О чём молчит Двалин...

       — Скажи мне, Двалин, — вдруг раздалось у меня над ухом, я аж вздрогнул от неожиданности, не заметив, когда и как проснулся и подобрался ко мне сзади Инри. Только мысленно похвалил себя, что не сказал Кили и половины того, что собирался: — Скажи мне, что в тебе есть такого, что все в семье Торина так тебя любят? Мальчишки — они ж уже выросли, но виснут на тебе как маленькие, хотя я же видел, как им от тебя доставалось: и когда учил, и за шалости. А Торин… Что в тебе такого, чего нет во мне, что он так сходит по тебе с ума? Что почти не приходит больше? А когда все же приходит, и ему хорошо со мной, он снова и снова называет меня твоим именем… Я ведь тоже люблю его, я был у него первым, я знаю все его недостатки и достоинства, все его шрамы и все его привычки. Чем его взял ты? Чем ты отличаешься от меня? От Флои?        Мне было не по себе, все больше и больше, тем более, что моя позиция оставляла желать лучшего. Инри был у меня за спиной и держал у моего горла нож, металл холодил кожу, и я чувствовал, что двинься кто из нас хоть на волос, мне уже не придётся никогда ни перед кем отвечать. Вот ведь угораздило-то… Мысли неслись, как роханская конница в бой. Значит, Торин знал, что делал тогда, на свадьбе Дис, не первый раз, и поил меня явно не без умысла, я же помню, как было во время пира… Я не помню, как было после…        Но это значит, что Торин и после меня был с Инри. И с Флои…?         — Еще и с Флои?         — А ты думал, что один такой? — со смехом ответил он. — И не надейся! Если ты стал самым любимым, это еще не значит, что единственным! А всё-таки, что ж в тебе такого-то? А? Я же видел тебя в бою, в походе, во время привалов, когда мы всем хирдом веселились у реки… Разница только в росте, и та — не слишком большая. Может, обьяснишь? Или всё-таки попробуем?  Не желаешь сравнить Торина ни с кем? Хотя бы из интереса? Или под угрозой смерти?         Инри чуть плотнее прижал лезвие к моей коже, но при этом сделал ошибку: теперь я мог вывернуться и, перехватив его за руку, перебросить через себя, рискуя получить только не слишком глубокий порез. Что я и сделал.         Кисть я ему всё-таки вывихнул. Ну да ничего, порез на шее тоже не ягодки-цветочки. Не опасно, но болезненно и кровит. Рубашка под кольчугой пропиталась. Подсохнет — станет колом. Мдааа… Силы теперь равны, позиции одинаковы. Мы лицом к лицу…            — Инри, — как ни странно, но мне ещё как-то удаётся держать себя в руках, или это напоминает холодную отрешённость в бою (такое иногда тоже бывает), — ты уверен, что тебе стоило начинать этот разговор? Ты действительно хочешь знать, каков он со мной? А сам бы ты рассказал мне о том, какой он с тобой? И у меня нет ни малейшего желания сравнивать вас. Но если ты очень хочешь нарваться, то это как раз легко устроить. А то ты слишком уподобился вздорной и болтливой человеческой женщине!           — Да как ты смеешь! — вот теперь уже он задохнулся от бешенства. Оскорбление было слишком велико, и Инри просто кинулся на меня, пытаясь в первую очередь дотянуться до шеи.        Торин был хорошим учителем. Особенно после того, как мы однажды по очереди чуть не убили друг друга. Я тогда ещё пару недель в постели провалялся. Поэтому постарался увернуться от прямого столкновения и, чуть пропустив его вперёд, перехватил его руки и заломил за спину. Инри взревел раненым зверем, но вырваться не смог. Я только швырнул его на землю, лицом в траву, и придавил сверху. Проклятье, искушение, конечно, велико, и они похожи, слишком похожи… И, кажется, он был бы не против, даже уже ждал продолжения… Но тогда это означало бы впустить в мои отношения с Торином кого-то третьего, а я не хотел, чтобы кто-то ещё стоял между нами. Вполне хватит и этих, стоящих рядом… Да и так уже слишком многое имело значение и висело как топор на волоске над нашими головами.        — Между прочим, этому приему научил Торина я, — процедил он сквозь зубы. — Так чего ждёшь-то? Продолжай!       Ну, да, так и есть. Желание отомстить неверному любовнику с тем, кого тот предпочёл ему? Похоже. Но не дождётся.         — Знаешь, я, похоже, всё-таки отличаюсь от тебя. Поэтому мы сейчас оба разойдёмся по своим лёжкам и больше вспоминать о сегодняшнем не станем. Иначе, клянусь, я тебя в следующий раз убью. И ты знаешь, что так оно и будет.         