Стань моим светом

Я стоял на мосту через залив и смотрел в воду. Было холодно, и ветер жестокими порывами продувал меня насквозь. Но я ничего не ощущал и не замечал вокруг. В голове, душе и сердце звучала только одна фраза, вырывающаяся криком наружу: ЭЛИС!!! Боже, что я наделал?! Два месяца я боялся признаться ей в своих чувствах, потому что не хотел испортить наши отношения. Две недели я ждал, сгорая от нетерпения, когда наступит день нашей маленькой годовщины, чтобы сделать ей предложение. Два дня я ходил по ювелирным магазинам, присматривая кольцо, достойное той, которая будет его носить, называясь моей невестой. И две минуты ушло на то, чтобы обратить в прах все то, что у меня было, все то, что я так отчаянно и всей душой старался сберечь… Я очнулся на следующий день после того рокового вечера и обнаружил себя лежащим на полу в прихожей. Голова болела так, что готова была разойтись по швам. Прижав пальцы к вискам, я с трудом приоткрыл глаза. Я понятия не имел, сколько пролежал в отключке, но судя по освещению было либо раннее утро, либо только-только начало смеркаться, потому что в прихожей царил серый полумрак. Вместо любых звуков, которые могли быть вокруг, я слышал только звон в разрывающейся от боли голове. А еще дико хотелось пить. Складывалось ощущение, что накануне я выпил приличную порцию чего-то спиртного. От привкуса во рту меня начало подташнивать, да и вообще состояние было не из приятных. Попытки вспомнить, как я оказался на полу в прихожей отдавали приступами жуткой боли в голове. Так, надо бы добраться до кухни, там должен быть аспирин и, что самое главное, вода. Я попытался встать, что было слишком поспешным решением. Голова закружилась от слишком резкой перемены положения, и я, все еще прижимая пальцы к вискам, сполз спиной по стене, усевшись обратно на пол. Посидев так некоторое время, чтобы восстановить равновесие, я повторил попытку встать, что в этот раз вышло более удачно. Я медленно направился на кухню, стараясь не делать резких движений и не издавать лишних звуков. Все-таки найдя в аптечке аспирин, я проглотил две таблетки, запив их изрядным количеством воды. Сразу стало намного легче. Усевшись на стул, я стал ждать, когда лекарство подействует. Через некоторое время сознание стало проясняться, боль ослабла, и я, наконец, смог нормально думать. Так, сейчас вспомнить бы, что такого произошло вчера, что я оказался лежащим на полу в прихожей. А вот для этого мне нужен допинг! Я полез в шкаф за кофе, постепенно начиная понимать, что что-то не так. Что-то не складывалось у меня в голове. Раннее утро (да, это все-таки было утро), мертвая тишина в квартире, я сам готовлю кофе, а на кухне не витает божественный аромат аппетитных панкейков. Это значило только одно: Элис нет дома. Это странно, еще слишком рано. Так почему ее нет? Давай же, Ави, вспоминай, что было вчера! Я усиленно стал ворошить память, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, точку отсчета, которая смогла бы привести меня к тому, что я так старался вспомнить. Постепенно в мыслях стали возникать размытые картинки прожитого дня, события, разговоры и звуки, фоновым гулом заполнившие мою голову. Я продолжал копаться дальше, пока воспоминания не стали четче. Утро. Тепло, постель, Элис рядом, ее зеленые глаза с нескрываемым волнением и удивлением смотрят на меня. Я сделал ей предложение! Как я мог это забыть??? День. Я направляюсь в наше любимое с ребятами кафе, чтобы сообщить им важную новость. Но я растерян, а не окрылен, как должно быть. Почему же? Элис не дала четкого согласия выйти за меня… Приготовился кофе, я налил его себе в чашку и отхлебнул большой отрезвляющий глоток горьковатой ароматной жидкости, сразу принесший мне силы. Вечер. Мы все еще сидим с ребятами в кафе. Появляется… Появляется она… Роуз… Ресторан, наш