Чистилище

Ник стоял у окна и прислушивался к тому, что творилось за стенами здания. Остальные расположились вдоль стен, вроде расслабившись, вроде подремывая, но Джоуи был почти уверен: они были наготове. Чего они ждали, он только мог предположить, но надеялся вместе с ними, следя за их обманчиво обмякшими позами, цепляясь взглядом за направление их взглядов. Скорее обезьянничая, чем действительно пытаясь что-то обнаружить, Джоуи обшаривал глазами все углы и снова косился на Пита, Ника и остальных, чьи лица ничего не выражали, но глаза цепко обшаривали каждую трещину, каждую новую тень на стенах и потолке. Вроде за ними не наблюдали, по крайней мере Джоуи не увидел ничего подозрительного – но сколько у него опыта, чтобы с полным правом делать далеко идущие выводы? А день все мрачнел, все старел за амбразурой окна. Пит прошелся вдоль стены, повис на подоконнике, подтянулся, осторожно выглянул из окна и снова стал на пол. Он еще раз осмотрел подоконник, словно чтобы убедиться в очередной раз, что ничего не изменилось, в клетушке не появились ни камеры, ни микрофоны. Он дошел до противоположной стены, вернулся к окну, затем опустился на пол рядом с Джоуи. – Отчаянный ты перец, журналист, – тихо сказал он. – Что ж тебе все время надо на рожон лезть? Джоуи подобрался, попытался сесть поровней, но снова заныла спина, зашалил мочевой пузырь, закружилась голова. Он прислонился к стене, принял вид поневозмутимей, хотя кому дело было в темноте до индейской невозмутимости на опухшей, лоснившейся от пота, наливавшейся синевой морде? – Скучно, – неохотно буркнул он. – Неохота ровно на заднице сидеть. С темнотой на мягких лапах подкрадывалось беспокойство. Одно дело драться с одноклассниками в благополучном районе, где знаешь все ходы, входы и выходы, и другое – ждать своей участи в клетушке в заброшенном населенном пункте, который на карте обозначен цифрой. Одно дело солдаты, которые наверняка немало времени провели, тренируясь взаимодействовать, действовать и реагировать в самых разных условиях, которые явно чего-то ждали, и другое – он, не знавший, ни чего ждать от обеих сторон, от ночи, от себя, ни что он будет делать, когда вернется в часть. Одна надежда на чертова куратора, на этого невозмутимого Клиффорд-Александера, который явно был на подходе – или как объяснить напряжение, которое чуть ли не ножом можно было резать? И на возможность описать потом покарикатурней того урода, который из себя героя-освободителя строил. Джоуи погладил карман, в котором прятал диктофон, и опустил голову. – Ты молодец, парень, – все так же тихо продолжил Пит. – Не унываешь, не истеришь, все дела. Но не лезь на рожон. Твое дело сидеть сзади и не мешать другим. Понял? Джоуи жутко, почти болезненно хотел засыпать Пита вопросами. Но он понимал: всему свое время, и сейчас любая ненужная фраза может вызвать у любого из оставшихся в живых, надеявшихся на что-то и готовых практически на все солдат самые разнообразные и, возможно, отрицательные эмоции. Поэтому он сжал зубы поплотней и послушно кивнул. Пит похлопал его по плечу, поднялся подозрительно легко для человека, который чуть меньше суток провел в состоянии постоянного напряжения, и Джоуи снова присмотрелся ко всем пятерым солдатам. Во все сгущавшейся темноте они казались скорее призраками, даже двигались бесшумно, льнули к теням и молчали. Переглядывались. Обменивались жестами. Там движение кистью. Там под особым углом согнутое предплечье. Пит отошел к противоположной стене. К окошку подошел Ник. Подтянулся. Выглянул. Бесшумно опустился на пол. Снова недвижимые тени льнут к стенам. Джоуи нервничал все сильней. Мысль подремать была не самой дурной. Джоуи встал, размялся, пошагал вдоль стены, попытался размяться, зашипел от прошившей его боли, когда лопнули струпья, когда были потревожены внутренности. Голова закружилась почти до мертвенно-огненных и мертвенно-черных мушек перед глазами. И новой волной нахлынуло отчаяние. Злое, склочное, неуправляемое отчаяние. Джоуи чувствовал, что солдаты ждут, и возможно ждут этого самого К.