***
Время в комнате остекленело. Очень всё просто: впустить двоих и не желать им свободы. Одна не могла сбежать, другой не хотел уходить. Своеобразный квест в бесконечное смертельное путешествие. Вдребезги. Стоять против Малфоя вот так, без палочки и тени страха. Да, она рехнулась. Паника переродилась во внутреннюю войну. Как глупо хотеть сдаться и погибнуть от этих поганых рук. Он ведь такой же мальчишка, каким был раньше. Завеса пала, в его глазах капитуляция, в её взгляде невообразимое сумасшествие. Откуда в ней зажёгся этот потухший огонь наступления? Экспрессия, накатывая волнами, захлёстывала рассудок, заставляя делать необдуманные поступки, выстраивая защитный механизм по спасению собственного Я. Хрупкая уверенная ладонь плотно впечаталась в ткань белой рубашки. Хрусткая, выглаженная ткань. Запах дождя, сырости и терпкой пренебрежительности. К нему давно никто не прикасался, вот так просто, бесстрашно. На этом месте останется ожог, Малфой был уверен. Но почему-то не смог себя заставить отступить. Интересно наблюдать за тобой, чуть подняв подбородок, он смотрел поверх самобытной Грейнджер. Хотелось поймать долю разума в глазах этой сбредившей пленницы, но его взгляд в карие пылающие глаза был полностью проигнорирован. — Грейнджер, убери, — приказной тон. В ответ неуместная улыбка, исказившая бледное нежное лицо. Пустая. Ему захотелось стереть это со знакомого образа. Луна игриво подчёркивала все достоинства девушки, делая вид ещё более безумным, таким мертвецки просвечивающим. Тронь, и рассыплется, как иллюзия. Черти в её глазах загорались и сияли, прожигая всё на своём пути: рубашку, тело, кости. Взгляд скользил по Малфою в поисках уязвимого места. Хотелось увернуться, ощущение, будто тело дразнили Авадой. В обезумевших глазах смерть танцевала танго, нагло пожирая своим натиском его серый лёд. Через ладонь она чувствовала биение чужого сердца. Надежда на то, что у Пожирателей оно сгнивает с первым же убийством не оправдалась. Орган хочет жить, качает кристальную кровь. Стук. Раз, два, три… Пальцы сжались, загребая под ногти белую ткань и царапая ненавистное тело. Если бы она могла вырвать это чёртово сердце. Остановить. Неприятное ощущение пробило насквозь. Он схватил запястье Грейнджер и вывернул руку, притянув к себе как можно ближе, сделав как можно больнее. — Вырвать хотела? — выдохнул ей в лицо и посмотрел в дьявольски-карие глаза. — До сих пор хочу, — отчеканила, не задумываясь, с наслаждением от каждого слова. Попытавшись выдернуть руку из капкана жёстких, не знающих меру в натиске пальцев, она чуть не оступилась о впавшую доску паркета, но он удержал её, по-прежнему не сводя глаз. Промелькнула мысль, что он сделал это зря: удар башкой об пол смог бы вывести её из состояния параноидальной Грейнджер. Серые глаза метались по лицу, молча призывая к повиновению. Платье спало с плеча, оголив белоснежную кожу. Чёрная кружевная ткань захватила пальцы, эту же самую руку она протянула к его шее и лёгким касанием провела по выступающему кадыку, подобно обволакивающей, душащей верёвке. Малфой захлёбывался собственной злостью, она чувствовала. Наслаждалась, погружалась в непривычное состояние. Манипуляция чужими чувствами это нечто неосознанное. Он пытался сглотнуть накопившуюся слюну, но касание могильного материала к шее и исходящее тепло омерзительной руки под ним не давало сделать желаемое. — Мерзко, Малфой? — Наконец она взглянула в глаза, вот так прямо. Дерзко. Как никогда не делала. Это уже реально опасно, Грейнджер. Для тебя. В его руках оказалось второе непокорное запястье, и он с небывалой грубостью