Драко Малфой, Спасибо за внимание.
***
Переминаясь с ноги на ногу, Гермиона стояла у небольшого магазинчика со сладостями. В этом районе Драко ориентировался не лучше, чем в том, где состоялась их прошлая встреча. То, что у девушки явно изощрённое понимание о том, в каких именно местах назначать встречи, он понял, когда в поле зрения ещё не попала вывеска с названием. Парочка детей, бегавших под ногами, чуть не вымазали её длинную, прикрывавшую щиколотки, кофейного цвета юбку мятным мороженым. Оделась в мешок. Можно подумать меня заинтересуют её ноги. Пожалуй. Если они будут без тела в расчленённом виде. Он, бесконечно усталый, в стёганом пальто намеренно-неспешно шагал с противоположной стороны улицы, пропуская перед собой обнимающиеся парочки и спешащих прохожих. Собираясь сегодня утром, его не покидала мысль, что девчонка струсит и не придёт, уж слишком странно она ведёт себя для той школьной Грейнджер, которой обязана быть. Играть роль паралитика, страдающего амнезией на всю голову, у него получалось жутко хорошо, у неё — нет. При первой встрече Малфой питал надежду, что он не единственный прокажённый, помнящий эти адские времена, но тщетная попытка надавить на воспоминание дала понять: с Грейнджер всё потеряно. Всё только к лучшему. Дети кричали так громко и бегали настолько быстро, словно норовили сделать головную боль Малфоя в тысячу раз невыносимее. Мальчик, мельтешивший перед его ногами, толкнул девочку с очаровательными рыжими косичками на асфальт так, что послышался шлепок её тела о гравий, а из её маленьких веснушчатых ручек выпало мороженое, заляпав лакированные туфли Грейнджер. Малфой выставил чуть вперёд носок ботинка, и мальчишка, запнувшись, завалился на тот же злополучный асфальт, жалобно завопив. — Закон притяжения, — как ни в чём не бывало сказал Драко вместо приветствия, кивнув в сторону аллеи, куда им следовало направиться вместе. — И этот человек желает заняться благотворительностью, — прошипела девушка, бросив оттирать туфли и рванув следом. Она предложила пройтись мимо озера, чтобы как можно меньше людей могли сплетничать об их встрече. Он предложил всё, чем мог располагать перед своей прекрасно замёрзшей собеседницей: социопатию, жестокосердие, нетерпимость и салфетку для туфель, по которым стекало детское мороженое. — Не все дети вырастают хорошими людьми — значит, не все дети хорошие изначально, — украдкой он рассматривал её раскрасневшееся от осеннего, колючего ветра лицо, аккуратно заколотые волосы и густо накрашенные ресницы. Мысль о том, что она готовилась к встрече с ним, вызвала неприятное тепло внутри живота. — Конечно, кому как не тебе это знать? — шёпотом произнесла девушка, закутавшись в серый кашемировый шарф по самые уши. — Что, простите? — Гарри говорит, главное в моей работе — чуткое сердце. Она слишком прагматична, разговор продуман до мельчайших подробностей во всякой степени отклонения, на каждое его «но» у неё тысяча и один ответ. Тогда почему мысли лихорадочно шипят, когда разговор выходит за пределы рабочих моментов? — Кто говорит? — переспросил он сквозь зубы, хотя явно был уверен, что расслышал правильно. — Гарри. — Этот глава империи очкастых неврастеников знает толк в Пожирателях смерти больше меня? — Ему лучше знать, кто такие Пожиратели смерти, потому что ты им был достаточно недолго и как мне известно, не очень успешно, — холодящий взгляд в лицо говорил о несогласии. Она сама понимала, что он хлебнул гораздо больше практики, чем помнит, но это известно лишь ей, поэтому давить на его беспамятство выйдет глупым поступком. — Думаю, мы делали нечто другое. У Поттера мнение, что мы скальпируем людей и сжигаем их на виселицах? — А это так? — Проветри голову, там слишком