Тот, кто остается позади

...«Мы должны праздновать», - настойчиво повторил король, делая шаг назад и небрежно садясь на свой трон, а затем мельком бросил взгляд на пустующее рядом с собой место жены. Повод для празднования казался сомнительным всем, кто стоял в этот вечер в тронном зале. Англия никогда не сдастся без боя: ни французам, ни шотландцам, а потому сама мысль о том, чтобы пытаться отобрать трон у своей кузины, вселяла в Марию ужас. Девушка медленно попятилась к выходу, стараясь выскользнуть незамеченной. Франциск все еще лежал в лазарете, и ей как никогда нужна была его поддержка. Даже если сам он не мог стоять на ногах. Генрих был ослеплен идеей скорейшей свадьбы своего сына — это не вызывало сомнений. Девушка же не собиралась обещать королю Франции сунуть свою голову под топор Елизаветы Тюдор... Заметив, что королева Шотландии покинула тронный зал, Генрих ухмыльнулся, слишком довольный собой, чтобы беспокоиться об этом. Он влил в себя еще один бокал вина, с победным видом прохаживаясь между присутствующими и собирая их одобрительные поклоны. Лишь позже ночью, уже придя в свои покои, едва держась на ногах от выпитого вина и упоения грядущим падением Англии, король впервые за вечер перестал улыбаться. В его спальне никого не было. Диана была в Париже, а леди Кенна слишком быстро удалилась из тронного зала вслед за своей Шотландской королевой - и Генрих озлобленно смотрел на отдающую холодом пустую кровать. Желание разделить победу хотя бы с кем-то все сильнее захватывало разум. Не выпуская последний бокал вина из уже порядком трясущихся от опьянения пальцев, он приблизился к покоям своей супруги. Стража не смела его задерживать. Еще от дверей он возвестил Катерине о своем приходе — громкий удар закрывшейся за ним двери и разрывающее сонную тишину «Мы должны праздновать!» заставили женщину вздрогнуть и проснуться. Снадобья, что дал ей Нострадамус, определенно делали свое дело — глядя на покачивающегося из стороны в сторону мужа, она не испытывала сейчас того животного страха, который ожидала ощутить после всего произошедшего. Вместо этого, она злилась. И хотела спать. - Ты пьян, Генрих, - спокойно проговорила Катерина; раздражение тихо побежало по ее венам. В ответ король стукнул бокалом о поверхность стола, оставляя капли недопитого вина на отполированной древесине, а затем приблизился к постели, в которой по-прежнему лежала супруга. Она смотрела на него с каменным лицом — след от удара на скуле выглядел еще отчетливее на фоне рассыпанных по белой подушке светлых волос. Катерина приподнялась на локтях, подтягиваясь к спинке кровати и упираясь затылком — сидеть все еще было неприятно и в какой-то мере больно, но терпеть нависшего над ней супруга становилось все труднее. Раздражение уступало место панике, а злоба — отчаянию. Они так и не смогли поговорить с мужем о том, что с ней случилось — не то, чтобы она собиралась рассказывать ему всю правду... Последние пятнадцать лет он навещал ее покои исключительно тогда, когда это нужно было для продолжения рода Валуа, и Катерина рассчитывала, что у нее будет достаточно времени восстановиться. Сейчас же окрыленный вином и грядущей властью супруг всем своим видом давал понять, что разговор отложить не удастся. Сильно зажмурив глаза и готовясь выдохнуть неприятное откровение на мужа, Катерина вдруг почувствовала, как из-под ее пальцев ускользает одеяло. Генрих не ждал — он будто и не замечал, что его жена дрожит и сильнее вжимается в подушки. - Я должна тебе сказать... - женский голос потонул в шелесте падающего на пол одеяла, и она зашипела, когда муж опустил тяжелую ладонь ей на бедро, сжимая через плотную материю сорочки израненную кожу. Катерина что было силы толкнула его в грудь. - Ты пьян. Прекрати! Генрих лишь самодовольно растянул губы в победном оскале: - Я твой муж, ты никогда не отказываешь мне, - он отстранился от нее ровно настолько, чтобы подцепить рукой подол сорочки — и