напряженный, пропитанный злобой и ненавистью с моей стороны разговор. Кажется, я отлучался поговорить с кем-то по телефону… Я четко помню, как, вернувшись, я залпом выпил стакан воды, стоявший передо мной на столе. А после этого… Все превратилось в сплошное размытое пятно. Я не помню, как я оказался дома… «Ты все сделаешь сам. Как всегда». Эта фраза первой всплыла на поверхности мутного сгустка моих воспоминаний. Это сказала мне Роуз. Что это значило? Звуки, звуки, мелкие отрывки и картинки, все это крутилось в голове и сбивало, мучило. Что же дальше? Как я оказался дома? Что произошло потом? Лестница, дверь… я сильно хлопнул дверью, слуховая память воспроизвела мне этот звук. И снова бессвязные фрагменты… А потом… «Ты все мне врешь и всегда врала!!!»… Перед моим внутренним взором предстало испуганное до смерти лицо Элис, залитое слезами. И звук пощечины, резанувший по ушам, словно услышанный впервые… Не может быть! Я ударил ее? Я ударил ее??!! Я ЕЕ УДАРИЛ!!! Чашка с кофе выскользнула из рук, и, полетев вниз, разбилась о плитку на полу. Но звука я не услышал. В моих ушах эхом отдавался звук пощечины… Меня пошатнуло, ужас клешнями сжал сердце и голову, заполняя душу колючей тьмой отчаяния и боли. Как я мог так поступить с ней??? Моя девочка, моя родная, любовь моей жизни! Что должно было произойти, какой вселенский апокалипсис должен был свершиться, чтобы я мог пасть до того, что сделал? Я не понимаю! Я НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ПРОИЗОШЛО! А может, это дурной сон, может она дома, просто я… Уснул на полу в прихожей? Что за бред ты несешь, парень? Тебе нет теперь оправдания! Ты ударил любимую женщину, оскорбил и унизил ее самым мерзким образом! И это все в благодарность за все то тепло и любовь, которую она тебе подарила за то время, которое вы разделили вместе? Да никто тебя больше не сможет простить и оправдать никто не сможет!!! День изо дня я терзал себя этими мыслями, травил себя виной и отчаянием, понимая, что заслуживаю такой участи. Я почти не спал, а даже если получалось провалиться в глубокое и темное забытье, меня оттуда выдергивал один и тот же ночной кошмар: «Ты все сделаешь сам. Как всегда», и смеющееся диким смехом лицо Роуз сменялось заплаканным и испуганным лицом Элис. И звук пощечины, отражающийся от глубин моего сознания, оглушал своей резкостью. Такие постоянные и внезапные вскакивания по ночам изматывали меня, я стал бояться засыпать, бояться этого ужаса, преследовавшего меня в купе с несоизмеримым чувством вины за содеянное. Дни я проводил в отчаянных попытках придумать хоть какую-то возможность заслужить прощение Элис, но ничего так и не приходило на ум. Я не звонил ей каждую минуту, я не писал ей каждый день слезных просьб вернуться. Я знал, что это глупо, потому что ничто не сможет оправдать моего поступка, моей вины перед ней. Я написал ей только однажды, только одно сообщение, вложив в него всю свою боль и раскаяние, даже не надеясь, что она его примет. «Родная моя» - писал я, - «я знаю, что не имею права писать тебе после того, что произошло. Я знаю, что не заслужил твоего прощения и не знаю, как его просить. Ты вошла в мою жизнь, преобразив ее, сделав светлее. Я проклинаю себя за то, что совершил, я ненавижу себя за это. Если есть хоть что-то в этом мире, что может искупить мою вину перед тобой, я готов пойти на все ради этого. Ради тебя, ради нас. Если сможешь, прости… Если нет, я все пойму и постараюсь научиться жить без тебя. Люблю тебя больше жизни». Она не ответила, я на это и не надеялся. Мое существование сводилось к скитанию по дому и самобичеванию. Меня убивало чувство беспомощности и неизвестность. Будь я другим, будь она другой, обычной, такой же, как все девушки, я бы каждое утро отправлял цветы и сладости к ее дому, писал бы романтичные сообщения, надеясь, что это растопит