***
Они сидели на улице, мимо мельтешили прохожие в дождевиках и плащах, а точнее, они бежали с невиданной скоростью. — Бегущий и идущий под дождём мокнет абсолютно одинаково, — сказала она, обращаясь в пустоту и, стряхнув капли дождя с плеча (чёрный зонт не скрывал её полностью), изрядно промокшего, что ткань прилипла к коже. Он окинул её взглядом и пододвинулся ближе, проделывая то же самое пару минут назад, но колено коснулось её бедра, и она машинально уже сползла на край скамейки, хотя Малфой не догадывался, что её это раздражает, а может, делал это абсолютно специально. Как же его бесят эти Грейнджерские чулки и посиневшие ноги под чёрным нейлоном. А ещё больше бесил опаздывающий Забини. Нет, стоп, если взять в расчёт тот момент, что он одет в маггловскую дурацкую одежду, и эти назойливые люди бегают как мухи туда-сюда, а палочка в кармане так манко жжёт в надежде прикончить сейчас кого-то. Он откинулся на спинку деревянной скамейки и одёрнул её плащ, закрыв дурацкие ноги. — А все маггловские девицы одеваются словно шлюхи? — А все волшебники такие ублюдки? Или выборочно через одного с фамилией Малфой? — прошипела она ему в висок, потому что тот не удосужился развернуться к ней лицом. — Шлю-ю-ю-ю-ю-ю-ха. Это по-детски, это дико глупо, но ему убийственно скучно, скажем прямо, у него своеобразное представление о развлечениях. Мимо них прошла девушка в коротком красном платье, не имевшая при себе зонта. Ткань бесстыдно облепила её фигуру, выдавая почти все аспекты женской привлекательности. Малфой присвистнул и получил хук справа, прямо в бок, от чего он издался беспомощным кашлем и почти уронил зонт. — Свинья. — Швабра. — Козёл. — Королева королевства идиотизма. Её так и подмывало дать ему в пах, слава Мерлину, что они сидели. Она только закинула одну ногу на другую и шумно выдохнула. На скамейке напротив жестикулировала влюблённая парочка, они жутко ссорились, девушка забрала у спутника единственный зонт и грозным взглядом заставляла парня мокнуть под проливным дождём. До них не доносились крики, просто гневное размахивание руками и злобные гримасы. — Она ужасна… — Грейнджер заметила, что он тоже смотрит на них, и почему-то её подмывало обсудить хоть кого-то, лишь бы не переходить опять на личности. — Отношения, сами по себе дерьмовое занятие. И да, женщина априори Горгона. — Он промокнет и заболеет, прямо сегодня вечером, — она проигнорировала услышанное и думала совершенно о другом. — Да она специально это делает, парень даже рад. — Поймав её непонимающий взгляд, он поднял глаза к небу и спросил у кого-то, почему она такая дура. — Просто обычно после бурной ссоры, идёт жёсткий трах, милая. Она отпрянула от него и, скрестив руки на груди, уставилась на край скамейки. — Я тебе говорю, ну хотя про бурный секс ты слышишь, наверное, впервые только от меня. Но поверь, не все такие, как Уизли, иногда от этого действительно можно получать удовольствие, а не только рыжее тело, валяющееся с тобой после окончания, — он усмехнулся и глянул на часы, было полпервого, а вот Забини до сих пор не находился рядом. — Ты бываешь хоть иногда адекватным? Хоть каплю. — О, соскочили с темы про секс. Святая-Грейнджер. — Я сейчас соскочу тебе зонтом по яйцам. — Да молчу я. — Ты не мог найти потеплее плащ, я сейчас умру от холода. — Грейнджер. — Он выставил вперёд подбородок и сощурил глаза, глядя сквозь неё, — если я говорю, что я молчу, значит и ты заткнись. Она одарила его ненавистным взглядом и передёрнула плечами в надежде скинуть ужасный холод. — Если ты не будешь отодвигаться от меня на три мили, то, возможно, тебе станет теплее. — Проще умереть. — Чёрт, как же она надеялась, что он не заметил. — Я стащил твой плащ у какой-то восемнадцатилетней девчонки, которая слишком громко кричала, ты не представляешь, как у меня болела голова после её убийства. — Драко сделал страдальческое лицо и размял шею, словно говорил о чем-то никчёмном. — Ты прав, давай помолчим. Больше никаких убийств, секса, твоей коленки у моего бедра. Что, твою мать? Он прав? Да ты умалишённая идиотка, Грейнджер. — Прости. Я думал, тебе нравится, у тебя просто лицо всегда одинаковое. Я подозреваю, Уизли минут пять тратил на то, чтобы понять, доставляет