***
Торин зол. Настолько, что готов срывать злость и на племянниках, даже на Кили. Он считает, что рана была не опасна, что это лишь пустые отговорки… Точнее, что-то внутри него заставляет так считать и не видеть многих очевидных вещей. Никакие слова или увещевания, ни мои, ни Балина (умел бы я ещё увещевать!), не действуют. И отношение… он как-будто стал чужим, совсем чужим. Сталь в голосе, холод в глазах. Не решительный и твёрдый, но жестокий, равнодушный и неприступный, далекий, словно звёзды на небе долгой морозной ночью. Словно он сам давно не здесь, а мы — лишь досадная помеха на пути. С трудом удалось уговорить его разделить отряд на две части: одни остались с ним в сокровищнице искать Аркенстон, впрочем, и тех он вскоре выгнал, заявив, что кто-то из них его украл, раз ему не удалось найти камень сразу, другая половина должна была укрепить ворота и подыскать на всех оружие и доспехи, что подошли бы лучше, чем полученные в Озерном городе. Тоже не слишком преуспели. Валунов, конечно, натаскали, ворота забаррикадировали, но сил на это ушло немеряно. Кажется, что узбад окончательно помутился рассудком. Стал совсем нервным и раздражительным, и, что самое удручающее — перестал доверять вообще кому бы то ни было. Даже мне. Такое ощущение, что он думает, что это я взял этот проклятущий камень! Страшно мне, и не то ли это самое, чего так боялся Торин ещё до похода? И не должен ли я теперь защищать принцев не только от внешней опасности, вроде орков, но и теперь от него самого, от Торина? И кого от кого я должен защищать на самом деле? Лишь одно счастливое событие и утешало. То, что Кили, Фили, Бофур и Глойн не погибли в городе. А ведь мы их уже почти хоронили. Да что там почти! Это же просто чудо, что они выжили в драконьем огне и не утонули в ледяной воде Долгого озёра! И ещё одно чудо — Кили почти оправился от раны. Вот уж удача какая, он должен был только за последние дни умереть дважды. От отравленной стрелы (я был всё же прав, отравлена была стрела!) и гангрены, и в гибнущем городе. Дважды! И могила уже есть. Настоящая могила. Что будет в следующий раз? И когда он случится, этот следующий раз? Да, я боюсь, безумно боюсь. В том числе, и из-за клятвы, данной Торину в доме Беорна. Я же обязан в первую очередь защищать узбада. И дело даже не в том, как смотреть в глаза остальным, если я полезу сначала спасать не Торина, а Кили, а… балрог раздери! Я не знаю, чего я боюсь больше: того, что погибнет кто-то из них, и я буду вынужден смириться с потерей того, кто мне дороже всего на свете, того, что я отправлюсь к Махалу раньше времени и не смогу защитить или спасти кого-то из них? Или выжить в бою и потерять всех, кто дорог? Ибо будущее тёмно и туманно, а впереди — война… И вот уже больше двух недель прошло со смерти дракона, а мы до сих пор не были почти нигде, кроме тронного зала, главных ворот, сокровищницы и пары ближайших оружейных. В первые сутки, когда встретились со Смаугом, мы обследовали (хотя, скорее, обежали) куда как больше помещений, чем за все последующие дни. Ну, нашли подходящие доспехи, я себе приличные топоры подобрал, мечи для Торина, принцев. Остальные вооружились. Кстати, в доспехах приходится ходить почти всё время: нет-нет, да откуда-нибудь камнем сверху прилетит, ловушка в коридоре сработает со стрелой или ещё напасть какая приключится. Да вот тяжелы они, ой, как тяжелы, словно каменные. И, такое чувство, что с каждым шагом всё тяжелее. Один хоббит как живчик бегает. Только опять куда-то запропастился, как назло. Странно, конечно, но Торин, по-моему, доверяет сейчас только ему. Что их связывает? Или это одна из сторон болезни? Всё равно не понимаю, зачем недорослику надо было дарить кольчугу, стоимость которой превышает стоимость мешка алмазов. Нам, конечно, она никому не подойдёт, но ведь у принцев, в конце концов, будут дети! Во всяком случае, я сделаю всё, чтобы у них была эта возможность! Слышите, всё!!! — Слышу, слышу, — до боли знакомый голос усмехается откуда-то сверху, как только под сводами замолкает многократное эхо. — И незачем так орать! Или вслед за моим пока ещё живым братцем умом повредился? Так и есть, Фрерин, развалясь, сидит в нише при выходе одной из верхних вентиляционных шахт. Не думая, подхватываю камень с пола и