***
— Молчишь? — злорадный выкрик пронёсся ураганом и уткнулся в лицо. Ну же, скажи что-нибудь, открой свой рот. Какого дьявола?! Губы шевелились, издавая тишину. Её глаза, что огромная чёрная воронка, всасывают душу насухо. Пустынное тело. Возьми свои кости, собери в мешок, да вытряхни в ближайший контейнер. — Сделай именно так, тебе никто не поможет, — губительная ухмылка алых губ на нездорово бледнеющем лице. Пошла вон из моей головы. Душа скалится, всё противится, а лицо не шевелится, будто мёртв уже. Шаг, два, три, тридцать три… замедленная плёнка. В глазах темнеет, тело, как чужое, оно только мешает. Я бы содрал его, если мог. Ну же, оторви взгляд, оторви свои опостылевшие глаза от её утопии. Глоток, слюна застряла в горле, раздирая раскалённым тягучим металлом. Она подалась вперёд, впиваясь в серые глаза своим горящим взглядом, и прошептала с какой-то страстной одержимостью: — Смотри на меня, смотри глубже. Тот-Кого-Нельзя-Называть и тот, чью смерть я хочу видеть даже желаннее твоей, передаёт тебе прощальное «привет», — последнее слово приторным шёпотом, оскорбительно сладким. Рука тянется в его сторону, и она дышит в губы. Метко. Нет. Я не слышу тебя. Я отрежу свои уши, я не вижу тебя. Я вырву свои глаза и скормлю их собакам на улице. Ступни пустили корни в пол, один лишь шаг назад, только один. Херова безысходность. Глаза закрываются, сухие, их словно опустошили одним глотком. Её глотком. Я не вижу тебя, нет! твоим глазам. Я не чувствую тебя, нет! твоим рукам на моих плечах. Ничего этого нет. Фикция. — Чувствуй, ну же, почувствуй меня. Смерть — это я. Это то, что ты заслужил, — губы в губы. Чужие слова обжигают слизистую, ловя вкус и запах. Грязный вкус. Палый вкус. — Драко… — в приоткрытый рот, насквозь, штырь в душу от и до. Можно я протяну руку и сожму твоё сердце? Разреши пошевелиться, позволь выключить тебя. Гнилую, чужую, ненастоящую. Это не ты, не ты… …я слишком хорошо знаю, ещё со школы, от и до. Открыта книжка с предсказуемым сюжетом. Вернись… Вытри мне рот, вытри рот и откуси язык. Я не хочу. Дай мне пошевелиться. Каждое прикосновение тёплых губ снашивает в труху, рассыпаясь на пол. Руки касаются лица, кончиками пальцев от подбородка вверх по скулам, обжигая, оставляя свои отпечатки на коже. Красные линии до костей. Запах плавленой кожи. Скажи, что это ложь. Скажи, Грейнджер. Чужая слюна только сушит губы. Первый в жизни поцелуй, на который он не может ответить и до хруста в сердце хочет променять всё на свете, чтобы остановить это. Чувство чужого языка, вдавленного рта в его обездвиженные губы, так сильно, до треска в черепе. Лёгкие перестают слушать, губы отстраняются. Глоток воздуха, ещё один, лёгкие пустые и сдутые, как футбольный мяч. Ничего этого нет, только глаза. Чужие карие глаза.***
Шум разбитого стекла раскатился по воздуху и ударил в уши. Спасительный гул в тихой комнате. Прочь с кровати. Резко. Одеяло под ногами. Капельки пота на висках оставляют влажную дорожку, скатываясь по скулам. Твою мать. Взгляд на разбитое окно и раму, опьяненную ветром, истошно бьющуюся о стену. Комок из одеяла и меткий бросок в угол комнаты, дико, высвобождая эмоциональную пустошь. Сердце бьёт баскетбольным мячом о рёбра, как в каменный пол. Вот только-только, что это, чёрт возьми, было? Слюна застряла в горле. Плевок сквозь зубы на пол. В два шага к окну, ступни по осколкам, дань спасительному стеклу. Рукой по кусочкам былого. Блестящим успокоительным