Танец драконов

— Ужасная трагедия, — сокрушался староста Блаин. Его слезящиеся серые глаза под красными набухшими веками изображали скорбь так убедительно, что невозможно было не проникнуться. Впрочем, Эмили допускала, что это не притворство: в конце концов, зрелище, которое они с Евой устроили, не могло… не впечатлять. Сейчас, стоя за спиной у старосты, она могла увидеть картину глазами не посвящённого в их тайну зрителя. В комнате царил полный хаос. Дверь позади неё была сорвана с петель, пропуская внутрь поток ледяного воздуха. Вся мебель была перевёрнута, посуда разбита, ковёр, покрытый свежими багровыми пятнами, содран. За ним, у входа в детскую, лицом вниз лежала Ева. Её ладони были рассечены, и кровь пылающим алым цветком распускалась на бледной коже. Левая рука тянулась к перерезанному горлу. Длинные блестящие локоны растрепались, окружая голову чёрным ореолом. Платье чуть ниже лопатки было порвано, и края ткани успели затвердеть от обилия крови. Рана Брандона располагалась чуть выше поясницы. Тело мальчика нашли распластавшимся в луже собственной крови, в шаге от приоткрытого окна детской. Из всего увиденного исходило, что именно этим путём они с матерью пытались спастись, пока некто выламывал дверь в дом, но были настигнуты и зверски убиты прежде, чем им это удалось. — Кто мог сотворить такое? — дрогнувшим голосом вопросила Эмили. Слёзы, вызванные не без помощи лукового сока, успели высохнуть, но интонация требовала постоянного контроля. Эмили для убедительности сжала ягодицы. Селяне, толпившиеся у входа в комнату, зашептались. Те из них, кто был вынужден остаться снаружи, то и дело вытягивали шеи, силясь впитать все подробности происшествия, чтобы потом пересказать их в таверне в обмен на бесплатную выпивку и чувство собственной важности. Эмили отметила, что их стало больше с тех пор, как она — взъерошенная, с заплаканным лицом и круглыми от ужаса глазами — верхом на Мятежнице прискакала к дому старосты и уговорила его пойти с ней, вызвав настоящий переполох среди проходивших мимо жителей. Это не могло не радовать: чем больше людей увидят «смерть» мальчика и его матери, тем убедительнее она будет для всех, кто о ней услышит. Эмили не сомневалась, что к вечеру окажется, что голову Евы вовсе отделили от тела, а хребет Брана вырвали, обнажив гнилое нутро с кишащими между рёбер змеями. — Утром видели двух детин в деревне, — покосившись на своих людей, неохотно признался староста. — Они расспрашивали о женщине, очень похожей на Еву, и её сыне. При них была печать регента. Эмили незаметно для других задержала дыхание на выдохе. Краски тут же отпрянули от её лица, и она побледнела. — Надеюсь, вы не станете обращаться к шерифу, — смяв в руках старую соломенную шляпу, произнёс староста. В его голосе послышалась мольба. — Дело очень щекотливое. Схватившись за сердце, она покачала головой. — Куда мне тягаться с регентом, — прошептала она и отошла к ещё горевшему камину. Староста облегчённо вздохнул и повернулся за ней. — Тогда вы, должно быть, захотите отвезти прах на родину… Среди селян послышался одобрительный гул: хоронить среди своих родных ведьму с её потомством им явно не хотелось, пусть даже от самой ведьмы останется один лишь пепел, — а Эмили вспомнила историю, которую скормила Блаину, когда привезла Еву в Коннспейд. О том, что её муж служит в королевской гвардии в Денериме, что её сын — болезненный мальчик, которому вреден морской воздух, а сама Эмили приходится ей снохой и будет навещать её по мере возможности. Теперь она была только рада, что рискнула и вошла в доверие к старосте ещё тогда. Это значительно облегчало дело. — Так и есть, — вдохнув, кивнула Эмили. — Но ривейнский обычай требует добавлять в погребальный костёр особые травы, которые здесь не растут, поэтому сожжение придётся провести в другом месте. Мне понадобится повозка и ткань для саванов. Смогу я приобрести это у вас в деревне? — она заломила руки. — Разумеется, — тут же засуетился староста. Теперь, когда проблемы с законом были улажены и вверенной ему территории не грозили тяжбы с короной, его одолел приступ щедрости. — Нам понадобится какое-то время, чтобы доставить всё сюда. Вы уже решили, что делать с домом?.. — он замешкался. — Меган, — напомнила Эмили и окинула комнату взглядом. — Я бы хотела заколотить окна и двери, чтобы сохранить дом в целости, пока я не решу, что с ним делать. — Я пришлю плотника, — пообещал староста и заторопился к выходу. Толпившиеся у двери селяне расступились, давая ему дорогу, а затем и сами потянулись по тропе, уходящей далеко вниз, к деревне. Шоу для них было окончено, оставалось только долго и тщательно смаковать его подробности. Вздохнув, Эмили принялась собирать вещи в дорогу. Через два часа она, сидя на облучке, покидала Коннспейд. До темноты следовало убраться как можно дальше, а потому, как только деревня исчезла из виду, Эмили свернула с Имперского тракта и пустила кобылу галопом. Повозка время от времени подскакивала на ухабах, тряска больно отдавалась