много лжи, — он еле сдержался, чтобы не хмыкнуть. — Прополоскай рот, там гной. — Мы на «ты»? — Сейчас — да. — Не пошла бы ты на хер. В это мгновение ненависть пронзила каждую частичку его тела, встав поперёк груди и провернув против часовой стрелки, подобно кинжалу. Безграничные усилия в поглощение отцовских качеств под названиями: злость, неуравновешенность и трусость начали прорываться одно за другим, в голове вертелись ужасные мысли и горькие слова. — В отчёте о нашей встрече я напишу, какой вы хам. — Благодарю за независимое мнение. — В смысле? — Ты так думаешь, потому что эту мысль в твою голову упаковал Поттер или Уизел, или ещё кто-то из придурковатых друзей? — Думаешь, я тебя плохо знаю? — она встретилась с ним взглядом. — Вас знаю. Простите. — Вообще не знаете. — Лучше, чем вам кажется. Он открыл рот, затем плотно стиснул губы, превратив их в тонкую нитку недовольства. — Скажите мне, почему именно Министерство? — Вас интересует моя работа? — Меня вообще мало кто интересует, считайте, вам повезло. — Возможно, я выбрала ту работу, при которой, вставая в шесть утра с постели, не появится желание выброситься в окно, — она перегородила ему путь, — хотя сегодня я начинаю думать об обратном. В этот момент в их головах была общая цель: чтобы ни один из них не понял, какую роль они играют в новом исцелившемся обществе. И, когда его ботинки остановились в паре сантиметров от её туфель, он молча развернулся и последовал в незнакомую квартиру к незнакомому мёртвому человеку. Пожелтевшая листва на земле оставляла следы на её лакированных чёрных туфлях, а влажная трава играла злым карателем, её ноги так и норовили поскользнуться. Перспектива развалиться перед Малфоем в грязи была самой унизительной. Парень шёл как можно быстрее, его ровная спина, идеально отглаженное пальто словно посмеивались над ней. — Простите, — за ними увязалась седоволосая пожилая женщина, — простите, а вы кто? Ярко-розовый спортивный костюм говорил о том, что она выбежала прямо из дому. Ноги оставались же без обуви, носки моментально промокли, погрузившись в вязкую грязь. Неожиданные посетители соседнего дома заинтересовали её гораздо сильнее, чем возможность подхватить простуду. Когда Грейнджер настигла Малфоя, они переглянулись. Все слова из её заученного сценария выпали, потому что ничего подобного она не могла предугадать. — Мы… — слова в её голове не формировались. — Она сестра Дерека, — выдал блондин. Девушка сделала печальное лицо, схватив Малфоя за руку и вонзив ногти ему под кожу. Оставалось только молиться, чтобы женщина была незнакома с Мирандой лично. — Да, именно Миранда. Как же я сразу не догадалась. Малфой перевёл взгляд с женщины на Гермиону затем обратно и утвердительно кивнул, словно его вердикта ждали обе. — Ох, бедный мальчик. Ужасная, ужаснейшая история, — дрожащая, морщинистая рука стряхнула невидимую слезу. — А вы, должно быть, Саймон? — Я… Сверлящий взгляд Грейнджер в скулу не вывозил. Если он согласится быть каким-то там человеком с именем кота, то как ему узнать, что старуха не прикалывается над ним. — Ты же Саймон? — улыбка на лице женщины застыла в каком-то зловещем ожидании. — Что?.. — ногти впились в кожу, заставляя руку онеметь. Если бы только Гермиона понимала насколько приятна ему эта боль. — Ах, да. У нас замечательные отношения с ним. С этим… Дреном. Дреком. Были. Ну, до того как его кишки размазало по стенке. Женщина с ужасом вытаращила свои голубые, почти прозрачные глаза. — Не напоминай, пожалуйста, — девушка уткнулась ему в плечо и наигранно всхлипнула. — Идиот, — так, что это обращение расслышал он один. — Прости, дорогая, — он приподнял её лицо за подбородок и поцеловал в лоб с полным остервенением. — Я иногда такой