-А. И где он?! За стеной что-то взорвалось. За взрывом последовали разрозненные выстрелы и ругань. Пит осторожно выглянул на улицу. – Где же они таких придурков берут? – тихо бросил он, как бы в никуда. – Они же не знают, с какой стороны к минам подходить. Еще одну ухайдокали за здорово живешь. – Других придурков поумней не осталось, – ответил Маугли. Именно так: имени у него не было, или было, но он упорно приучил всех его не упоминать. Джоуи решил назвать его как-нибудь поромантичней в серии своих репортажей. Призрак, например. Или Волк. Или Лягушонок. Мысль показалась настолько забавной – в Маугли было под девяносто килограмм живого веса, изрисованных татуировками по самое не хочу, – что он захрюкал себе под нос. На него уставились пять пар недовольных глаз. Джоуи ответил им нахальным взглядом. Ник обреченно поднял глаза к потолку. Примерно так же, как делал это Барт Томсон, папс, учителя, преподаватели и многие, многие другие до этого, отчаявшись вразумить Джоуи и оказываясь бессильными перед его неукротимым жизнелюбием. – Ник, – обратился Джоуи к сидевшему в паре метров от него солдату. Вроде он дремал. По крайней мере голова была откинута назад и глаза казались закрытыми. – А где мы находимся. – В жопе мира, – мгновенно полетел к нему ответ, почему-то из совсем другого угла, совсем не оттуда, где сидел Ник. – Гы, – оскалился Бони, дежуривший у окна. – Это ясно, – отмахнулся Джоуи. – В этой жопе мира мы в каком колене прямой кишки находимся? В темноте раздались одобрительные смешки. – А ты не пропадешь, Расселл, – бросил ему Пит. – Выкрутишься, из любого колена прямой кишки выскребешься. – Ага, если только дизентерии у ее хозяина не случится, – огрызнулся Джоуи. – Эта халупа находится у внешней стены деревушки? – Нет, – помолчав, ответил Ник. – За этой стеной еще ряд построек. Высотой в два этажа, если спутники не врут. Похожи на промышленные. На шесть часов что-то вроде столовой-кухни. На девять часов гаражи. – А к ним ведет дорога? – Дорога, тоже мне, – буркнул Маугли. – Колея закаменевшая. Пятнадцать километров виброиспытаний. – Но подходит к ущелью, – с готовностью подхватил Пит. – Скорее всего охраняется. Этот падальник не настолько дурак, чтобы на ней блок-пост не выставить. – По этой горной цепи, да напалмом бы пройтись, – мечтательно произнес Ник. – Основательно так, каждую трещинку окучить. Чтобы всю эту нечисть вытравить. – Противоречит гуманитарно ориентированной политике Конфедерации, – скучно возразил Бони. – Отлично известно, что подобное оружие массового поражения в Конфедерации не производится и не применяется в соответствии с Доктриной о военных действиях. Ник выдавил из себя стон. Откуда-то со стороны донесся понимающий и откровенно согласный смешок. – Ага, ага, – ядовито отозвался Пит. – 55-й округ. 27 февраля. Хорошо по нашим ребятам прошлись этим самым неприменяемым. Но мы помним и чтим Доктрину. – Доктрина обязывает всех, принесших присягу, соблюдать Уложение о чести и достоинстве, постановления о соблюдении чести и достоинства представителей противоборствующих сторон, что там еще старик Макнил нес на последней политинформации? – Да-да, – размеренно проговорил Маугли. – У них честь и достоинство. А нам стой и смотри, как им пальчиком машут. – А что они с нами собираются сделать? В смысле, что обычно делают с пленниками? – не утерпел Джоуи и задал вопрос, который его интересовал давно и неудержимо. Точнее беспокоил. Еще точнее – Джоуи хотел знать, правдивы ли те домыслы, с которыми он успел ознакомиться, распивая пиво с Бартом Томсоном и парой других человек, и стоит ли ему бояться смертно того, что брезжит в его будущем. Пока еще неопределимо. И очень хотелось верить – не неотвратимо. В клетушке воцарилась угрожающая, гнетущая тишина. Джоуи почувствовал, как по спине побежали ручейки липкого, противного, обжигающе холодного пота. – Лучше бы нам этого не узнать, – медленно, неохотно, непослушными губами выговорил Пит. За стенами, совсем под ними раздались голоса, шаги приближались к двери, она внезапно распахнулась, помещение внезапно залил ослепляющий свет. – Вот же блин зараза, чтоб этим уродам яйца прищемило, – не сдержался Джоуи, пытаясь заслониться от света. – Эффектное появление, блин! Хуже, чем в