Чистилище

Слэш
R
Завершён
296
автор
Размер:
434 страницы, 40 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
296 Нравится 286 Отзывы 124 В сборник Скачать

Часть 30

Настройки текста
Дурная репутация Тиборка Такоша как человека была примерно так же устойчива, как и его репутация блестящего криминалиста. Генпрокурор Ратклифф шел на невероятные ухищрения, чтобы удержать его в центре, не гнушаясь при этом и легальными, но не в полной мере этичными средствами воздействия на этого ублюдка, материальными в том числе. А возможностей обеспечить себе достойное существование, а вместе с этим и развлечься у Тиборка Такоша было не так чтобы много, но они были. Банальный пример: он писал детективы под незамысловатым псевдонимом Теренс Триполи. Он читал лекции в институте криминалистики. Он был членом нескольких профильных обществ. Последнее было тем более удивительно, что шло вразрез с твердым (как думали практически все люди, имевшие сомнительное удовольствие общаться с ним) намерением Тиборка Такоша слыть самым нелюдимым человеком в штаб-городе. В принципе, почти удавалось. И при всем при этом ему спускалось с рук многое, очень многое – и желание потреблять только природную минеральную воду, и требования к освещению: советник Такош не гнушался бегать по рабочим помещениям с люксметром, и ревностное соблюдение веганской диеты, а соответственно хронический метеоризм стадии этак восьмой. Советник Такош и выглядел под стать своим причудам. В нем было под два метра росту, у него были длинные руки-ноги с крупными кистями и ступнями, он был мосластым, сутулым, невероятно сильным, у него был длинный нос, тяжелая челюсть и низкие кустистые брови. Советник Такош с завидной регулярностью забывал бриться и стричься, но при этом с маниакальной тщательностью следил за чистотой ногтей. Сайрус был знаком с ним давно, еще со времен студенческих – советник Такош уже тогда был своего рода знаменитостью, и у Сайруса он читал несколько лекционных курсов, а кроме этого Сайрус напросился к нему на семинары – один из трех сумасшедших. С тех пор он и сохранил удивительно нежное отношение к советнику Такошу – тот любил свою работу, как не каждая мать любит свое дитя, как не каждый жених любит свою невесту, как не каждый карьерист любит свои бонусы. Каждая встреча с советником Такошем была удивительной, невероятной, приносила Сайрусу, с огромным удовольствием развлекавшему себя за счет других, заряд отличного настроения на несколько лет вперед, а помимо этого – была познавательной, продуктивной и бесконечно информативной. Советник Такош был экспертом даже не высшего класса – он относился к классу, состоявшему из него одного. И этому советнику Сайрус и намеревался подсунуть несколько дел. В том числе и дело Лу Мендеса. Джоуи, имевший к теории криминалистики нулевое отношение, оживился на пару секунд, когда прозвучало имя «Теренс Триполи», вот только детективы он не жаловал. Но несмотря на личные пристрастия, Джоуи принялся усердно изучать портфолио «крокодила», как с легкой руки Сайруса прозвал его про себя. Он не особо понимал, почему Сайрус именно на него возлагает такие надежды, но раз великий и всеведущий Сайрус говорил, что это – отличный вариант, то кто такой Джоуи, чтобы спорить? Он даже попытался подкатиться к советнику Такошу, чтобы вытащить его в бар и там разговорить. Но советник Такош не любил журналистов примерно так же сильно, как мясо, вторично очищенную воду и адвокатов – то есть совсем, и Джоуи не помогло даже его легендарное обаяние. Он обижался, жаловался Сайрусу, а тот тихо злорадствовал. Помимо блистательнейшего из представлений – отфутболивания назойливой пиявки-журналиста – советник Такош радовал Сайруса бесконечными скандалами, которые он был мастер устраивать на пустом месте в любом кабинете, в котором задерживался дольше пяти минут. Помощники Сайруса исправно доносили ему сводки с полей брани и преданно заглядывали в глаза: не будет ли любезен всемогущий К.