О чём молчит Двалин...

      Я уже довольно давно не слишком молод и, потому, видел многое и многих. Эльфов, людей, орков, прочих тварей, и никто не сможет сказать, что я не в силах отличить красавца от урода, к какой бы расе он не принадлежал. Да, Торин потрясающе красив не только по меркам казад, но и на человеческий взгляд, да эльфийские девы милы и прелестны, хотя, по-моему, их мужчины напрочь заморожены и бесцветны, да, среди людей встречаются весьма и весьма приятные взору особи, даже у орков, если они не переусердствуют в детстве и юности со всякого рода жуткими украшательствами, вставными клыками и прочими издевательствами над здравым смыслом, встречаются вполне себе ничего, по крайней мере выглядят не слишком кошмарно, а дети вообще имеют вполне человеческий вид. Так вот, лесной король был прекрасен. Во всех отношениях. И совершенен. Словно алмазные пики гор в неприступном лунном сиянии. Впрочем, такой же ледяной и надменный.       И, надо же, я чуть было не брякнулся перед ним на колени! Да не дождётся!       — Ну-ну, такой же упрямый и невоспитанный как все гномы! — Трандуил насмехался. — И почему я не удивлён? Наверное потому, что хорошо знаком с вашим племенем и не ждал другого? Или потому, что ты ближайший друг вашего хммммм…короля Торина Оукеншильда? И странно было бы от тебя ожидать уважения к кому бы то ни было ещё? Скорее всего, я прав, а я конечно прав, я всегда прав! Но я не сержусь… — Голос стал мягче и вкрадчивее. — Я понимаю… Ты никогда не встанешь ни перед кем на колени, по крайней мере по своей воле, кроме, разве что, Торина…       — Я и перед Торином не встану! — ещё чего! Да, может, я зря огрызнулся, но пусть себе не думает, что у нас подобострастие в почёте…       — Ну, я же сказал — невоспитан и неотёсан, но тем ценнее твоё мнение…       Куда, балрог его раздери, он клонит?! Что он угадал моё восхищение его красотой? Так пусть не обольщается — и покрасивше были, и их это не спасло! (Ну, ладно, красивше не было, но это ничего не меняет!)       Странно, он не злится. Потешается? Да, наверно, даже скорее всего, но как-то осторожно, как по болоту идёт, тактично так, чтобы не перегнуть, прямо как Балин на торговых переговорах. Незаметно подводя к тому, что выгодно ему. Умело вплетая лесть и ложь в паутину, из которой не выбраться, только вязнуть всё больше и больше, заставляя то огрызаться, то бурчать, то сердито отмалчиваться, и из этих обрывочных кусочков собирать мозаику правды. Ну, или правд, безошибочно угадывая среди них нужную или наиболее соответствующую моменту. Или ту, что способна потянуть за собой новую нить.       Бедный Фили… Если его допрашивал этот змей, то не удивительно, что парень был в таком состоянии, измученный и потерянный. Я бы даже не исключал вероятности, что лесной король выпытал у него всё или почти всё, не погнушавшись даже личным и потаённым… Ну, нет! Со мной этот номер не пройдёт!       Тонкие длинные пальцы на уровне моих глаз плетут невидимую паутину, красиво плетут, изящно. Мысли путаются, завязываются узелками, расставляются сетью в реке, прорежая течение, вылавливая крупную рыбу и пропуская не стоящую внимания мелочь… Что тебе надо, эльф? Что ты хочешь знать и что тебе необходимо знать и чего ты знать не хочешь ни в коем случае? Как угадать, которая из рыб-мыслей должна задержаться в твоих сетях, а которую следует срочно повернуть вспять течению и не дать ей заплыть в твои искусные силки?       Вот, значит, какая ты, осанве, речь эльфов… Ты прячешь смыслы за словами, но находишь потаённые нити в глубинах сознания… Что же тебе надо? Я слышу? Или понимаю? Или, да балрог с ним, слышу ли, понимаю ли! Что — Торин?! Почему Торин, и почему я тут? Какая тебе разница, эльф?!       