австралийских ситкомах. – Нахальный мальчик с центрального канала? – раздраженный голос с густым, жирным южным акцентом забавным сгустком повис у двери. – Как видишь, время идет, а помощь к вам все стоит на месте, – продолжил голос. Шаги раздались совсем рядом, кто-то что-то рявкнул, до Джоуи донесся удар, еще один, сдавленные выдохи, кажется, Пита; владелец голоса ухватил Джоуи за предплечье и вздернул его вверх. Крупным он не был. Но мускулистым – был. Утрированно мускулистым. Самовлюбленно мускулистым. В черной рубашке с коротким рукавом. Военного покроя, разумеется. Но лоснившейся на свету, как бы не шелковой она была. Расстегнутой практически до пупа. Это Джоуи разглядел, хотя глаза слезились от яркого света, от волн боли, от клубка разнообразнейших чувств, душившего его изнутри. – Боюсь тебя разочаровать, мальчик, – притворно-ласковым тоном произнес он. – Боюсь разочаровывать вас, детки. Но надежда ваша бесплодна. – Так же бесплодна, как твоя попытка сойти за красавчика, Чукко? Вау, брови сам выщипываешь или твоих шестерок заставляешь? – Щенок! – рявкнул Чукко, и Джоуи почти предсказуемо согнулся от удара. – Какие брови? – А у тебя их еще и несколько пар? – не удержался Джоуи. – И как ты определяешь, когда какие носить? Джоуи не очень хорошо помнил, что происходило потом. Кажется, Чукко что-то вещал о своем благородстве, следуя которому, он не наносил смертельный удар поверженному врагу, даруя ценнейший подарок – жизнь, в противовес конфедератским шакалам, которые пришли унижать и уничтожать. «Лучше бы сделал куда менее ценный, но куда более нужный подарок и в нужник выпустил, придурок», – тут же отозвался Джоуи. Кажется, остальные пятеро смотрели на него большими глазами, кажется, большими глазами смотрели на него и щуплые «солдаты удачи» в не по размеру большой одежде, а Джоуи несло. От страха. От злости. От отчаяния, от ускользавшей надежды. Он восхитился маникюром Чукко, ослепительно отполированными туфлями, провоцируя его на все новые вспышки гнева, на все новые бахвальства о своей армии, которая намерена устроить Конфедерации акт мести, который и после двадцати лет будет причинять боль. Чукко слишком увлекся жаждой унизить посильней и говорил, говорил, хвастался, восхвалял себя, проклинал присутствовавших и их начальство и разбрасывался фразами, которые убого смотрелись в старых, еще двухмерных пафосных фильмах. Джоуи пытался спровоцировать его на большее, радуясь, что диктофон работает, что маленькая, почти незаметная камера, питания которой должно хватить на сутки, не меньше, снимает, что Чукко доказывает, доказывает, что он страшный и ужасный, а Джоуи сомневается и сомневается. Сомневается, сидя на стуле. Сомневается, когда его прикручивали к нему проволокой. Сомневается, когда заклеивали рот. Не сомневается – Чукко был уверен, глядя в круглые глаза Джоуи со слипшимися ресницами, заплывавшие потом, понимающие, что его ждет, но по-прежнему неверящие, по-прежнему пренебрежительно глядящие на него, когда объяснял, что если его снимут со стула, то сработает детонатор и он вместе с остальными взлетит в воздух. – Это в том случае, если тебя найдут. Посмотрим, многого ли ты стоишь, когда не говоришь. Красавчик. – Почти нежно произнес Чукко напоследок. – Но радуйся, я все-таки оставил тебе жизнь. И постарайся не шевелиться. Опасно для нее. Сколько бы она ни стоила, твоя дерьмовая жизнь, но пару часов ты можешь выиграть. Чукко оскалился напоследок, перед тем как наградить его последней оплеухой, а Джоуи подумал, что у этого красавчика подозрительно неравномерные зрачки, которые реагировали на свет и тень не в соответствии с обычными такими физиологическими реакциями, а чуть ли не вопреки им. И следом юркой змейкой мысль: кажется, пояс на южной границе Конфедерации становится объектом непрекращающейся головной боли власть имущих из-за буйной преступности, из-за любви местного населения к полу– и нелегальному оружию, к наркотикам, ко всему, что может принести огромные деньги при сравнительно небольших инвестициях. Дверь закрылась, Чукко крикнул что-то своим подельникам, раздались выстрелы, и установилась тишина. Внимание перепрыгнуло на