***
Собрание проходило в видавшем виды здании с искорёженной крышей, сквозь которую любой приметит небо. Беззвёздное, словно разлитое чернилами и вымазанное ладонями по всей округе. На голову что-то давит, давит, давит. Мгла изнутри сплетается с чернилами в небе, сворачиваясь в клубок. Он сидит на массивном деревянном стуле в самом дальнем конце стола, тень наполовину скрывает лицо, затаив надежду, что поглотит навсегда. Длинный овальный стол, за который торопко усаживаются люди в чёрных костюмах. Чёрный, чёрный, чёрный, ему нужно перекрасить волосы, он выделяется. Женщин гораздо меньше, мужчины рыскают глазами в поисках безопасного соседства без ножа в рукаве или палочки наготове. Слева от него сидела женщина, выводившая незамысловатый узор ногтями на поверхности стола, её пальцы настолько тонкие, что их можно переломить, надавив чуть сильнее. Пахнет здесь мёртвыми людьми, сыростью и страхами, хочется заткнуть нос и вырвать женщине пальцы, ногти которых противно поскрипывают по полированной поверхности. Убийственная тоска хватает за глотку. От влажного воздуха он ощущает удушье. Взгляд скользит по вошедшим, знакомых лиц становится всё больше и его от них выворачивает. Глазами в пол, на паутину по углам, на потрескавшиеся окна, часы на руке мужчины чуть правее, на циферблате два часа ночи. Стрелка не шевелится, дёргается на месте и издаёт гулкий «тик-тик-тик», замедленный механизм несработавшей бомбы. Отвратительное ощущение, он становится одним целым со стулом, с этим столом. Втекая в угнетающую обстановку, в нервоз людей, которые рядом, которые смотрят на него украдкой, будто он безнадёжно ослеп, и тут же отводят глаза. Шепчутся так громко, точно он глухонемой и ничего не услышит. Им не приходило в голову, что ему никогда не хотелось их слушать. — Что, чёрт возьми, на мне написано такого интересного? — он сказал это жёстким приглушённым голосом, и все подняли на него глаза. Их глаза это слишком страшно, ему не по себе от стольких бездушных людей, которых забыли погрести, которые дышат по ошибке. Им это необходимо, нужно, давно пора. Все непонимающе потупили взгляд и оставили его вопрос без ответа. Всё как в тумане, боль по-прежнему играет с ним, то нарастая, то сбавляя обороты. Он хочет спросить, почему не позвали Забини, где ещё несколько человек, которых не помнил, как зовут, но знал в лицо. Хочется ещё что-то спросить, заорать, но говорить больно, он понял это, когда пытался ещё раз повысить голос и встать с места. Может, минута прошла, может, час, а, может, они сидят и ждут уже сутки. Все перешёптываются, когда Волдеморт садится на своё место, кладёт костлявые пальцы на стол. Голоса постепенно затихают, словно их шёпот кто-то сдул, подобно ветру песок. Он всегда появляется неожиданно, будто надеется уличить кого-то во лжи или застукать за неприличными улыбками, к примеру, в его обществе никто давно не улыбается, чтобы не давать лишний повод для презрения. — Я рад, что вы дождались меня. «Как будто у них был выбор», — Малфой ухмыльнулся и выпрямил спину, поймав его взгляд. Чёткое ощущение, что он сказал это про себя, но Волдеморт услышал. — Среди нас не все, я надеюсь, вы заметили. Сегодня здесь те, кому я безоговорочно доверяю. Приступ кашля от накопившейся во рту крови скрутил Малфоя. Лицо у него сделалось ярко-красным. Взглядом он извинился перед всеми и сплюнул в платок кровавую жижу. — Мой мальчик, ты болен? — Волдеморт приподнялся, несмотря на то, что их разделяло многометровое расстояние и вжавшиеся в стол люди, он почувствовал, что тот почти рядом с ним. — Не стоит беспокоиться, всё в порядке. Добрая половина присутствующих станцевала бы танго на его могиле, он не может доставить такое удовольствие недостойным. Может быть, это удастся только Грейнджер, если он не убьёт её