Я отпустил его руки, встал. Он медленно поднялся на четвереньки, потом выпрямился. Обернулся, смерил меня оценивающим взглядом и с усмешкой произнёс:         — К реке пока не ходи. Там братья обжимаются. В Торина, видать пошли, особенно, младшенький. Пусть хоть у них ночь удастся. Не хотелось бы думать, что ты мог бы нашего узбада на кого-то из его хилых племянничков променять…        Зря он это сказал. Ой, зря. Хотя с другой стороны, предупрежден — значит, вооружен. Надо впредь быть внимательней и не спускать с него глаз. При таких замашках не известно, что он ещё удумает. И за принцами следить пуще. Инри — не дурак, и делать выводы из случайностей умеет не хуже любого другого…         Вдруг со стороны реки послышался сдавленный крик. Голос Фили я не узнать не мог и потому рванул туда что есть мочи. Инри поспешил вслед за мной. Только б не орки…         Не орки. Хуже. Много хуже. Бледные расплывчатые фигуры, от которых веяло могильным холодом, окружили принцев, причём Фили ещё пытался кое-как отмахиваться мечом, что получалось из рук вон плохо, а мертвенно-бледный Кили уже лежал без чувств у его ног. Фигуры разделились, три из них двинулись к нам. Инри выхватил меч, я поднял топор, но вдруг ощутил, что вряд ли смогу биться. Холод сковывал мышцы, и ужас медленно растекался по всему телу, липкий и парализующий…        Казалось, это конец, но внезапная догадка мелькнула как молния, даже на какую-то секунду заставила отступить и ужас, наводимый призраками, и могильный холод. Я крикнул Инри, чтобы он бежал за огнём, благо, тот был шагах в пяти позади, и первым принял атаку мертвяков, ему меньше досталось. Вроде. Сам же, отбросив совершенно бесполезный в этом случае топор, поднял руки… На пальце мелькнуло кольцо, которое я носил очень долго, так, что привык и совсем забыл о нем, но в темноте камень вдруг слабо засветился. Что ж, вдруг не простая безделушка, не зря же мне его отдала тогда та тёмная… Призраки остановились, попятились к тем, что остались стоять над братьями. И тут уже я двинулся вперёд.        Не скажу, что это было легко. Я однажды провалился в болото в полном доспехе. Ну так тут было очень похоже. Только Торина нет, и вытащить меня некому. Каждый шаг давался с огромным трудом, но до принцев я дошёл и встал над ними. В этот момент до нас добежал и Инри, размахивая факелами. Мы встали с ним спиной к спине, так, что Фили и Кили оказались между нами. Инри отгонял мертвяков огнём, я просто стоял, выставив вперёд руку с кольцом. Не знаю, сколько это длилось, но наспех сделанных факелов хватило ненадолго, один уже погас, второй вот-вот должен был догореть, и призраки, осмелев, подступили почти вплотную. Похоже, эта ночь обещала быть последней, но…        Видимо, Судьбе и Махалу было угодно нас хранить. Потому что вдруг издалека раздалось то ли пение, то ли стишки какие-то, читаемые немного нараспев, но это заставило мертвяков дрогнуть, их решимость изрядно поубавилась, а по мере приближения поющего они и вовсе начали пятиться назад. Когда на поляну вышел странного вида бородатый старикан, почему-то весьма и весьма бодрый, несмотря на возраст и поздний час, в шляпе и желтой куртейке, они окончательно исчезли, растворившись в темноте между деревьями. Как оказалось, этот старикан и думал и вообще разговаривал только стихами. Очень напоминало детские считалки-поговорки, даже раздражало немного (вру, сильно раздражало), но пришедший в себя Фили смотрел на него с неописуемым восторгом, особенно после того, как тот, влив в Кили какое-то пойло из своего бурдюка, привёл того в чувство.        Пришелец же почему-то нас всех называл детишками и малышами, но его ужасно удивило, что делают почтенные гномы посреди леса, вдали от тракта, да ещё и не слишком далеко от печально знаменитых Упокоищ. Вот уж не предполагал, что эти самые Упокоища окажутся так близко, а мы, уходя от погони, так отклонимся к северу. Ещё он огорчился, что орки рискнули зайти так далеко на запад, да и мертвяки нынче оказались чересчур прыткими…       Вроде бы старикан не был опасен, даже как-то наоборот, но во мне он все равно будил беспокойство. Простой человек, разгуливающий среди ночи по лесу вдали от торных путей и распевающий песни, да ещё и пугающий призраков, был явно не прост. И колечко ему моё не понравилось, поморщился брезгливо, и дорогу указал совсем как будто в другую сторону, вот только вывела она нас на тот же тракт, но значительно западнее… И я никак не мог вспомнить или понять, кто ж он такой-то? Лишь на следующий день Фили вдруг предположил, что это Форн, или, как его ещё иногда зовут, Вечный Том, про которого изредка рассказывают сказки.