темное, угрожающее, бездонное, бессердечное небо в окне прямо перед глазами, и мысль затрепетала, как заячий хвост, потому что Джоуи сидел под самой крышей в пыльной комнатке размерами чуть ли не в два раза меньше, чем клетушка до этого, и никто внизу не знал, где он. Вязкую темноту неба попыталась развеять одна зарница, вторая, до Джоуи донеслись отзвуки взрывов, и он пытался определить, что за оружие он должен был слышать. Все, что угодно, чтобы не думать, что случится дальше, что делать, если его не найдут, если окажется, что саперов поблизости нет и появятся они нескоро, что будет, если он не удержится на стуле. Что будет, если его забудут. Даже ерзать ему было страшно. Хуже всего – эта дурацкая неопределенность. В пятом поясе царило странное безвременье, и шанс, как ни странно, получали даже такие недалекие, непоследовательные, самовлюбленные типы, и у них появлялась возможность хотя бы некоторое время почувствовать себя пупами земли. А ты сиди и мучайся, не зная, что у тебя под задницей тикает, тикает ли, и не напутали ли чего эти альтернативно одаренные горемыки в награбленной одежде. Об этом думать оказалось неожиданно увлекательным, и Джоуи попытался представить карту юга Конфедерации из уроков географии и голо-атласов и сопоставить ее с той, что мельком увидел у третьего оберста Леоновского. Со всякими стрелочками, квадратиками, флажками непонятными. Они находились в районе, который был относительно хорошо очищен от крупных и действительно опасных банд. А так бы не быть им живыми – тем бандитам терять было нечего, и они действовали так, как если бы каждый день был последним, а после них хоть потоп. Или Чукко рассчитывает на милосердие, если вдруг попадется конфедератам в лапы? Более крупные, более структурированные банды действовали дальше на юг, постоянно компрометируя желаемую границу Конфедерации. Они ослабляли все районы, которые находились по обе стороны этой самой виртуальной границы, одновременно и играя на руку конфедератам, и играя против них. После той сумятицы, того хаоса, который эти банды приносили с собой, жесткость Конфедерации и ее старомодный бюрократизм оказывалась приятным разнообразием. Частью округа вступали в состав Конфедерации чуть ли не с радостью, устав от произвола этих «освободителей». С другой стороны, именно конфедератская жесткость и неповоротливость и оказывалась самым большим ее врагом. Вроде и существовали мастер-планы по освоению де-анархизированных территорий, но сколько ресурсов они требовали: создания сети исполнительных служб, сети служб правопорядка, сети социальных служб, и все это требовало денег, людей, людей, денег. Территории были бескрайними, людей на них было мало, инфраструктура – совсем фиговая, если не сказать грубее. Дороги либо расползлись под жарким солнцем еще в первые годы Гражданских бунтов, либо вообще не существовали изначально. Административные здания были до такой степени устаревшими, что проще было строить новые. А к этому нужно было налаживать довольствие, связь, банковское обращение, многое, многое, многое другое. Крупные города, центры округов – и те проще было снести до основания и отстроить заново. А мелкие городки, как тот, в одном из районов которого как раз и расположился гарнизон, пребывали в блаженной активной коме. Или вот, пять домов за высокой оградой, которые сходили за деревню. Добраться до них – долгая песня. Утвердить в них конфедератские порядки – можно только мечтать. И никогда неясно заранее, что скрывается за их стенами. Но Конфедерация продвигалась на юг. Медленно. Устало вздрагивая от еще одной стычки на рубеже с не-деанархизированной территрорией, сонно расплываясь еще по одному поясу, поглощая еще одно поселение, подчиняя своему механическому пульсу еще одну горстку людей. Практически не обращая внимания на еще одного самозваного героя, только рассеянно морщась от его шпилек. Ну да, были жертвы. Но они были везде. В мирных поясах, которые и пору Гражданских бунтов пережили относительно благополучно, – и там были жертвы. Что уж говорить о куда более взрывоопасных южных территориях? Джоуи, кажется, не обладал достаточным опытом – или знаниями, чтобы достоверно