***
Все его неприятности начинались с утра и выражались в неожиданных гостях, которые редко осмеливались к нему зайти. Но если подобное случалось, то настроение билось в конвульсиях и вымирало с каждой лишней минутой их присутствия. Это была женщина лет тридцати, высока и худосочна, чернота её волос придавала облику загадочную безжизненность, в которой света было ровно столько же, сколько и жизни в Пожирателе. А это значит полное отсутствие, заключал Малфой при каждом общении с ними или, копнув чуть глубже в себя самого. — Завтра в полночь. Я почти вас не знаю, но помню вашего отца, он охотно принимал гостей в Малфой-Мэноре, поэтому и вам следует… — Женщина прошлась к окну, поравнявшись с собеседником. — Не нужно так смотреть, мне известно, что вы замкнутый молодой человек, но это не обсуждается. Он стоял по левую руку от брюнетки, всматриваясь в запотевшее от общего дыхания стекло. Каждым вдохом ощущая как неловко собеседнице, как она вздрагивает от движения его рук, взгляда, фраз. То, что они боятся его мести, было зверски приятно и правильно. — Ты действуешь смело, приходя в мой дом и напрашиваясь в другой. — Развернувшись к ней лицом, он уставился в бледный, покрытый венами висок. Измученного вида девушка была с него ростом. Дочь близкой подруги матери, с которой ему приходилось провести пять лет детства. Благо он был маленьким и не успел к ней привязаться, потому что ненавидеть чужого человека было проще. — Не смотрите так на меня. — Её руки теребили брошь на платье, почти вырывая с корнем камень внутри. — Приходите завтра. Я приготовлю дом к вашему посещению… — Что?.. — язык женщины запнулся от услышанного, и она наконец взглянула ему в глаза. — Постой. Ты ожидала услышать Авада Кедавра? — последнее прозвучало ненавистным шёпотом, а в глазах заиграла усмешка. Одно лишь упоминание этого заклинания из его уст доставило немало сковывающего страха, и она забыла как дышать. — Я убью тебя позже, Астория, может быть как раз завтра, — он значительно умолчал дальнейшие подробности и вышел из комнаты, не обронив больше ни слова.***
Грейнджер стояла в кладовой, молясь каждой щётке, чтобы выйти отсюда как можно быстрее. Если на первом этаже всё пронизано крысами, что можно ожидать от подобного места? Если через минуту он не откроет дверь, я дождусь, когда он вернётся и воткну палку от метлы ему в живот. Вжавшись спиной в неудобную стремянку, она пискнула, прикрыв рот ладонью. Дверь открылась внезапно, никаких шагов она не слышала, только щелчок замка и щелка света. — Тебе там понравилось? Самое подходящее для тебя место. Швабра среди своих же. Личное королевство. — Заткнись. — Неубедительно. — Он захлопнул дверь прямо перед её носом и самодовольно прижался к белому дереву лбом. — Эй. — Кулаки затарабанили по обратной стороне двери. — Открой немедленно! Единственной проблемой была та, которая сейчас за дверью, теперь прибавилось ещё и… Гермиона резко пнула дверь, и это содрогание вдарило ему в голову, заставив потереть лоб рукой. — Ты ещё здесь? — Она прижалась ухом к двери, пытаясь расслышать, что происходит за её пределами. А есть вероятность, что ты меня убила сквозь дверь? — Ты сказала заткнуться. Ты такая непостоянная, — выплюнул в бездушное дерево. Со стороны это выглядело как разговор сумасшедшего с куском белой плиты, ему пришлось открыть дверь и лицезреть разъярённое Грейнджерское лицо. На секунду он даже пожалел об этом. — Ты такой… — она пыталась подобрать слово, но могла усомниться, пропустит Малфой его мимо ушей или включится неадекватный придурок, который опять запрет её обратно. Он смотрел с вызовом, предвкушая продолжение перебранки, и готовился сымпровизировать, как можно тоньше и больнее проникнуть под кожу и самолюбие. В комнату влетел Забини, подобно урагану он снёс листовки со стола и вопросительно уставился на друга, теребя письмо в руке, которое, видимо, имело что-то значимое внутри. Малфой не был удивлён, поэтому несложно догадаться, что он в курсе содержимого. — В общем, как ты уже понял из этого милого приглашения, — он вырвал из рук у парня чёрный конверт и наигранно умилился красивым почерком Джефри, — у нас небольшие проблемы, Заб. — В голову или в живот? — Что? Блондин внимательно рассматривал письмо и мельком пробежался по тексту:Дружественная встреча. Всех заслуживших расположения Темного Лорда. Малфой-младший приглашает в свои апартаменты и сможет присутствовать весь вечер, что позволит насладиться истинными…
