Танец драконов

Осень ворвалась в Ферелден неожиданно. Без прелюдий, бесцеремонно. Несмотря на то, что по церковному календарю Парвулис уже наступил, ферелденцы, привыкшие к его опозданиям, рассчитывали ещё как минимум неделю греться в объятиях позднего лета. Теперь же охладевшее к Ферелдену солнце спряталось за тяжёлыми свинцовыми тучами. Грузные, лиловые, с рваными оттенёнными краями, они лишь изредка пропускали столпы света, но и те были столь скудны, что никак не могли исправить унылого настроения местных жителей. Не добавил веселья и пришедший вслед за осенью сезон дождей. Последние не прекращались, кажется, с самого Остагара, из-за чего все события последнего месяца, сплошь состоящие из путешествий по раскисшим дорогам Ферелдена, слились для неё в единое пятно. Эмили злилась. Вся её одежда вымокла и противно липла к телу, мышцы от долгого нахождения в седле стали каменными, а в груди начинал зарождаться кашель: несомненно, сон на холодной мокрой земле не способствовал укреплению её здоровья. Эмили мечтала остановиться в одной из тех таверн, что время от времени попадались ей на пути, мечтала вымыться и, развесив одежду у огня, облачиться во что-нибудь сухое и чистое, мечтала вкусить горячего, истекающего жиром мяса, запив кружкой доброго эля, но она и так уже задержалась в пути. Всё, что ей оставалось — продолжать двигаться вперёд, уповая на то, что сон, тепло и сытная пища будут ждать её по приезде домой. Когда мысли её снова обратились к предстоящей миссии, женщина вздохнула и смахнула с капюшона тяжёлые капли. Логэйн чётко обозначил её задачу: избавиться от угрозы, которую бастард короля представлял его власти. Эмили не могла не восхищаться работой, которую проделал отец, составляя из отдельных, малозначащих фактов цельную картину, как не могла не ругать Кайлана, столь нелепо попавшегося по пути в Остагар. Его желание повидать перед битвой сына и любимую женщину было понятно, но пойти на поводу у этого желания? Верх безответственности. «Как и хранить рисунки сына за каминной решёткой», — мрачно отметила про себя Эмили, направляя кобылу вверх по тропе. Когда Логэйн передал ей ту стопку бумаг, потребовалось всё её самообладание, чтобы не выдать себя с головой. Ей было хорошо знакомо и место, близ которого незадачливый дозорный по ошибке задержал короля, и члены счастливой семьи, изображённой на детском рисунке. «Думаешь, у Кайлана есть бастард?» — вынужденно спросила она, ощущая себя жалкой лгуньей и предательницей, но только так можно было не вызвать подозрений у отца. А они у него явно имелись. И хуже всего, что они были обоснованы. Эмили не хотела в этом участвовать. Не хотела быть втянутой в эту скверную историю, не хотела давать обещания, а затем разрываться между ними, но Логэйн сам подтолкнул её к этому. У него не было цели превратить её в безропотного слугу, в орудие, что повинуется его руке — для этого у него была Коутрен. Нет. Время шло, Логэйн не молодел, и приближался тот день, когда дело его жизни, его главное детище — Ферелден — должен был остаться без своего героя. «Пусть тебя не смущают бумажки, которые высокие господа подписывают, сидя за столом и размахивая флагами, — говорил он Эмили, садясь рядом с ней на корточки. — Мир — это война с чужим врагом, в чужой дрязге, ради чужих интересов. Однажды Орлей владел Ферелденом, и пусть их шевалье — лишь надушенные мальчики в перьях, они хорошо знают историю и им нравится ощущать величие. Они вернутся, чтобы указать грязным варварам их место». Они вернутся — так он всегда говорил. Они вернутся, и Ферелдену понадобится защитник: человек с живым умом и блестящими знаниями. Тот, кто сделает всё необходимое, кто сможет принимать трудные решения и кто не побоится поставить всё на карту. Вот, кого