соотносить звуки, которые доносились до него извне. Кажется, отчетливо слышались выстрелы конфедератских штурмовых винтовок, хотя ими и анархисты щеголяли, где отбив, где украв их, а где и купив все у тех же конфедератов. Небо как-то неожиданно стало сострадательно-синим, начало светлеть, и на Джоуи накатилось непреодолимое желание прикорнуть на бочок, подложить руку под голову и заснуть сладко, как только можно спать здоровому, но сильно утомившемуся парню в неполные двадцать три года. И внезапная судорога проходит болезненной волной по уставшему телу, когда расшалившееся воображение подкидывает картинки того, как Джоуи засыпает, падает набок и не успевает долететь до пола, как всю комнатку, а следом и все здание охватывает огненный шар. Он непроизвольно всхлипнул, перепугался сам от дурацкого звука и застонал, потому что всхлип даже наружу не вырвался из-за клейкой ленты. Джоуи закинул голову назад и тихо завыл. Ему хотелось встретить день, и вечер, и еще вечер, хотелось напиться с друзьями, похвастаться перед Бартом своей очередной удачей, попытаться разозлить Сайруса, а вместо этого разозлиться на себя, потому что он отказывался злиться, только смотрел выжидающе и пытался не посмеиваться над попытками Джоуи. И где его черти носят? Дверь распахнулась, и Джоуи подпрыгнул и застыл от ужаса, боясь самого страшного. Но то ли он только подумал, что подпрыгнул, то ли взрывное устройство было фиговастеньким, но ничего не произошло. Только солдат прокрался к окну, прижавшись к стене. В полном обмундировании, относительно свежий и явно свой. Джоуи заморгал и затаил дыхание. От счастья. От вновь ожившей надежды. От восставшей в нем, как феникс из пепла, веры, что он все-таки доживет до вечера и напьется, хоть с кем, пусть даже с Санди. Солдат развернулся и бросил кому-то за спиной Джоуи: – Чисто. Следующим был Пит. И первый лейтенант Клиффорд-Александер. Именно он и сорвал со рта Джоуи клейкую ленту. – Ты что делаешь? Больно же! – взвыл тот. – Они и вправду подложили под него взрывное устройство. Ориентировочно малость допиленный RZ331 с кустарно установленным детонатором. – Хмуро сказал незнакомый солдат. – Даже два, – тихо сказал Пит. – Что тебе неймется все время? – обреченно сказал Сайрус, обращаясь к Джоуи. – Что ты все время лезешь, куда нельзя? – Тебе сильно поможет, если я основательно проанализирую мотивы своих поступков и скажу в конце концов: «А фигли я знаю?!».– Джоуи сорвался на крик, позорно переступая ногами, стараясь не подпрыгивать. – Надо ждать саперов из части. Желательно с изолирующими корпусами, – сочувствующе посмотрев на Джоуи, сказал Пит. – Стандартные могут не помочь. Они к взрывчатке еще чего-то туда напихали, придурки. Сайрус нагнулся и заглянул под стул. Джоуи отвел ноги в сторону, пытаясь и не подпрыгивать на стуле слишком сильно, и ему не мешать, и удержать от позорного опорожнения свой мочевой пузырь. – Металлические детали, – выпрямляясь, подтвердил Сайрус. – Стандартный робот может не справиться, надо бы хотя бы третий класс. – Его ждать из штаб-города. Даже если сослаться, что диверсия готовилась для северных поясов, все равно нескорая песня. Ты в курсе, Детт, – мрачно сказал Пит. – Блин, да сделайте же что-то! – заорал Джоуи. – Я между прочим уже пять часов здесь сижу! – Два часа сорок минут, – хладнокровно поправил его Сайрус, опускаясь на корточки. – Это если округлять в твою пользу. – Да пофигу! Снимите меня отсюда! – завыл Джоуи. Сайрус поднялся и вставил в рот Джоуи кляп, сделанный из собственных перчаток и чистоплюйско-белого носового платка. Пит хрюкнул. Детт улыбнулся, немного виновато. – Лейтенант, надо ждать робота, – сказал он. – И лучше подальше отсюда. Пит тихо перевел дыхание. Джоуи отчаянно смотрел на них и упрямо пытался сказать хотя бы что-то. Мычание получалось красноречивым. Сайрус опустился на корточки еще раз. – Умелец у них явно в сильном запое был, – наконец сказал он. – Цепь примитивная, предохранитель не удален. Можно попробовать подключить его заново. – Лейтенант, по инструкции мы обязаны дождаться бригады саперов, – начал было Детт. Сайрус выпрямился. – В соответствии с директивой