раньше. — Иначе я мог бы поручить это кому-то другому, но рассчитываю именно на твою безоговорочную исполнительность, — он сказал это с таким почётом, что Малфоя начало подташнивать. Все посмотрели на него в ожидании благодарности в сторону Волдеморта, но Драко промолчал, учтиво кивнув и спрятав платок в карман пиджака, предварительно аккуратно свернув, чтобы никто не заметил пятна крови. — Здесь нет Людовика, Кензи, Забини. — Он посмотрел на присутствующих, вспоминая, всех ли упомянул. — И это всё потому, что… Малфой молчал, уже догадываясь, что он собирается сказать. Именно так начиналась каждая речь, когда нужно было наказать предателей, кинувших тень на Великого, твою мать, Лорда. — Я хочу, чтобы ты помог преподать урок волшебнику, в котором ты ошибался. Мы все ошибались. — Он сделал глубокий вдох и посмотрел с таким разочарованием, как будто умеет что-то чувствовать. Нужные слова не приходили, сколько бы Малфой ни старался. Он ведь ещё не сжился с известием, что Забини кого-то там предал, а теперь о чём он его просит. О чём? — Я понимаю, что ты доверял ему, даже слишком доверял. Но у меня есть информация. — Он сцепил между собой пальцы рук и взглянул парню в лицо, — что он водится с грязнокровными выродками. — Его пустые глаза уделили вниманием каждого, кто сидит за столом, и лицо приобрело удовлетворённый вид, когда все осуждающе загалдели. — А также отказывается исполнить последнее поручение. — Мой Лорд, — он прочистил горло, — вы, наверное, его неправильно поняли. Он не мог. Все взгляды плавали между Малфоем и Волдемортом. Девушка, сидевшая рядом с парнем, та самая с тонкими пальцами, отпрянула, словно он только что сказал, что заразно болен. — О, Драко, ты не можешь себе представить, что кто-то способен пойти против понятной и единственно верной системы, но к сожалению, это так. — Он прокашлялся, чтобы все обратили свои взгляды к нему. — Его видели в мире магглов, а потом он шёл по Косому переулку с какой-то женщиной в чёрных очках, ранее никому не известной. Откуда мы может быть уверены, что он не затевает что-то. — Но… — Он отказался убить грязнокровную семью! — его голос повысился, все, кто был за столом, подпрыгнули, а Малфой выжидающе ждал, когда он продолжит. — Тех, кто кидает отвратительную тень на всю нашу работу. Ты понимаешь, чем это чревато? — тон стал жёстче, он не допускал какое-либо возражение. Шестерёнки в голове Малфоя заработали со страшной силой. Их засекли, их видели. Он не убил Грейнджер и из-за этого подставил друга. Он чёртов неудачник. Ничтожество — Малфой. Как и его папочка, у которого ничего хорошо не получалось, кроме как напортачить и сдохнуть. — Я не могу быть уверен в правдивости слухов. Я ему слишком доверяю. — Малфой убрал руки со стола и вытер вспотевшие ладони о брюки, на полированной поверхности остались отпечатки. Совсем как кровь матери по стенам в Мэноре, его прошибло током. — Ты можешь верить мне. — Но почему я? Почему я должен подставить под сомнение человека, который никогда не давал повода в себе разочароваться, — получилось враждебно, даже слишком. — Ты оскорбляешь меня, Драко. И мы оба прекрасно знаем, почему я выбрал именно тебя. Он понял, о чём говорил Волдеморт, а лучше бы не понимал. Ему тоже не доверяют, но питают какое-то чувство, что если он это сделает, то вернёт обратно веру в себя. Снова станет самым лучшим учеником. Волдеморт не может так просто расстаться со своим проектом по истреблению всего живого внутри, и вселению желания убивать и повиноваться. Малфой опустил глаза, буровя ими стол. — Я… — Иначе я тебя тоже сюда не пригласил бы, ты понимаешь, что это могло бы значить? Тишина нарастала с губительной способностью всё ещё больше изничтожить, нужно что-нибудь сказать, удостоверить, что ему параллельно на всё это. Как всегда было, выйти