Ему казалось, что его сейчас стошнит, и он скомкал конверт в руке. — Куда мне тебя ударить? Дерьмо ты. Как? Как можно согласиться на это? — его друг кипел от напряжения, лицо исказилось от негодования. — Как трогательно. В голову, пожалуйста, минут через пять, когда я тебе расскажу, что меня о решении никто не спрашивал, а поставили перед сраным фактом. Подавись. — Все пройдёт в Мэноре, значит, увидеть Грейнджер им не посчастливится, — мулат постепенно стал брать себя в руки и рассуждать без прежнего пыла. Малфой смерил его взглядом, выражающим «встань в очередь за мозгом» и шумно сглотнул неподобающие реплики, которые могли испортить и без того гиблое положение. — Отлично. А Паркинсон ты выкопаешь и посадишь в кресло, изъеденную червями, я правильно понял? Забини замолчал, не находя ответа в своей голове и злобно посмотрел на друга с внутренним криком «заткнись, тут лишние уши». Блондин отреагировал мгновенно и вцепился взглядом в Гермиону, про которую забыл минут на пять. Прекрасные пять минут. — А что если… — Блейз подошёл к девушке и удостоверился, что она не так бесполезна, как его друг пытался заверить всех троих в этой комнате, включая себя. — Нет. — Да-да. — Нахер, Блез? Вали домой, я даже не хочу слушать, что ты скажешь. Сразу нет. Гермиона смотрела то на одного, то на другого с желанием врезать обоим. — Это вполне логично, ей невыгодно нас сдавать. Ты живёшь с ней уже почти месяц и спишь… — глаза Малфоя после каждого слова округлялись настолько, что удивление перерастало в ярость. — Я имею в виду… Ты, значит, доверяешь ей. Вынужден доверять. Поэтому оборотное зелье поможет нам вернуть Паркинсон на время. — Что?! — Гермиона и Драко враз взорвались. — Ну же, Малфой, я знаю, что ты бережно хранишь всё на случай необходимости, вот она необходимость. И твоё параноидальное увлечение зельями в школе теперь тебе поможет. Парень слушал друга внимательно, поражаясь, почему ему в голову не могло прийти подобное. А нет, всё просто, потому что он не сможет пережить хотя бы три минуты с воскресшей Пэнси, ещё и с душой Грейнджер, проще рассказать Волдеморту, в красках и с наилучшими пожеланиями в рождественской открытке. Эффект такой же, смертельный и безумный. — У меня условие. — Девушка наконец решила принять участие в разговоре и обратила на себя взгляды карих одобряющих и серо-голубых негодующих. — А кто вам сказал, что я согласен? — Драко загрёб волосы рукой и небрежно откинул их назад, вместе со своими мыслями. — Двое против одного, твоё согласие и не нужно. — Мулат считался с мнением друга, возможно, оно было важнее его собственного. Но сейчас либо он берёт всё в свои руки, либо… — Какое у тебя условие? — После этого мне необходимо дать знак, что я жива, своим друзьям. — Парни ошарашено переглянулись, не веря своим ушам, она это заметила и добавила. — Просто увидеть их, больше ничего. Гермиона осознавала, насколько огромную и дикую ошибку она делает, соглашаясь стать той, чьё имя даже противно произнести. Но награда, которая могла ждать её после, перевешивала здравый рассудок и давала пинка к ненужным подвигам. Руки вспотели, и она вытерла их о платье, стараясь выглядеть как можно увереннее. — Просто увидеть, — Малфой истерически посмеялся и повторил ещё раз, — просто увидеть. Просто сдать нас. Просто сдохнуть, причём не только нам, но ещё и Поттеровским остаткам. Ты дура? Нет, ты дура. Зачем спрашивать? — Драко, — она сказала как можно мягче, чтобы сохранить спокойствие в разговоре хотя бы своё. — Ещё раз так скажешь, сломаю шею. — Драко, — мулат передразнил и еле заметно улыбнулся, благодаря чему словил два молниеносных взгляда. — Хорошо, Грейнджер, я это устрою. Я постараюсь, но не могу обещать. Если завтра ничего не выйдет, встречи устраивать будет не с кем и некому. — У меня получится. — Гермиона подошла к ним ближе, чем обычно себе позволяла, показывая напускную уверенность и отсутствие страха. Малфой хмыкнул и, отодвинув её плечом в сторону, прошёл к шкафчику, висевшему над столом. Одним движением руки он распахнул обе дверцы и перед глазами его собеседников открылся вид сотен склянок с травами, зельями, непонятными смесями. Длинные пальцы переставляли баночки с неимоверной скоростью, но в той же аккуратной последовательности, как они стояли до его прикосновений. Найдя необходимую, он поставил склянку на стол перед глазами наблюдающих и закрыл шкаф. — Зелье уже готово, завтра ты его примешь, — в голосе прозвучала надежда, что она соскочит с этой