искал тейрн Логэйн. Не солдата — преемника. Вот, кем предстояло стать четырёхлетней девчушке, оказавшейся на его попечении. Её обучение начиналось с малого. Сначала она только сопровождала Логэйна в его дипломатических — и, думалось Эмили, что не только — поездках. Визиты к представителям дворянства, обычно венчавшие эти поездки, научили её придворному этикету, познакомили с генеалогией знатных родов, дали представление об устройстве их замков, а также о гербах, девизах и скелетах в шкафу, что, подобно приданому к молодой девице, шли в придачу к богатству и родовитости. Кроме того, она получила бесценные уроки верховой езды, истории и географии. И кто мог знать географию Ферелдена лучше героя реки Дейн, что во время мятежа стоптал не одну пару сапог на дорогах своей страны? Кто мог научить девочку держаться в седле крепче, чем воин, что не раз верхом на коне бросался в гущу сражения? Кто, наконец, мог рассказать историю правдивее того, кто не раз выступал её творцом? Но самое главное, именно в этих поездках в сердце девочки зародилось, тогда ещё неявное, чувство безграничной любви к этой земле и людям, что на ней обитали. Эта любовь и определила её судьбу. К четырнадцати годам Эмили Форест владела всеми необходимыми навыками и умениями королевского гонца. Это был год, когда Логэйн представил её Спасителю. Их первую встречу Эмили помнила очень хорошо, хотя она проходила в спешке. Ферелден и Орлей готовились заключить официальный мир, и Мэрик созывал совет, чтобы обсудить место встречи, условия договора и прочие дипломатические нюансы. Во всей этой суматохе у короля не было времени, чтобы знакомиться с воспитанницей Логэйна, о чём он и пытался сообщить, спешно покидая зал совета. И только один случайный взгляд, брошенный в сторону девчушки, заставил его вдруг остановиться. Несколько минут прошли в полной тишине. Эмили, вместо того чтобы отсалютовать, зачем-то присела в реверансе. Мэрик посмотрел на неё со смесью ужаса и сомнения на лице. Решив, что реверанс был ужасен, она смутилась и потупила взгляд. — Это?.. — заговорил король. — Эмили Форест, ваше величество, — обняв ученицу за плечи и выставив вперёд, представил тейрн. — Мечтает стать вашим личным гонцом. Мэрик, взяв себя в руки, кивнул и поспешил уйти, однако от Эмили не укрылся многозначительный взгляд, брошенный им Логэйну на прощание. Долгие годы потом она билась над его значением, и впечатление от той встречи оставалось двойственным. В штат гонцов её, однако, приняли, и уже на следующий день девушка получила форму и первое поручение. Первые два года все доставляемые ею послания ограничивались жителями Денерима, но, несмотря на частое пребывание во дворце, с королём она почти не виделась. Всё изменилось как всегда: неожиданно и без видимых на то причин. Эмили после очередного задания вызвал Первый Гонец и сообщил, что отныне её работой будет доставлять личную документацию короля, будь то письма к представителям местного дворянства или послания за рубеж. К её нашивке с королевским гербом добавили корону, отражающую лицо, которому она обязалась служить, и её новый статус при дворе. С тех пор они с Мэриком стали практически неразлучны. Эмили не только доставляла его письма, но и сопровождала короля во всех его выездах из столицы. Ей даже был доверен ключ от его покоев, позволяющий входить к королю в любое время и с любой проблемой, а каждый её визит к Мэрику начинался с ответа на вопрос, есть ли у неё всё необходимое и довольна ли она своей жизнью в качестве гонца. Доверие, оказываемое ей королём, и его явное расположение не прошли незамеченными для двора, и ещё при жизни Мэрика её повысили до Первого Гонца. Когда же к власти пришёл Кайлан, особое положение Эмили при его отце убедило юного короля