-А. приструнить этого малахольного? Сайрус не был любезен. Попытка одного коллеги высказаться на совещании в том духе, что «этот заезжий не понимает особенностей ведения дел в третьем поясе» вынудила Сайруса холодно усмехнуться и бросить, что зато этот заезжий знает куда больше об особенностях ведения расследований, чем все, присутствующие в этой комнате, и с его точки зрения именно это оказывается самым существенным. После этого он демонстративно пригласил себя на чай к советнику Такошу – тот в силу целого ряда странных для непосвященного причин не жаловал кофе – и провел с ним целых два часа, перемывая косточки всем сотрудникам, с достижениями которых успел ознакомиться советник Такош. Последствий особых это чаепитие не имело, любви ни к Такошу, ни к Сайрусу не добавило и скорей наоборот, но народ присмирел, затаился, взялся выжидать, к чему приведет такое близкое приятельство. Вместо того, чтобы работать на совесть, саркастично посмеивался Сайрус. За бесконечными тренингами, ревизиями – тренировочными и реальными, коллоквиумами и банальнейшей рутиной, которой и помимо советника Такоша хватало, было выше крыши до него и будет после, незамеченным остался особый, повышенный, даже ревнивый интерес генпрокурора к делу Лу Мендеса. Он даже был в чем-то объяснимым, этот интерес, но для тех, кто хотел или у кого оставались силы на праздное любопытство. А так: генпрокурор пояса ловко жонглирует внутренней и внешней политикой, подминает под себя еще и пенитенциарную систему, а попутно разгребает дерьмо, которое стекается в ПУОР в 311-м, как если бы это была самая низкая долина во всем поясе. Все дерьмо разгрести явно не получится, но показательно выпороть кого-то надо. Джон-Джозия Вурчестер уже который месяц не мог встретиться с генпрокурором Клиффорд-Александером, а ведь тот и в минюсте бывал исправно, и с управляющими различными рефератами в оном общался регулярно, и с судьями, в основном, правда, федеральными, и в гольф, и в покер играл, и в гостях бывал исправно. Судья Вурчестер своему зятю помочь ничем не мог, так высоко его связи не распростирались, и чтобы скрыть это, брюзжал все громче и громче о залетных птицах райской окраски из центра. До Сайруса это брюзжание доходило со значительным опозданием и значительными искажениями и служило объектом многочисленных острот. А вообще он старался держаться как можно дальше и от советника жалкого второго класса Смита-Вурчестера, и от пары-тройки других людей. Особенно тех, которые были вовлечены в дело Лу Мендеса. А дело о тройном убийстве казалось тем непригляднее, чем усерднее его потрошил советник Такош. Сайрус сначала ознакомился с ним поверхностно, просто чтобы быть в курсе и в случае чего поддержать разговор с тем же неугомонным Джоуи, затем вчитался. Затем ему на стол легла жалоба от самого Лу Мендеса, не адресованная ему лично, но адресованная генеральному прокурору пояса, и Сайрус позволил себе несколько минут созерцания, прежде чем взяться за чтение жалобы. Примерно так же, как он позволял себе пару десятков секунд спокойствия перед тем, как наброситься на жертву. Сайрус упрямо отказывал себе в праве составить относительно внятное мнение о Лу Мендесе. С одной стороны, заключенный, признанный виновным в незаконном лишении свободы, а затем убийстве трех детей, приговоренный к смерти, дожидающийся исполнения приговора в одном из самых гнусных мест на юге Конфедерации. С другой – Джоуи, который почти по-детски верил, что Лу невиновен. С третьей – Джоуи, который носился с этим Мендесом, как курица с яйцом. С четвертой, судья Мердок-Скотт, одиозный в чем-то товарищ, праворадикальный, любящий дружить с людьми из мира больших денег и легко переходивший к их обличению, когда к ним проявляли интерес тайные службы. Полицейское расследование, которое проводилось инспектором – даже не лейтенантом, банальнейшим инспектором и его помощником, и это с учетом особой тяжести содеянного. Сам инспектор, который у Сайруса кроме брезгливости никакого отклика не вызывал. Бестолковые топтания полиции. Даже толковой группы по расследованию не создавали, идиоты. И явная нестыковка: агрессивный, озлобленный и при этом отчаянно романтичный Лу Мендес – и холодное, продуманное, в чем-то даже элегантное преступление. С двадцатой стороны – Джоуи, который упрямо добивался еще одного свидания с Мендесом и водил шашни с Соней Кромер. Отчего-то это Сайруса злило. На каком-то рефлекторном уровне раздражало. С сороковой, Джоуи, собиравший материалы об этом Мендесе с упорством, которое не было основано на простом азарте, а на чем-то совершенно ином, глубоком, сокровенном, чем он отказывался делиться с Сайрусом. И это – злило. Он опустился до такой плебейской хитрости, как внезапный визит. Мол, возвращался с работы жутко поздно, хочу выпить, а до тебя ближе, чем до меня. Бутылка – вот она, еды на вынос тоже прихватил. Ну? И отрешенный взгляд Джоуи, который