Диктатор

А потом он начал петь. Нет, не мурлыкать себе под нос, не напевать заевшую мелодию за мытьём посуды. Однажды вечером, он, как ни в чём ни бывало, отправился в ванную комнату на втором этаже, закрыл дверь изнутри на замок и... Сперва я подумал, что мне послышалось. Слегка недоумевая от происходящего, я вышел из своей комнаты и стал тихонько красться в сторону ванной. Подобравшись на цыпочках к самой двери, я прижался к ней ухом и прислушался: мой диктатор пел. У него был красивый голос, приятный, в чём, собственно, и до этого момента я не сомневался. Но вот слух... Постояв рядом с дверью некоторое время, я постучался. Певец сию же секунду заткнулся, предоставляя журчанию воды заполнять тишину. - Что? - высовываясь внезапно из-за двери и толкая меня ею, поинтересовался мокрый диктатор. Я отрицательно повертел головой. - Ничего, - ответил я, и пристыжённый поскорее убрался обратно по коридору, прячась в своей комнате. Через некоторое время Хью вышел из ванной; по пути к шкафу с одеждой он зашёл на минутку ко мне. - Ванная комната свободна,- сказал он. Я убрал от лица книгу, положив её на грудь, и кивнул. Хью хотел отправиться дальше, но замешкался, улыбаясь и спросил: - Что это было? - Когда я услышал... подумал, мне показалось, - признался я. Он сложил руки на груди, потоптался на месте, после чего выдал: - Да, я пою в душе. - Ты здорово поёшь... - попытался соврать я. - Мэсси, - он усмехнулся, возвращаясь в коридор, - Я тебя умоляю!.. - Можно к тебе? - откидывая книгу, я соскочил с кровати, кидаясь за ним следом. - Можно, - разрешил он, и я, пройдясь по его следам, вошёл в его комнату, закрывая за собой дверь, - Но, честное слово, не шути так. Папочке в детстве на ухо наступил огромный медведь. Я ужасно, ужасно пою. Что поделать? Кому-то дано петь, кому-то рисовать, а кто-то просто ни на что не способен. Я, заняв кресло в углу наблюдал за его переодеванием, любуясь его телом, пока он болтал о собственных певческих способностях. В отличие от него, я бы ни в какой из периодов своей жизни не смог бы одеваться так раскованно в чьём-то присутствии. Даже при жене, если уж приходилось что-то такое делать, я старался поскорее одеться или накинуть на себя что-нибудь, и от этого, уверен, каждый раз это выходило неуклюже и смешно. Хью был лишён подобной стыдливости. Может быть, от природы, может быть, потому что он знал, что я люблю его и что мне действительно очень нравится его обнажённая рисовабельная натура? Наверное, всё-таки, это было от природы... - Вот я как раз из тех, кто не может ни петь, ни рисовать... - натягивая и оправляя футболку, сказал Хью, - Но ты уж извини меня, малыш, но, когда наступает определённый момент, я начинаю петь, и это происходит независимо от моего желания. Просто "щёлк!" и я сам себя ловлю на пении. - И что за "щёлк" это был сегодня? - спросил я. Папочка удивлённо обернулся на меня с полотенцем на голове. - Прижился я тут, - шмыгнув носом, сказал он и продолжил вытирать волосы. "Прижился? - мысленно повторил я, - Что значит "прижился"? Хорошо это или плохо? Мой дом перешёл в разряд надоевшей обыденности или стал официальной диктаторской крепостью?" - Пою я плохо, - монотонно проговорил Хью, - Но только там, где мне хорошо. Осознав его слова, я довольно поёжился, как воркующий голубь. - И я буду петь впредь, - добавил Хью, - Так что, если тебе это совсем уж в тягость, лучше прогони меня сейчас. - Я потерплю пока, - сказал я. - Великодушно, - отметил Хью, - Я буду волосы феном сушить, так что... - Я покурю, - стащив у Хью его пачку сигарет, сообщил я. - А ты не собираешься переодеться? - поинтересовался диктатор, - Я сейчас высохну и ужинать поедем. - Поедем?.. - Мгм. В китайский ресторан. - На ночь? В китайский? - размахивая сигаретой, принялся разглагольствовать я. - Да, - подтвердил Хью. Я помолчал секунду. - Ладно, пойду переоденусь, - вздохнул я, забирая сигарету с собой и вставая с