запускаю его в призрака. Может, и нехорошо, но мог бы и не злить. И вообще, чего является? Не тогда, когда Торин после Азанулбизара в нём нуждался, а потом, перед каждым серьёзным боем, перед сложным выбором… Тем более — сейчас? Никто ведь не звал — сам приходит… Камень пролетает насквозь (кто бы сомневался? Просто думать надо, а потом уже делать, а не наоборот), Фрерин ехидно замечает: — Думать сначала так и не научился? — Зачем пришёл? Я своих решений не меняю. — Да я по другому поводу, не бузи. Ты не меняешь — так тут не ты один. И не надо камнями кидаться — отвлекаешь! А я и обидеться могу. — Торин и его состояние — твоих рук дело? — спрашиваю я, опуская медленно руку с булыжником, но не спешу его выбросить. — Неееет, — Фрерин морщится, — я тут ни при чём! Это драконья болезнь, тут уж ничего не поделаешь. Наследственная напасть. У нашего деда такая была, слышал, небось? — Слышал, — ну, огрызаюсь, да, но уж любезничать с ним я не обязан. — Тогда зачем пришёл? — Не поверишь — исключительно из добрых побуждений. Предупредить, так сказать. — О чём? Что собираются полчища орков? Что люди идут на нас войной? Что эльфы тоже горят желанием наложить руки на наши сокровища? — Ещё не ваши! — он оборвал меня резко, даже грубо. — Это ещё не ваши сокровища! И Гора ещё не ваша! Или ты думаешь, что доспехи сами по себе тяжелеют на ваших плечах, сковывая движения? Или что камни сами собой выскакивают из стен и пытаются ударить в незащищённые места, а то и насмерть зашибить норовят? Или валуны, которыми вы заваливаете ворота для обороны, случайно поворачиваются неудобным краем, чтобы их было тяжелее двигать? Даже не надейся! Эта гора не принадлежит вам! И Эребор ещё не ваш! Вы же не нашли Аркенстон? Так вот, и не найдёте! Пока камень был в горе, вам удавалось значительно больше, а теперь его здесь нет. Так что надеяться вам не на что. Пока не будет Аркенстона, другие кланы не придут под власть Торина. И пока не будет Аркенстона, Одинокая вам тоже не покорится. — Бильбо? Или Тархун? — Не моё дело. Только имей в виду: выходить на бой в местных доспехах не стоит, во всяком случае, пока Аркенстон не будет в руках гнома. — Тебе что с того? — Ну, я вообще-то здесь родился. И, хотя и умер, предпочёл бы, чтоб Эребор был возвращён гномам.38 глава
29 мая 2018 г. в 13:19
Ну, почему, почему, мы, гномы, не способны забывать?! Нам бы хорошее так помнить, как плохое, но нет, хорошее лежит на самом дне нашей души, как придонный ил этого ледяного озера, где копошатся черви и зимуют рыбы, а всё остальное… То, что следовало бы помнить гораздо меньше, чтобы оно своей горечью не отравляло жизнь ежечасно, ежеминутно и даже ежесекундно, оно всегда здесь, рядом, в толще воды. Оно не прячется и не утихает и, хуже того, время от времени выплёскивается наружу взбешённой волной в самый неподходящий момент, взламывая лёд напускного, но необходимого спокойствия.
Проклятые бочки. Дурацкий город. Мерзкие людишки. Нет, ну определённо, хуже придумать трудно. После побега в этих проклятых бочках, от этих противных остроухих, когда нас сначала чуть не перебили орки, потом чуть не доконала река… Мало того, что я едва не захлебнулся, наглотался воды, так ещё и спину расшибло. Бочки то всё же мелковаты для приличных размеров гнома, а этот хммм…нахальный недорослик ещё и умудрился мне бочку так подкатить, что я в ней вверх ногами оказался. Теперь каждый шаг отдаётся острой болью через все мышцы…
А люди… Я, конечно, не могу сказать, что не понимаю большинство их поступков, но я их понимаю, и это понимание меня возмущает ещё больше. Ну, Бард-то ещё вполне ничего. Свои деньги отработал достаточно честно для контрабандиста. Даже был вполне гостеприимен. Но бургомистр со своей шайкой…
Эти явно перестарались. Причём, в свою пользу. Если у нас всё получится — запросят с нас деньги. Если мы погибнем — так всё равно особых убытков мы им не принесли. Оружием здесь не пользуются, вон, заперли вроде как в кладовку или музей, а одежду, которой нас снабдили… Да, мы здорово поизносились за время похода, даже Торин, да что там - даже Балин, который в любых передрягах умудрялся сохранять наиболее солидный и добропорядочный вид. Бофур, оборванец, и сейчас в каком-то одеяле с дырками для рук бегает. Позорище великовозрастное.