не то чтобы был удивлен лицезреть Сайруса у себя на пороге. Нет, нет и нисколько. Джоуи словно вспоминал, кто есть Сайрус. Это было совершенно непривычным. И это было куда больнее, чем он готов был признать. Как-то ни один демарш Джоуи не задевал Сайруса так, как его кампания по спасению Лу Мендеса. И именно эта личная заинтересованность в персоне Лу Мендесе и удерживала Сайруса от поспешности. Да что там – он заставлял себя не пытаться ни с какой стороны оценивать Лу Мендеса, чтобы не выпустить на волю своего внутреннего змея и не попытаться раздавить его, приписать ему все грехи, и те, которые совершал, и те, которых не совершал. Водился за Сайрусом такой грешок в отношении того, что считал своим: любить не любил, желать не желал, но свое не отпускал, обвивал кольцами и удерживал. При этом плевать ему было на Гиацинтов, Аметистов, Теофрастов, кого там еще, кто заскальзывал ему в постель: это как раз не свое, личное – ну не без этого, но не свое. А вот Джоуи – Сайрус скрежетал зубами, не желая оглашать, сколько для него значил Джоуи. Значил ведь, стервец такой. Динамщик, пройдоха, вертихвост, поблядунчик, тварь языкастая – и самый близкий человек. В силу ли провидения, в силу ли своего таланта, полной меры которого сам он не сознавал, в силу ли стечения обстоятельств именно Джоуи подсовывал ему того Лу Мендеса, который никак не проявлялся в формальных документах. Тот, формальный, официальный Лу Мендес, составленный из кургузых, косноязычных отчетов инспектора детской службы Карстен, полудурковатых, корявых инспектора полиции Хельмута, слащавых, водянистых и ничего не стоивших рассуждений доктора Лоренса, сухих и зашоренных отчетов вороха когниопсихологов, безразличных и двухмерных, дальтонических каких-то отчетов прокурора Бьюкенена и туповатых служебных рапортов из ПУОР, тот Лу Мендес был агрессивным, неуравновешенным, склонным к насилию, и это переливалось из пустого в порожнее на многих и многих страницах отчетов. И Лу Мендес, увиденный Джоуи Расселлом, со впалыми щеками, с кривоватым ртом, с мерцающими глазами, который отказывался злиться, поддаваться на провокации, который словно предугадывал, куда пытается вести его ловкий интервьюер Расселл, и отступал на пару шагов назад, сбивая того с толку. Лу Мендес, бережно бравший стакан с кофе своими ужасными пальцами и наслаждавшийся им так, что Сайрусу хотелось узнать, черт побери, кофе ли такой волшебный или на стакан из дешевой ширпотребовской лавки наложена магия удовольствия. И был еще Лу Мендес, представший Серпухофу, угрюмый, подозрительный, неторопливый, рассудительный, снова другой Лу Мендес. И еще один Лу Мендес готовился представиться анонимному генеральному прокурору третьего пояса. Сайрус честно пытался дождаться заключения советника Такоша и только потом начать знакомиться с прошением заключенного 311/3/079-288-С338569, гражданина Конфедерации Лу Мендеса. Но с каким-то злорадным, мазохистским даже удовлетворением он последовал инструкциям, предписывавшим ему знакомиться с корреспонденцией, поступавший на его адрес, лично или делегируя это право помощникам, в течение двух декад. На пятнадцатый день Сайрус признал, с артистичной грустью на челе оглядывая стол, что дел у него совсем мало, срочных практически нет, до полуночи слишком много времени, чтобы закончить рабочий день, и он пребывает в некоторой растерянности, потому что поводов откладывать ознакомление с манускриптом заключенного Мендеса вроде как и нет. Но сначала Сайрус решил сделать кофе. Он подошел к простейшему действу творчески. Даже бобы смешал собственноручно, хотя автоповар и на такой фортель был способен. Затем он стоял рядом с этим агрегатом, поджидая, когда замерцает индикатор и ровный, почти по-человечески благодушный голос скажет, что кофе готов, и пожелает приятного кофепития. Он поджидал эту дурацкую фразу, а сам стоял, привалившись бедром ко столу, скрестив руки на груди и глядя в окно, и мина на его лице была двусмысленной – вроде и не до конца кислой, но и до безразличного сарказма не дотягивала. И точно также он оказался вскорости перед дилеммой: автоповар беспощадно промурлыкал, что кофе готов, пожелал приятного кофепития, и можно было либо оставить кофе стыть, а потом давиться жуткой полутеплой горчащей кислятиной, а можно было насладиться кофе и – кто его знает, какие чувства испытать, читая ходатайство. Сайрус испытывал противоречивые чувства, уже в который