бестактный. — Ну, что вы. С кем не бывает? — старуха устрашающе хохотнула и, сославшись на курицу в духовке, удалилась так же стремительно, как догнала их. Гермиона посмотрела на его губы и судорожно выдохнула всю свою горечь в осенний воздух. На пути к дому девушка рылась в сумочке. Поиски ключей от чужого замка немного затянулись. Она уж было испугалась, что потеряла их так же, как свои. Терять нужное и необходимое — это её скрытая способность, в этом она почти супергерой. — Почему же не в губы? — вставляя ключ в замочную скважину, она стукнула плечом в дверь и повернула его трижды. — Потому что она не подписывалась на похотливый этюд. — Впредь, прошу ко мне никогда не прикасаться. — А ваши ногти, загнанные мне под кожу, это незаметный нюанс? — Простите. Я не сдержалась, — открыв дверь, она пропустила собеседника вперёд, подавляя желание захлопнуть его в пустом доме, а самой вернуться на работу. В доме стояла мертвецкая тишина, ни стука часов, ни копошения крыс в подполе, абсолютная пустота. В полной мере можно было сказать, — дом умер вместе со своим хозяином. — Вы перебарщиваете. — А что вы хотели, чтобы эта бешеная старуха выдрала мне кадык? — прошептал он, подозрительно осмотревшись. — Она на ладан дышит, — девушка закатила глаза и захлопнула за собой дверь. — Вы видели, как она на меня смотрела? Явно латентная мужененавистница. — Ей восемьдесят пять, — произнесла Гермиона, со скептицизмом посмотрев на него. — Я всё сказал. Меня не переубедишь, — он с наигранной паникой отодвинул занавеску, выискивая за окнами женщину с топором. — Прекратите. Малфой уже направился в зал, где произошло одно из самых изощрённых убийств, которое Гермионе попалось в красной папке, доверенной ей ещё в самом начале рабочей деятельности. Признаться, не будь с ней Малфоя, она почувствовала бы себя гораздо хуже. Наличие бесстрашного, пусть и сумасшедшего мужчины, давало состояние надёжности. Закрытые окна не пропускали свет, а Малфой не пытался найти выключатель или воспользоваться палочкой, хотя Грейнджер его не успела предупредить, что магия здесь недопустима. Неужели его привлекала безраздельная тьма, чувство её страха в затылок, которое наполнило воздух. Если бы он хотел, то мог попробовать его на вкус, вдохнув кислород ртом. — Вы любитель тёмных помещений? — сказала она громче положенного, протянула руки перед собой, уткнувшись пальцами ему в спину. — Извините, я ничего здесь не вижу. Ожидание ответа или переломанного пальца благодаря неадекватности мужчины было тщетным. Когда глаза привыкли к темноте, а ладонь нащупала единственный попавшийся выключатель, свет ослепил, отражаясь от разбросанных по всему периметру комнаты осколков. Каждое стёклышко похрустывало под её каблуками. — Я любитель тишины, когда ко мне лезут с дурацкими вопросами. Стулья перевёрнуты, разбитые лампы висели на нескольких петлях, опасно пошатываясь из стороны в сторону, книги разбросаны по полу, местами порваны и обожжены. С колдографий на Грейнджер смотрел обладатель дома, то улыбающийся, то неестественно серьёзный. Если бы не Малфой, она кинулась бы прибирать тут всё голыми руками, упиваясь горем, которое её вроде не должно касаться, а сердце всё равно затронуло. — Мисс Грейнджер? — послышался голос из соседней комнаты, и она вздрогнула, осознав, что остановилась только в начале дома, дальше её ждала более страшная картина. Кровь на стенах, столе и разбросанных бумагах. Вполне вероятно, несколько людей тут пострадали, вот только один из них был убит, а остальные вернулись за стол к Волдеморту и, очень может быть, Малфой дышал с ними одним воздухом. Возможно, что её Малфой сделал это, откуда ей знать. Тишина с застывшими криками стучала по ушам. — Его убили