А вот то, что нам дали… Ну, бархат, ну, сафьян, ну, замша… Дорогое, добротное… Когда-то. Ныне лоснящееся от старости, насквозь пропахшее сыростью и, местами, плесенью, да ещё и болтается не по размеру. Сколько оно в сундуках со старых времён тут пропылилось? Издевательство сплошное. Вроде и помогли, и придраться не к чему, а чувствуешь себя и униженным, и оскорблённым. Тогда, стоя у маленького пирса, в старом, хоть когда-то и дорогом, шмотье не по росту, я осознал, что теперь другого пути нет. Надо либо победить дракона, либо погибнуть. Потому что я не готов ещё раз испытывать подобные унижения и пусть и скрытые, но насмешки. Нам не придётся ограничиться одним Аркенстоном, нам придётся доводить дела до конца… Все дела…
Балрога тебе в печенки, как же больно… После этого проклятого побега, после ухода из города и предшествующего тому скандала из-за неудачного воровства из оружейной (всё равно мне претит добыча оружия таким способом!), после того, как нас клеймили позором эти мерзкие и трусливые человечишки… После того, как мы оставили в этом городе раненого Кили, Фили и Глойна с Бофуром… Но даже эта жуткая боль в спине не способна ни на секунду заглушить ни беспокойства о принцах, ни горечи обиды. Только б не заметил никто. Особенно Торин. Впрочем, Торин сейчас почти ничего не замечает, кроме близости Горы и этого, мелкого. Делает вид, что ему на этого воришку плевать, но из виду не упускает. С одной стороны, правильно. С другой… хрен с ней, с другой, безумие рода Дурина делает неважными многие вещи. А сейчас речь о том, что мы пересекли озеро и пристали к берегу, откуда до Дейла уже совсем близко, а там уже и Одинокая… с драконом.
Да, я боюсь. Что мы не успеем к означенному моменту, что мы не найдём эту потайную дверь и скважину. Что мы уже давно и безвозвратно опоздали. Что дракон никуда не делся, и нам с ним точно не справиться… Да, я всегда знал, что поход к горе, несмотря на все предсказания и знамения, убийственная и безнадёжная авантюра. Я шёл уверенно погибнуть, защищая Торина и мальчишек, и саму идею попытки вернуть нашему народу его дом и былое величие. Но лишь поднимаясь по этой лестнице, я я окончательно понял всю безнадёжность и отчаянность нашего предприятия! И, пожалуй, хорошо, что принцы в городе остались. Плохо, что Кили ранен, но старший брат за ним присмотрит, так что, может, всё и к лучшему. Надеюсь. Только б рана не воспалилась, а то что-то тревожно мне за Кили, пустяковая вроде рана-то, но чтобы гном с подобной раной упал в обморок в столь серьёзный момент, как… Нечисто тут что-то. Может, стрела отравленная была? С орков станется. Мне ли не знать.
Да и в Горе нас ждут только неприятности (да и вряд ли приятности стали бы нас ждать, виданное ли дело!), хотя лучше бы вообще никто не ждал. Кроме того, там непременно будет дракон и куча драконьего дерьма. Которого наверняка сначала придётся нахлебаться вдоволь. А если повезёт убить дракона, — то потом ещё его же и выгребать. Мечты, мечты, одна краше другой: убить дракона, выгрести дерьмо… Даже на этой лестнице среди них на общем фоне выделялась одна — чтобы эта лестница никогда не кончалась! Ибо нет надёжнее опоры духу, как предвкушение входа в обитель нашего народа и знание, что тот, кто сейчас тебе дороже всего — в безопасности. Относительной, конечно, но всё-таки. Дорого бы я дал, чтобы этот миг длился и длился...
Даже когда ты думаешь, что всё потеряно и тебе придётся возвращаться с позором обратно либо искать, возможно до самой смерти, другой вход, лишь бы более не испытывать позора и презрения, но в последнюю секунду последним лучом надежды оказывается луч не солнечный, но лунный… И вот уже я готов простить недорослику всё, что было сделано, наговорено и не сделано, а, заодно, и всё, что он ещё натворит, наверняка втрое или вчетверо больше уже совершённого, глядя, как Торин гладит камни коридоров своего родного Дома…
И очередной странный поступок мистера Бэггинса, который чуть не рушит всё, чего мы добивались с таким трудом. Да, умом я, наверно, понимаю, что он стащил эту золотую безделушку в качестве трофея и знака того, что он не врёт о сокровищнице и драконе, да, сложно даже мудрому и подготовленному, разговаривая с драконом, не допустить оплошность или промашку… Но не тогда, когда этот дракон летит жечь город, в котором, как ты думал, в безопасности осталось твоё сердце и надежда! И следующие три дня мы оплакивали и хоронили всех четверых оставшихся в городе наших товарищей… Хоронили, не имея возможности отдать им надлежащие почести и сохранить их тела до Гласа Махала в камне… И пели погребальные гимны как по Сожжённым гномам…
В общем, вся эта неделя, от побега от эльфов до внезапного возвращения Фили, Кили, Глойна и Бофура, слилась для меня в один невыразимо длинный и наполненный ужасом, мучительной постоянной болью в растревоженной спине, горечью, обидами и сумасшедшей, пусть и робкой и тщательно скрываемой, надеждой день, закончившийся в тот момент, когда Торин положил последний камень в первую из символических гробниц наших друзей и родичей. По случайности, это был склеп для Кили. Ибо именно в этот момент все четверо появились из тёмного коридора, ведущего из главного зала приёмов, с криками и воплями заблудившихся и ищущих хоть кого-нибудь…
Но вывели меня из этого полузабытья лишь удивлённо распахнутые глаза недорослика и его возглас, наполненный восторгом и благоговейным ужасом:
— Кили! Живой! А мы ж… похоронили?!
Эти слова упали в мою душу, как три дня назад - дракон на озеро, тяжело и весомо, поднимая гребнистые круговые волны сызнова нараставшей тревоги и ожидания… Похоронили… первый раз.