ли он тебе удовольствие, или ты просто мысленно пересказываешь учебник по зельеварению. — А если… — она захлебнулась воздухом, — а я думаю Паркинсон ты тоже не сильно удовлетворял, если она спала с половиной твоих подчинённых. Чёрт. Я это сказала? Я правда это сказала? Да я самоубийца. Малфой смотрел на свои ботинки и изображал неимоверно увлечённое лицо, наблюдая за каплями дождя, стекающими по чёрной коже. Затем он хотел что-то сказать, но сглотнул слюну, как будто неимоверная боль подступила к самому горлу. И тут Грейнджер захотела разбить себе голову о собственную тупость. — В трёх словах, Грейнджер, какой он был, не то чтобы я не знаю Уизли, скорее, со мной он не столь откровенен, знаешь, когда умирают, часто замыкаются в себе. Он сам не знал, зачем завёл эту тему, может потому, что ему сейчас так больно, что перестал соображать, а может, последними словами он хочет вынуть её боль наружу и посоревноваться у кого дыра в сердце больше. — Рон добрый, надёжный, верный друг, который всегда был на моей стороне. — Это десять слов. — Значит, семь я упакую бесплатно. — Она совсем продрогла, поэтому прижалась к нему вплотную, невзирая на собственное отвращение, а он даже не пошевелился. — А какая она? — Кто? — Паркинсон. — Гермиона посмотрела на него так же заинтересованно, как будто не знала ответа. — Дерзкая, сексуальная, хищная, — его голос тонул в горле, а разум в воспоминаниях, и сделалось так неспокойно, что он захотел посмотреть собеседнице в глаза, не заметила ли та ничего лишнего, и, не ощущая её близости, уткнулся носом в щеку и моментально отпрянул. — Ты скучаешь по ней? — Скучал… — слово затерялось в грусти и камнем падало в тишину. Забини бежал, разбрызгивая под собой лужи, и промокший весь насквозь, прикрывался каким-то глянцевым журналом.***
Невилл от горя и нетерпения перескочил порог маленького двухэтажного домика на окраине Лондона и вдохнул запах реального уюта, который не чувствовал уже несколько месяцев. В спину ему уткнулась девушка, по которой скучал больше, чем по собственному сну или, например, еде, вообще большим из того, что ему не хватало, была она. Поэтому, появись шанс узнать, что весь волшебный мир взорвался к чертям, но в то же время ощущая её рядом с собой, ему было бы эгоистически всё равно. Он нащупал её руку за своей спиной и подтолкнул вперёд. — Ну и куда мы пришли? — Мне кажется, ты сейчас поймёшь, что тоже просто гость в моём сне, — она загадочно улыбнулась и трижды стукнула кулачком по деревянной балке, пронизывающей пол и потолок. — Как мне доказать, что это не твой сон? — А я не хочу, чтобы ты что-то доказывал, иначе мне придётся проснуться, я не хочу, — она растерянно посмотрела прямо ему в глаза. По сердцу растеклось пленяющее тепло. Он подошёл к ней и тихонько ущипнул за руку, отчего блондинка вскрикнула и, широко распахнув глаза, одарила его смущённым взглядом. — Надо же. — Вот видишь. — Нет! — Что, нет? — Я всё поняла, кажется, я поняла, — она засмеялась, а потом закусила губу, тем самым останавливая себя. Невилл нахмурился, ожидая очередного невероятного возражения или того хуже, она соберётся прыгнуть из окна в надежде доказать, что он абсолютно ничего не понимает в ночных кошмарах. — Это я в твоём сне, поэтому я чувствую то, что ты захочешь. Вот смотри. Она неловко берёт его руку и притягивает к своим губам, потом с минуту смотрит ему на запястье и резко кусает, слегка оттягивая кожу на себя, отчего Невилл издаёт невнятный звук протеста. — И что теперь? Сравнивала меня с черничным пирожным? — он улыбнулся и взъерошил себе волосы. — Не может быть… — Она тянется обратно к его руке, чтобы подуть на место укуса, но чья-то ладонь толкает её в спину, и девушка ударяется лбом о подбородок Невилла. В комнате оказывается Джордж, который с ошарашенным и одновременно счастливым видом смотрит на странную парочку, а из-за его спины далеко у лестницы выглядывает Джинни, машущая рукой в знак приветствия. Казалось, что сестра с братом повздорила, так как Джинни не могла встать ещё дальше от Джорджа, разве что они находились бы в двух разных полушариях. — Я… я так. — Он обнимает Джорджа, и к ним, не сдержавшись, подлетает Джинни и, кажется, она еле контролирует