раз с этим Лу Мендесом. Хорошо хоть кофе был выпит, пока был горячим. Вполне отчетливым было ощущение, что Лу Мендес перечислял аргументы в бесчисленный раз – они были частью слегка отшлифованными, частью тщательно отполированными. А постоянное упражнение, как известно, может привести к мастерству. В некоторой степени это было верно и в данном случае, Лу был ловок с теми аргументами, которые сам считал важными. И тут возникало это «но»: Лу был автодидактом, и для профессионала Сайруса некоторые его выкладки звучали наивными. И не хватало многого в этом ходатайстве, того, что заставило бы иначе подходить к делу, а не просто принять решение о его пересмотре. Иными словами, ходатайство было кривовато и при этом выглядело вполне себе на совесть сделанным. И парень был ловок со словами – это все читалось легко, вызывало отклик, казалось убедительным. В общем, не оставляло равнодушным. И парень был умен, потому что учитывая, что он автодидакт и что ему – сколько, двадцать семь?, учитывая, что у него нет ни опыта процессуальных валанданий, ни возможности получить относительно цельную информацию, это ходатайство было более чем пристойным. Сайрус неторопливо заходил в квартиру, раздевался, делал кофе, усаживался на любимый диван с целью немного почитать, и все это время его мысли упорно возвращались к Лу Мендесу. Парень производил впечатление. Все легче и легче Сайрус понимал интерес, даже увлеченность Джоуи Расселла. Советник Такош поставил помощника Сайруса в известность о том, то у генпрокурора Сайруса сейчас деловая встреча с ним. Дело срочное, не терпит отлагательств, а если Сайрус пытается подобрать мебель в свою спальню, то пусть заведет любовника-дизайнера интерьеров или воспользуется эконом-вариантом – наймет кого-нибудь. Помощник отчаянно пытался удержаться на пути у советника Такоша, но тот решительно отодвинул его и распахнул дверь. Сайрус, за секунду до этого скучавший на прямой линии с высокопоставленным чиновником, с любопытством уставился на них. После нескольких резких фраз, в которых советник Такош выразил все свое негодование полным отсутствием серого вещества в межушной костной массе у помощников, которых себе подбирает Сайрус, и не по физиологическим ли параметрам он их себе подбирает, потому что такой тупости советнику Такошу даже в академии четвертого южного пояса встречать не приходилось, а уж они там не просто тупые. Помощника трясло мелкой дрожью то ли от с трудом сдерживаемых слез, то ли от желания достать станнер и выпустить заряд по этому богомолу-мутанту, Сайрус был почти счастлив – у него перед глазами разворачивалось представление, на которое был способен только советник Такош, а самое главное – возможность избавиться от заумствований очередного самодура. А представление обещало быть блистательным, потому что и в обычном состоянии желчный, советник Такош был в ярости. Поэтому сослав своих помощников кого делать чай, кого за веганскими сладостями в лавку в соседнем квартале, Сайрус приготовился внимать. Все то время, пока Сайрус отдавал распоряжения, советник Такош решительно вышагивал перед столом взад-вперед, сцепив руки за спиной, ссутулившись и периодически гневно фыркая. Даже когда они остались вдвоем, он остановился, фыркнул и резко спросил, когда вернутся эти имбецилы. Сайрус пообещал, что скоро, предложил подождать, и советник Такош продолжил вышагивать. Наконец помощники принесли чай, фрукты в меду, орехи в разнообразной глазури и с радостью сбежали. Сайрус приготовился внимать. – Только потому, что я наверняка знаю, что десять, девять и даже восемь лет назад вас не было не то что в этом убогом вертепе, вообще в третьем южном, я не обвиняю вас в том, что это совершенно убогое расследование все-таки имело место на вверенной вам территории, – наконец начал говорить советник Такош. – Какое именно? – хладнокровно поинтересовался Сайрус, в кои-то веки, впервые за добрых полторы дюжины лет испытав, как у него за солнечным сплетением запульсировал ослепительно яркий комок предвкушения. Он почти знал, что привело советника Такоша в негодование. Но ему нужно было подтверждение. Стороннее подтверждение. – Это отвратительно проведенное расследование под номером SSX 35380. – Советник Такош вскинул голову, осмотрел его и продолжил шагать взад-вперед. – Это просто отвратительно проведенное дознание, прокурорское расследование и досудебная подготовка. Это просто вопиющее расследование. Просто