикошетом саданувшее обоих племянников?.. Пусть старшему досталось больнее — есть ли у него право все это прощать? Вряд ли. — Иди спать, — сказал он спокойно, даже буднично. — Ночи осталось немного, но хоть с ног поутру валиться не будешь. — А утром... что? — все еще нетвердым голосом спросил Кили. — Утром? Утром ты пойдешь к Торину. Сам, не дожидаясь вызова. И все ему расскажешь. — Что?.. — ахнул Кили. — Нет! — ...ты все расскажешь, — уже с нажимом повторил старший принц. — И попросишь прощения и... достойной награды за твои «подвиги». — Фили, пощади!.. — Пощадить? Как ты меня пощадил? Ладно, встал я тебе поперек горла своими правильными мыслями... А мать в чем перед тобой виновата? А Торин знаешь, подо что подставился, чтобы твою дурную голову прикрыть? — Фили передохнул и провел по глазам ладонью. — Не могу я такое прощать, даже если бы и хотел. Да и урок тебе не помешает. — Урок?.. Какой?! — Умения целовать бьющую руку, которым ты тут меня попрекал. Чтобы неповадно было судить о моих страхах, не разобравшись с собственными. — Фили... — уже на вскрике, пополам с рыданием. — Брат, прошу тебя... — Сейчас у меня нет брата. Стало совсем тихо. Кили молча смотрел ему в лицо, долго, будто надеясь увидеть что-то, кроме холода. Потом развернулся, ушел к своей кровати, бросился на нее ничком, лицом в подушку, и затих. Фили проводил его взглядом, потом, нетвердо ступая, подошел к камину, сел на скамейку, поставил локти на колени. Обхватил голову, сцепив пальцы на затылке, замер, более не желая ни видеть ничего, ни слышать. И не сразу понял, что плачет.