из положения чистым и сухим, но голос затерялся в гортани. — Вы всегда были слишком высокого мнения обо мне, мой Лорд, — каждое слово ножом в живот, адская боль во всём теле, приказ держаться до последнего, чтобы выиграть маленький раунд. Руками о поручни стула, ровная спина и спокойное лицо. Бешеное сердце, хоть бы его не выдало бешено бьющееся сердце. — Надеюсь, как и ты о себе. Поэтому я верю в тебя. — Может быть, есть какой-то выход, я могу проследить за ним, я могу… — Забини был одним из лучших, но, видимо, мальчик потерял контроль и почувствовал себя неуязвимым, — он раздался страшным смехом и все точно марионетки засмеялись, гогоча ему в ответ. Малфой начал понимать, к чему он клонит. Главное, что они не заметили Грейнджер и его самого. У него всё получилось, всё, как он хотел, перехитрить Волдеморта, пожертвовав малым. Все остальное — побоку. И ему казалось это правильным, пока он не услышал приказ в лоб. — Ты убьёшь его, Драко. Убьёшь завтра утром. Парню показалось, что он скатывается вниз по стулу и бесполезно цепляется пальцами за поверхность стола, пытаясь ухватиться как за траву, какой-нибудь утопающий с последним глотком воздуха. Комната начала плясать перед глазами. — Кто на него донёс? — застывшие губы его совершенно не слушались. Волдеморт оглядел всех присутствующих, словно забыл, как зовут этого человека и ничего не сказал. — Сволочи! — выкрикнул Малфой и вскочил на ноги, уронив стул на пол со страшным грохотом. — Какие же вы все сволочи! Ничтожные ублюдки! Тело трясло, голос возрос, он стал неконтролируемым, сердце поднялось к глотке, мешая сделать глоток, смочить горло слюной, позволяя ещё что-то сказать. Возможно, он больше никогда ничего не скажет, ведь ещё никто не смел говорить с Волдемортом таким тоном, он же не Поттер, чёрт побери, его сейчас убьют. Если его сейчас грохнут, он не успеет предупредить ни Забини, ни Грейнджер и, значит, его труп сгниёт, а они даже не узнают об этом. Он не может сделать девчонке такой подарок. — Малфой, сядь! — Вы же… Каждый из вас знает, что завтра может быть ваша очередь. И всё равно доносите друг на друга подобно крысам! — Малфой! Волдеморт направился к нему и все ждали, что сейчас на их глазах убьют ещё одного Малфоя, последнего, замыкавшего чистокровный род. Но тот протянул к нему тонкие пальцы и положил руку на дрожащее плечо, парень оттолкнул её и побежал к выходу. Оказавшись почти у двери, он замедлил шаг до обычного и обернулся в пол-лица. — Малфой, ты сделаешь правильный выбор. Сегодня ночью или никогда. Он распахнул дверь, перешагнул за порог и повернулся ко всем лицом. — Что вы все ждёте от меня? Что ещё готовы рассказать? Мне третий десяток, и вдруг вы сообщаете о том, что я должен убить лучшего друга, тем самым обречь себя только на ваше общество? — изо рта побежала струйка крови, он прокусил щеку, когда пытался не возражать и сидеть мирно. — Что вы все не верите ни мне, ни ему. Я, исполнявший все приказы, Пожиратель смерти с пустым телом, не способен выполнить то, что мне не под силу. — Рукавом он вытер насухо рот и брезгливо размазал кровь с манжеты по дверной ручке. — Вся моя жизнь — убогая, едкая ложь! Чем теперь вы будете крыть? Когда я найду того, кто настучал, убью его тоже! Вам теперь нечего сказать! Почему вы не смеётесь? По-моему, это действительно забавно. С этими словами он захлопнул дверь и побежал пулей из особняка.***