удивительно, что суд отнесся к нему так снисходительно. По правилам здравого смысла, теории и элементарной профессиональной гордости люди, которые допустили такую безответственность, просто обязаны совершить акт публичного массового самосожжения. Вы хотя бы удосужились ознакомиться с делами, которые подсунули мне на экспертизу? – внезапно остановившись и развернувшись к Сайрусу, зло спросил советник Такош. – Не поверите, – усмехнулся Сайрус. – От человека, проработавшего больше двух недель под началом этого идиота Ратклиффа, ожидать можно чего угодно. – Буркнул советник Такош. – И каково ваше мнение? – О советнике Ратклиффе? – прищурился Сайрус. – Он на своем месте. Какое счастье для процессуального права, что он занимается политикой. – Точно. К сожалению, так было не всегда. Хорошо он вовремя успокоился. Советник Такош уселся в кресло. Он положил руки на подлокотники и вцепился в них словно клешнями, как будто врастал в него, как будто был твердо намерен остаться в нем навсегда. Он напомнил Сайрусу все того же богомола, вусмерть, до черноты загоревшего, по сырой погоде заработавшего огромные мослы, прагматично присматривавшего себе жертву, которую собирался схрустеть в ближайшие пару минут. – И? – спросил он. Сайрус поднес чашку к носу, понюхал. – Хорош. Азиатский. Рекомендую. – И что дело? – раздраженно спросил советник Такош. – Топорно сработано. Но прокурору Бьюкенену следует отдать должное – он очень ловко выстроил линию обвинения, отводя малейшее внимание от нестыковок в полицейском дознании. Советник Такош громко зафыркал. – Каком еще дознании, Сайрус? – рявкнул он. – Его нет! Есть рапорты, есть какие-то ведомости, сказки тетушки Тильды, да в этот паноптикум ролик о сношающихся нематодах подсунь – он окажется на своем месте. Где банальное исследование местности? Где девять десятых канонических заключений криминалистов? Где относительно внятные допросы свидетелей? – Свидетелей убийства на заброшенном коллекторе? Как вы предлагаете допрашивать крыс и грифов? Советник Такош встал, обошел кресло и уперся руками в его спинку. – Где доказательства того, что убийство было совершено там? – просвистел он. – Сайрус, ну какой идиот придумал, что место обнаружения трупов являлось и местом совершения преступления? Ну какой идиот решил искать предположительное место заключения жертв в непосредственной близости от коллекторов? Эти дебилы что, не знакомы с алгоритмом Рейнеке-Шольца? Советник Такош хлопнул по спинке кресла и выпрямился. – По карте проследить особых трудов не составляет. Все три жертвы проживали как раз в пределах внешнего круга по этому алгоритму, – зло продолжил он. – И каким идиотом нужно быть, чтобы искать в совершенно противоположной стороне! На границе с тридцать восьмым надо было искать, на границе с тридцать восьмым! Я бы поставил на эти города, за номерами из второй дюжины, но скорее всего, Сайрус, – советник Такош замахал пальцем перед своим носом, – скорее всего я бы поставил на те два дебильных города, которые носят какие-то имена. Санта-что-то там и... да неважно. Те два щенка просто не обладали ни мозгами, ни средствами, чтобы провернуть нечто настолько логистически сложное. – Тем не менее одного из них приговорили к смертной казни, а второго к сорока пяти годам заключения, – хладнокровно заметил Сайрус. – Возможно, они заслужили это наказание какими-то другими грешками, – отмахнулся советник Такош. – Право, Сайрус, это не моего ума дело, что там с этими парнями сталось. Возможно, они бы убили друг друга или были застрелены при попытке ограбления пару лет спустя. Не будем вдаваться в детерминистику и вернемся к нашим баранам. В полицейском дознании не хватает шести десятых стандартных доказательств, я указал это в отчете. Ни один имбецил не пошевелился провести поиск по схожим делам. Вообще за такую халтуру этого... инспектора Хелента, Халиста, Хемлента, неважно, в общем, надо вздернуть за кадык прямо перед их конторой. Это самое безалаберное расследование, с которым я столкнулся за последние десять лет. Наверное, даже в какой-нибудь Эритрее в середине семнадцатого века расследования проводились куда более тщательно. Я предлагаю также вынести выговор и прокурору Бьюкенену, который вместо того, чтобы исполнять свои непосредственные обязанности, а именно надзор за отправлением правосудия, пошел на поводу у продажного недоумка Детлефа. Должен сказать, на этом фоне остальные дела, которые