слишком жестоко, — прошептала она, поправляя одну из колдорамок. — Не думаю, — он коснулся той же рамки и вернул её в обратное, кривое расположение. — По-твоему, смерть — это что-то обыденное? — соприкоснувшись с чужими холодными пальцами, её рука отдёрнулась, словно поражённая невидимым заклятием. — Все умирают и не по разу. — Так говорите, будто умирали сами. Мёртвый голос, не включающий в себя ни страх, ни сожаление, ни любое живое чувство, которое человек способен ощутить, пребывая в этих стенах. Доверять убийце-Малфою и благодетелю, папенькиному сынку Малфою — разные вещи. — Ещё как. — Что? — Ещё как долго вы будете доставать меня беседами? — Мне заткнуться? — Я думал — это ваша работа молча таскаться за мной и ковыряться в чужих домах. Миллионы манких вариантов дальнейшего поворота событий бились между собой в голове. Какого будет заехать кулаком ему в нос? Плюнуть в его довольную улыбку? Откусить его горький язык? А что, если достать волшебную палочку и подвергнуть его… — Угу, — промямлила девушка и, не взглянув больше ни разу в его сторону, прошагала так до самого зала, где им предстояло провести всё утро. Занавески, сдёрнутые с окон, висели на подоконниках, тронь — и скатятся на пол. Девушка приподняла юбку и, встав на качающийся стул, потянулась за волшебной палочкой мёртвого хозяина дома. Древко, закинутое на шкафчик, сразу привлекло внимание. — Палочкой пользоваться теперь в запрете? — брови Малфоя поплыли вверх. — Здесь нельзя. — Что ещё за бред? — До того, как мы восстановим этот дом, никакой магии в нём не должно быть, это всё же маггловский район. — Думаете, кто-то будет следить за тем, что вы скажите Акцио палочка, — объект вмиг оказался в его левой руке. — Сейчас в меня ударит молния, и я окочурюсь? — он взглянул в потолок, постояв с секунду, направляя ладони вверх, готовый принять наказание. — Вы невозможный… — стул под ней зашатался и она, оступившись, полетела вниз, на секунду подумав, что Малфой её подхватит, но он лишь самодовольно наблюдал за падением со стороны. — Кто? — он наклонил голову набок и медленно подошёл. — Урод. — Вы очень сдержанны, — протянув руку с меткой, он вопросительно смотрел на неё. — Отойдите, — она приподнялась с колен и почувствовала резку боль в лодыжке, но, не выдавая своего ушиба никоим образом, прошла мимо парня, расправив плечи и отобрав палочку. — Просто я не хочу к вам прикасаться, — выпалил он, не поворачиваясь к ней лицом, чувствуя, как она остановилась у дверей. — Что это значит? — Понимайте, как хотите. Я не могу вас трогать. — А спектакль у входа в дом? — в висках застучало, место, где касались его губы опять начало жечь. — В тот момент я понял, что не могу. — Я вам противна? — Нет. — Значит, при стопроцентном уверении, что я сверну себе шею, вы всё равно не подхватили бы меня? — Нет, — он вполоборота наблюдал за её покрасневшим от ярости лицом. — Вы… — Думаю, мне брезгливо трогать кого-то вроде вас. Это правда, — последние слова дались сложнее, чем он представлял себе. Я патологический лгун. Слушай меня. Сквозь неё прошла волна гнева, аромат грядущей ругани взгрел голову. Прежде чем осознав, что ей движет, она сделал несколько шагов к нему, заставив развернуться к себе лицом, и наотмашь влепила ему пощёчину, гулким хлопком раздавшуюся по комнате. Ладонь заныла, словно её опустили в кипящую лаву. Место удара, несмотря на бледную, неживую кожу обладателя, покраснело. Ожидая увидеть в его глазах гнев, ненависть или такое привычное отвращение, она не смогла заметить даже тени чего-то подобного. На его лице застыла непроницаемая маска, разжигающая желание врезать ему ещё раз. Схватив бумаги, брошенные во время прихода на стол, она зашагала так быстро, что это можно было принять за попытку бегства, в ушах звенело, а сердце ломило от скорости. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Останови меня. Ненавижу. С какой стати ему желать касаться её? Обида настолько сильно пропитала лёгкие, мозг и душу, что логически мыслить было невозможно. В голове не укладывалось его двуличие. Неужели она так омерзительна, что её можно желать, только когда весь мир на грани вымирания, и Волдеморт выдыхает смерть в спину. Значит, если бы его память была не утрачена, он всё равно никогда в жизни не пожелал бы коснуться её, а скорее убил себя, вспоминая как целовал, обнимал, как просто говорил с ней на «ты». — Мисс Грейнджер! — прокричал он, но в ответ шаг перешёл на бег. Её руки тряслись в поисках ключей от чужого дома. Спасение совсем рядом, стоит только открыть дверь и выбежать на улицу. Глупая привычка запирать их за собой проклята ею четырежды, пока связка ключей выпадала на пол, и поиски приходилось начинать сначала, подбирая один за другим. «Чёрт. Чёрт. Чёрт», — шептала она, стирая тыльной стороной руки предательские слёзы, текущие по щекам, медленно капая на блузку. Тусклое освещение в прихожей давило на психику, она почувствовала себя героиней фильмов ужасов. Надеясь, что Малфою хватит ума выйти позже неё и молча удалиться в тёмную неизвестность, она наконец нашла нужный ключ и прежде, чем ей удалось открыть злополучную дверь, за спиной послышался голос. — Истеричка, это ваше второе я? — эмоции его сменялись одна за другой. Обернувшись, Гермиона встретила страх, смятение, ненависть и злобу. Он выглядел слишком взволнованно для обычной ссоры с работником Министерства. Не решаясь подойти к ней ближе, Малфой остановился в паре метров от дверей и ожесточённой обладательницы ключей. — Чёрт. Вы думаете, что я считаю вас омерзительной? — он прижал палец к своим губам, приказывая ей заткнуться, но выдавить из себя дальнейшего монолога у него не вышло, и он нервно провёл рукой по волосам. — С чего ты… вы взяли, что это меня задело? Может, дело вообще не в вас, — она шмыгнула носом, чувствуя как из него потекла жидкость. Слишком жалкой Гермиона чувствовала себя ещё секунду назад, теперь это вовсе пародия на человека. — Пожалуйста, не смотрите на меня. Помимо брезгливости я от вас ничего не могу получить. Мне неприятно. — Вы думаете, что одна мысль о вас вызывает у меня рвотный рефлекс? — Какое мне дело до того, что вы думаете, это просто, — дрожащие руки выронили ключи, и она закрыла лицо ладонями, — просто нелепо. Всё, что сейчас происходит — нелепо. Дело не в вас, а во мне. — Думаете, невозможно хотеть прикоснуться к вам? — его мрачный взгляд давил бетонной плитой. — Почувствовать тепло вашей кожи, — шаг в ее сторону. — Услышать ваш запах, — ещё шаг. — Ощущать, как вы дышите в губы. Его руки опустили ладони с влажного лица, давая возможность затонуть в серых глазах. Позвоночником она почувствовала дверную ручку, обжигающую холодом кожу через тонкую материю блузки. Чувствуя дыхание на своих волосах, Гермиона опустила голову, не желая больше встречаться с ним взглядом, собираясь с силами, чтобы оттолкнуть его в сторону. Влажные от слёз пальцы прижались к его груди. — Больше никогда не смейте говорить со мной о личных вещах, — лёгкий толчок пальцами о его чёрную рубашку, о его закрытое костями и плотью сердце. — Это вас совершенно не касается. Ясно? — Ясно, — глухо отозвался он, сделав глубокий вдох, словно перед погружением в озеро, и шагнул ближе, вжимая её лопатки в дверь. — Вы делаете мне больно, — жалея, что не послала его к чёрту, девушка рукой нащупала ручку и выгнула позвоночник, чтобы больше её спину не протыкал металл. Такая манипуляция позволила прижаться грудью к его телу, краска залила