в её надёжности, а статус воспитанницы Логэйна устроил Анору, рассчитывавшую в лице девушки обрести талантливую шпионку и посредницу в своих тёмных делах. Эмили действительно стала превосходной шпионкой. Любой разговор, любой слух, взгляд, касание, любое действие, свидетелем которого она становилась, любое письмо, которое ей доводилось прочитать, вскоре становились известны… нет, не Аноре. Её отцу. За десять лет работы на позиции королевского гонца был лишь один разговор, который она от него утаила. Это случилось через полтора года после смерти Мэрика. Было уже за полночь, когда Эмили внезапно вызвали к королю, однако гонцам часто доводилось сниматься с места глубокой ночью и ехать с поручением на другой конец страны, так что она не удивилась. Поначалу. Кайлан был явно чем-то взволнован, когда она вошла и, отсалютовав, застыла у двери. На столе перед ним лежало законченное письмо. Ещё несколько скомканных, испачканных чернилами листов, разбросанных по кабинету в пределах нетерпеливого броска, свидетельствовали о том, что каждое слово в этом письме стало результатом тяжёлого творческого труда. Перестав погрызывать кончик пера, мужчина наконец скользнул по ней затуманенным взором. — Как ты относишься к королеве? — внезапно спросил он. Заметив растерянный взгляд своего гонца, встал из-за стола и подошёл вплотную. — Аноре, кажется, было пять, когда её отец внезапно привёз в Гварен другую девочку, принял в семью и велел относиться к ней, как к сестре, — глаза Кайлана странно блеснули в полутьме кабинета. Его волосы — ничем не собранные, отливавшие червонным золотом — беспорядочно спадали на лицо. — Она выполнила просьбу? Имей в виду, я рассчитываю на искренний ответ, — поспешил добавить он, прежде чем Эмили успела открыть рот, и шутливо погрозил ей пальцем. Эмили незаметно окинула комнату быстрым взглядом. Разум, окончательно сбросивший с себя оковы сна, тут же атаковали следовавшие за её наблюдениями мысли. В первую очередь её зоркий глаз заметил поверх поленьев пепел от небольшого листа пергамента, значит пришло письмо. Но никто из гонцов, насколько ей было известно, не доставлял ему посланий сегодня. Может, птица? Но ни конвертов, ни взломанной печати. Смотритель за воронятней мог увидеть — слишком опасно. Значит, передали лично. Кто-то, кто вхож во дворец, кто-то из Денерима. «Надо опросить своих людей…» Открытое вино и подавляемое возбуждение говорили о том, что новость короля порадовала. И так сильно, что он едва находил подходящие случаю слова для ответа. Что-то тайное, что-то, что его позорит. Однако вмешаться сам он не может, нуждается в посреднике. В ком-то, кому он доверяет… «Почему тогда интересуется Гвареном? Он знает, что я выросла в семье Логэйна, а Анора мне доверяет. Значит, беспокоится не за неё, за себя. В каком случае моё отношение к ней может быть важным? Только в том, если это Анора не должна узнать его секрет…» Анализ ситуации занял у неё пару мгновений. — Нет… ваше величество. Взгляд Кайлана стал ещё пристальнее. — Тебя унижали? Эмили опустила взгляд и, кажется, даже смогла покраснеть. Иронично, что именно Анора когда-то научила её этому трюку. — Да, ваше величество. — Как ты относишься к королеве, Эмили? Я хочу сказать, ты предана ей? Именно ей? «Вот, решающий момент. Покажи, что ты на его стороне, но не в лоб. Действуй аккуратно». — Я предана Ферелдену, ваше величество, и только ему, — невозмутимо отвечала она. — Всё, что входит в интересы моей страны, входит и в мои интересы тоже… Даже служба королеве, — многозначительно добавила она, убрав руки за спину. Мрачное торжество, на мгновенье отразившееся в глазах мужчины, подсказало ей, что она не ошиблась. — Мой отец очень доверял тебе, — с теплотой протянул Кайлан, возвращаясь к столу