***
— Торин! Мы же всё решили. Чего мы ждём? Отчего медлим? Почему нам не вступить в бой прямо сейчас, можно же ещё помочь этим людям, что дерутся прямо под нашими воротами? Мы же можем! — Можем. Уже три часа как можем. Но тогда будут обречены не только они. Надо подождать, пусть сюда стянется побольше врагов, особенно троллей. Сейчас сам увидишь. Ждём, я сказал! Ещё пол часа. Теперь понятно. Из людей и эльфов, которых оттеснили к главным воротам Эребора в живых — никого. Зато на удобную для разворота войска и установки катапульт площадку собралось множество орков, гоблинов и почти два десятка троллей, пригнанных сюда с поля боя крушить ворота. Вот оно как. Прав Торин, врагов нынче хватит всем, даже с лихвой. Ещё чуть-чуть, и все подходы и лестницы к площади у ворот станут заполнены врагами. — Пора! Обрушивайте камни! Вот оно что… Не зря мы устанавливали огромные валуны на всех столбах и перекрытиях над входом в наш гномий дом, не зря носили весь битый камень, складывая его в ненадёжные огромные пирамиды, готовые обрушиться вниз следом за волунами лишь от одного толчка, лишь от одного маленького камешка, правильным образом подбитого с внешней стороны… Те, которых не накрыло устроенной нами лавиной, погибли в страшной давке на подступах, когда идущие к воротам сталкивались на узких лестницах и подъездах с теми, кто бытался убежать от обвала. — Вперёд, мои родичи! За Эребор! За короля! Клич Торина оказался подобен грому в тишине, внезапно и ненадолго наступившей после грохота обвала, и орки, не поняв, что нас в их тылу всего тринадцать, дрогнули и побежали, заново усугубив давку между подступами к Эребору и отрядами эльфов и Даина у окраин Дейла. И как только Торин в этом месиве ещё успевал следить за общим планом происходящего! Но именно он заметил сигнальное устройство для управления орочьей армией, там, на Вороньей высоте, откуда прекрасно просматривалось всё поле боя, а не только то, что творилось здесь, у ворот. Но также все дальние подступы к Одинокой, подходы к Озеру, северные пустоши и даже узкие улочки Дейла, на которых тоже кипели бои. Подступы к высоте наверняка хорошо охранялись, но ведь и мы стоим недёшево, а обойдёмся им и вовсе втридорога… Главное: отряд для диверсии должен быть сильным, но маленьким, чтобы незаметно проскользнуть мимо основной стражи, водой просочиться меж стоянок небольших орочьих отрядов, ещё ожидающих своей очереди для вступления в битву, и закрепиться как можно ближе к самой высоте, чтобы дать возможность Торину добраться до самого верха и лишить армию врага их предводителя. Иначе ни гномам, ни людям, ни эльфам не выжить в этой битве. И да, врагов тут хватит каждому, главное продержаться как можно дольше и не дать себя убить, свалить и затоптать этим орочьим полчищам, подобным стаям гигантской чёрной саранчи, пока Торин с племянниками уходит всё выше по последней уцелевшей лестнице, хвала Махалу, достаточно узкой, чтобы любой, кто пытался проскользнуть мимо меня, напоролся бы на мой топор…***
— Двалин, — надо мной склоняется кузен Глойн, — на, выпей отвару. И поднимайся. Торин просил тебя позвать. — Он жив? Я вскакиваю, но с головой творится что-то неладное, она гудит как огромный сигнальный колокол пустующего Дейла, пол и вовсе ходит ходуном под ногами. Всё тело ноет и болит, словно его месяц без передышки били тренировочными палицами. Глойн меня ловит и поддерживает. — Тихо ты, не торопись. Чудо, что ты живой, и ещё большее чудо, что он пока не умер. Всех зовёт попрощаться. — А мальчишки? Глойн молча отворачивается. Только бурчит. Меня шатает со страшной силой, приходится опереться на Глойна и Ори, которым тоже досталось, но немного меньше. Благо, идти недалеко — Торин лежит в соседнем шатре. Толпа перед нами молча расступается, пропуская ко входу. В шатре Гэндальф, Беорн, Трандуил, Бард. Мистер хоббит ещё этот. Краем уха улавливаю что-то про орлов, но это не важно. Успеется. Главное… — Торин! — Друг мой, брат мой! — слабая улыбка, едва слышный голос. — Ты живой. А я вот ухожу к Махалу. Будь счастлив. И помни, что ты мне обещал. Береги их. — Мистер Бильбо, я был не прав. Если бы мы ценили добрый эль и хорошую еду пуще блеска золота и лязга оружия, этот мир был бы намного лучше. Кажется, он сказал что-то ещё, потом Таркун. Но это было уже не важно. Сознание покинуло узбада через минуту. Вот только мне не нравилось, как отмалчивается Глойн. И я заставил его отвести меня в шатёр, где лежали принцы. — Горе такое, — вздыхает Глойн. — Мы не сказали Торину. Он верил, что они просто ранены. А ведь Фили уже вот-вот