ее душу. Но с нами все было совсем по-другому. Она была особенной, она восприняла бы такие мои поступки как издевательство. Да и какие цветы смогут сгладить то оскорбление, которое я ей нанес? Второй проблемой было то, что я не знал, где она. Мы жили вместе полгода, теперь она исчезла, и я не знал, где она живет, и с кем. Однажды в мою дверь позвонили, а когда я открыл, в квартиру вошли двое мужчин в форме носильщиков и вывезли все вещи Элис из ее комнаты. Я стоял, прижавшись к стене, наблюдая за этим, и ничего не мог сказать. А что я мог сделать? Остановить их? Запретить выносить вещи? Единственное, что меня успокаивало, это то, что, если Элис забрала все свое, она где-то живет, не пропала бесследно, у нее теперь новый дом, а значит, она в безопасности. Я искал спасения в работе. Каждую репетицию, каждое выступление я превращал в ниточку спасения, чтобы, схватившись за нее, хоть ненадолго вырваться из той пучины отчаяния, которая меня окутывала. Ребята понимали мое состояние, и в первое время старались хоть как-то помочь, но вскоре оставили свою попытки. Я не сказал им ничего, я не мог заставить себя даже представить отвращение в их глазах, если бы я признался в своем поступке. Они знали, что Элис ушла. Они знали, что виноват в этом я, сильно виноват, но подробности я не разглашал. Я и так показал себя не с лучшей стороны, я выставил себя слабым, чего не позволял себе раньше никогда. Эстер, наблюдая мою депрессию, предлагала отменить пару выступлений, чтобы дать мне время все исправить и прийти в себя, но я наотрез отказался. Наша карьера, наша репутация, наши поклонники не будут страдать из-за меня. Я уже принес достаточно страданий близкому мне человеку, больше я этого не допущу. Я искусно играл свою роль, улыбаясь и махая в ответ ликующей толпе, слишком слепой, чтобы разглядеть печаль в моих глазах, а по вечерам снова и снова возвращался в опустевшую квартиру, накрывавшую меня с порога волной изматывающих воспоминаний и тревог. Несколько раз ребята оставались со мной ночевать. Но, видимо, заметив мою вечернюю кому в кресле с направленным в одну точку пустым взглядом, они поняли, что их присутствие мне не поможет. Эти стены давили на меня. В этой квартире не осталось ни одного места, с которым не были бы связаны какие-то воспоминания о нашем с Элис счастливом времени, которые вызывали одновременно и улыбку, и боль где-то в области сердца. Я не старался от них избавиться, я целенаправленно обитал в них, потому что это единственное, что осталось у меня сейчас, это единственное, что поддерживало уже затухающий огонек надежды, тлевший у меня в душе. Так прошло две недели. Две худшие недели в моей жизни. Две недели без человека, с которым мы не расставались больше, чем на несколько часов последние полгода моей жизни. За это время я испытал весь набор чувств и эмоций, существовавших в мире, все девяноста девять оттенков отчаяния и несчастья. В конце всего этого осталась только апатия и невыносимая усталость, черным осадком отягощавшая душу. Вот тогда, устав от гнетущего давления стен моей квартиры, я и отправился в место, где только природа могла облегчить мое состояние. И даже это место было нашим с Элис – именно тот кусочек моста через пролив, где чувствуешь себя поглощенным морем и ветром. Там я и стоял, продуваемый холодными порывами, сильно бьющими в лицо, трепавшими волосы и заставлявшими глаза слезиться. Я не чувствовал ничего, только ее имя крутилось в моем избитом и измученном бессонницей и отчаянием мозгу. - Ави, - тягучей болью отозвался у меня в груди ее голос, зовущий меня по имени. Я не обратил внимания. За эти две недели мне миллион раз чудился ее смех, она звала меня во сне. Первые несколько раз я вздрагивал, просыпаясь, ощущая в груди прилив надежды, что она вернулась, что это все-таки был дурной сон и все