и делая приглашающий жест для Эмили. — Вижу, что не зря. — Мне радостно об этом слышать, — отозвалась она, занимая кресло у стола. Кайлан кивнул и, оперевшись о столешницу, скрестил руки на груди. Его взгляд снова стал сосредоточенным. — Видишь ли, — доверительно начал он, — есть одно… обстоятельство, которое я хотел бы утаить пока и от королевы, и от её отца, и ото всех остальных. Это дело крайней важности, как для меня, так и для всего Ферелдена. Если я посвящу тебя в него, ты станешь единственной, кроме меня, кто знает об этой тайне. Следовательно, если кто-то ещё окажется посвящённым в неё против моей воли, я буду знать, по чьей вине это произошло, и приму меры. Они будут соответствовать тем мерам, которые принимаются по отношению к предателям страны, — он сделал паузу, позволяя Эмили переварить услышанное. — И я спрашиваю тебя: сможешь ли ты под страхом смерти и пыток сохранить эту тайну? Если нет, скажи об этом сейчас, никакой угрозы для твоей карьеры это не создаст, я обещаю. — Можете положиться на меня, ваше величество, — уверенно солгала она и принялась слушать. Рассказ Кайлана не слишком её удивил. Поначалу. Все знали, что за полтора года брака Анора так и не смогла понести дитя, несмотря на еженощное посещение королём королевской спальни. Чародеек, знахарок и даже ведьм, что последние несколько месяцев наведывались во дворец, видели многие. Кому-то даже было известно об одной из травниц, однажды прибывшей к королеве вместо своей слепой наставницы и вскоре поселившейся рядом с покоями её величества. Но мало кто догадывался, что и её спальню однажды посетил король, и уж тем более никто, включая короля, не предполагал, что эта травница забеременеет. — Анора бесплодна, — сообщил Кайлан, вперив пристальный взгляд в собеседницу. — Этот ребёнок… мальчик — возможно, единственный наследник, который есть и будет у Ферелдена. Однако он недолго проживёт, если моя жена или тесть узнают о нём. И если благополучие твоей страны для тебя не пустой звук, то ради Ферелдена и самой себя пообещай, что станешь оберегать и эту тайну, и этого мальчика. Эмили пообещала. И на этот раз она не кривила душой. Тайна, хранить которую она согласилась, чтобы позже передать её отцу, внезапно стала слишком значительна. Логэйн, конечно, гениальный стратег и полководец, и его желание защитить страну не подлежит сомнению, но он также и отец, и эмоции могли сыграть с ним злую шутку. Тогда, покидая кабинет короля, Эмили убеждала себя, что действует в интересах отца и что клятва, которую она дала в тот день, никогда не будет противоречить её невысказанной клятве верности Логэйну. Кайлану полагалось править ещё лет тридцать. Возможно, добиться от Церкви права развестись с Анорой и жениться на другой женщине, которая родит ему законного наследника. И Кайлан, и его дитя должны были пережить Логэйна, Логэйн — не должен был узнать о предательстве, в которое обошлась Эмили верность его делу. Но теперь Кайлан мёртв, а жизнь его наследника зависела от способности Эмили совершить ещё одно предательство... Зародившееся в лёгких раздражение наконец достигло горла, и она была вынуждена отпустить поводья, чтобы прикрыть вырывающийся кашель рукой. Верная Мятежница даже не отреагировала на это движение и продолжила взбираться на холм, позволяя всаднице и дальше предаваться тревожащим её мыслям. Просьба Кайлана была достаточно проста. Раз в один или два месяца доставлять в Коннспейд письмо и мешочек с золотом, чтобы вернуться с вестями, другим письмом и стопкой рисунков, которые всё равно приходилось сжигать. Если бы Эмили знала, что Кайлан сохранит один из них, и он-то и станет последней уликой в расследовании отца, она бы все их уничтожила, не доезжая до Денерима. Теперь же Эмили гадала, а были