стёклам. Порезы, кровь на пальцах и на пол… ещё и ещё. Ну же, смотри на свою кристальную и никому не нужную… Сжимая истошно сильно, вонзая под кожу. Что во сне, что сейчас, где такая необходимая боль. — Грейнджер, ущербная Грейнджер, — он ненавистно выдохнул эти слова в холодный воздух, и комната наполнилась ею. Хуже быть не может. Наебаловый абсурд! Пальцами к лицу, стереть пот и взамен размазать кровь. Да ты просто тронулся. Она единственная из твоего окружения, кто и близко не может быть связана с Волдемортом. Холодная, блядская, нежелецкая, насквозь пропитанная магглами. Но рассчитывать больше не на кого. Последнее умозаключение вогнало в бескрайнюю апатию. Доверять. Это смешно. Кому? Ей? Вон из моей головы!***
Рука коснулась поверхности комода, стерев пыль. Следы пальцев отпечатались, как признак её позорного любопытства. Витые золотые ручки были истерзаны временем, пальцы прикоснулись к верхней и потянули на себя. Любопытство, ты меня погубишь. Ящик выдвинулся легко, как будто сам желая открыться для новой гостьи. Вырезки из газет, колдографии без изображений, слишком странные, никогда не приходилось видеть подобного. Позднее она заметила скрывшуюся от чужих взглядов тетрадь, в самой глубине шкафа. Пальцы неуверенно её приблизили. Коричневый кожаный переплёт и прекрасный запах старой бумаги почти довёл её до обсессии. Первая страница пуста… Пролистав ещё с сотню чистых листов, наконец, она заметила текст. Красивый до безумия, аккуратный, словно на рождественских открытках почерк. Абсолютно ровно по белой нелинованной бумаге. Она знает, что читать чужие записи низко, но также она догадывается, что не сможет себя остановить. Взгляд жадно ухватился за первые строки.22 ноября
Это был мой первый раз. Каково ощущение? Подобного никто никогда не почувствует. Я не в силах описать нечто чёрное внутри. Мне кажется, эта метка с каждым днём проходит всё глубже, втираясь в мою кожу, кости и когда-нибудь станет сродни моей крови. Что бы сказал отец? Ты бы гордился мной?Ты бы гордился. Я знаю.
Почему тогда так хочется сдохнуть? Гермиона осторожно выдохнула, будто боясь нарушить расположение букв, и ещё раз пробежалась глазами по прочитанному. Конечно, у кого мог быть такой почерк…1 декабря
Чтобы не выпрыгнуть из тела, мне нужно записывать. Каждый день, грёбаную хронологию. Мне необходимо здесь задержаться. Я должен ради родителей, я должен, потому что всё ещё живой, в отличие от тех, кто меня окружает. Записи были сделаны годом ранее, видимо, поэтому он закинул свой дневник так далеко. Сейчас его нельзя назвать хоть чуточку живым. В голову билась мысль о жалости, но она её уверенно отгоняла, вспоминая его настоящего и всё глубже забывая того Малфоя, которого знала в школе.1 января
Сегодня я убил шестую семью, пока ведётся счёт. Самое интересное, когда я собьюсь. …Слепо думать, что это приносит удовольствие. Проще вообще отключить это «думать». Ощущение, что всё не напрасно, и я делаю правильный выбор. В любом случае лучше верить в это, у меня нет другого варианта. У меня вообще12 января
По самым скромным меркам я искалечил жизни десяткам грязнокровных волшебников. Почему с каждым днём ощущение, что я утоп в этой грязной крови сам? В городе нет чистого воздуха, всё пропитано трупным гниением. Каждый раз я пытаюсь отмыться, но от меня разит смертью. Меня от себя тошнит. Сорвать кожу, что плащ, и бросить в стирку. Ну же, Генри, залей хлоркой.Мне не хватает спокойствия.