вы мне подсунули, выглядят даже и пристойно. – Угощайтесь, Тиборк, – Сайрус пододвинул ближе к нему блюдце с орехами. – А профиль преступника? Или это все-таки групповое преступление? Советник Такош опустился в кресло, переплел пальцы рук и прищурился. – А вот это скажите мне вы, курсант Клиффорд-Александер. – Я бы ставил на одиночку. Сорок-пятьдесят лет, мужчина, белая раса. Возможно, смешанная. Хорошо образованный, но никакими выдающимися способностями не отличающийся. Я бы искал среди работников технических специальностей. Возможно, землемеров. Допускаю неудачный брак или сожительство, возможно, в браке были дети. – Сайрус помолчал. – Сыновья. Советник Такош кивал головой. – Так зачем вам был нужен я, если вы отлично справились сами? – неожиданно спросил он. Сайрус засмеялся. – А вы не обратили внимания на изменения в рефератах? – весело отозвался он. – Я уже отчаялся думать, что население этой богадельни можно заставить работать. У вас получилось, Тиборк. Более того, глядя на вас, и эти божьи одуванчики начали куда тщательней относиться к ревизиям дел десятилетней давности. Советник Такош закатил глаза и встал. – Вы должны мне ящик токайского, щенок, – раздраженно бросил он. – Урожай девяносто третьего устроит? Советник Такош замычал, снова фыркнул, опустился в кресло и потянулся к вазочке с орехами. – Уже куплен, да? – обреченно спросил он. Сайрус пожал плечами и ухмыльнулся. Отчет советника Такоша по делу номер SSX 35380/332316/04/88 был блистателен, Сайрус с наслаждением перечитал его еще раз на пути в ПУОР в 311-м округе. Советник Такош не сдерживался, он не отказывал себе в удовольствии позлобствовать, тем более полицию он не любил вообще в самом что ни на есть экзистенциальном смысле, а тут полицейские облажались по полной. Как тут не доставить себе удовольствие? Повторное расследование не представлялось возможным по ряду причин, а самая банальная – отсутствие трупов жертв – те были кремированы в течение пяти декад после обнаружения – и возможность повторного осмотра места их обнаружения – пущено под градостроительство. В деле не хватало ни материальных улик, ни внятных свидетельских показаний. И следователь, который был всего лишь инспектором, закончившим ускоренные курсы – если бы Сайрус мог закатить глаза так, как требовали этого его рефлексы, он бы увидел свой затылок, чего доброго. В качестве мелкой мести он натравил на отделение полиции финансовую инспекцию. Польза от этого едва ли будет внятная, но бессонной ночью хоть улыбаться заставит. Это было отличным заделом для какой-нибудь медийной или избирательной кампании. Но это же было отвратительнейшим заделом для простейшего из простых дел – пересмотра дела в судебном порядке. Этого хотел Джоуи, более того, он на этом настаивал. И это представлялось Сайрусу самым проблематичным. Вариантом была бы возможность добиться для Лу и второго парня внесудебной сделки с прокуратурой и по крайней мере освобождения, но и это только казалось простым. По большому счету, Сайрус мог поручить это дело любому из прокуроров – получив намек на поддержку начальства, медийную заинтересованность и возможность карьерного роста, многие бы зубами вцепились в это дело. Но Сайрус по-змеиному обвился вокруг этого дела и не был намерен им делиться. Ни с кем. Странным образом советника второго класса Джонни-Джозии Смита, в замужестве Вурчестера, не оказалось в ПУОР, когда рядом с ним приземлился вертолет с генеральным прокурором третьего южного. То ли советник опять вел активную фондовую жизнь, то ли к тестю на партию в гольф удрал, чтобы нервишки успокоить. А генпрокурор обладал достаточными полномочиями, чтобы просто приземлиться перед любым пенитенциарным учреждением, просто сказать: я хочу ознакомиться с делами от А до Я, поговорить с заключенными от 00001 до 99999, проверить бухгалтерию и состояние раковин на кухнях, и перед ним распахиваются все двери. Потому что если генпрокурору внезапно попытаются возразить, что настаивают, чтобы оное совершалось только в судебном порядке, генпрокурор связывается с Президентом Высшего суда, и тот закрывает ПУ до дальнейших распоряжений в судебном же порядке, а затем вся прокуратура начинает изрывать указанное учреждение в клочья. Сайрус уже устроил две показательные порки на севере пояса. И в ПУОР 311/3/079-288 о них знали. Поэтому генпрокурору Клиффорд-Александеру предоставили одно из лучших помещений, предложили лучший кофе