свои слёзы. Последний раз они виделись на похоронах Гарри, как много у них было общего, и как много они должны рассказать друг другу. Невилл слегка отстраняется в надежде увидеть ещё кого-то, но Джордж, понимая его взгляд, поворачивает к Джинни, и та опускает глаза в пол. Глухая тишина стоит ровно минуту, пока Полумна не кладёт руку ему на плечо. — Рона больше нет, Невилл. Уже давно… Это как разряд тока, который выбивает почву из-под ног, и хочется рассыпаться на месте, чтобы больше ни о чём не думать. Не чувствовать то, что ты теряешь близких людей одного за другим и, в конце концов, желаешь умереть вместо них, только бы был выбор, но его никто не даёт. — Гермиона, Гермиона знает об этом? На плите закипает чайник, и жуткий свист раздаётся по всему дому. Запах уюта, который он чувствовал, моментально испаряется и всё становится серым, обыденным, таким же непереносимо противным, как он привык ощущать. — Гермиона. — Джинни заламывала пальцы и внимательно рассматривала дыру в стене, — она присоединилась к Гарри и Рону. Так, наверное, должно было быть. Им всегда было хорошо втроём, надеюсь, и сейчас… — Джинни запрокинула голову в надежде удержать слёзы. Только не плакать, только не при всех. Не будь жалкой для себя самой. Невилл молча прошёл и снял чайник с огня, не замечая, что обжог руку. Он повернулся к друзьям и молча пересчитал, что с ним осталось трое близких людей, и с каждым новым днём он может потерять ещё кого-то: в горле образовался горький комок. Взгляд Джинни встретился с грустными глазами вновь вернувшегося друга и ей стало ещё хуже, чем было минутой ранее. Полумна попыталась положить ладонь на плечо подруге, но та, вздрогнув от этого как от электрического разряда, попятилась обратно к лестничному проёму. Джинни побежала вверх по лестнице, спотыкаясь и карабкаясь по ступенькам, словно загнанная жертва. Рыжие волосы липли к влажным щекам, и она зажала рот рукой, чтобы никто не услышал лишнего всхлипа. Сердце колотилось, как баскетбольный мяч о бетонный пол, и должно было лопнуть. Дрожащими руками она заперлась в ванной, включив воду на максимум, чтобы заглушить свои мысли. Слышались громкие шаги за дверью, видимо, Джордж опять боялся, что она что-нибудь с собой сделает. Вообще, ей противно от осознания, что она желала Гермионе. Девушка любила её как родную, всегда любила, но что-то надломилось, когда та не пришла на похороны к Гарри, когда не пришла на помощь к Рону. Бросила их одних, кинула её одну среди мертвецов, окруживших её душу и не дающих вздохнуть. Возможно, в глубине души, в самой чёрной своей глубине она желала ей смерти, методично, по ночам, но тогда во снах к ней приходил Рон, она просыпалась вся в поту и с бешено бьющимся сердцем. Маховик времени, который оказался бесполезной штуковиной, висел у неё на шее как удушающая петля памяти о прошлой дружбе, рассыпавшейся вдребезги. Вся их жизнь вдребезги. И, узнав о гибели подруги, хотелось лезть на стены. Как же это глупо, но на ней как будто лежала неимоверная вина за эту смерть. Словно она нашептала Малфою на ухо убить её. Каждый вечер заканчивался одним и тем же: Джордж становился всё более дёрганным и дежурил сутками у её комнаты, мать и отец, слава Богу, уехали на несколько недель и не видели ничего этого. — Джинни, открой дверь, прошу, открой эту чёртову дверь! — Джордж пытался перекричать шум воды. Казалось, он сейчас вынесет дверь с петель. — Пожалуйста, уйди… Она слышит, как брат медленно скатывается по двери на пол и сидит так, что их спины могли соприкоснуться, если бы не деревянная преграда. Джордж никуда не уйдёт, она прекрасно знала. Сестра — единственное, что у него осталось, и он не переживёт, если с ней что-то случится. Каждодневное добивание собственной души, должно быть, ему больно смотреть, что он теряет последнего родного человека. Но она слишком слабая,чтобы терпеть это. Руками обхватив коленки, она шатается из стороны в стороны, напоминая совсем спятившую от горя девушку, и шепчет себе в коленки невнятные слова. — Грейнджер, если ты меня слышишь. Я готова отдать своё сердце, чтобы ты жила снова… Она опустилась на колени и подставила руки под горячую воду, чувствуя леденящий холод. Холод, исходящий из её души.