темы и одумается, но он ошибся. Гермиона охотно кивнула, предвкушая встречу с кем-то из друзей. Кто-то должен был остаться жив, обязательно. Остальное её мало волновало. Даже комната стала казаться ей более приятной от одной лишь трепетной мысли и предчувствия. Малфой заметил её беспричинную радость, от которой перекоробило. Какая угодная Грейнджер, только не счастливая, он не выдержит. — Не боишься, что вместо зелья будет яд? — его улыбка устремилась к помрачневшему лицу Грейнджер. — Правильно. Во мне нельзя быть уверенным. — Он крутил в пальцах склянку, не отводя взгляда от карих глаз. Блейз выхватил её у друга из рук и вышел из комнаты, оставив один на один тех, кто меньше всего этого хотел.***
Время перекатывалось нарочито медленно, заставляя Малфоя нервничать от бездействия, а Грейнджер ходить из стороны в сторону. Заговори они при первой возможности, и ожидание не казалось бы столь мучительным. Но он предпочёл её общению хорошую книгу, а Грейнджер могла предпочесть Малфою даже кусок пыли, разглядывая который, она провела минут пять, стоя на одном месте. Гермиона забралась на кресло и закинула ступни на стоящий рядом табурет, обнажая ноги донельзя откровенно, но не обращая на это никакого внимания. Малфой заметил, что её шаги больше не раздавались, поэтому изображать усердное чтение книги стало бессмысленно, и, подняв взгляд, застал её в таком вот положении, на его любимом кресле, такую нелюбимую Грейнджер. Недовольный взгляд проскользил по обнажённым ногам и остановился на тонких щиколотках. Он бессознательно захлопнул книгу. Как же его бесит эта напускная расслабленность, неужели ей стать Пэнси привычное занятие, которое приходится практиковать пять раз за неделю. Малфой, зажатый в собственное предвкушение муки, старательно прокашлялся, обращая на себя внимание. Никакой реакции со стороны девушки не последовало, она лишь потянулась и намеренно просканировала взглядом всю комнату, избегая стула с ним. Его рука дёрнулась к стоящему рядом стакану с водой и, сделав один небольшой ленивый глоток, он швырнул его в сторону девушки, угодив в стену, даря гулкую гибель хрустальному стеклу, но это не помешало ему добавить своё раздражение уже вслух: — Ловила бы головой, завтра всё равно умрём. Осколки попали ей в волосы, а эффект неожиданности заставил потерять дар красноречия, и она ничего не смогла выдавить из себя кроме ненавистного шипения. — У меня есть ещё один стакан, если ты не заговоришь со мной, им я попаду, будь уверена. Думаешь, Заб расстроится, увидев тебя с проломленной головой? Гермиона напряжённо дышала, до остервенения сильно кусая язык, чтобы не сказать ничего. От безответной тишины стало не по себе. Он знал, что не сможет её убить, при всём желании не сможет даже покалечить, потому что она нужна ему, потому что от неё зависела их общая жизнь. Она это знала, и то, что она знает, бесило его ещё больше. Сохраняя непроницаемое выражение, он вышел из комнаты, направляясь к другу, оставляя вдребезги рассыпавшийся хрусталь, свою ненависть и Грейнджер…***
Ещё ничему не приходилось так противиться, как предстоящей встрече с прошлым. Он отстукивал костяшками пальцев по лакированному столу известный только ему мотив. Предсмертный вальс или предубийственный квикстеп, что-то резкое и неживучее. Взгляд метался по комнате, он один большой ком проблем, который как чёрная бездна втягивает в себя всё больше нежилого, пустого и болезненного для себя самого. Время шло медленнее позволенного, сознание углублялось в самоедство, и это жутко раздражало и без того неспокойные мысли. Скрип двери, чужие шаги за спиной, но он не повернётся, нет, он не готов. Только не сейчас. — Малфой, — хрипотца в голосе перебивалась пренеприязненными Грейнджерскими нотками. Кашель. — Малфой, — теперь привычный, уже знакомый голос. Эта фамилия, не просто фамилия, таким голосом она доставляла ему непреодолимую колкость в пальцах, которые когда-то касались обладательницы идентичного голоса. — Не похоже. — Он сделал вдох сквозь сжатые зубы и развернулся к объекту страха, не решаясь поднять глаз и рассматривая ковёр, на котором стояли босые ноги собеседницы. — Я ещё не видела себя в зеркало, но я ощущаю себя мерзкой, самодовольной и развязной, я точно передала все качества этого тела? Преднамеренная пренебрежительность в голосе позволила ей выдернуть Малфоя из забытья и словить взгляд, который говорил вместо него. Да, она чертовски похожа, как будто стоило ожидать другого. Сейчас