Генерального штаба от 19 сентября 2059 года за номером 1443/09-2 в редакции от 30 сентября 2064 года, – монотонно произнес он, – и в соответствии с толкованием Третьего отдела по личному составу, допускается штучное отступление от инструкций в случае, если бездействие в соответствии с инструкциями вступит в противоречие с тактическими задачами и приведет к ограничению дееспособности боевого состава. – Он опустил глаза на маленький черный ящичек на левой ключице Детта. – Ожидание бригады саперов может затянуться, капрал Юргенс, в период ожидания сознание гражданского лица может быть скомпрометировано, что приведет к изменению его положения и как результат к замыканию цепи, и нам не удастся избежать ущерба, который будет нанесен в таком случае муниципальной собственности. Который можно избежать. В связи с чем я приказываю всему личному составу покинуть данное здание и приступить к досмотру окрестностей за пределами внешнего периметра данной группы зданий, а сам приступлю к деактивации цепи в соответствиями со знаниями и умениями, переданными мне на теоретико-практических занятиях по основам инженерных знаний. Выполнять. Джоуи уставился на него круглыми глазами. – Лейтенант, – Детт попытался что-то возразить. – Капрал Юргенс, – отстраненным, ровным и обжигающе холодным голосом перебил его Сайрус. – Выполняйте приказ. Рядовой Робб, выполняйте приказ. – Лейтенант, – не утерпел Пит. – Выполнять, – прошипел Сайрус. – За пределы периметра, немедленно! Джоуи старался поплотней сжимать бедра, чтобы не обмочиться, и пытался выдавить изо рта кляп, возмущенно мыча при этом. Сайрус стоял напротив него, разминая пальцы. Перед тем, как опуститься на колени, он отвесил Джоуи затрещину. – Какого уже полез на задание с этим задавакой? – раздраженно процедил он. – Сейчас слушай внимательно. – Он ухватил Джоуи за волосы. – Сидеть – не шевелиться, ногами не дергать. Не мешать мне ни дыханием, ни чиханием, ни мыслями. Понял? Джоуи прищурил глаза, всем своим видом давая понять, как он несогласен с таким произволом и насколько бедным будет после того, как все закончится, Сайрус. Тот обреченно покачал головой и исчез из поля его зрения. Время тянулось. Джоуи затаивал дыхание, пытаясь расслышать, что конкретно делает Сайрус. Он попытался вытянуть шею и рассмотреть детали, но Сайрус рявкнул, чтобы сидел и не ерзал. Джоуи попытался пнуть его, но с привязанными к ножкам стула ногами это было не очень легко. Небо в окне прямо перед его глазами выцветало прямо на глазах, становясь блекло-голубым. Жара пока еще не вползла в комнату; не было слышно практически ничего, словно окрестности затаились, дожидаясь либо грандиозного взрыва, либо повода разочарованно вздохнуть. Далекий гул машин был едва различим. Что-то похожее на взрывы раздавалось изредка. Джоуи попытался услышать голоса за внешними стенами, но тщетно. Рядом с ним что-то щелкнуло, Джоуи вздрогнул и посмотрел на Сайруса. Что-то щелкнуло еще раз. Еще через пару секунд у него внезапно освободились руки. Затем ноги. Джоуи вырвал кляп изо рта, возмущенно рыкнул, когда все раны, все синяки враз напомнили о себе, и развернулся на стуле к Сайрусу. Тот сидел на полу, устало глядя на него. Затем потянулся к передатчику. – Капрал Юргенс, передайте инженерной бригаде, что нужны роботы максимум второго класса, – сказал он. – Доложить состояние по внешнему периметру. Джоуи осторожно заглянул под стул. – Вставать можно? – настороженно спросил он. Сайрус кивнул. Джоуи резко встал, сопровождая свое движение нечленораздельными звуками, и начал приплясывать. – Ой какое гадство, ой какое скотство, – тихо причитал он, разминая ноги. – Нет, ну какое гадство! У-у-у, – блаженно застонал он, уткнувшись носом в угол и приспустив штаны. – Какое счастье! Я мечтал об этом целые сутки... – выдохнул он в унисон со струей. – Показать мне твою задницу? Мол, да, Клиффи, именно там я тебя видел? – бросил Сайрус, вставая. – Двух минут подождать не мог, – обличающе добавил он. – Не поверишь, Сай, не мог, прям совсем-совсем не мог, – нервно засмеялся Джоуи. – Сидел и мечтал, как я наконец стяну эти долбаные штаны, как обоссу эти долбаные стены, как мне