завёл её руки за тонкую спину, всем своим видом показывая убийственное спокойствие, взгляд заледенел. Гермиона поняла, что многолетние тренировки над своим сознанием не прошли даром, и он просто начинал брать себя в руки. Теперь контроль потерян, слишком медлила. Чёрт. Руки, обхватившие изъеденные верёвкой запястья, подействовали успокаивающе на боль, даже крепкое сжатие помогало жжению утихать, ей это не нравилось. Девушка попыталась вырваться, хотела оттолкнуть, но он, почувствовав новое сопротивление, прижал к себе. Получилось настолько близко, что она уткнулась носом в выступающую ключицу, рубашка была единственной преградой, спасительным барьером от касания к убийце. — Ну же, где наша смелая девочка? — прошептал, как будто стены жадно подслушивают. Этот тихий вопрос вкрадчиво впился в ушную раковину и прожёг её. Глаза нерешительно смотрели на его плечо, затем шею, потом плавно поднялись, встретившись с серой бездной, запнувшись и провалившись в неё. — Чего ты хочешь?.. — в голосе потерялась та искорка, которая казалась самобытной. Снова палач и жертва встали на свои места. Он коснулся мочки её уха. Почти неуловимо, кончиком языка, оставив влажный, горячий след. Медленно отпечатывая своё дыхание, которое она слышала, ненавидела. Этот звук заставил пробить мурашки на коже, предательские мурашки. Воздух щекотал её шею, уши, разум. — Мерзко, Грейнджер? — Выстрел. Её же самой фразой, прямо в сердце. Девушка резко отвернулась в сторону, так сильно, что шея могла сломаться. Так хотелось, чтобы позвонки хрустнули, освободив её душу. — Пожалуйста… — почти бесшумно, только губами. Гермиона отдала бы весь мир за возможность вымолвить хоть слово, но вся ярость так вымотала, что хотелось остаться одной, снова. В этой жуткой комнате. Навсегда. Тлеть тут в одиночестве. Не слыша и не видя, вырвать свои руки и вырвать его голос из ушей. Неизвестно кому становилось хуже. Она чувствовала изнасилование собственной души, он — омерзительное желание сплюнуть её солоноватый привкус. Теперь вкус Грейнджер не является загадкой, Уизли ел её ложками, запоминая каждый миллиметр тела. Ему же хватило только касания. Ощущение штормившего моря, разъедающего солью язык. Он почувствовал, как прекращается сопротивление, и хрупкое тело медленно скатывается вниз, напоминая сломанную куклу, которую заботливые родители выбрасывают в мусорный контейнер на следующее утро. Малфой на секунду решил, что хочет помочь ей подняться, но резко выпустил её руки. Отвлёк шум наверху. Кинул взгляд полный безразличия и обиды, откуда ей взяться, трудно представить. Ему пришлось оставить её так. Не отомщённую, спокойно лежать. Возможно, их решил навестить кто-то из Пожирателей и валяться ему тут с Грейнджер, рядом, уже в мёртвом состоянии.***
Сердце толкалось о рёбра с остервенением. Если их заметили, узнали, что Грейнджер всё ещё жива. Страха он не испытывал, только разочарование, что план может стать провальным. Собственная смерть всё немного усложнит. В комнате находились двое. Он застыл в дверном проёме и пытался разглядеть силуэты. Присутствующие его не заметили, одним из стоящих определённо была девушка. Брюнетка стояла с поникшей головой, спутанные волосы падали на лицо, прикрывая глаза. — Отпусти меня… я прошу… отпусти! — всхлипы прерывали призыв. Этот голос трудно было не узнать, в нём всё, что когда-то так ему нравилось. Вкрадчивый, чуть хриплый, чувственный, почти близкий его ушам. — Неужели ты думаешь, хотя о чём это я. Думать не по твоему профилю. Трахаться, превозноситься, предавать, это да. Но думать… — Силуэт повернулся к девушке, и Драко понял, что