Его взгляд хаотично метается по гостиной: загнанный зверь, кинутый в клетку с огнём. Сердце всмятку о рёбра перестаёт придерживаться хоть какого-то привычного ритма. Сколько бы он ни пытался, ни излечивал себя инъекциями против дёрганного Малфоя. Пародию на уважаемого человека, которым он был в школе. Тем посмешищем, которое снилось ему по ночам и кололо иглами совести в искромсанное самолюбие. Всё вернулось к истокам. Он снова не знает, как поступить, на кого скинуть ответственность и выкрики, что мой отец… мой отец… мой отец научил меня быть гнилым человеком, — единственное, что приходило на ум. И вот он, откройте занавес, тут спрятанный скелет, который скрывался от дневного света. Человек с проказой вместо души. «Как бы поступил ты, отец? О да, что я спрашиваю, мы бы уже закапывали тело Блейза. Потом ты бы сел в свой кабинет и как ни в чём не бывало, прочитал мне нотацию о том, что Волдеморт не может ошибаться, что он знает, как нам нужно жить. Ты готов убить ради него кого угодно. А потом я бы рассмеялся тебе в лицо и показал колдографии с места вашего убийства, на которых твоя кожа стала синюшней, а губы сжались в тоненькую ниточку. Приберегая левый козырь в рукаве с отпечатками рук матери, оставленных кровавых следов по периметру комнаты, как печати смерти в доме, в который больше нельзя зайти. Ты бы откинулся на спинку стула и сказал: «Что за ерунда, Драко, мы чистокровные, ты не имеешь права противоречить Лорду». И ты так посмотришь на меня, как будто никогда не прятал свою задницу и не подставлял ни Волдеморта, ни мою мать, которая надеялась, что ты способен быть любящим отцом и мужем. Я покажу метку на полруки, а ты даже не подумаешь о том, что это разбило вдребезги всё живое во мне. Я выхвачу волшебную палочку, прошепчу Круцио, не сводя глаз с твоего окаменелого лица. Буду смотреть как тебе больно, как ты пытаешься открыть рот, чтобы что-то сказать, но я не слушаю, я только исполняю приказ Волдеморта». «Заглохни, слышишь. Заглохни! — Ладонями в виски, сдавить подобно тискам и прижать подбородок к грудной клетке. — Пожалуйста». Полная готовность вспороть свои зеленоватые вены и истечь кровью. Отцовской поганой кровью, которая была внутри. Мимо Генри, пальцами, указательным и средним по белой стене, оставляя невидимый след своего презрения. К этим стенам и к хозяину этого дома. Капли воды в ванной на втором этаже гулко раздаются по дому, подобно звуку, проникающему сквозь бумажные стены. Мелодией, заставляющей поднять глаза к потолку. Он не один, сейчас он не один и это должно встряхнуть. Стоит ли пойти и поделиться? Голова что вакуум, каждая мысль пресекается жёстким поворотом шеи, словно в него кто-то вселился. Он больше не контролирует себя. С того самого момента как вернулся в дом, как поднимается по лестнице и стоит около прикрытой двери в ванную комнату. Он помедлит, приближаясь к двери. Прикидывая, можно ли развернуться так, чтобы она его не услышала. Пар ударяет в лицо, и он сквозь щель наблюдает за душевой шторкой, которая охраняет грязнокровные тело от посторонних глаз. Малфой мешкается не зная, зачем он здесь. Развернуться и уйти будет первым адекватным поступков за всё время, пока он живёт с ней под одной крышей. Интересно, если осмелится закрыть дверь обратно, она не заметит его? А если уже заметила, намеренно играя с ним. Он почувствовал себя мальчишкой, который украдкой пытается подглядеть за девушкой в школьной раздевалке. Но сейчас ему не хотелось видеть её голой, сегодня не хотелось… Эта мысль плескалась в голове, он сжал пальцами дверную ручку, резко распахнув дверь. «Мне никогда не хотелось, вздор!» Теплый воздух обнял его, как только он сделал первые шаги, но тут же испарился. В ванной комнате было так же холодно, как и во всём доме. Пол ледяной, будто он шагает по инею, вот-вот захрустит. Свет лампы неистово яркий, ослепивший усталые глаза. Чувствуется запах мятного геля для душа и чистой проточной воды. Чувствуется запах женщины в ванной, запах необдуманного поступка. В углу в корзине для белья аккуратно разложено чёрное платье и плащ, испорченные его кровью. Алые следы, ведущие до шторки, она не шутила, говоря, что стёрла свои ноги до костей. Драко