будет наконец легко, и как вся эта дрянь наконец закончится. Он прислонился спиной к стене, пытаясь унять дрожь, которая начала бить его, пытаясь улыбаться, но сам ощущая, что получался уродливый оскал. Он опустился на пол, обхватил руками колени и уткнулся в них лбом. Он тихо приговаривал себе под нос несвязные слова, трясясь от озноба и от упрямо встававших перед глазами картин лежавших там, перед внешним периметром тел. – А что с Каарсгардом? – выдавил он. – Утрата боеспособности на 60 %. Возможны критические повреждения отдельных органов. – Сухо ответил Сайрус, отчего-то не пытаясь подойти. Не то чтобы Джоуи хотелось оказаться сжатым в объятьях, по правде сказать. Такие финты не в их характере; и наверное, поведению Сайруса имелось объяснение. И наверное, об этом было куда приятней думать, чем о вещах существенных. Но Джоуи считал, что что-то для него да значит, соответственно и проявить некоторую радость от спасения можно было. Разве это было бы не естественное проявление чувств? Симпатии там всякой, расположения, привязанности в конце концов. Хотя ожидать такого от застегнутого на все пуговицы Клиффорд-Александера, раньше одного из лучших студентов Высшей академии, теперь первого лейтенанта было как минимум легкомысленно. Скорее всего, первый лейтенант Клиффорд-Александер сейчас о многом должен подумать помимо страданий Джоуи. – А... жертв сколько? – выдохнул наконец Джоуи. Он не мог не спросить, и отчего-то не мог не спросить сейчас. Потом, по прошествии времени это было бы более осознанным, может даже, более болезненным, и при этом отчужденным. А пока они были одной командой. – Три. Джоуи поднял голову. – Э? –недоверчиво спросил он. – Чукко, как справедливо заметили определенные слишком ушлые представители своры борзописцев, являлся одним из самых неуловимых мародеров деанархизируемых округов пятого пояса. Не-мародером он бы никогда не стал. Он для этого слишком слизняк. Сайрус подошел к нему и протянул руку. – Вставай, Скарамуш. Я уже надышался аммиаком, для разнообразия можно и пыли вдохнуть на открытом пространстве, – произнес он. – Так а... я видел... – Джоуи ухватился за его руку, встал, пожал плечами, не решаясь упоминать горы трупов, искореженные остова машин, воронки взрывов, отстрелянные гильзы и прочие радости, которых в его богатом воображении было не на один десяток боевиков. – По-хорошему, этому малахольному нужно было основательно зачистить территорию, выставить посты, не вышагивать перед вами гоголем, а ликвидировать сразу. Машины осматривать обстоятельно. Лежащих добивать. Как это делают на фронтире. И не приниматься за сомнительной ценности пиротехнику, когда периметр не обезопашен. – Сайрус указал Джоуи головой на дверь. Тот подчинился и поплелся к ней. Сайрус все-таки отвесил ему подзатыльник и дополнил его тычком в спину. – Я тебе сейчас потолкаюсь! – набросился на него Джоуи. – Я тебе сейчас так потолкаюсь! Сайрус перехватил его и прижал к себе на секунду, но так, что кости хрустнули. Он взъерошил Джоуи волосы и выставил за дверь. Детт и два солдата поднимались по лестнице с ящиком. – Это робот второго класса? – у Джоуи загорелись глаза. – Это же еще четвертое поколение, да? Саббат 42, старичок! Я и не думал, что им еще пользуются. Э-э, лейтенант, эти придурки мою аппаратуру не тронули? Мне нужна моя камера! – Я пришлю солдата с ней, – усмехнулся Сайрус. – Вы не будете против, если этот хорек поприсутствует? – И с водой, – бодро добавил Джоуи. Детт засмеялся и осекся, постаравшись принять вид поневозмутимей под угрожающим взглядом Сайруса. Санди Ньюман сначала громогласно ругала Джоуи на чем свет стоит, а потом энергично прижимала его к своей щедрой груди и передавала привет от Барта и его страстное желание выпороть проходимца. Затем они просматривали материал, пили пиво с солдатами и долго, громко и смачно обсуждали у дверей своих комнат, что еще следует разнюхать в оставшееся время. После этого Джоуи поплелся в бар к своему хорошему знакомому ефрейтору, который с огромным удовольствием доложил ему, что взвод первого лейтенанта К.