29 января
Приходил Блейз. Делился тем, как убивал новую семью. Как убивал ребёнка… Грязного, не заслуживающего дышать нашим кристальным воздухом. Воздухом, который терзает мои лёгкие и выветривает человечность. В его взгляде была неуверенность. Нужно его поддержать? Заговорить об этом мы больше не решились. Хочется пустить в лёгкие морфин и не просыпаться.Пожалуйста…
Сердце забилось против воли. Пальцы сжали тетрадку, оставляя влажные следы на страницах по обе стороны. В этих записях всё, что она пропустила, находясь в своём обычном мире. Жила и ничуть не думала над своим неправильным выбором. Горькая противность подступила к горлу, ощущение предательства уже почти на языке.17 февраля
Малфой-Мэнор пуст. Я уже две ночи сплю в одной комнате на первом этаже. Меня передёргивает эта пустота. Оставаться здесь невозможно. Я слышу разговоры, я слышу прошлое, каждый стул, кружка, доска паркета втягивает меня в потерянную жизнь. Я больше так не могу, я хочу покоя.Дайте мне покоя.
28 марта
Мне страшно? Мне донельзя убого. Зачем всё это происходит? Я видел вчера всех, с кем общался мой отец, на этом «собрании» придурков круглого стола, готовых отсосать у Волдеморта, если он только пожелает. Они, наверное, до сих пор думают об эрекции, как о чём-то всевышнем и запретном. Педанты-импотенты. Смотрели мне в глаза и интересовались, как я справляюсь со столь новой и почётной должностью. Пробовал ли я убить кого-то? Как это было. И эти взгляды, губы в лёгкой улыбке. Как будто мы все охуенные друзья, как будто они не приходили к моему отцу по вечерам и не ужинали с ним за одним столом, а потом взяли и предали. Всех предали, себя и его, и меня. Мерзко, хочется вымыть себя изнутри шваброй и выжечь. Грейнджер была слишком увлечена и пропустила мимо записи об отце, перелистав несколько страниц вперёд.26 апреля
Я сбился со счёту. Самое страшное случилось сегодня утром. Мне уже нравится убивать. Я проснулся с этой мыслью и хожу с ней рука об руку весь день. Это единственное, что у меня получается, моё успешное хобби. Отец был бы рад. Теперь я уверен. Перед её глазами было развитие самой тёмной стороны Малфоя. Его невозможно прочитать как открытую книгу, он слишком умеет держать всё под контролем. Но эта тетрадь даёт малую часть души, прямо в руки.10 мая
Ты был жалок. Как хорошо, что тебе удалось это исправить, хочется вырвать все предыдущие страницы и сжечь.Кто это писал?
У меня появилась цель, я знаю как всё это остановить. Казалось, когда я пойму, то первым делом возьмусь за решение главной проблемы. Но мне начинает нравиться моя жизнь, я зависим. Ещё несколько листов мимо, не было времени вчитываться. Её могли застать в любую минуту. Быстрее. Знакомые фамилии врезались в глаза, и она остановилась на одной из последних страниц.18 июня
Мой стол завален старыми газетами о Поттере и его крысах. Нищеброд, шлюха, конченый неудачник… Да их больше, чем я даже запомнил. Мерлин, неужели я мог подумать, что когда-нибудь это будет касаться моих глаз? Почему ничего нет? Мне всего лишь нужно найти этот дрянной камень… Куда ты, придурок-Поттер, дел мой последний шанс? Нужно встряхнуть всех, начну с Уизли, мне необходимо. Любой ценой. И моя жизнь зависит от… …ебаный мир. Истраханный мозг. В голове вспыхнула картинка восемнадцатого июня: день рождения её подруги. Она в клубе выпила пару коктейлей, познакомилась с молодым человеком приятной наружности и посредственным мышлением. Было весело. Ей было весело в ту самую секунду, когда Малфой клал палочку в карман, чтобы убить Рона. Глаза начало печь.20 июня