Тридесятым каким-то чутьём угадываю, где брешь в его сети, и перед глазами, как живая, встаёт картина давних-давних лет: боевой клич Торина, оскаленная пасть варга прямо у лица с капающей вязкой зловонной слюной и молния меча, окрашивающаяся в чёрно-багряный, прячущий под собой солнечный блик на булате. И боль, всепоглощающая, безумная, увлекающая во тьму…       Кажется, получилось, не понял, правда, что именно, но не только я, видимо, не понял и не ожидал… Владыка Лихолесья отшатывается от меня, как будто пропустил удар во время поединка, то ли оказавшийся слишком внезапным, то ли чересчур сильным, то ли… Уже не важно… Кажется, всё, что до встречи с ним я знал о совершенстве, померкло и утратило своё значение, но в этот момент то же самое случилось с тем, что я знал об уродстве. Ибо самое страшное уродство настигает и безвозвратно убивает лишь то, что совершенно. Может, и правда то, что орки — это искалеченные Врагом в древности эльфы?! О Махал, почему я вижу эти поистине ужасающие шрамы, обожжённые кости черепа, так и не зажившие до конца несмотря на прошедшие годы или, что вернее, тысячелетия? Что сломало эти безупречные пальцы, лишь недавно легко и искусно сплетавшие паутину для моих мыслей и воспоминаний? Какой страшный огонь создал это чудовище в маске совершенства? Отчего я уже не хочу обвинять его в предательстве и трусости перед драконом? И почему я знаю, что скрывается под маской?!       Мой взгляд случайно падает на давний подарок случайных тёмных союзников. В чёрном как смоль обсидиане перстня пульсирует сердцем рубиновая искра (странно, никогда не замечал, и, вот, у меня развязаны руки? Когда?!)       Я, почему-то, сижу на ступенях у трона владыки Лихолесья, прислонившись спиной. Бледный как смерть Трандуил сидит рядом, с трудом восстанавливая дыхание, и с усмешкой и вернувшимся хладнокровием тоже смотрит на мой перстень, презрительно и брезгливо морщась.       — Ты прав, гном, это был не твой удар. Но теперь ты точно никогда не выйдешь из моих подземелий.       Он снова обретает неприступный и безупречный вид, встаёт, дважды проходит перед троном и, соответственно, передо мной. И почему я не злюсь?       — Стража! Увести его! Нет, больше сегодня допросов не будет.       Я перевожу дух, хвала Махалу, хоть Кили сейчас не вызовет, может, обойдётся. Оборачиваюсь при выходе из зала и встречаюсь с ним взглядом.       Нет, он не просит, не требует, не угрожает. Он ЗНАЕТ, знает, и не важно как и откуда, что я никогда и никому, пусть он враг, тиран и деспот, но никому и никогда…       Я буквально валюсь с ног. Оказывается, уже прошёл и обед, и ужин, и кормить меня отдельно никто не собирается. Пьяные эльфы стражи (вот уж не думал, что сподоблюсь таковое узреть) вообще разговаривать не стали, впрочем, и не могли в силу тяжести подпития. Эта рыжая капитанша стражи прямо-таки полыхала от ярости на своих подчинённых, но все решётки и двери проверяла сама. Вернулись с допросов и Ори, и Бофур, Бифур и Бомбур. Остальных сегодня не вызывали, и, что-то мне подсказывает, больше и не вызовут. И, вот те на! Появился недорослик. Как гриб. Словно из-под земли выскочил. Прав, однако, был Таркун на счёт его удачливости и непредсказуемости, может, и в самом деле сгодится куда. Вот ведь, выжил же! И пауки не съели, и от гоблинов в пещерах ушёл, и сюда проник. Мимо эльфов! Точно здесь что-то нечисто, но не пойман — не вор, а мы его для этого и брали. Но как же жрать-то охота! Кили что ль крикнуть, чтоб, когда к нему эта рыжая опять домогаться придёт, еды спросил для любимого дядьки…       О, опять мистер Бэггинс куда-то исчез. Как это у него получается?! Один из стражников протрезвел настолько, что принял у рыжей смену и ключи. На случай ночных допросов, что ли? Вроде не орки, не дунландцы и не прочие всякие, но, Махал свидетель, от отсутствия пыток не стало намного легче. Состояние моё после аудиенции у местного короля такое, что… что… Лучше б просто морду набили. И еды всё равно не дали. Сволочи!       А стражники опять перепились. Вроде смена новая, свежая, и как только успевают? Или вино тут какое, особенное? Попробовать бы… Так не дадут. Вон, даже ужина не оставили. Что там у нас, по плану? Побег?! Однако, мистер Бэггинс — серьёзная сила! Только наши гномьи сапоги с железным подбоем очень уж гремят по каменным ступеням. Не разбудить бы стражу. О нет! В бочках же не удобно! Я ж не влезу!!! Балрога едрить в колено! Вода?!