посмотрел на своё отражение — страшно усталое, дёрганное, отчаянное, словно он что-то ещё должен сделать, но время на исходе, его почти не осталось. Его больше нет. И тебя больше нет, Малфой. — Малфой! Какого черта ты здесь делаешь? Шум воды стих, и звук мокрых шагов по каменному полу раздался за его спиной. Он повернулся на её голос и с нездоровой усталой усмешкой поглядел на полуголую Грейнджер, наспех замотанную его чёрным полотенцем. Хрупкое тело покрылось огромными мурашками и с каждой секундой от его взгляда ей становилось всё холоднее. Арктический холод. Малфой с ухмылкой водил по телу глазами. — Пришёл на бесплатный аттракцион «не ослепни от худощавой Грейнджер», — в голосе было больше усталости, чем неприязни. Девушка неуверенно перенесла вес тела с одной ноги на другую, смотря ему в переносицу, не моргая. Наверное, её видели гораздо менее неискушённые глаза и гораздо более одетой. — Спутал меня с Паркинсон? Может, и под душем со мной постоишь? «Заткнись, Гермиона, — мысленно она вела жаркую полемику с собой. — Заткнись. Заткнись. Заткнись и выйди вон сама». — Если бы тебя так смущало моё присутствие, ты могла потрудиться одеться и свалить из комнаты. — Он пальцами протёр мокрое зеркало и брызнул водой ей в лицо. Она попыталась схватить его за рукав, вытолкать за дверь, ещё лучше ударить о дверной косяк, если всё сложится удачно. Полотенце её не слушалось, и в безрезультатных попытках удержать непослушную ткань на себе, Малфой вырвал свои руки из мёртвой хватки и замотал её полотенце собственноручно, затянув тугим узлом. — Ты часто подглядываешь за мной в душе? — Дыхание стало сбивчивым, она отжала волосы на пол, отчего лицо Малфоя перекорёжило. — Тебе не приходило в голову, что я здесь живу? Может, я пришёл, чтобы умыться и получил травму на всю жизнь, увидев такое. — Как часто? — Что? — Как часто ты умываешься в раковине, в которой топишь людей? Извращённые наклонности? При этом всегда должен быть кто-то голый рядом и непременно женского пола? Брови Малфоя поплыли вверх. — Да, ты права, я извращённо наблюдал за тобой. Я до сих пор извращённо хочу тебя. Гермиона нервно сглотнула и схватилась рукой за раковину, в которой он безуспешно пытался её утопить. — Ты возбуждаешь меня, прямо сейчас, в эту секунду. — Он подошёл к ней и коснулся рукой мокрого плеча, впитывая кожей капли воды. — Ты возбуждаешь… ненависть во мне. — шёпот в шею и резкое отстранение, толчок в плечо. — Козёл. — Имбецилка, — он пытался улыбнуться, вдыхая благоговейную ненависть, но улыбка получилось кривой. — Извращенец. — То есть на быстрый перепихон для извращенца можно не рассчитывать? Обидно. Он наблюдал за тем, как полотенце медленно скользит по её телу вниз, оголяя всё больше грудь. — Грейнджер, у тебя есть грудь! Чёрт, никогда бы не подумал. Девушка посмотрела на него, собирая всё терпение, которое вышибали из неё ежедневно и не по разу. Глаза внимательно изучили болезненно-бледное лицо, серые впалые глаза, которые вот-вот потухнут, и кровь в уголке рта, запёкшуюся, яркую, зловещую. Побывав в обществе Волдеморта, в эту ночь он словно постарел лет на десять. Ей казалось, что он еле держится на ногах. Глубокая потребность схватить его за руку и заткнуть рот. Молчание напрягало, он спрашивал одним взглядом «чего ты заткнулась». — Зачем это шоу? Что они с тобой сделали? — Всё в порядке, — улыбка его стекла до подбородка. — Я вижу… — Что ты видишь? Вот скажи, что ты видишь?! — его лицо потемнело, голос сорвался с крика до шипения, делая комнату всё более и более опасной, радиоактивной. Девушка отшатнулась, испуганная его реакцией, почти поскользнувшись на каменном полу. — Я вижу, что ты врёшь мне, когда говоришь о своём «всё в порядке», я вижу, что ты не упиваешься издевательствами надо мной как раньше, будто