кресла. - Хорошо, крошка, - включая фен, проговорил Хью. Проходя мимо него, я, возомнив себя очень смелым мальчиком, напал на него и поцеловал в ухо. Он отбился от нападения струёй обжигающего воздуха из фена, заулыбался, но в утешение так и не поцеловал, продолжая сушить свои кудри. "Мерзавец", - решил я и ушёл рыться в комоде. Несмотря на заявление Хью о том, что он "прижился" в моём доме, а, быть может, именно по причине этого я стал замечать, что постепенно он как будто бы стал успокаиваться, привыкать и, как мне казалось, охладевать ко всему, что между нами происходило. Он уходил на работу по утрам, возвращался вечерами. Или не возвращался, а потом приходил далеко за полночь. Но холодный или тёплый - он по-прежнему был в моей власти, так что я не торопился ни о чём беспокоиться. Иногда мы по-прежнему сталкивались на кухне вечером, он что-нибудь рассказывал мне, смешил меня время от времени, или запирался в комнате, но неизменно оставался рядом, в комфортной для меня зоне доступа. Вечерами, когда он не являлся домой вовремя, я ждал его звонков, но сам старался не надоедать ему лишний раз. Зато, когда он всё же звонил мне, чтобы предупредить, что задержится, я делал всё возможное, тщательно подбирал самые убедительные слова, чтобы он понимал, как сильно я беспокоюсь о том, чем он занят, где он и с кем. Но моя подозрительность, с которой я наблюдал за ним периодически, не выявляла причин для волнения. Он просто был со мной, как, наверное, и должно было быть. Стыдно признаться, но я не был до конца уверен, как именно должны развиваться наши отношения - ни с кем, кроме своей жены (а это совсем другое), я не оставался рядом так долго, как с Хью. Так что, вполне вероятно, что то, что происходило было оправдано и нормально. Вполне вероятно, что именно так всё и должно продолжаться. Немного прохладно, с периодическими тёплыми всплесками, с его постукиваниями в мою стену два-три раза в неделю, с его систематическими проверками того, что я нарисовал за прошедший период, пока он был занят. Несколько раз он уезжал от меня в далёкие края и страны, и одному богу известно, кого он мог там встретить и чем себя занять. Но, честное слово, даже если у него и был или бывал кто-то ещё, то он скрывал это профессионально. И, в самом деле, мне было этого достаточно, поскольку, даже если что-то такое и случалось, я предпочёл бы просто ни о чём не знать. Какое мне дело, чем он занимается с другими, если его хватает на то, чтобы поздним вечером шептать мне на ушко о том, какой я у него расчудесный малыш? Так что мне до его вероятных увлечений не было никакого дела. В первую очередь, он был моим, а всё остальное... не более, чем побочный эффект. Если побочные эффекты вообще имели место, конечно. Мне почему-то казалось, что такое бывало - слишком уж он неугомонный... Ведь, если я у него один-единственный, то вся наша история отношений становится куда больше похожей на волшебную сказку, а не на реальность, в то время как реальность временами сама по себе, такая, какая есть, имела и без того весьма волшебный и презентабельный вид. Время шло, и, поскольку, вернувшись из Парижа, я взял за правило работать над своими картинами каждый день без всяких отговорок, то понемногу у меня накопился кое-какой материал. И тогда, честное слово, по случайному стечению обстоятельств, я познакомился с одним замечательным художником, неунывающим усатым и весёлым толстяком, который, однажды придя к нам с Хью в гости и увидев то, что я к тому времени "настрадал" на своём чердаке, предложил мне организовать совместную выставку. Не знаю, как в конечном итоге это стало возможно - было ли дело в моих способностях, в настойчивости ли Хью, который почти заставил меня принять решение, в воодушевлении ли нового друга - но всё очень скоро воплотилось в реальность. Один из моих учеников вызвался помочь мне с доставкой и размещением работ, коллеги по художественной школе, где я преподавал, поздравляли