В городе видел Лавгуд, она меня заметила, я уверен. Просто не подала виду. Есть желание выследить. Возможно, мой список пополнится одной блондинкой Поттера. Я отомщу ему за этот новый мир. За надежду, которую он отнял у нас. Ты читаешь это, Поттер? Каждый, кто мёртв, боится посмотреть вниз и увидеть, что творится с нами сейчас. Тебе должно быть чертовски стыдно. А мне чертовски нравится убивать тебя уже мёртвого. В прошлом месяце я подарил тебе Уизли, теперь там не так скучно, есть кому протереть твои очки. Пальцы резко закрыли тетрадь, издав шумный хлопок. Глаза уже не пекло, их омывали слёзы, застывшие на ресницах. Она попыталась найти то место, где остановилась, но так боялась увидеть ещё хоть одно знакомое имя, что пальцы предательски тряслись и отказывали слушаться.21 июня
Моя работа превратилась в рутину. Удовольствия больше нет. Это как выпить кофе утром. Никакого наслаждения. Просто жизненно необходимая привычка. Новый дом, новый человек, старый я и старый привкус смерти в воздухе. Смешно вспоминать, но мы с жертвой находим общий язык. Один мужчина даже предложил убить его как можно быстрее и подкинул пару вариантов, которые ему по душе. Это как выбирать, какой виски ты хочешь купить у бармена.17 июля
Одна шлюха предложила мне трахнуться. Вот так вот с порогу. Я действительно похож на того, для кого секс является аргументом? Пойду, посмотрю в зеркало, неужели всё настолько плохо? «Только не убивай. Я сделаю всё что угодно…» Какая же ты глупая, «всё что угодно». Последние слова. Сколько у меня не было секса? Месяц или полтора? А ты помнишь как звали ту, которая стояла перед тобой на коленях в прихожей, до исступления сильно… Она с отвращение пропустила с тройку строчек описания омерзительных подробностей, ей захотелось умыться и протереть глаза изнутри. … нет, я даже не помню, как она выглядела. У меня нет сил просто думать об этом не то, что… Я жалок. Глаза жадно вцепились в страницы не сразу заметив за спиной, в десяти сантиметрах, медленно и посмертно стоящего владельца дневника. Затылком невозможно почувствовать, как он закипает от злости. — Интересно, правда, Грейнджер? — Его скулы напряжены, глаза прищурены, втыкая сто одно сверло в её позвоночник. Она захлопывает дневник и поворачивается к нему лицом, стараясь вжаться в комод бёдрами, чтобы спасительные десять сантиметров их расстояния не сократились. — Я, я не читала. — Руки за спиной медленно кладут дневник на комод, почти бесшумно. — Я, я всё видел, — передразнил заикание и чуть наклонил голову, пронаблюдав манипуляции за её спиной. — Тебя не учил Поттер, что трогать чужое нехорошо? Хотя о чём это я, он же потрепал сестру Уизли тоже весьма чужой, ношеный предмет, — лицо исказилось гримасой отвращения. — А ты трахал потрёпанную Пэнси. И ничего, выжил как-то ведь. — Разговоры о Уизли давались ей тяжело, нужно перевести тему. Но разве она могла знать, что кинула ему в руки револьвер, чтобы прострелить свою голову вдребезги? Его рука дёрнулась в неконтролируемом желании схватить её за горло, но мозг опередил рефлекс, и ладонь упёрлась по правую сторону от бедра Грейнджер, прямо на пыльный комод. Они оба взглядом проследили за этим движением. Она осталась стоять на месте, он не потрудился отступить, чтобы не делить кислород. — Не думал, что ты знаешь подобные слова. — Думать это вообще не твоё, Малфой. Смирись. Какого хера я вообще здесь делаю? Опять его придавило плитой осточертения, грузной и неподвижной. — Я пришёл сюда не за этим, — он испепелил её лицо жёстким взглядом. Грейнджер внимательно слушала, стараясь смотреть на пол, стены, в потолок, куда угодно, только не на него. — Ты издеваешься? — ДА! В смысле, нет, — кончики губ нервно дёрнулись в усмешке, еле уловимо. Господи, пусть он не заметит. — Мне нужно, чтобы ты посмотрела в глаза, — еле выдавив из себя вышесказанное, он убрал свою