мысленно в другой галактике. И знаешь что, если тебе и вправду нужна была моя помощь, ты бы давно мог сказать, что произошло, а если нет. Что ж… Значит, я пойду наверх, лягу в постель и забуду о твоём существовании. Она смочила руку в раковине и вытерла оголённое плечо, то самое место, где прикасались его пальцы, так старательно и медленно, что могла поклясться, как он прожигает её глазами, ещё немного и кожа вспыхнет. — Мне завтра нужно избавиться от Забини. — Его лицо стало стеклянным, точно у манекена, будто он рассуждает, какие хочет утром тосты. «Избавиться». — Эта фраза повисла между ними и втянула в себя весь кислород, не давая дышать, шевелиться, ощущать себя живым. — Ты не должен. — Девушка подошла к нему. — Ты не можешь так поступить, это… На секунду ей показалось, что он предпочёл отстраниться, сделать шагов десять назад, лишь бы не дышать совместным воздухом столь близко, но он провёл взглядом по полу, словно измерял, сколько сантиметров их разделяет и выдохнул. — Я не могу? — его голос эхом раздался по комнате. — Я не могу! А всё потому, что его видели с какой-то шлюхой в чёрных очках. Как думаешь, ты знакома с ней? Сердце кулаком бьёт в грудную клетку, удары гадко отдаются в ушах. Она взглянула в его безумные глаза и поняла, что он говорит серьёзно. — Если бы не твой Адам, если бы не твой врождённый ебанизм, этого бы не случилось. Ты слышишь?! — Он встряхнул её за плечи, как полую внутри куклу. — Какого хера по твоей милости гибнут люди, скажи? Чем ты лучше меня? — его голос теряется в эхе ванной комнаты. Малфой кажется погибшим, приговорённым к смерти. Ходячим мертвецом. Руки прочь от неё, спрятанные в карманы. — Я… — Она вдохнула и, к своему удивлению обнаружила, что не может говорить. И дважды с трудом сглотнула. Он глядел на неё с безмолвной яростью, как всегда, когда она знала, что он прав, и она не может ничего вставить поперёк. Малфой думал, что Грейнджер что-нибудь обязательно скажет. Даже отчасти надеялся. Но она промолчала. — Постоянно, — прошептала она и так сильно стиснула зубы, что левая скула немного задрожала. Глаза его натыкаются на Грейнджер так, как будто он не замечал раньше, что перед ним кто-то стоит. — Постоянно. Всё время я чувствую, что из-за меня умирают люди. Ты не должен был оставлять меня в живых, ты не знал, на что шёл. Впервые он не говорил ничего, никаких колкостей в её адрес, просто молча уставился в пол и всё, она начала испытывать лёгкие приступы паники. — Не думал, что когда-то скажу это, но ты права. — Если из-за меня ещё кто-то пострадает, я буду ненавидеть тебя ещё сильнее, Малфой, я буду каждое утро желать тебе смерти, за то, что ты оставил меня в живых. — Она совершенно не понимала откуда в ней взялись эти слова. — У нас нет выбора, Грейнджер, — он замолчал, бесплодно озираясь, точно в надежде отыскать новые слова в обмен на старые, сносившиеся. — Мы, мы что-нибудь придумаем. Я помогу найти тебе камень гораздо быстрее, чем ты ожидаешь, мы всё вернём назад раньше, чем придётся убивать кого-то ещё. Малфой смотрел на неё так, как будто она несколько лет провела в подвале. Он часто так на неё смотрел, она старалась не замечать. — Ты повредилась в рассудке, ополоумела, сбрендила. Какого хера ты думаешь, что всё это просто так? Попробуй, найди камень в лесу, где полно магических уродов, и Амбридж тыкает в спину своим розовым рылом. Здесь всё не как ты привыкла, это не тот мир, где Поттер придёт и спасёт всех, укатив на Клювокрыле в далёкие галактики. Это реальность, сраная! Тебе придётся смириться с этим. Её лицо становится мгновенно пустым и потемневшим, как будто кто-то дёрнул за выключатель, погасив жизнь. — Ты не должен этого делать, если у нас ничего не получится. — Она словила его взгляд. — Если у тебя ничего не получится, то ты приговоришь