это Забини, зверски вцепившийся в плечо их общей знакомой. Когда последний раз он видел Паркинсон, это была его девушка, чертовски соблазнительная собственность. С той встречи всё изменилось, глаза видели лишь тварь, которая должна загнуться под его ногами. Рассыпаться, стереться в прах и исчезнуть. — Ублюдок! — Плевок угодил прямо парню в лицо, что заставило замахнуться его свободную руку. Ещё мгновение, и девушка влипла бы в каменный пол, но Малфой прервал этот порыв. — Хватит! — Драко с долей ликования и благодарности смотрел на друга, но руку не отпустил. Девушка с отчаянием перевела взгляд на своего бывшего. Улыбка коснулась её губ, неискренняя. Только сейчас он начал отличать, что она никогда не умела улыбаться, смеяться по-настоящему. Грёбаная актриса посредственного театра. — Драко, дорогой… — Пэнси обрадовалась его появлению больше, чем леденцу на Рождество. — Заткнись! — в один голос произнесли парни и обменялись многозначительными взглядами. Малфой испытывал бурю эмоций от радости находки, до гнева и желания покончить с этим. Друг одним движением толкнул девушку на пол и отошёл к стене, предвкушая, как Драко понравится его подарок. Блондин медленно подошёл к жертве. Пэнси не решалась поднять глаз и уставилась на начищенные ботинки. Затравленный зверёк, который понимал, что будет дальше. — Посмотри мне в глаза. — Наблюдать за ней сверху вниз — упоительно. — Драко… — осипший голос пытался сказать это нежно, но у Пэнси перехватывало дыхание, выдавить из себя больше она не смогла. — В глаза! — крик на всю комнату, снова приказной тон. Девушка подняла своё лицо, показав себя, наполненную страхом и слезами. Он мог утонуть в её горе, мог, если бы что-то чувствовал. Взгляд серых глаз подобно острому ножу блестел и пронзал предвкушением мести. Сколько месяцев единственным желанием оставалось отыскать, отомстить. Втоптать в гравий, как это сделали с ним. В первый и последний раз он испытывал какие-то чувства к женщине. Не любовь вовсе, а просто привычку, ему хватало, нравилось. Этот же первый раз сгубил всё разумное в нём, что он так страстно оберегал и прятал. Выложил перед ней на стол. Ради чего? Чтобы она залила всё ядом и подожгла. Сраный абсурд.***
Тот день запомнился отчётливо, даже ярче того, что было на прошлой неделе. Он лежал на кровати, щурясь от солнца, разглядывал, как её притягательный силуэт разгуливает абсолютно голым по комнате. Её волосы, плечи, улыбку… Как она подошла к нему, перекинув ногу, и уселась на его бедра. Касание горячих пальцев, вьющиеся волосы, падающие на его лицо, мешающие целоваться. Страстно, самозабвенно, наслаждаясь вкусом, жарким дыханием. — Милый, мы одни? — Пришлось прервать поцелуй ради этого вопроса. Она уставилась своими огромными глазами в его серое море. — Секс вдвоём теперь больше не котируется? — улыбаясь, поцеловал кончик её носа, прижимая к себе как можно ближе. — Просто твои родители… Я давно их не видела. Если они нас застукают? — голос звучал игриво, а взгляд стал более внимательным. Малфой перекатил её на спину, вдавив лопатками в белоснежные простыни, находиться сверху ему нравилось гораздо больше. Отвечать на вопросы не хотелось. Губы касались желанной груди, медленно поднимаясь к шее, острому подборку, оставляя влажную дорожку наслаждения. — Они переехали в Нерленд, здесь небезопасно, ты знаешь… — Не думала, что у вас есть там жильё. — Она прервала поцелуи и смотрела в глаза, не отрываясь, словно больше никогда их не увидит. — Да, мы приобрели там маленький дом, буквально недавно. Возможно, нам с тобой скоро тоже придётся уехать. Он обхватил ладонями её лицо, скользя глазами по уже до боли изученному облику, каждой морщинке под глазами, каждой родинке на щеке. Хотелось, чтобы она всегда была такой доступной, такой его, больше ничьей. Всегда.***