лицо. — Если бы вы знали, как я люблю делать больно, — он, не видя, что происходит за её спиной, нащупал чужую руку и, постепенно расцепляя палец за пальцем, сам накрыл ручку своей ладонью, защищая её от дискомфорта. Приподняв своё лицо, Гермиона прошипела ему в губы: — Я хочу, чтобы вы убрались отсюда и больше никогда не приближались ко мне. При дыхании грудь касалась его тела, и она прокляла свои лёгкие, а затем и себя, потому что ей это нравилось. Когда собрав всю волю в кулак, девушка хотела прошмыгнуть мимо него и высвободиться от натиска, он схватил её за руку и, вернув на место, укусил дрожащую нижнюю губу. Получив возмущенный стон в губы, он проник языком к ней в рот, углубляя поцелуй, и снова вжал в дверь спиной, так грубо, что та скрипнула на петлях. «Не отвечай на поцелуй, всё, что нужно — это не отвечать на поцелуй», — пронеслось в её голове. Его поцелуи были безответными, дразнящими, затем более настойчивыми и грубыми до тех пор, пока она руками не обхватила его голову, пальцами утопая в белых волосах. Оторвавшись, Малфой позволил сделать ей необходим вдох и наблюдал за тем, как ей хочется ещё. — Это ничего не доказывает, — прошептала она, пока хрупкие руки сползали вниз на его лопатки. Прижимая к себе максимально близко, чувствуя его эрекцию, главный элемент которой твёрдо упирается в неё. Обхватив правой ногой его ногу, желая ощущать его тело максимально рядом, лакированная туфелька спала. — Вообще ни черта не доказывает, — он взглянул на её ногу. — Вы правы. В дверь раздался нестерпимо сильный стук, что Грейнджер ощутила жёсткий удар по затылку. Малфой оторвался от неё, вглядываясь в дверь, в надежде понять, какой гандон это мог быть. Он достал из кармана её юбки ключи. Он искал их слишком долго, касаясь бедра сквозь ткань так нежно, что девушка готова была простонать, но уткнувшись губами ему в плечо, судорожно выдохнула. Не с первого и даже не второго раза он попал ключом в замочную скважину. Выдохнув ей в ухо, он хотел что-то сказать, но, коснувшись губами нежной кожи, прощально взглянул на неё, трижды повернув ключ и отойдя в сторону. Расправив подол юбки, она повернулась к дверям и резко дёрнула за ручку, прищурившись от солнечного света, пытаясь разглядеть самого отныне ненавистного человека в её жизни. — Где тебя, чёрт побери, носит? — влетела Джинни и, столкнувшись нос к носу с Малфоем, попятилась назад, чуть не снеся вешалку для верхней одежды бывших владельцев. — Вы меня искали? Польщен, — Малфой отряхнул невидимый сор с пиджака, в том месте, где коснулась рукой Уизли. — А где ваше приложение в очках? Мне казалось, вы ходите комплектом. Раздражение в его голосе могло выдать с головой, что их потревожили. Почувствовав накатившую панику, которая подступила в горле и была готова вырваться криком, она кинула ключи Малфою и, схватив девушку за руку, буквально силком вытащила её из дому. — Что происходит? — рыжеволосая девушка говорила намеренно на повышенных тонах, чтобы её спектакль слышал тот, кто остался в доме. — Ты должна была вернуться полтора часа назад, я начала беспокоиться. — Не может быть! — взглянув на часы, которые она сломала, когда упала со стула или в тот момент, когда её вжали в дверь, внизу живота разлилось неудержимое тепло, девушка выдохнула. — У меня часы не работают. — А это что? — она схватила её руку и подняла, затем, разомкнув пальцы, наблюдала, как та повиновенно опускается. — Он тебя что, бил?! — Кто? — Этот говнюк тебя трогал? Девушка увидела, как Малфой стоит у дверей и упоительно наблюдает за их беседой. — Ты её трогал?! — Джинни резко развернулась к нему и завопила так, что его самодовольное лицо сменилось гневной гримасой. — Если её нужно потрогать, попроси своего