к смерти своего единственного друга. Это… это, — каждое слово вонзалось лезвиями в язык. — Вот видишь, Грейнджер, я тоже иногда не знаю, как поступить. Прямо на твоих глазах, если бы ты чувствовала, как это унижает меня. Он видит, как вылетают из её влажных, тонких от напряжения губ тяжёлые и мрачные слова. — Ты ещё думаешь? Ты же его друг, он верит тебе, он дышит тобой. Я была уверена, что ты не имеешь права выбора, что ты перерос свою трусость. Пожалуй, нет. — Гермиона ткнула пальцем в его грудь, остановившись в нескольких миллиметрах, не касаясь. — Ты любишь одного человека и ради него пойдёшь на всё. Подставишь кого угодно ради него. И этот человек не Забини, не Паркинсон, не твоя мать, и в самый низший пример, даже не я, а только лишь Драко Малфой. — Гермиона мазнула по нему взглядом, как будто знала, что этот факт его шокирует. На этот раз слова произвели именно то действие, на которое она рассчитывала. Малфой дёрнулся и приложил пальцы к щеке, будто её только что облили кислотой. Терпение его раскололось, оголяя напоказ нервозность. Ей хотелось и вместе с тем не хотелось, видеть его настоящим, без масок, водолазок с горлом и застывшим выражением презрения в глазах, какое-то из этих двух желаний было сильнее. Именно теперь она чувствовала насколько они похожи, насколько много плохого она сделала, что не может встать на ступень выше или ниже него. Убийца, против которого все улики, и мошенница, которую считают невинной мёртвой жертвой. Она, в конце концов, ощутила не желание, а скорее необходимость подойти к нему. Вот так вот просто коснуться пальцами ног носков его ботинок и совсем не смотреть в глаза. Раньше она не знала этой маленькой тайны, если хочешь, чтобы мужчина раскрылся перед тобой, говорил всё, что думаешь, не смотри ему в глаза, сделай вид, что тебе абсолютно спокойно от каждого его слова, что он не причинит тебе ни малейшего вреда своей болтовней, что может доверять. С маггловскими мужчинами срабатывало, Малфой тоже должен повестись. — У тебя волосы влажные, — шёпотом произносит он и пытается прочистить горло. Словно желал сказать нечто другое, но хрипотца его смутила. — Ты не способен даже себя контролировать, как ты можешь принять такое решение? — услышала она свой голос. «Вот ведь идиотка! Закрой рот, дура!» Малфой на мгновение встретился с ней взглядом и отвернулся, впившись взглядом в стену. Сейчас он кажется слишком раскрытым, заблудившимся, потерянным. Словно с него стянули лицо и под ним оказалось чужое, незнакомое. — Я никогда ничего не решаю, Грейнджер, я привык. — Драко смотрел на свою руку, на чёрную ткань, которая прикрывает отметину, с таким сожалением, что Гермионе стало не по себе. Её руки что крылья, непослушные и лёгкие, касаются его лопаток и прижимают, вдавливают в себя так крепко, как будто это поможет надломить его сомнения, поможет принять верное решение. Он немного отстраняется, в его лице читается непонимание, отторжение, удивление и всё это балансирует с привычной холодностью. — Всё в порядке? — она говорит ему в плечо и обнимает, обнимает, удерживает, она готова стоять так несколько суток, лишь бы он не пошёл к Забини, никогда. Он пару раз моргнул. — Вполне, — выдох ей в висок и вопрос в горле «зачем ты это делаешь, мне неприятно, отойди». Давно нужно было оставить его, открыть дверь и уйти, но ноги точно парализовало, а затем и руки. Стук сердца под её ладонью выжигает ритм в голове. От него пахло тёплым уставшим мужчиной. Она не помнила, когда последний раз прижималось к кому-то и стояла почти голой настолько близко. — Какой у тебя есть выход? — Выход? — он говорит ей в ухо и кожу приятно покалывает от его дыхания. — Во всех ситуациях есть выход. — Она пытается посмотреть на него, прочитать по глазам способен ли он найти что-то во спасение, но