И возвращается ветер...

…Ну вот, задумался – и чуть самое интересное не пропустил! Награждение отличившихся. Соберано улыбку положенную нацепил, как на парадном портрете, бабушка, то есть государыня, тоже приопущенные веки подняла, оживилась, эр Эдвард встал, зад отклячив, с золотым чеканным подносом наизготовку – а на подносе коробочки с орденами, муаром обтянутые, муаровые орденские ленты – синие, алые, полосатые, и даже кортик один… Пропели фанфары с оркестрового балкона. Началось. Маршал Арно Савиньяк, его старший сын полковник Лионель, Рене Эпинэ, Дени Колиньяр… «Вороны», «кэцхены», «розы» – кучка на подносе всё меньше… Ого, Иерро Гайяру дали «мужество»! Молодчага! Надо потом будет исхитриться и подойти поздравить, а заодно намекнуть, что бумаги, то есть собераньи записки, из-за которых тио Рамиро… ну, в общем, те самые, в целости и сохранности, и припрятаны так, что никакой Айзенхерц не пронюхает. И не надо, чтобы пронюхал. Потому что в тех записочках – и правда всё так, как говорил Арлио! И подписи собераньи везде, и перстнем собераньим запечатано. Реноме сберечь решил соберано – а на талиге говоря, зассал! Вот и послал людей – кот знает, чьих, может, и Айзенхерцевых, – чтобы подстерегли Иерро с бумагами. А эти тонтос дель куло Иерро-то ножом пырнули у самой дворцовой ограды и дёру, а конверт-то с компроматом возьми да и вырони в кусты! А Гонсало возьми да и окажись в тех кустах – сидел в кордегардии, с гвардейцами болтал, и выскользнул на минутку по малой надобности. И гвардейцев кликнул Иерро на помощь, и конверт нашел и припрятал как следует. А соберано потом – Гонсало всё слышал! – устроил жуткий разнос дору Армандо Ариго, который цивильный комендант Альвеары, будто дор Армандо службой манкирует – возле самого дворца, вишь ли, бандиты кидаются на людей! Ага, как же: дору Армандо этаких ловить – себе дороже встанет. И эр Эдвард паскудно улыбался, как всегда. А Иерро тогда Гонсало шепнул: берегись, мол, лиловых! Лиловые – это значит Спруты, то есть Придды. Но при чем тут глубоководные, когда ясно как день, что – старый каркундель?.. О, кстати, о каркунделях! Капитана третьего ранга Фуальдеса выкликнули – это значит, тио Алонсо! Орден Кэцхен третьей степени – неплохо! За Хексберг. Морицу Карои – «розу». Не успел алатец сделать «налево кругом» – позвали капитана Муэртеса, за «вороном». Вручили – и тут здрасьте, жабу вашу соловей, как генерал Сиприен Шеманталь как-то выразился! Бабушка глазки этак прищурила хитро – и говорит: подойдите сюда оба, молодые люди! И – на весь зал: «Говорят, вас с законным браком можно поздравить? И с каких же пор эсператистские священники гайифские парочки венчают?» Все сразу зашептались, зашебуршали… Соберано обе брови поднял, глаза выпучил – щас ка-ак каркнет! Эр Эдвард рожу скорбную состроил – а глаза радостные, и чему радоваться, спрашивается? – Ну, господа офицеры, – каркнул соберано, – как вы сие объясните? Тио Хорхе, то есть капитан Муэртес, шагнул было вперед, чтобы друга от собераньего гнева заслонить – а Мориц его отстранил, улыбнулся – и отодрал свои щегольские подкрученные усики! Красная полоска под носом осталась. И вытащил наружу спрятанную под мундиром косу – черную, толстую, до пояса свисает, и даже ниже! У соберано с королевой челюсти так и отвисли. – Марица Муэртес, урожденная Карои, к вашим услугам, сир. Эр Эдвард челюсть уронил, бабушка – лорнет, соберано посмотрел этак, будто сайентифик на редкую вещицу, а тио Хорхе ему: «Да, сир, перед вами женщина – летчик-истребитель, первая в кэртианской истории. И появилась она в Талиге – а не в Гайифе какой-нибудь!». – Превосходно, капитан, – каркает старый Ворон. – И жест у доры Марисы получился эффектный. Как всякая женщина, умеет работать на публику. А теперь попробуйте оценить последствия этой эскапады. Если это каким-либо образом дойдет до противника… – Сир, – отвечал тио Хорхе, – вообразите себе физиономию кесаря Олафа, когда ему доложат, что лучшего дриксенского аса, герцога Руперта, усадила на задницу девчонка! Тут уже никто не мог удержаться от смеха, и Гонсало тоже. Разве что Придд, который вице-супрем, ну да он отродясь был как мороженая скумбрия, а эр Эдвард рожу скроил – ну вылитый кесарь Олаф. А потом Гонсало все-таки добрался до тио Хорхе, и договорился, что тот, как полетит к тио Рамиро с грузом боеприпасов, еды и всего что партизанам потребно, то взял на борт Лукаса с Ларсом – потому что их