И возвращается ветер...

Вечереет. На аллеях Санто-Рокэ серо и сумрачно. Сыплет мелкий дождь. Возле главного фонтана, да и вообще на «чистых» дорожках – почти никого. Только какой-то солидного вида эр средних лет в черной, а может, и темно-серой, не разглядеть уже толком, шинели, с надменным обрюзгшим лицом и длинным носом, важно выступает по дорожке, ведя за руку худенького черноволосого и черноглазого мальчугана лет пяти-шести, в черно-белой курточке и черных штанишках. Малыш с трудом поспевает за мужчиной, спотыкается, эр в черном недовольно выговаривает ему, крысится – от недовольной гримасы, поджатых губ его нос кажется еще длиннее, как у злой сварливой птицы. Эр ментор – ну да, конечно, ментор, чокнутый на соблюдении режима; отец или другой родственник в такое время и в такую погоду дитё бы на улицу не потащил. Вдруг мальчишка резким движением вырывает ручонку из руки мужчины – и бросается наутек. Ментор пару секунд стоит, ошарашенный такой дерзостью, потом решительно устремляется следом. Бежать! Скорее, скорее! Смотреть под ноги – иначе запнешься об корень, их тут до кошки. Плохо, что осень – листья облетели, маскировка ни к рыжему коту. Если б еще быть в чем-нибудь коричневом, а не в этом дурацком черно-белом… В заросли. Подальше от фонарей. И петлять, петлять, поворачивать почаще, сбивать врага со следа… А если..? Мальчик падает, катается по грязи, угваздывая белые рукавчики куртки – ну их всех, терять всё равно уже нечего, так и так достанется – но хоть немножко свободы урвать! Слуги рассказывают, тут в парке, на дальних аллеях бандиты водятся, страшные – да уж всяко не страшнее дора Мейналя! И что бандитам с него взять – куртку грязную, или сапожки, которые им на один палец? «Гонсало! Где вы? Вернитесь немедленно, что это такое?!!» – голос у ментора – будто ржавая дверь скрипит. Совсем близко. Малыш замирает, уткнувшись лицом в палые листья – от них тянет холодом и свежестью, хоть подышать свободой маленько, но даже дышать полной грудью нельзя, чтобы… как там? А, не привлечь внимание противника. Ментор остановился, прислушивается. Совсем рядом. Мальчик вжимается всем телом в листья, и плевать, что вода под куртку просочилась. Святой Робер, всей живой твари защитник, помоги! Святой Фердинанд – отчаявшихся покровитель, святой Эрнани – помощник всем, кто спасается и бежит! Можно бы и святого Рокэ попросить – вот только про него такое рассказывают, что десять раз подумаешь: стоит ли его беспокоить из-за такой мелочи, как Гонсало? Двинулся ментор. И ногами, и мозгами. Бежит и рычит, как лев в зоопарке, только листья из-под сапог в разные стороны летят. Совсем близко пробежал. Повернул налево. И не заметил мальчика! Ох, спасибо-спасибо, святой Эрнани! Дождавшись, пока шаги Мейналя стихнут вдали, Гонсало встает – вскочить не получается, закоченел от холода – и пускается прочь, направо, напрямик по парку, по узкой тропинке. А пробежав немного, видит впереди тусклый огонек. На парковый фонарь непохоже. Но и не костер. Впрочем, Гонсало никогда не видел настоящих костров в лесу – только в камине и в плите на дворцовой кухне. Брр, холодно. Обогреться бы. И дождь так и льет. Плевать, кто бы там ни разжег этот огонь… И тут за спиной слышится тяжелый топот. Опасность придает Гонсало сил, он бежит, бежит, отчаянно надеясь не споткнуться – и оба, жертва и преследователь, вылетают с разгона на небольшую круглую полянку. Посреди нее – небольшой круглый фонтан, ничем не украшенный, предназначенный, вернее всего, не для того, чтобы вокруг него гуляли нарядные парочки, а чтобы поить лошадок и осликов, на которых детишки катаются, и для прочих нужд обслуживающего персонала. А вот и лошадки, пара мокрых светло-серых, понурясь, дремлет под деревьями. И фургон большой, зеленый тут же стоит. А огонек – это фонарь над его дверью. – Ага, попался, негодник! – ментор, наконец-то ухватив подопечного за шиворот, торжествующе улыбается. – Можете молиться хоть Четверым, хоть самому Леворукому, герцог, – это вас не спасет! Свободной рукой мужчина вытягивает из кармана хлыстик, злые, кусачие, как осы, удары обрушиваются на спину и ягодицы мальчика. Больно, даже сквозь куртку – умеет бить, проклятый, за то и наняли. Гонсало стискивает зубы. Нельзя издать ни звука – не хватало еще обрадовать этого урода! Лучше и впрямь звать на подмогу Четверых и Леворукого. Ничего, эр виконт, мы еще повоюем! Вы еще свое получите… Вон, палка в кустах валяется – как раз подойдет… Гонсало терпит и ждет. А когда