догонит его на пути к Махалу. Да и Кили ненадолго задержится. Даже Таркун и эльфы оказались бессильны. И Тауриэль. Да что там Тауриэль — сам король Трандуил пытался помочь!.. Гудит голова, ой, гудит… Но сквозь колокольный гул, оставленный орочьей дубиной, и завывающий ветер былых клятв пробивается какая-то странная, пока еле уловимая мысль… Я… обещал… да… В центре шатра костёр. В котле кипит какое-то травянистое варево с узнаваемым запахом королевской травы. Гул становится тише. Завывающий ветер стихает, оставляя после себя ощущение холода и пустоты. Зато мысль смешивается с дымом и принимает очертания. Камень в моём перстне отсвечивает кроваво-красным и нагревается. Да! Входящие Таркун и Трандуил в ужасе отшатываются обратно. Колдун укоризненно качает головой и шепчет что-то про тьму. Трандуил с сомнением кивает, но отвечает что-то про право каждого. Уходят… Минуты длятся словно вечность, но с ночным ветром и лунным бликом на железной фибуле в шатёр врывается та, чьё имя, названное мной трижды, когда я швырял в сердцах перстень в огонь, так напугало Таркуна… — Я слушаю. — Тёмная не удивлялась. И, как будто, ожидала поблизости. Словно знала, ждала, что позовут. — Можешь их спасти? — мне было всё равно, что она потребует взамен, как она отреагирует, что скажет и как отнесётся, задаст ли вопросы или нет… Колокольный гул и завывающий ветер снова были со мной, но шумели позади неё, а не в моей голове. — Кого именно? — Торина, Кили и Фили. Можешь? — Нет. Одна жизнь — одна смерть — одна душа. Мои силы не безразмерны, а душа у тебя лишь одна. Выбирай. Только имей в виду. Уже умерший может очнуться безумцем. Находящийся на пути к Махалу будет помнить только что-то одно и самое сильное. Ещё живой, но обречённый умереть… Тоже всё сложно. Я не могу знать, всё ли он будет помнить, всех ли, узнает ли тебя или даже себя, сможет ли жить, если чувство вины будет самым ярким из всех, что у него останутся… В любом случае любой из них сможет жить только здесь, не покидая Эребора, и только рядом с тобой, пока твоё сердце способно биться за двоих. А потом он уйдёт к Махалу. А ты — нет. Единственное, что я могу — твой дух не уйдёт и во тьму, оставшись здесь, в Арде, навечно, одним из её духов. И я должна предупредить. Никто из воскресших не был прежним, в той или иной мере, а из всего множества просивших на моей памяти лишь один не сожалел. Хотя, я сомневаюсь, что это принесло ему счастье. Торин. Наверное, уже умер. И просил за мальчишек. Не за себя. Даже если просто покушение или в бою — выбирать их. Фили… Глойн сказал, что он уже в пути, хотя сердце ещё и бьётся, но с каждым ударом — всё слабее. И снова — клятва, данная ему. Он тоже просил. За Кили. Который сможет уйти к Махалу лишь исполнив какое-то там предназначение. А ведь не исполнил ещё… Но он ещё и жив! И… — Я больше буду сожалеть, если не попытаюсь его спасти. — Хорошо. — Женщина кивнула. — А теперь иди. После похорон забери его из склепа. И не оставляй одного надолго. Прощай.***
— Сволочь ты, Двалин, — Фрерин, вернее полупрозрачное нечто, которое его сильно напоминало, но не было ни тем живым Фрерином, которого я помнил из детства, ни тем, вполне осязаемым, который приходил позже сманивать в свои потусторонние авантюры, так вот, он сидел на спинке кровати в ногах Кили и теребил свой кошель на поясе… — Упёртая, недальновидная сволочь. И твой Торин такой же. Ну, ладно, Фили ещё молодой, но вы? И Балин хорош… Полукровку они пожалели. Так бы, глядишь, ушли со мной, может, всё и удалось бы, а тогда, представь себе, — могли бы в любое своё время вернуться и спасти всех, кого хотели. А так… Торин умер, Фили умер, все в чертогах Махала и ждут эту…хммм… А ты теперь точно с ними не встретишься, потому что свою бессмертную душу кхазада променял на смертную жизнь какой-то девки. Пусть и с родом, но уж точно без племени. И вместо полного славы боевого похода будешь после смерти скитаться призраком в Средиземье. Дурак. Старый. Вы ж все у меня в руках были! — он потряс кулаком. — Ан, нет, предопределение им нарушать нельзя, а где оно, предопределение-то? Где? Может, это было единственно правильное решение? Ведь не выживи ты в том бою — куда б ты делся? Скучно там, у Махала в чертогах. Тишь, благодать и тишина. Я видел. Тьфу на тебя… Фрерин махнул в сердцах рукой и растаял в воздухе как и не было. Ну и не надо. Может, я и правда старый упёртый дурак, но Торин точно знал, о чём тогда просил, я уверен… Значит, будет именно так. И должно быть так. И Кили будет жить. Столько, сколько положено, а не как решит абы кто!