ли те бумаги всем, что имелось у Логэйна на бастарда Кайлана? За годы работы на отца она убедилась, что никакое происшествие не оказывалось скрытым от его бдительного ока; та же информация, которую герой реки Дейн был не в состоянии раздобыть, в совершенстве воспроизводилась им в результате анализа имеющихся фактов и на основе собственного опыта. Всё это время она была уверена, что сумела скрыть от отца своё участие в этом деле, но что, если это было не так? Случайно ли то, что именно её отец послал для устранения угрозы? Наёмники, что втайне следовали за Эмили от самой столицы, говорили об обратном. Тейрн явно сомневался, что она убьёт мальчика, оставалось только понять, почему: знал ли Логэйн о данном ею обещании, боялся ли, что не хватит духу убить мальца, или у его сомнений была иная причина? Так или иначе, ей предстояло сделать выбор. Въезжая на вершину холма, Эмили ещё не знала, каким он будет, зато одно она понимала точно: независимо от её решения, следовавшие за ней наёмники должны вернуться в Денерим уверенными в смерти Брана и его матери. Спустя ещё четверть часа её путь подошёл к концу и Мятежница остановилась у знакомого дома — старого, немного перекошенного, но ещё достаточно крепкого и ухоженного. С тех пор, как Ева поселилась здесь, прогнившая крыша была заменена новой, более надёжной, образовавшиеся со временем щели замазали глиной, покосившуюся ограду подперли колышками и даже дверь вставили новую. Спустившись на землю и взяв кобылу под уздцы, Эмили подвела её поближе к дому, где, раскинув широкие ветви с омытыми влагой зелёными иголками, расположилась сосна. Возле неё она остановилась и, привязав поводья Мятежницы к суку дерева, огляделась. В тени сосны она заметила желтовато-белые зонтики дикого розмарина, лилово-розовые цветки вереска, маун, эльфийский корень и некоторые другие травы, о существовании которых Эмили, несмотря на долгое изучение ферелденской флоры, даже не подозревала. Подойдя к двери и подёргав за ручку, Эмили обнаружила, что она заперта. Женщина прислушалась, но оттуда не раздавалось ни звука. Недолго думая, она обогнула дом, следуя узкой дорожке с примятой дождём травой. Задний двор представлял собой огороженный низким заборчиком участок холма. Склон с этой стороны оказался довольно крутым; его плавно перечёркивала извивающаяся змейкой узкая тропинка, которая затем резко уходила вниз — туда, где нёс свои воды один из притоков Драккона. Эмили оглядела аккуратные грядочки, на которых стыдливо жались к размытой земле голые кусты овощей. Что поделать, Парвулис вообще редко обходился без пронизывающих до костей ветров и грузных туч, беспрестанно извергающих влагу, пусть такая непогода и приходилась обычно на конец месяца. Раскисшая земля сохранила следы двух пар сапог, уходившие вниз по склону холма. Судя по тому, как дождевая влага заполнила следы, с момента, когда их оставили, не прошло и часа. Решив подождать обитателей дома здесь, Эмили присела на корявый пень, исчерченный спиралями древесных колец, и запахнула плащ покрепче. Они не заставили себя долго ждать. На горизонте появилась сначала одна, а затем и другая точка. По мере того, как они поднимались вверх по тропе, очертания женщины и семенящего за ней ребёнка всё чётче просматривались сквозь пелену дождя. Женщина под своим плащом держала огромный свёрток, что не мешало ей, однако, второй рукой крепко сжимать ладонь сына, который, смешно загибая пальцы, что-то ей рассказывал. Прислушавшись, Эмили поняла, что он перечисляет условия Лломеринского соглашения. Достигнув калитки, Ева остановилась, позволяя Брану пройти вперёд, а затем обратила взгляд на гостью. С минуту казалось, что женщина чем-то не на шутку встревожена, но затем губы её растянулись в улыбке, и она проговорила: — Я знала, что вы придёте.