-А. наконец сменили на фронтире, а у него целых 24 часа личного времени. «О!» – сказал Джоуи и истребовал бутылку пойла получше. Сайрус открыл дверь и уставился на счастливо улыбавшегося Джоуи. Он принюхался. – Расселл, врачи разрешили тебе пить спиртное? – обреченно спросил он. – Нет, – размашисто помотал головой Джоуи. – А фигли они знают, эти врачи? Он сунул Сайрусу под нос бутылку. – Смотри! Дэнни самолично отбирал ее на складе, – заплетающимся языком сказал он. – У кого? – вежливо осведомился Сайрус. Джоуи ввалился в его комнату. – Са-ай, а она более жилая, чем та конура в общаге, – он расставил руки, в одной сжимая бутылку мескаля. – Ты нашел себя? Ты готов обжить это помещение и сделать его своим? Сайрус закрыл дверь и прислонился к ней. Можно было скрутить Джоуи, связать и усыпить. И тогда у него было бы как минимум десять часов сна. С другой стороны, было любопытно, что он хотел. Сайрус осмотрел комнату. Пыль можно было бы стереть, но лучше завтра. Одежду как-то упорядочить, что ли. Бумаги сложить поровней. Кровать он только что разобрал, как знал, что пригодится. Действительно более обжитая комната. – Давай выпьем за мое спасение, – горделиво выпрямился Джоуи. – Я был на краю смерти, но удержался, был спасен моим верным рыцарем. Я смотрел смерти в лицо, ощущал ее мертвенное дыхание на моей шее, уворачивался от ее ледяных губ, зная, что ты не подведешь меня, ты придешь на помощь. И ты оправдал ожидания, которые я возлагал на тебя. Я горд, что мы оба прошли это испытание. Сайрус уставился на него. Не то чтобы он был удивлен этой тирадой, но он очень не хотел узнать неожиданно для себя, что Джоуи был искренен и серьезен. – Ты забыл еще одну фразу, – кротко сказал он. – А? – недовольно отозвался Джоуи, вырванный из приступа вдохновения. – Что я как порядочный рыцарь должен на тебе жениться. – Чур меня! – попятился Джоуи. – Что за извращенские мысли! Где стаканы? Сайрус повернулся и пошел за ними к кухоньке. Джоуи тут же оказался сзади и опустил руки под майку. – Бли-ин, я как живой заново, – простонал Джоуи, прижимаясь к Сайрусу, оглаживая его тело, тяжело дыша над его плечом. – Блин, вот реально, я не был жив, и живу, я не чувствовал себя – и вот, чувствую, я не надеялся, и вот – надеюсь. Ах-х, – выдохнул он. – Здорово... Сайрус расставил ноги пошире, поджидая продолжения, прикрыл глаза, расслабляясь, наслаждаясь алчными руками Джоуи. Внезапно Джоуи закаменел и повис на его плече. Сайрус повернулся, тревожно оглядывая себя. – Не могу, – растерянно засмеялся Джоуи. – Блин, извини, не могу. Это, блин, ну не знаю, ну неправильно, что ли. – Э? – недоуменно протянул Сайрус. Джоуи сделал пару шагов назад и развел руками. – Сай, правда, не сердись. Если хочешь, ты можешь меня. Я, блин, не могу даже объяснить, – жалобно признался он, виновато глядя на Сайруса. Облизав губы и переведя дыхание, Сайрус взял стаканы и прошел к кровати. – Но пить мы будем? – глухо спросил он, пытаясь не засмеяться. – Это да, – отчаянно ухватился за предложение Джоуи. – Это всегда конечно. Я же специально приволок бутылку. И Денни говорил, что это пойло – лучшее, что тут делается в 53-м округе. Вообще если местный народ как следует просветить, то они же нормальные люди, вон сколько всего могут, и тут же культура очень древняя, правда? Кровать была узкой для них двоих. Особенно если располагаться так, чтобы не виснуть друг на друге, а просто полулежать рядом. – Понимаешь, – внезапно разоткровенничался Джоуи. – Вот нам же классно друг с другом. Правда? Секс неплох, бывает и лучше, но зато не так безопасно все, как с тобой. Но вот знаешь, вот я там сидел и думал: я не сомневался, что ты сделаешь что-то такое. Для меня. И если тебе понадобится, я тоже сделаю. Но понимаешь, Сай, – Джоуи развел руками. – Вот нет чего-то. Не хватает. Вау-эффекта нет. Знаешь, когда я сомневался, что ты придешь, мне не тебя хотелось увидеть, а обидно было, что я так и не сделаю эту чертову серию. Ты пришел – и все окей. А вау-эффекта нет. И сейчас. Трахайся – не хочу. А вау-эффекта нет. Что за фигня? Сайрус угукнул и чокнулся с ним. – Ты согласен? – спросил Джоуи, пытаясь приподняться на локте, но не удержался и плюхнулся на него. Сайрус торжественно кивнул и опустошил стакан.