потянул светлую ткань вверх по ногам Катерины. И вдруг король замер. Глядя на оголенные ноги притихшей супруги, он сглотнул, моментально трезвея. Его лицо покраснело. Король выпустил подол сорочки и сжал руки в кулаки. Учащенно дыша и не сводя глаз с синяков и ссадин на теле жены, он прошептал: - Что это значит? Катерина не шевелилась. Придавленная к перинам нависшим над ней мужем, она испепеляла его взглядом: слезы на щеках уступили место позорному румянцу. - Боюсь, ваша супруга сейчас не в форме, - язвительно прошептала она, одергивая сорочку вниз и подаваясь плечами вперед — Катерина чувствовала неприятный запах выпитого супругом вина. - Но если Вашему Величеству никак не терпится, вы можете получить свою жену менее традиционным способом, - сплюнула она, дрожа всем телом, и откинулась назад, не разрывая зрительного контакта. Она наблюдала, как Генрих, все еще в оцепенении, сполз на пол, на несколько мгновений уселся на лежащее там одеяло, а затем, поднявшись, ухватил со стола бокал, допивая его содержимое одним глотком. - Что же вы остановились? - голос Катерины превратился в шипение. - Я вам помогу, - она дернулась в сторону, чтобы перевернуться на живот, но голова закружилась, руки подогнулись — и тело завалилось на бок, заставляя ее тихо застонать от боли потревоженных ран. Послышался звон — король с усилием отправил опустевший бокал в зеркало, осыпая ковер тысячами острых осколков. Катерина продолжала лежать на боку, зарывшись щекой в подушку — смесь хохота и всхлипов гуляла по ее телу крупной дрожью. Грохот падающей и ломающейся вокруг мебели заглушал все, что пыталась сказать женщина, но стражники так и не набрались отваги войти внутрь. На помощь никто не звал. Наконец, шум прекратился — в комнате наступила тишина. Король застыл у изголовья кровати, изучающе всматриваясь в свернувшуюся на подушках жену. - Это то, о чем я думаю? - он говорил тихо, слова не звучали вопросом. - Отвечайте, супруга! - крикнул он, пытаясь привлечь внимание потонувшей в смехе женщины. Он впервые видел ее такой — всегда сдержанная и самовлюбленная, его жена сейчас истерически хохотала. Она посмотрела в его сторону и протянула руку, но король отшатнулся назад, избегая прикосновения. Следы на ее теле говорили сами за себя — супруга уже не принадлежала только ему. Кровь в его жилах закипала от ярости — он сам позволил себе обмануться - пренебречь всеми знаками, что окружили его после возвращения ко двору... Шальная мысль скользнула где-то в подсознании короля: возможно... только лишь возможно, это его шанс, наконец, избавиться от досаждавшей ему женщины? Франция не могла позволить себе развод — слишком велика была финансовая зависимость от рода Медичи — но сейчас наступал тот самый благословенный момент, когда можно было отправить супругу в монастырь. И никто не осудил бы его. Если бы, конечно, знал правду. Над королевой Франции надругались прямо при дворе. Генрих поежился, опускаясь на край постели и с презрением глядя на застывшую в неуклюжей позе смеющуюся жену. Нет, только не сейчас. Он не мог позволить подобного скандала. Насмешек в его адрес. Только не когда Англия оказалась так близко... - Ты сама не своя, - тихо проговорил Генрих, обходя кровать и набрасывая на супругу одеяло. - Я признаю, что, возможно, не заслужил твоего сочувствия... Но ты могла бы хоть изобразить сожаление! - его гнев разгорался новыми упреками. - Как долго ты собиралась скрывать от меня? Это измена! Королева продолжала смотреть на мужа с насмешкой — и хотя он сейчас стоял над ее прижавшимся к постели телом, сверху вниз смотрела именно Катерина. Генрих медленно отступал назад. - Уходи, - тихо проговорила она, переворачиваясь на спину и морщась от каждого движения. Катерина бросила взгляд на стоящий у кровати поднос с отварами. После такой встряски сердце до сих пор выпрыгивало из груди, а головная боль отстукивала в висках колоколами. - Ты даже не извинишься?.. Это зелье Нострадмуса