прекратиться. Но вскоре я привык к издевательствам моего сознания, травившего меня воспоминаниями о ее голосе и смехе, и перестал обращать на это внимание. - Ави, - зов, уносимый в сторону пролива порывами ветра, повторился уже громче и немного настойчивее. Это меня озадачило. Поменялась интонация, этого раньше не происходило. Неужели? Не может быть, что она здесь!!! Как она меня могла найти? Обернуться? Или не нужно? Если ее там не будет, разочарование раздавит меня. А впрочем, после всего пережитого, мне уже нечего бояться… Сердце заколотилось, заставляя ребра вибрировать изнутри, дыхание перехватило. Я медленно обернулся назад. Она стояла там, позади меня, на расстоянии нескольких шагов, и смотрела мне в глаза. Рыжие волосы развевались и путались на ветру подобно пламени огня. Одетая в темно-синее осеннее пальто и закутанная в лазурного цвета шарф, она казалась невероятно яркой и неземной посреди всей этой осенней серости вокруг. Ее лицо изменилось, но я не сразу понял почему, но потом до меня дошло. Цвет кожи был не ее, она была с макияжем. Тональным кремом или пудрой, я точно не мог утверждать, она постаралась замаскировать круги под глазами. Вина и за это тоже ударила мне прямо под дых, заставив резко глотнуть воздуха, чтобы не задохнуться. Она слегка вздрогнула, когда я обернулся, но все еще молчала. А я все еще не верил, что она здесь, что она реальна. Медленно подняв руку, я с силой ущипнул себя за запястье, позволяя боли подтвердить, что я не в очередном из своих кошмаров. Я не проснулся, она все так же стояла передо мной, неуверенно глядя вперед. Я сделал неуверенный шаг к ней, потом еще один, она не отступила. Ветер, резко подувший из-за ее спины мне в лицо принес такой родной и знакомый запах ее духов, ее запах… Это разбило в дребезги остатки моего самообладания. Я упал на колени к ее ногам, чувствуя, как слезы обжигают мне глаза. Могу поклясться, я плакал впервые в жизни, и мне было плевать, если кто-то назвал бы это слабостью. - Я так виноват, так виноват перед тобой, - бормотал я, не смея прикоснуться даже к ткани ее пальто. – Прости меня, прости… - Ави, прошу тебя, встань, - ее голос дрожал, - ты же простудишься. Это вызвало у меня горькую улыбку сквозь слезы, даже теперь, в такой ситуации, она переживала за меня, волновалась. Вот почему я люблю ее, вот почему она стала моей единственной. Вот почему я ее не достоин. Я поднялся, глядя себе под ноги, пытаясь стереть слезы со щек, а потом посмотрел не нее. Теперь она стояла намного ближе, в ее глазах тоже блестели слезы, она нервничала. А я не знал, что сказать, не знал, что сделать, чтобы эта встреча не стала последней нашей встречей в моей жизни, а у меня не появилось желание сброситься вниз с этого моста. - Как ты поняла, что я здесь? – это был единственный вопрос, пришедший мне в голову. Не лучший вопрос. - Дома тебя не было, ни у кого из ребят тоже, поэтому оставалось только одно место, куда ты мог пойти, - тихо ответила она. Я молча кивнул, неуверенно глядя на нее. - Элис, я… - начал было я, но она меня прервала. - Я знаю, ты винишь себя, ты сильно винишь себя, я прочла твое сообщение, - сказала она. Я удивленно уставился на нее. Прочла? Я даже не надеялся на это! А она продолжала. - Прошу, только не перебивай меня, пока я буду говорить, - произнесла она, глядя мне в глаза. Я решительно кивнул. - Все очень сложно, Ави, для меня очень сложно, - начала она, теребя в пальцах бахрому шарфа, - я очень много думала об этом тогда, когда смогла думать. Ты унизил меня наихудшим образом, какой только может быть, я не терплю насилия, ты знал это… Ты ужасно меня обидел, твои слова сказанные мне тогда, до сих пор не идут у меня из головы. Ты должен знать, насколько сильно я страдала все это время, насколько долго я пыталась разобраться, чем заслужила такое к себе отношение, ведь