братца, — он замолчал, и Джинни развернулась лицом к Гермионе. Та могла поклясться, что в спину подруги прозвучало слово «сука», именно это бесшумно произнесли его губы. — Я провожу тебя домой. — Нет. Не нужно. — Если он думает, что спонсор может быть высокомерным говном, то пусть подавится, — она схватила её за руку и потянула за собой. — Нет. Мы ещё не закончили. Сейчас по дороге всё обсудим, и я поеду домой. Пожалуйста, — ей удалось высвободить свою руку. — Дай мне доделать свою работу до конца. — И мне что это, даже нельзя с вами пойти? — Ты хочешь наслаждать обществом подонка? — Ты права. — Знаю, — Грейнджер улыбнулась и потёрла глаза рукавами блузки, боясь, что тушь могла осыпаться. Дождавшись, когда Джинни скроется за ближайшим кустом с повядшими розами, Малфой вальяжно спустился с крыльца и, попадая под моросящий холодный дождь, остановился в метре от девушки, которую только что чуть не попробовал. Недоумевая, как его могла заинтересовать вскрытая кем-то женщина, нахальная, сумбурная, дерзкая, ему это точно показалось. Помутнение. Впервые в жизни он благодарен кому-то из четы Уизелов. — То, что было сейчас, как это объяснить, чёрт возьми? — её голос звучал звонко, перекрывая шум дождя. «Это моё личное чистилище», — вторил разум, но он стоял со стиснутыми челюстями, продолжая бороться с желанием раскрыть рот. — Я могу предать это огласке. Именно в этот миг яблоко раздора прокатилось между непонимающей парой. Он мог бы улыбнуться, отпустить мерзопакостную шуточку, что это она сама соблазнила незаменимого и единственно охеренного мужчину во всём волшебном мире, но он молчал. Погрузив руки в карманы пальто, он молча наблюдал за ней. Выглядела Грейнджер сейчас прекрасно: красные глаза от слёз, огромного размера вспухшие губы, которые она нервно увлажняла, пока пыталась объясниться с Джинни, кожа на них покрылись тоненькими ранками, а тушь с водой сделали ресницы неестественно изогнутыми, подобно героине трагикомедии. Вот только Малфой смотрел на неё слишком серьёзно, без намёка на ухмылку, въедаясь глазами сначала в губы, затем в лицо. Взгляд скользил подобно змее, вниз по ключицам, белая рубашка прилипла к ним и выдавала не только участки тела, но и кружевное нижнее белье, всем видом он показывал, что это происходит само собой. Кожа покрылась мурашками, в этом виноват был его холод, а не осенний промозглый дождь. Во рту пересохло, дождь капал в унисон с её рваным дыханием. Кислород через губы и в воздух, оставляя тёплый пар возле рта как признак, что жива ещё. — Я хочу, чтобы вы ушли. Я прошу, чтобы вы немедленно меня оставили. Вы отвратительны, — она почувствовала, что ещё немного, и он подойдёт к ней, его правая рука почти вылезла из кармана, и он готов был потянуться к её лицу. — Вы мне противны, — она отвернулась, подставляя ему скулу. Я хотел подойти к тебе, я хотел прикоснуться к тебе. Зачем ты это сказала? Безмозглая сука. Теперь я хочу задушить тебя. Это же то же самое, что прикоснуться? Ненавижу. Эта странная способность, приобретённая во время извращённых наставлений Лорда. В его груди, животе, лёгких, во всём теле развивались споры смертельного яда, словно опухоли, поглощающие всё светлое и живое, но никто не мог сказать об этом наверняка, взглянув ему в глаза или пронаблюдав внушительно долгое время. Это необычайное умение доставляло невосполнимые трудности либо пустоту в душе, либо море жестокости, выливающееся через край. Они постояли в тишине больше чем минуту, играя в безмолвную борьбу взглядами. Ни один не посмел сказать что-то, разойдясь в глубочайшем недопонимании.***