на тебя так действует? - Генрих проследил за ее взглядом, впиваясь глазами в разноцветные флаконы. Чем бы не опоил этот шарлатан королеву, его голова уже слишком долго задержалась на плечах. Так до конца и не осознав произошедшего затуманенным от вина разумом, Генрих издал воинственный рык и стремительно покинул покои супруги, направляясь в лазарет… Пожалуй, если бы не сидящая у постели Франциска Мария, мирно уронившая голову ему на грудь, поддавшись полуночной дремоте, исход мог бы быть плачевен. Ворвавшийся к Нострадамусу король крушил все, что попадалось под руку, громыхая угрозами в адрес прорицателя, и остановившись лишь когда девушка отвесила ему отрезвляющую пощечину: - Он спас вашему наследнику жизнь, - крикнула она, наблюдая, как еще мгновение назад яростный король оседает на пол, прикрывая лицо руками. - Почему это случилось именно со мной? - отрешенно пробормотал Генрих дрожащим голосом куда-то в потолок. Он не любил жену, нет. Готов был поклясться, что не испытывает к ведьме ничего, кроме раздражения. Но жалящее чувство, что она досталась кому-то еще, не оставляло ни на мгновение; царапало, грызло и жгло изнутри, вытаскивая на поверхность все те забытые нежные чувства, которые Генрих когда-то испытывал к своей супруге. Мария и Нострадамус стояли в оцепенении. Девушка оглянулась на постель — дофин все еще спал - под действием снотворного он не услышал грохота вокруг. Генрих внимательно посмотрел на протянутый ему стакан с питьем, потирая глаза до красноты и кривя губы в презрительном плевке: - Что это? Та же дрянь, которой вы опоили мою супругу? Нострадамус едва заметно поклонился, а затем поставил стакан на пол рядом с королем и вернулся к постели Франциска. - Я дал вашей супруге успокоительное снадобье. Оно уменьшило боль. И страх. Глаза Генриха вспыхнули огнем ненависти и желания убивать: - Вы видели...? Прорицатель покачал головой: - Я не видел Ее Величество с тех пор, как ... - он умолк, старательно вливая в юношу зеленоватую жидкость. - Я не видел ее. Королева Мария никого не допустила к вашей супруге, Ваше Величество. - Катерина изменилась... Это твоя отрава ее меняет! - Она только помогает ей пережить произошедшее, Ваше Величество. Если она перестанет принимать это снадобье... ей нужна поддержка, но королева никого к себе не подпускает... Ваше Величество. Генрих вздохнул. Его разум снова поддавался выпитому накануне алкоголю, и он уже не мог мыслить здраво. Залпом глотнув предложенное прорицателем питье, Его Величество еще несколько мгновений сидел на полу, не двигаясь, а затем вышел, оставив за собой открытую дверь. Мария и Нострадамус переглянулись, облегченно выдохнув. - Поставьте моего сына на ноги, свадьба через два дня! - донеслось уже из коридора. На следующий день Франциску стало лучше. Он снова шутил, а его лицо приобрело здоровый цвет. Мария облегченно выбросила из головы слова королевы о предсказании, но когда невзначай упомянула об этом Нострадамусу, тот не стал развеивать ее опасения. Фрейлины просили ее не верить. Катерина не допускала в свои покои никого, кроме слуг, а король и вовсе исчез из замка после того, как - казалось Марии - узнал правду о жене. Ходили слухи, что Его Величество отправился на охоту, прихватив с собой своего бастарда. Но все стражники короля по-прежнему были в замке. Была и другая версия — будто бы Генриха замечали в деревенских трактирах, напивающимся вусмерть и крушащим все вокруг. Но свидетелей этих бесчинств не было... Куда бы ни исчез монарх, он тщательно скрывался и не хотел, чтобы его беспокоили. Решающий удар по неверию Марии в пророчество Нострадамуса и ее девичьим грезам нанесла смерть одной из фрейлин — Эйли — так предусмотрительно предсказанная всего несколькими часами ранее. И пока Франциск готовился к свадьбе, а Генрих, вернувшись ко двору, избавлялся от следов деревенской жизни на своем лице, Мария сбежала. С Башем, вызвавшимся охранять ее на пути в Шотландию...