***

К счастью для Эмили, Ева не набросилась на неё с расспросами, стоило той переступить порог дома. Вместо этого, словно вняв её мысленным мольбам, женщина согрела воды в большом котле и позволила гостье вымыться. Растеревшись полотенцем так, что кожа из бледно-синей стала красной, Эмили с удовольствием облачилась в хозяйское платье, немного свободное ей в груди, и распустила ленту, позволив мокрым волосам рассыпаться по спине. Возвращаясь на кухню, она заметила свою одежду, заботливо развешанную хозяйкой у камина, и саму хозяйку, процеживавшую травяной отвар, и в который раз почувствовала симпатию к этой доброй и сильной женщине. Еву, насколько она видела, никогда не интересовали титул и деньги Кайлана, её не смущала перспектива воспитывать сына одной и уж тем более её не волновали шептавшиеся за спиной и поносившие её всеми способами селяне. Если оскорбления, среди которых «ведьма» было самым ласковым, и задевали её, Ева никогда этого не показывала, на обидчиков злобы не держала и в помощи им не отказывала. И даже сейчас, когда её любимого мужчины не стало, она держалась с завидным достоинством и стремилась оказать Эмили приём, который она не заслуживала. Эмили начинала понимать Кайлана. — Отвар из шалфея, — улыбнулась Ева, протягивая гостье кружку, над которой ещё поднималась струйка пара. — Поможет от кашля. Эмили благодарно улыбнулась, принимая лекарство, и обхватила кружку двумя ладонями, наслаждаясь её теплом. Пока хозяйка хлопотала, приготавливая ужин, она остужала отвар дыханием и с интересом осматривала привычную комнату. Кухня, служившая также столовой и гостиной, по мнению Эмили, идеально соответствовала образу дома травницы. Здесь вам и пучки трав, подвешенные к потолку и балке над камином, и настенные шкафчики, полки которых уставляли баночки с незнакомыми Эмили сыпучими веществами, и маленькие выдвижные ящички, где редкие ингредиенты хранились наравне со специями и крупами, и специальные инструменты. Эмили видела и узнавала среди прочих ступку с пестиком, весы, сито, дистиллятор, а также многочисленные воронки, колбы и реторты. Уже готовых отваров и настоек было мало, и все они хранились в погребе, куда не проникал свет. «Если бы мама была жива, наш дом выглядел бы так же». Мысли о матери вернули её к реальности с её насущными проблемами. Отец хотел, чтобы она избавилась от угрозы, молодой Тейрин желал обеспечить сыну безопасность, а Эмили всё явственнее ощущала, что загоняет себя в ловушку. «Спокойно, девочка, — приказала она себе голосом отца. — Какие у тебя варианты?» Вариантов было два: убить Брана и его мать, обеспечив Ферелдену после смерти Аноры новый династический кризис, или найти способ обмануть наёмников отца. Второй вариант, несмотря на связанные с ним сложности, нравился ей больше. Но тогда вставал вопрос о будущем мальчика: их с Евой необходимо было спрятать, но куда? И где гарантии, что они не станут наживой для какого-нибудь честолюбивого аристократа, который, посадив Брана на престол, сделает из него марионетку? — Отвар нужно пить горячим, — мягко напомнила Ева. Суп, судя по изумительному запаху из котелка, был уже готов, и она принялась раскладывать приборы. Эмили признательно улыбнулась и сделала глоток. Отвар уже подостыл, но вкус его почему-то оказался сладковатым, изменив привычной едва ощутимой горечи. Задумавшись, она перевела взгляд на хозяйку и запоздало отметила, что та поставила только две тарелки. Эмили оглянулась в поисках Брана, но в комнате его не оказалось. Хорошо подумав, она вспомнила, что вообще не видела мальчика с тех пор, как ушла мыться. — Хорошо, что вы приехали, — ставя котелок на стол, призналась Ева. Лицо её раскраснелось от каминного жара и прилагаемых