руку с комода, давая чуть больше пространства, в надежде получить желаемое. — Зачем? — Ногти вжались в ладони, подавляя накатывающий страх присутствия Драко, настолько близко, что можно вдохнуть запах гнилой ненависти. — Хера с два. У тебя бывает, чтобы без ненужных вопросов?.. — получилось громче, чем он ожидал, девушка вжалась в комод ещё сильнее. Пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть себя в нормальное состояние и закончить более тихим, вкрадчивым голосом, играя с её сознанием, заставляя слушать. — Посмотри, и я уйду. Ты же хочешь, чтобы я ушёл? — Возможно, — край комода впился в нижнюю часть позвоночника, доставляя бескрайний дискомфорт, но это вряд ли могло затмить Малфоя. — Что? — его глаза округлились, показывая искреннее удивление на услышанный ответ. — Мне без разницы. — Почувствовалось немое негодование. Кого она пытается обмануть? — Хочу. — В противном случае я останусь тут с тобой на ночь. А может, ты жаждешь сходить со мной в ванную? Кажется, тебе там понравилось, — он неистово смотрел на неё. Неуловимое напряжение и небольшая надежда, что она, в конце концов, сдастся. Да я уже сам хочу уйти, Грейнджер. Мне хватило тебя ночью сполна, до рвотного рефлекса. Глубокое дыхание, лёгкие, давящие на рёбра, всё это давало маленькое спокойствие, которое так необходимо. Она медленно перевела взгляд прямо перед собой и уставилась в воротник рубашки, словно запнувшись и больше не имея сил преодолеть барьер. — По-твоему, мои глаза… находятся… именно здесь? — он словно цедил каждое через сжатые челюсти. — Грейнджер, ты вроде почти с мозгами. Тебе подарить учебник по анатомии? Карие затравленные глаза закрылись на несколько секунд и, резко открывшись, вступили в колючий контакт серых зениц. — Лучше подари себе букварь, Малфой. Фразы доходили мимолётом. Сейчас главное прислушаться к себе. Попробовать понять, обманул ли его сон? Ему ничего не снилось, абсолютная пустота каждую ночь на протяжении нескольких месяцев, а тут… Крайняя степень паранойи, Малфой, ты сам себя можешь поздравить. До него дошло, что он молчит уже слишком долго. — Что за букварь? — Неважно. Он пытался сравнить ощущение с теми, что испытывал во сне, почти не моргая до рези в глазах. — Это всё, что от меня требуется? — Раньше глаза Малфоя порождали в душе ледяные глыбы, которые рассыпались и собирались вновь. Теперь абсолютное внимание и контроль. Нечто новое, ей это не нравилось. — Я пока не знаю. — Понятно… — Опять чувство, что она стоит с имбецилом, но в этот раз включено натренированное молчание. Так безопаснее. Просто карие глаза. Вообще ничего особенного. У скольких с кем я спал были карие глаза? Чёрт, я даже не помню их имена, а… Почему во сне так чётко были они? Он закрыл глаза ладонями и усиленно потёр лицо: ощущение, если бы около часу пришлось смотреть на вспышку. — И? — Ничего… — он точно под действием успокоительного произнёс это неспешно, по-прежнему застыв на месте. — Ты никогда не пробовал быть нормальным? — Гермиона отвела взгляд на окно, смотря сквозь собеседника. Нервы медленно начали успокаиваться. — Противно, да? — Несколько шагов в сторону, возвращая своё драгоценное пространство. — Дышать с тобой одним воздухом, это уже убийственно гадко. Всё остальное сравни смерти. Это вернуло в настоящее. — Скажи спасибо, что я не попробовал нечто другое, дабы убедиться на сто процентов. — От представления её губ около своего рта появилось желание с разбегу войти в стену, выбив часть мозга, отвечающего за скудное воображение. Она сделала несколько неуверенных шагов, чтобы исключить из глаз малоприятного собеседника, и подошла к окну, опираясь пальцами о чёрную решётку. — Долго я ещё здесь буду? — обречённость в голосе