я ничего плохого тебе не сделала. Я была подавлена сильнее, чем когда-либо. Это отразилось на моей психике и проявлении моих способностей. Но за это я не виню тебя. Можно сказать, из-за видений, которые были у меня, я сегодня здесь. Я стоял столбом и слушал ее с замиранием сердца, ожидая вердикта, как заключенный. И ненавидел себя, ненавидел всей душой еще и за то, что ей снова пришлось пережить видения, от которых она так старалась себя оградить. Я стал причиной того, что она снова их видела уже во второй раз. И это была очередная моя вина. Элис сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и продолжила: - Ты не настолько виноват в том, что совершил, насколько ты полагаешь. Отчасти эта вина лежит на Роуз. Я вздрогнул снова при упоминании этого имени. - Мне было видение, что в тот вечер она тебя позвала поговорить и что-то подсыпала тебе в стакан с водой, - продолжала Элис, - из-за этого ты пришел домой не в себе, из-за этого в тебе проснулась какая-то животная ярость и недоверие ко мне. Отчасти это моя вина, что я не разглядела в ней ведьму… Тогда бы я смогла сделать тебе защиту, тогда бы ничего этого не было… - Элис, прекрати меня оправдывать, - не выдержал я, - это я виноват во всем… - Я просила меня не перебивать, - твердо сказала она. - Прости, - я потупил взгляд. - Ей это вернется, я ничего предпринимать не буду, я выше этого, но меня настораживает тот факт, что ты поверил ей, что бы она про меня не сказала, - в ее голосе звучала обида. О родная, ты не представляешь, как сильно я себя за это корю! - Пусть она остается в прошлом, - продолжила она, – нам нужно думать о будущем. Мое сердце пропустило удар, а потом забилось чаще с возрастающей верой и надеждой. Неужели она простит меня? Неужели Господь будет так милостив, ниспослав мне ее прощение и смысл жить дальше? - Нам? – неуверенно переспросил я, вглядываясь в ее лицо. - Нам, - тихо сказала она, - Ави, я беременна… Два дня назад мне приснилась моя прабабушка, от которой я унаследовала свой дар. Она мне никогда раньше не снилась! Она сказала, что такие, как мы, встречают свою судьбу раз и на всю жизнь. Ты был послан мне небом, я теперь привязана к тебе вышними силами. Тогда же она сказала мне, что я ношу твоего ребенка, я этого еще не знала, и что, если я уйду от тебя, я его потеряю. Как бы я не злилась, как бы мне не было обидно, гибели нашего ребенка я не допущу! Я хочу, чтобы он увидел этот мир, я хочу, чтобы у него был отец… Я чувствовал, что плачу. Горячие слезы текли по моим щекам, которые тут же охлаждал ветер. Я не мог ничего сказать, меня переполняли чувства. Моя любимая женщина прощает меня за самую жуткую ошибку, которую я совершил в совей жизни! Моя любимая женщина ждет от меня ребенка! Как я мог отблагодарить судьбу за все эти подарки, за все это счастье, которое мне дано в лице этой девушки, стоящей передо мной? Мне просто хотелось упасть снова на колени и кричать слова благодарности небу, Богу, всем мирам и вышним силам, которые меня спасли! - Чего ты плачешь, глупый? – слегка улыбнувшись, спросила она. - Родная моя, - сдавленным голосом произнес я, - я так тебя люблю! Я не знаю, как благодарить тебя, как благодарить небо за все, что со мной происходит! Я не знаю, как на это реагировать… - Я тоже тебя люблю, - тихо сказала она, опустив глаза вниз, - очень… - О Боже, - только и смог произнести я. - Может, ты уже обнимешь меня, - улыбнувшись, произнесла на Элис. Я рассмеялся. Чем-то я заслужил ее, что-то я сделал правильно в этой жизни. Я притянул ее к себе и обнял крепко-крепко, задыхаясь от запаха ее волос. Теперь у нас будет семья, настоящая семья. Мы поженимся и будем воспитывать наших детей так, чтобы они выросли достойными людьми. Я выстрадал это счастье, и теперь мой долг стать светом в жизни своей любимой так, как она стала светом для меня.