перед ним стоит недавно убитая и гневно нелюбимая им девушка, убивать которую он желал ещё и ещё. В комнату влетел Забини, сияющий от результата и смотревший на Грейнджер совсем другим взглядом, нежели недовольный присутствующий у лакированного стола. — Проведи для неё инструктаж о Паркинсон, насколько это возможно, — холодность в тоне блондина заставила его поверить в собственное нарастающее чувство самообладания, и он продолжил. — Не употребляя при этом таких слов как: секс, блядь, экзорцизм, и что там ещё конкретно характеризует эту оболочку, и отчего уши проповедной подстилки ссохнуться. — Лучше, чем ты, вряд ли кто сможет ей это рассказать… — Блейз осёкся, что разговаривать ему не с кем, ибо доводов было много, а захлопнувшаяся дверь, скрывавшая спину Малфоя, отбрасывала их обратно ему в рот. Гермиона осматривала своё тело и пыталась привыкнуть, пока Забини делал то же самое, уставившись на неё то ли с сочувствием, то ли со скорбным сожалением, что больше никогда по-настоящему не сможет увидеть подругу детства. Пусть и дрянную. — Что ж, тогда начнём. Ты, в принципе, хорошо знакома с качествами нашей общей-мёртвой знакомой. Поэтому перейдём к события прошедшим… Гермиона вспоминала все её неловкие встречи со слизеринской шайкой внутри школы и все негативные качества, которые знает мир, она могла вместить в эту брюнетку, стать которой ей пришлось, благо на время. — Малфоя ты не видела решительно давно, вы не пересекались ни у Лорда, ни при других обстоятельствах. Никто не знает, что это ты предала его, никто не знает, что вы расстались. С этого момента слушать стало интересно, и уже увлечённость собственными мыслями её покинула, взамен пришло всепоглощающее внимание и цепкая память, ведь от каждого слова зависело, проживёт ли она до следующего утра или не совсем. — Тебе не стоит виснуть на нём… — Об этом ты можешь не беспокоиться. — От подобной даже мысли её бросило в дрожь, и она вспомнила, что ни один парень не получал от неё даже весомого знака внимания, а тут ей придётся клеиться самой, показательно. — Слушай. Это обязательный пункт, но не думаю, что он это выдержит. После смерти его родителей, ты наименьшая отрада в его жизни и всё, что он желает — это твоей гибели, долговременной и мучительной, точнее, Пэнси. Поэтому не забывайся о том, в чьём ты теле и о том, что он как раз может это забыть. А нам разоблачение не нужно, и смерть твоя пока тоже. Как бы её упрекнули последние слова, если бы она их могла слышать, конечно. Кровь поступила к вискам, от волнения закружилась голова. После смерти родителей. Ужас этой фразы настолько переполнил её, что если бы имел цвет, пошёл бы из её носа чёрным терпким потоком. Забини заметил, что с ней что-то не так и заблаговременно прекратил своё дальнейшее объяснение обстоятельств, понимая, что наговорил лишнего. Но чего именно лишнего… — Я… я всё поняла, я сделаю всё от меня зависящие, у меня был опыт с перевоплощениями и в более худших Пожирателей, — она сумела совладать с собой и пыталась выжить из себя остатки Гермионы. Когда мулат покинул комнату, она увидела стул, на котором лежали свёртки из её новых вещей, в которые предстояло переодеться: сумка с женской ахинеей и склянка с оборотным зельем, позволяющая задержаться в этом теле на нужное количество времени. В ней томилось два чувства, и чего было больше, стыда или сожаления, сложно понять. А в купе эта смесь стала настолько ядерной, что она, перестав себя на секунду контролировать, хотела ворваться в комнату к Малфою, вдарить ему по зубам и потребовать рассказать всё, что он тщательно скрывал. Завязывая последний шнурок на неудобном корсете, она пыталась выбросить из головы мысли о смерти чужих и «не заслуживающих жить», по её собственным словам, родителях, настолько старательно, что не заметила как утянула корсет до невозможности вздохнуть. — Это всего лишь на один вечер, всё будет в порядке. — Дрожащими пальцами она провела по длинным волосам и подошла к зеркалу. В отражении смотрела стервозная особа с цепким взглядом и выразительными скулами. Но вот только в её лице можно уловить усталость и бездушность, что характерно каждому Пожирателю. Отражение ей улыбнулось и от чужой неконтролируемой мимики сделалось не по себе. Глаза начало печь, пребывая в полной уверенности, что это первые слёзы Паркинсон, и видь она это сейчас, то чужая рука из отражения могла её вполне задушить. — Грейнджер, ты бестактная дура. Почему он тебе ничего не сказал…