Прошлое захватило его сознание, сколько он стоял молча понять было сложно, но недовольный взгляд Забини говорил о достаточно долгом отсутствии каких-либо признаков жизни. Если к нему придёт ещё одно воспоминание о родителях и о том, что было дальше, то проще сдохнуть. Обливейт в голову. Малфой медленно опустился на корточки, присев напротив девушки, и схватил её за волосы, притянув лицо к себе. Такое промокшее, чужое… — Зачем ты это сделала? — этот вопрос последнее, что он хотел задать, но губы не слушались, поздно. — Милый… я люблю тебя, мне больно. — Девушка пыталась наклонить голову, чтобы ослабить его хватку. — Милая, — произнёс слишком слащаво, издеваясь, — я хочу свернуть тебе шею. — Я… я, ничего не говорила, клянусь. Они просто хотели меня убить! Убить мою семью! Неужели ты бы не сделал всё, что угодно за своих родных… — её голос срывался на крик, а слёзы хлынули с новой силой, разливая потёкшую тушь по щекам, словно грязь. — Ты же знала, что я собираюсь навестить отца в тот день, ты специально подставила меня. Хотела избавиться сразу от всех? Стереть из своей ничтожной жизни, чтобы прикрыть собственную задницу! — Он сам не заметил, как в руке оказалась палочка, которую он вдавил в изогнутую шею девушки. — Прости меня, прости меня! — иступлящий крик, но в его глазах сложно было найти отклик. Пустынный лёд. — Ты права, я бы сделал что угодно, за семью…— Обида, запрятанная глубоко внутри, начала воскресать, значит, для неё он был никем, тем, кого можно бросить при первой же возможности. Бездыханные глаза матери вспыхнули в сознании. Лежащая на полу, но всё равно прекрасная, любимая. Больше никогда эти глаза не посмотрят на него. — Драко… Его палочка почти вошла под кожу, доставляя мучительную боль жертве. Больше всего в жизни ему хотелось убить эту суку, вычеркнуть из своей головы дружбу стольких лет. Ничего не было, теперь он тот, кем всегда должен быть. Таким хотел видеть его отец, далеко не глупый волшебник. Какой угодно урок от жизни стоило ожидать, но настолько жестокий, это уж слишком. Палочка медленно опустилась вниз, а глаза впились колючей проволокой в её лицо, надеясь разодрать до крови. — Покончи с ней, — он обратился к Забини и резко встал на ноги. Ни одним касанием взгляда он не удостоил ни её, ни друга. Подошёл к выходу и хлопнул дверью, заставив штукатурку повиновенно посыпаться на плечи. Кровь в висках стучала, ощущение, что голова сейчас разорвётся. Он непротив. Прижавшись спиной к деревянной преграде, в двух шагах от той, которая выдрала всё хорошее в его душе. Испачкала грязью и обожгла ненавистью глаза. Малфой желал видеть её мёртвой, но мараться сам о подобную шваль не хотел. Ему стало даже обидно, что запомнит её такой жалкой, нелепой, предчувствующей свою смерть. Молящую о пощаде. В жизни было мало настоящих друзей, искренняя вера, что она одна из них, не угасала до последнего. Он хотел отомстить, но всё время находил ей оправдание, слепую уверенность, что она ни при чём. Но если его сердце на тот момент могло чувствовать, то разум чётко знал кто виновен. Увидев её сегодня, всё встало на свои места. Разубеждать себя было большим заблуждением. Хлопок, женский крик, кажется, это было его имя. Последнее Драко из предательских уст. Глаза медленно закрылись, и облик матери сменился отцовским, таким же безжизненным, истерзанным, с отпечатком ужаса на лице. Лучше бы он сам был в том доме, лучше бы убили его.