О чём молчит Двалин...

      Торин ещё долго был слаб. Мне даже иной раз казалось, что из нас двоих я — старший и должен следить за тем, чтобы он вовремя поел, не устал и принял лекарства. А он быстро уставал и зачастую засыпал прямо у меня на плече. И куда только пропало ощущение, что тот старший и грозный Торин, который придет, всех спасет и разгонит обидчиков?! По сути, я же был еще ребенком, да и ему до совершеннолетия оставалось еще пятнадцать лет. Правда, это почти в три раза меньше, чем мне. Но, похоже, он чувствовал то же самое, с удовольствием подчиняясь моей заботе и опеке и требуя моего неотступного присутствия днем и ночью. Особенно ночью, когда он по два-три раза просыпался от кошмаров с криком и в холодном поту. Чаще всего он видел, как погибает Фрерин. Но…          Всё в конце концов проходит, и время вытесняет с поверхности памяти старое, заменяя новым, делая очертания зыбкими и отодвигая их все дальше или топя всё  глубже. Никогда снова нам не придётся спать вповалку всем вместе под одним плащом, потому что кто-то слишком вырос, кто-то погиб, кто-то покинул нас, и дороги разошлись далеко-далеко. И нет возврата, и иного пути тоже нет. Есть воспоминания, подернутые молочно- белым туманом, как тот, что спускается на горы сырым зимним утром и дарит ощущение, что вот-вот что-то случится, и из-за камней навстречу выбежит с радостным воплем «Поймал!!!» Фрерин, или выглянет отец с вопросом «Где ты ходишь, оболтус, обед стынет!»… А настоящее потонет в этом же тумане,  оставив горьковатый терпкий привкус, как от самодельного рябинового вина из соседнего человеческого поселения… И вот, Торин — уже совершеннолетний и вступающий в права наследования принц, Дис — влюбленная девушка, испуганно смотрящая на отца, недовольного ее выбором, Балин — мудрый не по годам, знающий все обычаи и закорючки этикета, все тонкости ведения торговых и военных переговоров и умеющий договариваться с людьми и нелюдьми из любых соседних земель… И только я — тень за левым плечом будущего узбада, без права голоса  и права прозевать и не заметить опасность, угрожающую ему… Время — страшная штука, не способная изменить этот мир, но меняющая нас по своей прихоти… Хотя иногда согласная с нашим выбором…         И снова был Торин, не желающий отпускать меня на ночь, боящийся неминуемого ночного кошмара и очередной бессонной ночи в своих покоях, увешанных гербами, штандартами и устеленных всяческими коврами, привезенными с востока… И, неожиданно, странные, не свойственные ему никогда, просящие интонации: «Двалин, я чувствую, что Они ждут меня, здесь, в моих покоях, я боюсь спать здесь, я каждую минуту жду, что Они появятся… Можно, я заночую у тебя в комнате, может, там Они меня не найдут?»… Паника и робкая надежда…           Каждый вынес своё из битвы у Келед-Зарама. Торин приобрёл вечные ночные кошмары, Балин стал абсолютно седым задолго до совершеннолетия, я… Я получил право быть защитой тому, кто должен стать защитой всему нашему народу.  Он первый раз проспал всю ночь, без стонов, горячечного бреда и ночных кошмаров. В моей постели, приткнувшись к моему плечу. О, Махал, если ты об этом знаешь, если в этом Твоя воля, пусть будет так.        Зато Торин стал спокойнее и выдержанней, при чём это заметил даже Трайн, который, будучи весьма доволен сыном,  все чаще стал поручать ему ведение различных торговых и военных переговоров, то и дело даже не присутствуя на них, хотя, как я подозревал, подглядывая из соседней потайной комнаты со слуховым окном, даром что однажды её случайно обнаружил. А я по вечерам, когда Торин засыпал, ходил в его покои, чтобы разобрать его постель, создав видимость, что принц ночует у себя.          Однажды  совершенно случайно я, возвращаясь к себе, зачем-то задержался в верхнем коридоре, разглядывая щиты и алебарды на стенах. Потом решил срезать вдоль тронной залы по короткой потайной галерее, которой пользовались только члены королевской семьи. Ну, да я ведь тоже не чужой…          Уже совсем было прошел, как вдруг услышал голоса. Это было неправильно, но я прислушался. Трайн разговаривал с женщиной. Не гномой. Не эльфой. Не человеческой. Судя по негромкому четкому выговору, изобилующему шипящими. Причём та была спокойна, а узбад в ярости. И разговор шёл о Торине. Я затаил дыхание, и только бешено стучавшая в висках кровь мешала сразу осознать, что же я услышал.       — Я сказал «нет!» — Трайн рычал в гневе, но, видимо, та женщина была важной гостьей, потому что хотя узбад последнее время был весьма несдержан и часто пускал в ход кулаки, то тут позволил себе лишь стукнуть кулаком по столу. От чего по драгоценной инкрустации, судя по звуку, пошли трещины. Трайн тем временем продолжал:         — Торин женится так же, как и все из нашего рода, и никаких чужаков в нашей семье! Я не позволю, чтобы корону рода Дурина носил недостойный голодранец!          -Так пусть Торин и женится, попозже. На деве из достойного семейства, может, даже дочери кого-то из королей других родов гномов, хоть его и не Дурином зовут, но зачем портить жизнь Дис?         — Потому что так заведено, — Трайн был упрям и жёсток, но и его собеседница была явно  непроста, — он старший наследник рода, будущий король. Уже пять поколений блюдут чистоту королевской крови, и не тебе осуждать традиции наших отцов!         — Только ради ваших традиций? — в ее голосе явно звучала ирония. — Брось, в наши времена опасно класть все яйца в одну корзину. Пусть будут дети у Дис, потом и Торин женится, по воле Махала и у него будут дети. Твоя династия будет более жизнеспособна. К тому же Дис…        — Любит этого оборванца?! Тебя это вообще не касается! — оборвал он женщину. — Он простой мастеровой гном, чужого клана, моложе неё, а она — принцесса крови! Ты хочешь, чтобы я позволил…        Теперь она оборвала узбада:         — Чтобы ты позволил ей быть счастливой и рожать маленьких принцев от любимого мужчины! Или ты завидуешь, потому что сам женился по приказу, а не по любви?!        Вот тут Трайн аж взревел:          — Ты! Да как ты смеешь! Наши сестры всегда любили своих братьев!         — И много счастья им это принесло? И сколько из них дожили до преклонных лет? А сколько радости это принесло вам? Твой род древен и славен, но вы слишком часто женитесь на своих сестрах, и родовое безумие старшей ветви рода Дурина уже вошло в поговорки. Вам необходима свежая кровь, поверь мне…          — О, да  насчет свежей крови тебе ли знать? — Трайн желчно усмехнулся.          — Послушай, — её голос прозвучал мягче, — со времён заключения нашего Договора мы никогда не нарушали своего слова, а мои советы были плохи только когда ты ими пренебрегал. Как с Аркенстоном, так же и с Кольцом! Видит Тьма, и Махал тому свидетель, мне не стоило возвращать его твоему отцу тогда! Так вот, мне в общем-то нет особого дела до вашего обычая, но позволь хоть девочке стать счастливой, всё равно это ничего не изменит для вашего рода.         — Уходи, — его голос показался мне уставшим и каким-то потускневшим, — я должен подумать. А ты должна не забыть, что обещала…       — Я не забуду, — ответила она и быстро направилась в мою сторону.         Оказалось, здесь был ещё один потайной выход из залы, завешанный с обеих сторон коврами, вот почему и было так хорошо слышно. Я еле успел шарахнуться в сторону и укрыться в нише, но мне удалось ее немного разглядеть в неверном свете настенных факелов: не слишком высокая для эльфов, может, на голову только выше меня, но очень изящная, в мифрилловой кольчуге, идеально подогнанной по  фигуре, тонкие черты… Она чуть задержалась, проходя мимо ниши, в которой я стоял, мне почудилось, что прислушиваясь или даже принюхиваясь… Потом усмехнулась и быстро пошла вниз, накидывая на плечи черный плащ, который доселе держала в руках…        — Ishkhaqwi ai durugnul! — я готов был проклясть все и вся, но молча стоял и боялся пошевелиться, чтобы не быть обнаруженным, чувствуя дыхание Трайна за ковром, из-за которого вышла женщина. Король тихо  и злобно что-то бормотал ей вслед. Довольно громко, и я снова прислушался…        «Два проклятья рода Дурина… Да что ты, ведьма, понимаешь в проклятьях?! Балрог и Смауг, по-твоему, цветочки?! Аркенстон — камень, которым был благословен наш народ, а ты — „проклятье“… Кольцо, опять же, всегда помогало нам выстоять и процветать, привлекая золото к нашему народу. Как только я снимал его, золотоносные жилы иссякали, либо пропадали под обвалами вместе со многими достойными гномами. Ты сама — проклятье, ещё одно, вместе с  балрогом  и драконом. Нееет, нельзя нам без Аркенстона, никак нельзя. Ни одно из колен гномов не придет под наши знамена, пока мы снова не станем владеть им… Что может остановить нас? Если даже король и заплатит своим безумием за благополучие своего народа — значит, такова цена…»  Снова раздались шаги, теперь удаляющиеся, — Трайн ходил взад-вперёд и всё ещё что-то бормотал, но уже совсем неразборчиво.        Кровь бешено стучала у меня в висках, мешая думать и оценивать ситуацию, но оцепенение прошло. Я стремглав бросился прочь из галереи, боясь случайно быть обнаруженным в коридорах, где меня быть не должно, точно зная, что совершенно не готов отвечать ни на какие вопросы. Первым моим порывом было, придя к Торину, всё  рассказать, расспросить, но чем дальше я шёл, тем явственней понимал, что рассказывать ничего не надо, так же, как и спрашивать ни о чём не следует. Может, разве что, при случае, про Дис и этот странный обычай… И то не уверен. В самом деле, никто же никогда не слышал о том, чтобы в роду узбадов Мории и Эребора рождались девочки, так же как никто и никогда не знал, как звали королевских жён. Наши хроники никогда не упоминали наших женщин. И ещё, я бы очень не хотел, чтобы Дис стала вдруг супругой Торина. Она была милой, даже нравилась мне, и я хотел бы ей счастья, а мой друг, вспыльчивый и ревнивый, если честно, в этом отношении был бы далеко не подарок. А с другой стороны всё не давало покоя какое-то другое, не менее странное чувство, наверное сродни ревности, что-ли… Или досаде какой-то.