и попытались развлечь светской беседой, пока к нему ведут заключенного С338569. На первое Сайрус охотно согласился. От второго категорично отказался. На то, чтобы заключенного С338569 привести, у сотрудников ушло без малого тридцать минут. Стригут его, что ли, праздно подумал Сайрус. Или маникюр делают. На всех записях, которые ему довелось посмотреть, у Лу Мендеса были ужасные руки. Прическа, впрочем, тоже оставляла желать лучшего. Но у него были густые волосы, и это хотя бы частично спасало ситуацию. И они были сырыми у Лу Мендеса, который семенил за охранником, и явно немытыми. Под дождем он, что ли, стоял? У Сайруса почему-то потеплело в груди. Парень любил дождь. По крайней мере, парень умел наслаждаться дождем. И у него были бешеные черные глаза. Сайрус вышел из-за стола и подошел к нему, пристально следя. Он хотел бы сказать, что реакция Мендеса ему льстила, но нет, скорей вызывала недоумение: с чего бы ему трястись, с чего бы покрываться испариной? С чего бы глядеть на Сайруса своими черными глазищами, как будто кипящим дегтем окатывать? – Прошу, садитесь, – постаравшись звучать как можно любезней, произнес Сайрус. Он еще в лицее оттренировался говорить это двумястами различными способами. Лу сглотнул и еще плотнее сжал челюсти. Он дышал часто, поверхностно, тихо сопел и – о ужас! – сжимал кулаки. – Садитесь, – повторил Сайрус, на сей раз приказывая. Лу подчинился. Инстинктивно. Как подчиняется приказам хорошая служебная собака. Или как заключенный после девяти с хвостом лет заключения – предварительного и в ПУОР, где со смертниками явно не церемонятся, добиваясь абсолютного послушания. Лу не сводил от Сайруса глаз, словно ждал чего угодно, и скорее всего чего-то подлого, судя по всему. У него подрагивали сжатые в кулаки руки, у него почти побелели от напряжения губы, у него на висках выступил пот. – Кофе, – невозмутимо сказал Сайрус. – Прошу. Он пододвинул столик, на котором стоял кофейник и две чашки. – Угощайтесь. Я взял на себя смелость привезти с собой конфеты. Не знаю, какие вы любите. Сайрус поднял вазочку, поднес ее к Лу. – Нет, спасибо, – процедил Лу. – Как хотите. – После паузы сказал Сайрус. – Но от кофе отказываться – непростительная глупость. А вы производите впечатление умного человека. Лу не отвел взгляда и не удосужился ответить. – Не буду настаивать, – легко пожал плечами Сайрус и взял чашку. – Сегодня романтичная погода. Очень умиротворяющая. Вы не находите? – Чего вы хотите? – Лу проскрежетал вопрос – иначе это назвать не получалось. – Поговорить с вами о деле, по которому вы были приговорены к смерти, – хладнокровно ответил Сайрус. – Чего же еще? Лу сглотнул. – На кой? – процедил он. – Как «на кой»? – усмехнулся Сайрус. – Вы пишете ходатайства о пересмотре расследования вот уже который год. И мне, кстати, тоже. Я за последние четыре месяца получил ни много ни мало три штуки. Две просто Генеральному прокурору. Последнее ходатайство – так и вообще мне лично. Я изучил ваши ходатайства, отдал приказ об экспертной оценке дела и по результатам изучения дела экспертами и мной лично счел возможным сделать определенные заключения. Которые решил изложить вам лично. Только и всего. Или я ошибаюсь, и вы передумали настаивать на пересмотре дела? Лу молчал и не сводил с него глаз, словно ждал подвоха. – Кстати, не желаете ознакомиться с экспертными заключениями и моим вам ответом? У Лу вспыхнули глаза. У Сайруса перехватило дыхание. Настолько это было неподдельным. Настолько редко с этим сталкивался Сайрус. Сайрус дотянулся до листов бумаги и передал их Лу. Тот поднял обе руки, скованные кандалами. Сайрус осмотрел их и встал. Затем подошел к двери, окликнул охранника и велел ему снять с заключенного ручные кандалы. Охранник замялся, попытался сказать Сайрусу – Сайрусу, генпрокурору, советнику высшего класса – что не положено. – Почему? – кротко спросил Сайрус. Лу вздрогнул и уставился на них. Охранник затрясся и попытался сослаться на особо опасный статус заключенного. Мол, это может быть опасно. Сайрус оглядел его. Охранник бледнел, зеленел и обливался потом. – Вы говорите это ветерану деанархизационной кампании в пятом южном, – хмыкнул Сайрус. – Выполняйте. Охранник не осмелился ослушаться. Пока Лу читал заключения, Сайрус пытался работать. По крайней мере, он вполне убедительно делал вид, что работает, не забывая и за Лу следить. Тот держал руки достаточно близко одна к одной – привычка. Пальцы