меня с тем, что я наконец решился показать себя миру, Ларс изъявил желание явиться в день открытия со своей новой подружкой, позвонил и завалил меня вопросами Сорен, даже Джой, о котором я успел немного забыть, непонятно каким образом узнав обо всём, сообщил, что совсем не против зайти на огонёк в галерею, заодно, чтобы посмотреть на "этого засранца Хью", с которым у нас нежданно-негаданно сложилось нечто более серьёзное, чем одноразовый секс. Словом, я был окружён вниманием со всех сторон. И немного мне было от этого совестно, но куда более - приятно. Может быть, вся эта затея с выставкой не настолько хороша, но, независимо от того, насколько успешно всё пройдёт, после неё люди вновь вернутся к своим делам, разбредутся кто куда и на какое-то время прочно забудут обо мне. Но пока что... Пока все звонили, писали мне, хотели встретиться и поздравляли, и я был чрезвычайно доволен. При всём этом, первого дня я побаивался. К тому же Хью пригласил на открытие уйму своих знакомых, наверняка, видавших выставки и поприличнее. Впрочем, делать было нечего, назад дороги не было: с утра пораньше за день до открытия я и мой ученик привезли работы в галерею, после чего занялись их размещением. Весь день без устали мы перебирали, переставляли и перевешивали всё, что было и возились бы ещё, если бы около двух ночи за мной не приехал сонный папочка и не забрал бы меня домой, сонно пожелав второму художнику доброй ночи. Моему ученику Хью в приказном порядке велел лезть на заднее сиденье, потому что ему совершенно незачем бродить в темноте по ночному городу, а давно пора спать в своей комнате. - Надеюсь, не придётся перед его родителями отчитываться... - ворчал Хью. - Я живу один, - донеслось с заднего сиденья. Хью покосился на источник звука, но ничего не сказал, а только покачал головой, и посмотрел с усмешкой в мою сторону. Позже, уже в спальне, Хью обвинил меня в том, что я эксплуатирую детей. - Он сам вызвался, - оправдывался я. - А то, что уже третий час ночи, ты не заметил?.. Ладно, ладно... завтра у тебя большой день, крошка. Морально готов? - Неа, - с сожалением в голосе, признался я. - Всё будет хорошо, - Хью притянул меня к себе и поцеловал в макушку, - А, если что-то будет плохо - тоже хорошо. Иди спать. Я принялся сползать с его кровати и выбираться из его объятий. - Спокойной ночи, папочка, - поднимаясь на ноги, сказал я. - Спокойной ночи, малыш, - кивнул он, вытягивая сигарету из пачки. Всё следующее утро я пронервничал, после чего Хью отвёз меня в галерею, где часов до четырёх мы - оба художника, мой ученик, Хью и несколько работников галереи - приводили в порядок последние мелочи. Вечер наступил по моим меркам слишком быстро. Я не успел к нему подготовиться. И всё, что происходило после я осознавал с трудом. Постепенно к назначенному времени стал стекаться народ, в залы галереи входили всё новые и новые люди, и вскоре мой несчастный разум полностью отказался это воспринимать. Пришёл в себя я только уже после открытия, когда смог найти для себя бокал шампанского, которое мы предлагали гостям. Немного выпив, я смог осознавать реальность куда проще, заметил, наконец, Ларса и Сорена с Эльзой, поговорил с каждым из них и, когда второй художник попросил меня сказать пару слов о своих работах, я даже смог собраться и сказать что-то связное. Несколько раз меня просили прокомментировать что-нибудь из выставленного, а, когда я никому не был нужен, я утаскивал очередной бокал шаманского в один из залов с диванчиком, садился там в уголок и наблюдал за людьми под красивую музыку, которую мы подобрали в качестве фона для открытия. Таким образом, к окончанию мероприятия, болтая о пустяках с гостями и не переставая пить, я порядочно набрался шампанским и не рисковал лишний раз вставать со своего диванчика. Разве что ради посещения туалета. В одну из таких пробежек и случилось нечто, что впоследствии я так и не смог внятно объяснить даже самому себе. Я