И возвращается ветер...

Фургон исчез за углом. И гвардейцы-патрульные протопали дальше, как всегда топают. Гонсало оглядывается. Влезть-то влез, но – куда? Хорошо, в комнате никого. И даже не пахнет жилым духом. Похоже, это одна из гостевых – их во дворце полно, в таких фрейлин всяких там селят, придворных… Герцог тихонько дергает дверь. Заперта. Так он и думал. А отмычка Ларса-Ренквахи нам на что? Тихонько всунуть в замочную скважину… повертеть… ух ты, не идет… как бы не сломать, а то застрянешь тут до вечера… Есть! Мальчик осторожно выглянул в коридор… снова спрятался, услышав шаги… приник глазом к замочной скважине… переждал, пока пройдет мимо девушка-уборщица, звякая ведром… пока всё снова стихнет… и короткими перебежками двинулся по ковровой дорожке от двери к двери. Ага, вот и покои папито – портьеры черно-бело-синие. Заперто? Ну конечно. А как же еще? Та-ак… Отмычка скрипит – из комнаты раздаются торопливые шаги, дверь распахивается, Гонсало едва успевает отскочить, подарок Ларса Ренквахи так и остается торчать в замке. Папито выглядывает, сонный и злой как целая Гальтара тварей, хватает Гонсало, как куклу – тот вырывается: «Подождите, принц, я сейчас…» и, выдернув драгоценную железяку, сам ныряет в покои его выс0чества, дор Карлос – за ним, и дверь захлопнул. Взял Гонсало за плечи, приподнял – и усадил на пуфик. И сам перед ним присел – чтобы в глаза смотреть сыну: будет врать или нет? – Ну?! Мальчик принимается рассказывать – быстро, комкая слова, про Санто-Рокэ, про ментора-Айнсмеллера и про славного дора Себастьяна: «Он хороший, папито! Храбрый! И красивый – на тебя похож! Только глаза синие! И он тебя знает – записку тебе написал, вот!» Принц записку взял, подошел к окну, чуть приотдернул занавесь. Развернул мятый листок, прочитал. Улыбнулся. Значит, в записке что-то хорошее! – Спасибо, малыш! А теперь… Опять за руку схватил, потащил – ну что у этих взрослых за манера?! Приволок в уборную. Смотри, говорит. Левой за веревку от бачка потянул, а правой нажал на плитку, всей ладонью, отсчитав нужную. И – отъехала от стены большая ванна на львиных лапах, и открылся люк. Пятая плитка от двери, в шестом снизу ряду, Гонсало запомнил. Дерни за веревочку – дверь и откроется. – Беги! – папито говорит, и на дыру в полу показывает. А в дыре, оказывается, лестница, уходит вниз. Ход потайной ведет под внутренним двором до самого восточного крыла, и даже до самой детской. Папито знает: ему старый рэй Эчеверрия, который служил дедушке Гонсало, как-то рассказал. Во дворце ходов этих – до закатной твари! А зачем еще было возводить столько всяких украшений, эркеров, башенок? Из шкафчика извлекается фонарь, свеча, спички. Зажженный фонарь вручается Гонсалито: «Смотри, не урони и не задуй – а впрочем, вот тебе спички. Умеешь?» Умею, кивает мальчишка. – Вниз, потом направо – и никуда не сворачивай. Потом поднимешься на три этажа, увидишь глазок и красный рычажок. В глазок посмотреть, если всё чисто – рычаг вниз и на себя. Думаю, справишься. Если нет – возвращайся тем же путем, жми трижды на белую кнопку – и я что-нибудь придумаю. – Слушаюсь, ваше высочество! Гонсало скрылся в глубинах лаза, торопливые шажки стихли, механизм, отлаженный чуть не круг назад создателем Алвского дворца, ученым фельпцем Аттини, водворил ванну на место – будто она никогда и никуда не двигалась. Карлос стоял, затаив дыхание, напряженно вслушиваясь – не раздастся ли снизу топоток детских ножек? Нет, всё тихо. Будем надеяться, малыш благополучно доберется до детской. И будем надеяться, что он не вздумает впоследствии бегать этим путем к папито – за лаской, кот его подери, и утешением. И, того хуже, не попросит кого-нибудь из слуг пойти с ним. Не хватало еще, чтобы Мейн или Райнштайнер