Возвращаясь в свой пустой дом, белизна которого подчёркивалась отблесками луны на стёклах, Драко вдруг почувствовал в перепонках надоедливый, едкий голос отца. Когда ещё как ни сегодня ему проникать в мозг своего отпрыска, пусть это и игра воображения, но голос настолько живой и чёткий, что отделаться от него невозможно. Каждое слово наполняло его как сосуд, ещё немного — и хлынет лава на собственные ботинки из горла, ушей и глаз. Что ты позволяешь себе?! Позор нашей семьи. Слабейший из ничтожнейших. Я отказываюсь называть тебя своей фамилией. Его шея повернулась резко вправо, затем влево, издавая громкий хруст позвонков, только бы это помогло вышибить голоса. Ему чертовски необходимо с кем-то поговорить, но откровенничать — не часть. Забини — друг. Нет, по-другому. Забини ведь друг? А зачем ему рассказывать о том, что таиться в глубинах чёрной дыры, где ранее находилось сердце? Недоверие, нерешительность, недосказанность, всё это бродило с ним рука об руку с более младшего возраста. Столкнувшись лоб в лоб со своим отражением в зеркале, он заметил кривые губы, невозмутимый взгляд и глубокую морщину между бровей, словно мысли ночуют там и никогда не выходят наружу, в эту секунду он понял, что его передёргивает от этого человека. Черты, схожие с отцовскими, и никакого намёка на то, что Нарцисса его мать. Он боялся себя. Он ненавидел зеркала. Всё началось с обыкновенного вечера, когда Малфой по привычке задержался (привычка эта выработалась сразу после окончания школы, её развил недовольный отец) на работе. Мать тогда изволновалась. Святая и слепая женщина, единственное, что он мог о ней сказать. В тот злополучный день кулак отца пролетел мимо Малфоя ровно в пяти сантиметрах, и это было не намеренный промах, а просто сверхбыстрая реакция парня на озверевшего родителя. Мать, с видом непонимания, и отец, челюсти которого сжаты. А глаза пронизаны ненавистью, парень уверял себя, что слышал как в отцовской голове кипят мысли. Я никогда его не ударю. Только вот лучше бы ударил, чем быть настолько гнусным, трусливым и гнойно раздражительным. В отце его бесила вспыльчивость, которую он унаследовал, и трусость, с которой он вошёл в школьный мир и вскоре, когда стал совершеннолетним, попытался смыть с себя любой намёк на неуверенность, это точно не про него. — Я никогда не стану тобой, отец. Потому что я — не трусливое подобие главы семьи. Теми словами он хотел его ранить, а вышло, что признался себе в подростковом подражании, восхищении. Он жил мыслями человека, которого отныне способен только стыдиться. — Зачем ты прикасался к ней? Пройдясь до дивана, он сел на край, склонив голову вниз, рассматривая носы собственных ботинок. Пальцами правой руки он захватил указательный палец левой и безжалостно выдернул сустав, раздался отвратительно-громкий хруст. — Зачем ты… Следующий палец был средним, плотно стиснув зубы, он проделал с ним нечто подобное, ощущая отрезвляющую боль. Нестерпимую боль. На лице заиграла лёгкая улыбка, на лбу выступили испарины пота. — …это сделал? Пока рука не онемела от непереносимой адской боли, он не успокоился. Повалившись на диван и попросив Генри принести перо и пергамент, к нему пришло решение, как ранить человека гораздо сильнее, чем он ожидает.***
Следующим утром на счет её фонда придёт многозначная сумма, как плевок в лицо, и небольшое письмо на один разворот: лично от Малфоя. В письме будет говориться о том, что Грейнджер сделала всё ради этих денег, и такие методы работы заслуживают внимания. Он с радостью бы повторил что-то подобное, а возможно, предложил бы её как «хорошего специалиста» своим знакомым. Перечитав эти строки в третий раз в кабинете директора, Гермиона захлебнулась в отвращении к этому человеку, а потом к самой себе. Жаль, что таблетки Оливии закончились, вечер мог быть куда более интересным, наглотайся она целой горсти.