он намеренно прижался щекой к её виску, чтобы скрыться. Даже сейчас он не позволяет прочитать, что творится в его сумасшедшей голове. — Когда умер Поттер, скажи, ты много что решала? Ты нашла тысячу и один выход? Ты сделала хоть что-то, кроме как свалила? Губы у неё дрожат, солёные от слёз. Теперь девушка уже рада, что он не видит её лица, если она вовремя отстранится и убежит, то ткань на его рубашке не промокнет, и он ничего не заметит. — Мне придётся убить его. — Её всхлип рвёт на части его молчаливое пространство, Драко поджимает губы. — Это не сложнее, чем лишить жизни любого другого человека, ради нашего плана. Это правильный выбор. — Он говорил это ей в висок так тихо, что она боится сделать вдох лишь бы не пропустить каждую букву из его слов. Он прижался губами к её коже, словно пытаясь донести свою жалкую ложь прямо в голову. Гермиона чувствует себя уничтоженной, ничего не решающей, обыкновенной тумбочкой на ножках, пыль с которой Малфой протирает раза два в год, и советоваться с бесполезным предметом интерьера он явно не станет. — Я не отпущу тебя. — Вцепишься в глотку? — Есть много способов. — Например, секс? — Например, удар головой об раковину и трупное гниение. — Заткнись. — Это неправильно, ты знаешь… — Какую часть слова «заткнись» ты поняла неверно? Ледяными пальцами он взял её за локти и разомкнул руки, освободив свои лопатки от приятного тепла, проходящего через рубашку. Она приложила немало усилий, чтобы вырвать свои руки и сцепится с ним пальцами, сжав его руки так крепко, что его жёсткие пальцы, почти вросли в её кости, став чем-то родным, постоянным. — Это нечто новенькое, если я не желаю прикасаться к тебе, ты проявишь насилие? Она чувствовала, как он изучает её, ждёт какого-то действия, не могут же они просто так стоять, врастая друг в друга пальцами, подобно корням дерева. — Это всё? — Он посмотрел на её губы. — А как же: «Малфой, не уходи, я сделаю всё, чтобы ты не грохнул своего лучшего друга», — на его лице заиграла улыбка, первая улыбка этой потерянной ночью. — В пах или в живот? Вот что я могу позволить тебе выбрать. — Её колено медленно поползло вверх по его ноге и упёрлось в ширинку. Малфой спокойно смотрел ей в глаза, если он готовился вырвать ей язык, то, видимо, передумал. Он пытается расцепить переплетённые пальцы, но она не отпускает. Его лицо медленно наклоняется к ней. — Бей! — он кричит так громко, что её глаза на несколько секунд закрываются. Она была так близко к нему, по собственному желанию и именно сейчас в такой неподходящий момент, ближе, только если бы она начала истошно касаться губами его шеи, от подобной мысли внутри живота образовалась яма. Гермиона опустила колено и отступила в сторону. Драко выдохнул только сейчас, понимая, что всё это время сдерживал дыхание. — Делай, как знаешь — пробормотала она примерно в сторону Малфоя и вышла, оставляя за собой шлейф неприязни. «Интересно, а можно убить Пожирателя прямо посреди его собственного дома?» — Она провёла рукой по влажным волосам и прижалась лопатками к стене около дверей в ванную, ожидая, когда же он выйдет. Дверь приоткрылась, и он выскользнул, направившись к лестнице в свою спальню, не повернувшись к девушке, намеренно не замечая её присутствия. — Я знаю, что ты меня никогда не простишь, не поймёшь. — Пальцами он сжал перила, и его рука на мгновение дрогнула. Он покрутил шеей, стряхивая усталость, но так к ней и не повернулся. — Мне параллельно. Главное, я и сам себя никогда не прощу. Его стук подошвы по ступеням отсчитывал последние минуты жизни человека, образ которого Грейнджер не смогла выкинуть из головы всю бессонную ночь, представляя как Малфой хладнокровно подбирает костюм или даже уже спит в своей комнате, как будто ничего не происходит. Хоть бы эта ночь никогда не кончалась.