обнаружили тоннель, что ведет за ограду и дальше, до подвала самого что ни есть старого, облупившегося неприметного домика на внешней стороне Сильвестрова Кольца. Раньше там заканчивался город, и это самое Кольцо опоясывало его крепостными стенами. И ход подземный Аттини прокладывал с тем расчетом, чтобы в случае чего за эти стены выбраться. Потом юная Альвеара выросла, раздалась вширь, до нового кольца – Францискова, а к стенам старого пристроили с двух сторон дома с палисадничками, завели в них снизу трактирчики, мастерские, модные лавки, а сверху уютные гостиные да спальни, да и стали жить-поживать. А в домике, куда теперь приводил потайной ход, было дело, жила одинокая старушка. Принц Оллар, рассказы рэя Эчеверрии запомнил, ход, улучив момент, обнаружил и исследовал, с бабкой Фаншеттой знакомство свел, подбрасывал ей при случае то пару монет, то курицу с дворцовой кухни – а что, разве нельзя принцам заниматься благотворительностью? А когда отправилась бабуся путем всего сущего – скинулись теньент Аррохадо с друзьями и помогли купить выморочное имущество веселой и симпатичной вдовушке Лизон Морель. Завела вдовушка в домике трактирчик. И всегда рада была угостить роскошных военных и мясом, и вином, и девочками. А что, надо ж бедной вдове с еще более бедными родственницами на что-то жить! А Карлосу, чтобы незаметно выскользнуть из потайной двери и, смешавшись с толпой, улизнуть в город, где ждут Савиньяки и вся остальная компания, каждый раз в новом месте – самое то, что надо. Интересно, знает про этот ход соберано? По идее – должен, если это знание, как говорил Эчеверрия, передается от отца к сыну. Но если знает – почему за принцем ни разу «хвоста» не было? А Гонсалито, оказывается, незаметно так взял и вырос, не по годам смел, умен и сообразителен. Алва. Кровь никуда не денешь. Хороший малыш. Но Карлос будет идиотом, если привяжется к сыну. И вдвойне идиотом, если позволит себе эту привязанность выказать. Можно, конечно. Нужно. Естественно. Но – потом. Когда однажды ночью вся принцева рать… Э, нет. Об этом сейчас лучше даже мысленно не говорить – чтобы не подслушал эр Дитрих. А пока что Гонсало – не его сын, а дитя Талига. Государственное имущество. Собственность государя, кошки его дери. Только представить, какая физиономия будет у его величества, когда выяснится, что маленький герцог цепочку с вороном где-то посеял. Главное, чтобы у малыша хватило ума не упоминать о легионерах. А еще главнее то, что Рамиро – жив. Рамиро жив, в Легионе, командует собственным отрядом и сейчас направляется в Торку, на дриксенскую границу, подписав весьма выгодный контракт. Завтра – впрочем, уже сегодня – весть об этом полетит в Хексберг, на «Звезду Талига» к Алонсо и в Габор, в расположение авиаполка, к Хорхе. И не сегодня-завтра, если всё будет хорошо, Карлосу прилетит из… этого тоже нельзя называть, даже мысленно… письмо от семьи. Настоящей семьи, а не той, что во исполнение воли соберано и для блага Талига. Как они там – Клотильда Аррохадо, урожденная графиня Штарквинд, и двойняшки Алваро и Долорес? Сыты, одеты, в безопасности? Скучают по нему? Увидеться бы… А то они уже, верно, с трудом вспоминают, как отец и муж выглядит. Увидимся. И больше не разлучимся. Рано или поздно – но так будет, всё равно будет. «Наших» всё больше, сеть всё шире, по всему Талигу. Все, кого по милости соберано Родриго контракта выгодного лишили, в звании безвинно понизили, наградой давно заслуженной обошли. И кошки с две Карлос повторит ошибки Эгмонта! А Гонсало… Во всяком случае, тому, что в первую очередь следует знать и уметь во дворце – быть осторожным, выглядеть глупее, чем есть, и ни к кому не выказывать привязанности – Карлос мальчишку хоть и урывками, но исхитрился научить.