место, Ренкваха сказал, там, за линией фронта, в отряде у Веласкеса: легионеры своих не бросают. *** – А, да пошел он к кошкам! – Альбрехт Ноймар, присев на походный табурет у входа в палатку, привычно вынул из внутреннего кармана серебряный, с вычеканенной волчьей оскаленной мордой, портсигар, выщелкнул папиросу. – Не выслушал и не понял ничего толком – и раскипятился, как старая дева, которой в колоду для пасьянса каданские задорные карты подсунули! – Скажи уж лучше – гайифские, – усмехнулся в ответ Себастьян Веласкес. – Знаешь, не мое это дело, конечно, но, сдается мне, что тебе с ним толковать больше не о чем. – Думаешь? – в голосе Альбрехта звучала смесь недоверия и последней, отчаянной надежды. – Да судя по всему, так и есть. Не в обиду тебе будь сказано, маркиз, но твой папито, похоже, вроде моего: во-первых, верит кому угодно, только не собственному сыну, а во-вторых, повернут на чести рода и прочих внешних приличиях. Он, может, и любит тебя, на свой лад, конечно, – но ради реноме хоть тебя, хоть Создателя пристрелит. – Ну да, – натянув улыбку, кивнул Альбрехт. – Он такой. Сперва говорил, что меня в Дом Скорби следует засунуть – и списать всё на последствия контузии. А как не поверить, когда газетенка с картинкой по всему Талигу разошлась – и папеньке ее – из самых лучших побуждений! – в конверте прислали из Альвеары! Пошли, покажу. Та-ак. Вот тебе и статья в «Пути к победе» про героических санкт-бертольдских партизан. Вот тебе и карточка – другу и однокорытнику на память. Снимались-то как нормальные люди, стоя рядом перед аппаратом, и совсем молодой военкор щелкал, трижды, чтобы уж точно получилось – тогда откуда взялись эти отвратные похотливые, лапающие друг друга закатные твари?!.. А ведь, помнится, Пабло тогда приносил тот номер газеты, показывал – и снимок там был нормальный, и статья! Что за дерьмо кошачье?! – Сам он… газетой по башке хлопнутый и контуженный, извини, но факт! – проворчал Себастьян. – Ну, и чем кончилось? – Коннершталем. – Фью… – присвистнул легионер. – Ничего… прорвемся… – Прорвемся, Миро… ой, тьфу, Бастьен. Вместе – прорвемся. От… то есть герцог сказал: «Принимай заставу – меньшего тебе не положено, но и большего ты не достоин. Забирай с собой своего дружка с его прихвостнями – и чтобы я больше о тебе не слышал! Пока не перебесишься. И пока об этой истории не забудут». – То есть как – дружка? – Бастьен удивленно приподнял бровь. – Он что, нас вместе хочет отправить по Каданке прогуливаться? – Именно. Вот, гляди. Контракт. На три года. Старым Люцем, то есть герцогом Ноймариненом, собственноручно подписанный. Бастьену только свою закорючку осталось чиркнуть, так, для формальности. «Та-ак… Плата… можно сказать… с одной стороны, на нынешние, войной взвинченные цены маловато, с другой – на нынешний, на две трети поредевший отряд – вполне себе ничего, а набирать в тех краях особо некого. Да, из тех, с кем начинал, осталось трое: Пабло Морено, да Ларс-Ренкваха с Лукасом-Ройей, спасибо братцу Хорхе, знатный подарочек тогда привез! Хоть всё, можно сказать, уже решено – а надо все равно с ними потолковать про новое место службы. Три года как-нибудь на Надорский хребет отлюбуемся, потом, может быть, выберемся в Альвеару или еще куда в цивилизованные места, новых ребят наберем – Лукаса с Ларсом поставлю взводными. Жаль, конечно, что без нас дриксов добьют – ну и плевать, не будем регулярникам портить сладкий миг победы своими гайифскими рожами». – Знаешь, в сущности – ничего страшного. Считай, второй Санкт-Бертольд. Только бомбить туда гуси-лебеди через Горный Надор вряд ли попрутся. Ну, посидим, отдохнем, поскучаем – не впервой. По мне, так получше Холты. И даже лучше, что мы там будем вместе. А то, знаешь, Джастин Придд, помнится, тоже был старшим сыном… – Бастьен! Ты думаешь…?!! – Пока ничего не думаю. Только дерьмом от этого дела за три хорны несет. *** «Коннершталь?» – на подвижном конопатом лице Ларса-Ренквахи быстро сменяли друг друга недоумение, злость и… страх? А что, собственно, такого в Коннерштале, что Ренкваха испугался? Вроде парень бывалый… – Да, Коннершталь. Удружил нам старина Людвиг! – Шел бы он, этот эр Людвиг, – прошипел сквозь зубы Ренкваха, – через утоплый замок старым трактом, надорским лесом да в соберанью дыру! Аккурат мимо Коннершталя ему дорога! – Но ходас, амигос, – отозвался первый, и он же пока что единственный, взводный. – В Санкт-Бертольде выжили, прорвемся и тут.