накрыла комнату и захватила с собой Малфоя. — Я… — он поперхнулся от вопроса в лоб. — Ты имеешь в виду комнату? — Мы оба прекрасно понимаем, что именно я имела в виду. Рука потянулась за тетрадкой. Тонкие пальцы обхватили переплёт и раскрыли дневник на самой середине. Ему некогда слушать её душевное разложение… — Ты всё прочитала? — Достаточно, — взгляд как и прежде изучал улицу, совершенно ей до этого незнакомую. Пустую и холодную, но даже такая свобода ей нравилась больше того, что приходится иметь. — Ты просто меня ненавидишь или как-то по-особенному? — Драко нахмурил брови и приложил уголок тетрадки к губам, пытаясь понять, что именно теперь ей стало доступно, и можно ли начать разговор, который распирал его уже несколько недель. Она замялась с ответом. Настолько натренированная Грейнджер, даже тошно. Он ждал слишком долго, неужели не сможет подождать день? — Значит, я тебя отвлёк, прости. — Он швырнул дневник ей под ноги. — Читай! Руки по-прежнему вцепились в решётку, словно впаянные с металлом воедино. Взгляд карих уставших глаз метнулся к дневнику, затем на него. Единственное, чем она удостоила тетрадь, это толчком ноги обратно в сторону хозяина. Его это взбесило? Как верхушки пальцев прикоснулись к самой страшной части его жизни, как нога показалась из-под чёрного подола гораздо сильнее, чем позволяло приличие. Скорее ему хотелось разорвать себя за чрезмерную наблюдательность её движений. — Восемнадцатого июня я убил рыжего нищеброда, единственного, кто имел тебя, Грейнджер. — Он замер, ожидая какой-то реакции, но в ответ оглушительно-оскорбительное молчание. — В тот день ты была со своей подругой, в компании недоразвитых парней и глупых девиц, которые хотели тебя споить. Глаза шарили по комнате в поисках ответа на его вопрос. Стоит ли ему продолжать? — Знаешь, почему я сказал единственного Уизли, который попробовал тебя в постели? — Ощущение от разговора с самим собой давало неплохое зажигание бешенству. — Потому что, Грейнджер, нужно дочитывать всё до конца. Куда делась та заучка из школы? Ты её выбила из себя маггловской несусветной хуетой? — Он подошёл к окну и заглянул ей в лицо, которое до этого было недоступно. Карие глаза, абсолютно мрачные, влажные и одновременно усопшие. Что он сказал лишнего? Когда именно она начала плакать, а не злиться? Интересно, когда волшебник лишается палочки, единственное, на что он способен, это утопить своего собеседника в море слёз? Перспективный вариант. — Ты… — резкий поворот головы в его сторону. Непослушные волосы, прилипшие к влажным щекам, хотелось их обрезать и выбросить. Виском он прислонился к холодной решётке и внимательно рассматривал её потрясающую реакцию, слёзы это гораздо лучше, чем пустое молчание. — Как ты узнал? — настолько тихо, будто спрашивает самую сокровенную тайну. — Мне необходимо иметь полную информацию о тебе, Грейнджер. Я не сам… знаешь, можно умереть со скуки, если наблюдать за твоей скудной жизнью. Её рука жестоко впечаталась в щеку Малфоя, издав гулкий хлопок так, что его висок вжался в оконную решётку до исступления сильно. Было неприятно, но гордость не позволяла даже притронуться к месту, которого касалась ненавистная ладонь. — Ещё раз такое будет, оторву. — Он поймал запястье и тут же отшвырнул от себя. — Если ты не будешь дурой, Грейнджер, то всё закончится намного быстрее. Я думаю это обоюдное желание. Щека горела от удара и от её пристального взгляда. — Что ты там пытаешься разглядеть? — Приложи что-то холодное, — она запнулась о собственную заботу, — например, своё сердце. Я уверена, поможет. — Откуси свой язык… — медленным шагом к выходу, попутно захватив дневник и швырнув ей почти в голову, тремя сантиметрами левее. Прекрасно.