усилий, чёрные завитки волос прилипли к влажному от пота лбу. Несколько капелек пота выступило и на висках, и, когда одна из них внезапно скатилась вниз по щеке, женщина виновато улыбнулась. Однако в глубоких синих глазах не было и следа этой улыбки. — Вот как? — изобразила удивление Эмили и медленно поставила кружку с отваром на стол. — Разумеется, — кивнула травница и, вооружившись поварёшкой, принялась наливать суп для гостьи. Её руки едва заметно дрожали, когда она ставила тарелку обратно. — Вам следовало бы пригласить своих друзей отобедать с нами. — М-моих друзей, — глухо повторила Эмили. Пальцы на ногах начали неметь. Руки тоже слушались не так хорошо, и ей никак не удавалось нащупать рукоять стилета, спрятанного в правом рукаве. — Ева, что вы сделали? Очень медленно она попятилась прочь от стола. — Я видела тех громил в деревне, — прошептала женщина. — На них цвета тейрна и его герб. Они шли прямо за вами. И я хорошо знаю эту тропу. Ближе к вершине есть место, где она резко поворачивает — так, что невозможно не увидеть тех, кто идёт следом, — спина её наконец коснулась каминной полки. — Вы знали. Знали и ничего не сказали! — Что в отваре?! — прохрипела Эмили, с трудом разворачиваясь на стуле. Дышать глубоко становилось всё тяжелее. — Яд на основе кровавого лотоса — такой делают только в Ривейне. Это паралитик… чудовищной силы, — она покачала головой. — Никто не тронет моего сына. Не вы, не ваши друзья, - никто. — Дура! Я же пытаюсь вас спасти! Резкое движение, шум падающей на пол мешковины, и в руке Евы блеснул короткий меч. Пользоваться она им вряд ли умела, но на её стороне был материнский инстинкт, могущий дать необходимые силы, чтобы защитить сына, и свобода действий, в то время как организм Эмили всё больше сдавался яду. Вспомнив, что на ней хозяйское платье, в котором нет стилетов, она прикинула, сколько времени у неё осталось, прежде чем яд парализует дыхание. Выходило, что не больше пары минут. Конечности практически не слушались, о точности и маневренности не приходилось и говорить, а значит, об оружии можно было забыть. Её единственный шанс заключался в том, чтобы каким-то образом сблизиться с противницей и, полагаясь исключительно на грубую силу, разоружить её и вывести из строя. Где-то в личных вещах лежал запас зелий. Он-то и мог её спасти. Эмили из последних сил уперлась кулаками в столешницу и, толкнув, опрокинула стол со всем, что на нём находилось. Осколки глиняной посуды, острые приборы, а также капли обжигающе горячего супа полетели вперёд. Ева дёрнулась в сторону, и этого было достаточно, чтобы подкатиться к ней, не напоровшись на остриё. Перехватив правую руку, Эмили вывернула её до максимума, заставив противницу выпустить оружие, а затем сильным ударом другой руки в подбородок вышибла из неё дух и повергла на пол. Ева распласталась у её ног, а Эмили огляделась в поисках рюкзака. Последний нашёлся рядом с плащом у двери. Сердце её болезненно сжалось, и она из последних сил бросилась туда. К большому счастью, среди всех прочих препаратов хранилась и настойка белладонны, в малых количествах являвшаяся универсальным средством от всех видов паралича. Решив не рисковать, поддевая затычку деревянными пальцами, Эмили зубами вскрыла склянку и сделала маленький осторожный глоток. Горло также уже сдавливал спазм, так что ей пришлось зажать нос и надеяться на рефлексы. Когда губы сами скривились от кисло-сладкого вкуса настойки, Эмили, тяжело дыша, привалилась к стене и посмотрела в противоположный угол. Перевёрнутый стол значительно загораживал ей обзор, но шорох платья и тихий стон подсказал ей, что Ева начала приходить в себя. — У меня есть план, — крикнула ей ученица Логэйна, силясь восстановить дыхание. Корпус слушался уже лучше, пальцы