воспитатель, утомившись, останавливается перевести дух и немного ослабляет хватку – вырывается и со всей быстротой, на какую еще способны его гудящие от бега, замерзшие и промокшие ноги, бросается в заросли. И выскакивает из кустов – с увесистой палкой: «А ну, подходите! Если жить надоело!». Ментор, окончательно выходя из себя, оттого что всё идет наперекосяк, и чем дальше, тем больше, кидается в бой. Мальчик, уставший, продрогший, но все равно верткий, гибкий, ловкий, сражается с воспитателем, будто маленький отважный тореро с разъяренным, огромным и неповоротливым быком – ускользает, увертывается, дразнит и, улучив момент, лупит изо всех силенок палкой, по спине, по ногам – куда дотянется. – Пошел вон! – срывающимся голосом орет Гонсалито. – Подлец, тиран, Айнсмеллер, убью, ненавижу!! И вот, когда маленький герцог уже насилу держится на ногах – дверь фургона распахивается. – Пор кэ коньо?! – раздается, кажется малышу, голос самого Леворукого, а может, и святого Рокэ. – Кто тут нормальным людям на ночь глядя отдохнуть не дает? – Не лезьте не в свое дело, сударь, – огрызается ментор, пытаясь ухватить малыша за руку: «О, Леворукий, только бы дотащить эту маленькую тварь до дворца, а там я ему устрою!!» – Каррьяра! Какая встреча! Почтеннейший эр воспитатель наследников! – повелитель то ли Ветра, то ли кошек, черноволосый, стройный, гибкий, в смешной ярко-зеленой в цветочек перевязи по темной кожаной куртке, одним прыжком слетает на землю с фургонной лесенки, а другим – оказывается совсем рядом, становясь между ментором и Гонсало. – А вы, эр Мейналь, гляжу, всё так же любите издеваться над теми, кто не в силах дать достойный отпор. Не сойтись ли вам для разнообразия с противником по росту – да хоть бы и со мной, за неимением лучшего? – Р-р-рам-м-ми…?! – Н-на, сволочь! Получи, падла! За Карлоса! За Хорхе! За Алонсо! За Рамиро! А вот это – за малыша!! Пока Мейналь, получив под дых, хватает раззявленным ртом воздух и тщетно пытается распрямиться, из фургона появляются еще двое. Один, помоложе, невысокий, с короткими взъерошенными русыми волосами, тоже с зеленой перевязью, только в белую полосочку, соскакивает с лесенки и кидается бегом к спасителю Гонсало; второй – старый, ну как старый, как Мейналь, степенно спускается и подходит размеренным шагом, так ходит по плацу первый маршал эр Ульрих, Гонсало видел как-то раз, а пуза у этого нет, не то что у маршала, и черные волосы, в хвост завязаны, и перевязь тоже зеленая, как лейка у садовника Пако, только кожаная и без всяких цветочков. – О, сэйнт Алан, капитан, что такое?! – встревоженно спрашивает русый. – Бастьено, это ты кого тут жизни учишь? – чуть насмешливо осведомляется черноволосый. Да ничего особенного, дор Пабло, высунулся поглядеть, что за сопли-вопли, а тут, оказывается, одна тварюга закатная вздумала, по своему обыкновению, изгаляться над тем, кто за себя постоять толком не может, – вон над тем малышом, да только малыш, видно, не трусливого десятка: палку схватил и давай отбиваться! Ну как тут не помочь малому! А у Бастьена с этой тварюгой старые счеты, еще из «той жизни», да и крупные – жаль, только сейчас довелось расплатиться, да и то не сполна. Правильно, кивает дор Пабло, оборотку дать сукиному сыну – святое дело, не дашь на обиду сдачи – значит, слабак, а слабаку – какое уважение? Вот только куда этот кошкин хвост теперь пойдет и кого приведет, и что теперь с нами и с малышом будет? – Да как вы смеете?! – наконец прорезается у Мейналя голос не голос, а хриплое карканье. – Да вы знаете, кто я?! Да я вас, всех троих…!! И, не договорив, вдруг кидается наутек, не разбирая дороги – чуть в дерево с разбега не врезался лбом! – Легавых приведет! – ахает русый, и все трое бросаются в погоню. Гонсало остается один. Обходит фургон, рассматривает, по буквам разбирает намалеванную красной краской надпись на стене и такую же – над дверью: «Капитан Себастьян Веласкес. Жизнь, свобода, золото». Интересно, над кем он капитанствует, этот Себастьян? Гонсало еще ни у кого не видел перевязей в цветочек. Спросить? Можно и спросить, если самому понять не получится. Дор Себастьян не злой. Гонсало усаживается на нижнюю ступеньку фургонной лесенки, подвернув под себя полы куртки – так хотя бы кажется теплее. Хорошо так сидеть. Хоть и холодно, но всё равно хорошо. И дождь перестал. Мальчику приходит мысль, что можно бы, пока никого нет, сходить и погладить серых лошадок – жаль только, что угостить их нечем, – но тут возвращаются