как раз проводил Сорена, Эльзу и Ларса, десять тысяч раз поблагодарив их за то, что они пришли, после чего направился привычным курсом по небольшому коридору в сторону туалета. Когда я, хорошенько вымыв руки, вышел, я нос к носу столкнулся со своим учеником, который шёл куда-то по коридору с шампанским. - Тебе разве можно? - тоном учителя (хоть и пьяненького, но учителя) поинтересовался я. - Один бокал, - ответил он, - Можно, думаю. - Один? - повторил я, - Смотри сам. - Вы за мной смотрите. - Что значит... - усмехнулся я, - С чего бы это мне за тобой смотреть? - Ну... - протянул он, - Вы ведь отвечаете за меня. В каком-то смысле. Я посмотрел на него, слегка нахмурился, потирая шею. - Тебе бы пора домой, - вспомнив о вчерашнем, сказал я. - Угу, - согласился он, отпивая из бокала, - Это вам, - он протянул второй бокал мне. - Я уже не... - забормотал я, но бокал всё же взял, уткнулся в него взглядом и, посчитав себя значительно протрезвевшим после посещения комнаты уединения, выпил. - Классный день был сегодня, - сказал он, - Я мечтаю... что когда-нибудь я стану художником, и тоже буду проводить выставки. - Конечно, будешь, - сказал я. - И кто-нибудь будет помогать мне, как я вам. - Вполне возможно, - не чувствуя подвоха, согласился я. - И этот кто-то также будет смотреть на меня и думать, - он помолчал пару мгновений, - какой же это классный художник, - он поднял взгляд и посмотрел мне в глаза, - Какой же потрясающий. Сексуальный. Услышав такое, я невольно сглотнул, не отводя от него глаз. Разумеется, мне стоило как-нибудь очень глупо отшутиться, рассмеяться или просто хлопнуть этого парнишку по плечу и уйти. Но, наверное, я был пьян. Может быть, были ещё какие-то причины. Как бы оно ни было, услышав его тихое дыхание в полутёмном коридоре, пока он смотрел мне в глаза, я мгновенно решился, прижал его к стене, обитой тёмно-вишнёвой тканью, и поцеловал, он же, обняв меня за шею, охотно ответил на поцелуй, и, кажется, вполне был не против на этом не останавливаться. Мои дела были категорически плохи: я целовался с парнем, на год или два старше моего сына в проходном коридоре у туалета и не собирался останавливаться, поглощённый очарованием его молодости и сознанием того, что он меня хочет. Однако закончилось всё куда быстрее и внезапнее, чем я мог себе представить. - Вот ты где, - услышал я за спиной возглас папочки, и меня сейчас же резко выдернули из объятий мальчонки, без каких-либо прелюдий утаскивая за собой по коридору за локоть в сторону двери. "Что это было?! Что. Это. Было..." - судорожно соображал я остатками пьяного рассудка, пока Хью уверенно вёл меня сначала в зал, где попрощался с оставшимися гостями, вёл из зала, к машине, вёз домой. Я не мог перестать думать о том, что случилось, как и не мог придумать объяснения своему совершенно дурацкому поступку и не знал, что думает об этом Хью. И спрашивать его об этом было страшно. Быть может, всё обойдётся? Он просто ничего не сделает и ничего не скажет? Словно этого не было. Ведь всё равно, если бы и не было. Совершенно ничего не значит. Можно просто не заметить этого. Мало ли, что можно выкинуть на пьяную голову... Всё это ерунда. Хью открыл дверь в дом, пропустил меня вперёд. - Дай мне пальто, я повешу, - сказал он чуть позже, видимо, решив, что я всё ещё пьян и моя самостоятельность грозит вешалке оторванным крючком. Несмотря на то, что я мог разобраться с пальто и самостоятельно, я предпочёл оставить эту задачу для Хью, а сам тихонько и неприметно, покрался на второй этаж в свою спальню, чуть дважды не упав с лестницы. Усевшись на кровати, я стал ждать. Как минимум потому, что мне было очень лень раздеваться. Если бы Хью не явился ко мне в последующие пару часов, я бы, так и быть, уснул, но я не был уверен, что он просто отправится в свою комнату и не скажет мне ничего по поводу этого небольшого ничего не значащего события, свидетелем которого ему "посчастливилось" оказаться.