у него действительно были ужасными. Кожа на них загрубела и потрескалась, руки были испещрены ссадинами. Сайрус начал осторожно изучать лицо, стараясь не привлечь внимание Лу к себе, хотя это было сложно: он жадно изучал отчеты. Парню явно доставалось. И он мог бы быть невероятно привлекательным, если бы... если бы. Лу отложил отчет Такоша и, поколебавшись, взял писульку Сайруса. Совершенно проходная, в общем. Назначить комиссию, провести служебное расследование полицейского дознания, бла-бла. Полторы страницы канцелярщины. Руки Лу подрагивали, когда он опустил листы на колени. Сайрус оставил пустую чашку и положил коммуникатор на стол. – Вы совершенно зря отказались от кофе, – произнес Сайрус. – Итак? Лу держал листы так цепко, как только мог. Но когда он поднял глаза на Сайруса, в них все так же колыхалась кипящей смолой неприязнь. – И что вам надо от меня? – глухо спросил Лу. – Сотрудничество, разумеется. – Он положил ногу на ногу и опустил на колено руки. – Я хочу знать в деталях, что конкретно происходило тогда. Все, что вы можете вспомнить. Начиная с вашего задержания. Лу попытался усмехнуться. Получилось фигово: губы не слушались; оскалиться вышло бы куда как лучше. Он сжал руки. Бумага натянулась. – Это вам зачем? – сипло спросил он. – Господин Мендес, – терпеливо сказал Сайрус, – ваш шанс выйти на свободу, рассчитывая, что будет найден истинный преступник, стремится к нулю, если честно. Не думаю, что, – он хмыкнул, – исключительная справность полиции оставила нам много шансов хотя бы приблизительно установить круг подозреваемых. Но процессуальные ляпы делают ваши шансы вполне убедительными. Это понятно? Лу молчал и смотрел на него. Сайрус отвечал не менее пристальным взглядом. Лу наконец кивнул и отвел глаза. Сайрус налил себе еще кофе. Лу покосился на его чашку и отвел глаза. Сайрус отказывался думать, что за мысли бродили в голове этого Мендеса, но почему-то он был почти уверен, что тот хочет подлить ему в кофе чего-нибудь нервно-паралитического. Допрос заключенного С338569 длился два с половиной часа. Сайрус прошелся за это время по забавному спектру эмоций – от раздражения, глухой злобы, обреченности даже до чего-то похожего на уважение. Лу был очень тяжелым клиентом, слово «сотрудничество» значило для него крайне мало. Он был дерзок, иногда даже агрессивен, огрызался и язвил, и Сайрус медленно, но верно терял терпение. Одно вселяло в него некоторую надежду на то, что этот ублюдок одумается: Лу уходил, мертвой хваткой держа его решение. Джоуи околачивался где-то на юге пояса. А если бы он был поблизости, то скорее всего был последним человеком, с которым Сайрус делился бы своими впечатлениями. Вернувшись в контору, он решил еще раз просмотреть запись допроса. Не то чтобы это было нужным, скорей наоборот. Ничего нового Лу не сказал, возможно, он был почти честным, когда говорил: «Не знаю» или «Не помню». Но Сайрус еще раз смотрел на него, и последним, что было у него на уме, оказывалось желание проследить за нюансами поведения заключенного. Он просто пытался разгадать, откуда неприязнь. Откуда эта ненависть. Откуда эта подозрительность, слишком уж отчетливый личностный окрас у нее был. Они не были знакомы. Скорее всего, даже их родственники и знакомые были незнакомы. Осталось предположить, что Лу настроен против Сайруса, потому что тот является олицетворением несправедливости. Хотя логичней было бы в его случае ненавидеть судей. А сам Лу метался по тускло освещенной камере. Он бил кулаками о стену и как мантру повторял: «Ублюдок», «Лощеный хрен», «Ящер» – и все ругательства, которые знал. Этот ублюдок смел сидеть перед ним и издеваться. Смел кофе предлагать. Смел так спокойно говорить о смерти, в которой виноваты те сволочи, которые так упорно направляли к ней Лу. Уже и охранник приказал выключить свет, а Лу все не мог успокоиться. Он распластался по стене и попытался угомонить яростный пульс. Где-то под книгами на столе лежал камешек, совсем маленький, открошился от чего-то. Лу нащупал его и на ощупь черканул по стене. Получился хребет. Еще раз черканул – должно было появиться брюхо. Ноги, чертовы ноги. Зубы, чертовы зубы. Лу в ярости царапал камешком по стене, время от времени чихая от пыли. Затем, вроде успокоившись, привалился спиной к тому, что получилось на стене, и откинул назад голову, переводя дыхание и вроде как успокаиваясь.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.