капитан Веласкес и его подчиненные, и волокут, угощая тумаками, пойманного ментора. – Вот, видишь, малыш: твой гувернер мало того что подлец, так еще и трус! – смеется капитан. – А знаешь, что мы делаем с теми, кто бегает с поля боя? – Нет, дор Себастьян, – Гонсало подходит и смотрит на Мейналя. В свете фонаря лицо ментора кажется черным – здорово капитан его отделал! – Выбирай, что нам с этим уродом сделать – в навозе мордой вывалять или в фонтане утопить? – В навозе, дор Себастьян, – не раздумывая отвечает маленький герцог. Мейналь сквозь зубы шипит что-то непотребное. – Правильно мыслишь, дружище! Стратегически! – смеется дор с забавной перевязью, и в глазах его закатные котята кувыркаются и ловят себя за хвосты. – Именно в навоз личиком – а в фонтан он у нас после этого сам залезет! Давай-ка, полезай в фургон, хоть согреешься маленько, а то совсем задрог – а мы этого красавца уважим, мало не будет! Малыш благодарно кивает и лезет в фургон. Ему, конечно, любопытно, как капитан уважит ментора – но раз дор Себастьян сказал сидеть в фургоне, значит, не хочет, чтобы Гонсало под ногами путался. Ладно, будем сидеть – только сядем у самой двери, чтобы слышно было, ну и чтобы грязь по фургону не развозить. Мальчик прислушивается – снаружи доносятся Мейналевы вопли про полицию, Нуэва Багерлее и прочие страхи, а в ответ – причитания того, что с перевязью в полоску, на каком-то непонятном языке – не то по-кадански, не то по-бергерски, не разберешь, и замысловатые ругательства капитана и дора Пабло – что-что там ментору предлагают делать со всеми кошками? И при чем тут бакранские козлы? Непонятно, и похоже, лучше не спрашивать – но запомнить надо, пригодится! Наконец по лесенке топочут сапоги, дверь распахивается и в фургон заглядывает дор Себастьян, довольный донельзя: – Ну, малыш, полюбуйся на своего мучителя – и никогда больше его не бойся, не стоит эта тварь того! Гонсало глядит – в железных лапах дора Пабло, тихо скуля и подвывая, извивается страшнейшее и несусветнейшее чучело, какое только способно привидеться мальчику в предызломном кошмаре: волосы у ментора вздыблены, физиономия, черная от кровоподтеков, вымазана в конском навозе, как мальчик и просил, в навозе же измазана шинель, вернее то, что от нее осталось – спереди полы отхвачены начисто, сзади вырез вроде ласточкиного хвоста; штаны отсутствуют, подштанники распущены на тонкие ленточки – они липнут к мокрым ногам ментора, тощим, как швабра у служанки, тетушки Пакиты, да еще и волосатым. А сзади что-то наподобие хвоста болтается! Маленький герцог представляет выражение лица соберано, когда вот это ввалится во дворец, и смеется. Вот после такого Мейналя точно из дворца шваброй попрут! – Ну что, малыш, нравится куколка? – Еще как, дор Себастьян! Так его! Ментор пытается возразить, но дор Пабло, как куклу, поворачивает его к фургону задом, к зарослям передом, как в сказке няни Кончиты, и пинком… как там говорил эр Хайнц Вейзель, который главный маршал артиллерии Талига? А, вот, придает начальное ускорение! – Катись к крысьей матери, тараканье отродье! А то еще добавим, за нами не заржавеет! Ментор оборачивается – на него уставились четыре пары ненавидящих и презрительных глаз и дуло карабина, который успел сдернуть со стены и взять наизготовку капитан Веласкес. Чудище, как-то неуклюже переваливаясь на бегу, смешно расставляя ноги, скрывается за деревьями. Выждав, когда его шаги стихнут, новые друзья Гонсало быстро запрягают лошадок, набирают из фонтана во фляги воды. На скорую руку прополаскивают в фонтане герцогскую курточку и штанишки. Разбрасывают подвернувшимися под руку палками конские яблоки, чтобы дождем быстрее размыло, благо что снова полило, и льет всё сильней. Надо убраться с этого места, лучше всего – в другой конец парка, чтобы даже если Мейналь и притащит легавых, здесь никого и никаких следов не нашли. А на другом месте то ли есть теперь вода, то ли нет… Ладно, поехали! Дор Пабло Морено правит, он не первый раз тут, в Альвеаре и в Санто-Рокэ тоже, дорогу помнит примерно. Себастьян и «перевязь в полосочку» – Ларс, Ларс-Ренкваха, вот как его зовут! – сидят на лавке в фургоне. Гонсало – между ними, забравшись на лавку с ногами, утонул по уши в Себастьяновой куртке и запасных штанах, его собственная одежка сушится над протянутой поперек фургона веревке. Сейчас приедем на место, говорит капитан, и ужинать будем, картоху с тушняком будешь? Буду, кивает мальчишка, еще как буду! Теплая будет ночь. Хорошая ночь!