на руках и ногах начинало покалывать. — Как обмануть этих наёмников. Судя по кряхтению, Ева как раз предпринимала попытку подняться с пола. Спустя пару мгновений её голова показалась над столом. — А их нужно обмануть. Убедить в вашей смерти. Иначе тейрн не успокоится, и эти двое будут только началом в очень длинной череде охотников. Почувствовав благодатное покалывание в икрах, а потом и в коленях, Эмили кое-как растёрла их руками и медленно подтянула к груди. Их с Евой взгляды встретились. — Я вам верю, — тихо произнесла травница, оперевшись о злополучный стол. — У вас был шанс убить меня. Много шансов. Эмили вытянула ноги вперёд и подвигала ими, пока не почувствовала, что снова может стоять на них. Выждав ещё несколько минут, осторожно поднялась, подцепив лямку рюкзака, и подошла к травнице. — У меня есть яд, — выложила она, оставляя рюкзак на стуле. — «Долгий сон». Попадая в кровь, он мгновенно усыпляет человека, замедляет сердцебиение до необходимого минимума и снижает температуру тела, — Эмили вздохнула и, сняв ленту с руки, принялась подбирать волосы. — Принявший яд для всех будет выглядеть так, будто он мёртв. И он будет мёртв, если не дать вовремя противоядие. Но нам важен сам сон. Сомневаюсь, что эти наёмники разбираются в травах и их свойствах, так что убедить их будет несложно, особенно если повозимся с декорациями. А после того, как они уйдут, я вернусь с противоядием, и мы придумаем, где вас спрятать. — Декорации? — с ощутимым сомнением переспросила Ева и беспомощно огляделась. Было непохоже, что план её впечатлил, но выбора у них было ещё меньше, чем времени. Эмили кивнула и постаралась придать голосу уверенности. — Придётся потрудиться, — ответила она, выуживая «Долгий сон» из рюкзака. — Если хотим убедить наёмников, необходимо превратить это место в побоище. Стол я уже перевернула, — она усмехнулась и, забрав рюкзак, опрокинула стул, на котором он лежал, — так что начало положено. Кроме того, нужно будет расположить вас в убедительных позах, может, даже порвать кое-где одежду… — У меня есть галлон змеиной крови в погребе, — предложила Ева. Эмили вопросительно приподняла бровь. — Исключительно в исследовательских целях, — поспешила заверить травница. — Ладно, — протянула её гостья и, закинув рюкзак на спину, окинула комнату критическим взглядом. — Значит, мы обе знаем, что делать. — Получится ли у нас? Эмили резко обернулась. Всё это время она принимала силу духа этой женщины как должное, ведь за четыре года их знакомства она ни разу не видела её в момент слабости. Она и забыла, сколько всего выпало на долю Евы за последнее время. Её любимый погиб, пусть и по собственной глупости. Её сына вместе с ней самой хотели убить в политических интересах. Она, будучи целительницей по натуре, смогла отважиться на убийство, чтобы защитить их обоих, но провалилась и теперь была вынуждена довериться той, кого едва не убила, в надежде, что она даст им противоядие вовремя. Ах, да — ещё им предстояло жить в бегах до неизвестных пор. Весело, ничего не скажешь. Поколебавшись, Эмили взяла её руку и сжала между своих ладоней. — Кайлан вам не рассказывал, но я не просто гонец, — вздохнув, призналась она. — Всю мою жизнь меня готовили для чего-то подобного. Убийства, инсценировки, шпионаж, выслеживание и шантажирование людей, планирование побегов, похищения. Я хороша в этом деле и тем двоим — не по зубам. Её речь прервал скрип дерева. Крышка погреба приподнялась, и оттуда показался Бран. — Мама, — неуверенно позвал он. — Всё в порядке? Ева, обнаружив, что случайно задержала дыхание, с облегчением выдохнула и кивнула. Эмили, подойдя к мальчику, присела рядом с ним на корточки и, довольно ухмыльнувшись, склонила голову набок. — Ну, Брандон... сыграем в игру?