в одеревеневших мышцах, но в остальном ничто не отвлекало её от мыслей. Теперь, когда с самой сложной частью плана было покончено, перед ней вставало всё больше и больше новых вопросов. Расположив самые важные в порядке значимости и отметя все остальные, Эмили призадумалась. Прежде всего, было необходимо найти место, где можно было спрятать Брана и его мать. Денерим сразу отпадал: Ева прожила там много лет, работая травницей, сотни людей знали её в лицо и все они могли донести на неё во дворец. Эмили также не могла доверить её с сыном своим «маленьким друзьям», большинство из которых проживали на открытой местности, ничем не защищённой от порождений тьмы, а оставшиеся работали в замках знати, которой Эмили не верила вообще. Выходило, что ей нужен хорошо укреплённый город, находящийся во владении аристократа, которому она доверяла, и достаточно удалённый от Денерима и Коннспейда, чтобы никто из их жителей её не узнал. Кроме того, нужно было убедиться, что ни Ева, ни аристократы не смогут использовать происхождение Брана в своих интересах. Мальчик, к сожалению, был точной копией отца: те же волосы, глаза, благородный нос и тонкие губы — казалось, ривейнская кровь матери вообще не отразилась на нём. С такими данными убедить Собрание Земель в некоролевском происхождении Брандона было невозможно, а значит, нужно было найти другой механизм воздействия. И, наконец, требовалось разобраться в причинах, по которым отец направил за ней наёмников. Те, удостоверившись в смерти Брана и Евы, покинули Коннспейд и за ней больше не следовали, из чего вытекало, что подозрения отца были связаны только с Браном и прочей её деятельности не касались. Но что именно их вызвало? За этими размышлениями её и застал закат. Натянув поводья, Эмили заставила кобылу остановиться в тени деревьев. Внимательно осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, она обошла повозку и запрыгнула в кузов. В деревне ей пришлось самой оборачивать тела в саваны и теперь она без труда освободила их от желтоватой ткани. Ева и Бран казались мёртвыми, но, стоило ей поднести лезвие кинжала к их ртам, как тень их слабого дыхания заставила его запотеть. Заставив каждого из них проглотить их порцию противоядия, Эмили спрыгнула обратно на землю и поднялась на небольшой холм. С его вершины открывался прекрасный вид на Имперский тракт и раскинувшийся за ним лес Бресилиан. Дождь уже перестал, но с вершин деревьев всё ещё капало. Эмили бросила взгляд в сторону далёкого отсюда Лотеринга и задумалась. Раздавшаяся позади неё возня заставила её обернуться. Ева, то всхлипывая, то нервно смеясь, обнимала Брана, прижимала его к груди, покрывала поцелуями всё ещё бледное лицо мальчика, что-то быстро и сбивчиво говоря на своём языке. Бран, стоило признать, принимал эти ласки стойко и почти не вырывался. Эмили поспешила отвернуться. Когда Ева поднялась вслед за ней на холм, солнце уже закатилось за горизонт, оставив после себя красные, оранжевые, розовые и жёлтые полосы на больших бугристых облаках. Встав рядом, протянула своей спасительнице полоску вяленого мяса и, получив в ответ благодарный кивок, спросила: — Как всё прошло? Эмили отметила, что она уже успела перемотать ладони бинтами. Надрезы, что им пришлось сделать для достоверности, были неглубокими, но получить заражение можно было даже от занозы, так что такая предусмотрительность ей импонировала. Эмили оторвала зубами небольшой кусок мяса и, пососав, осторожно проглотила. События последние несколько дней разворачивались так быстро, что у неё почти не было времени поесть, и её опустевший желудок в любой момент мог воспротивиться и вернуть еду обратно. — Как и планировалось, — наконец ответила она и съела ещё кусочек. — Они поверили. Как и коннспейдцы. — И теперь мы держим путь?.. — В Гварен. Брови Евы поползли вверх. — Но ведь это… — Владения регента? — подсказала Эмили. — Так и есть. Сейчас для вас это самое безопасное место. Тейрн с королевой не покажутся там ещё очень долго. А у меня там есть знакомые, которые присмотрят за вами и устроят на кухню, — она дожевала мясо и, вытерев пальцы о плащ, достала из лифа платья перевязанный чёрной лентой свиток пергамента. — Это рекомендательное письмо. Отдайте его сенешалю, и он обо всём позаботится. Я поеду с вами до ближайшей деревни, там мы купим вам лошадь и наймём проводника, но дальше вам придётся справляться самим. Ева, до этого момента внимательно её слушавшая, внезапно рассмеялась. — Пару часов назад мы с сыном выпили яд, чтобы притвориться мёртвыми и отделаться от охотящихся на нас людей тейрна. Теперь мне кажется, что я могу справиться с чем угодно. — Вы выжили, — серьёзно заметила Эмили. — Это чувство может опьянять, но не позвольте ему затуманить ваш разум. Улыбка исчезла с лица травницы, и она, приняв свиток, спрятала его за корсажем. — Мне кое-что потребуется от вас, прежде чем мы двинемся дальше, — решила Эмили. Выражение лица травницы подсказало ей, что она вся внимание. — Логэйн умный человек, и у него полно шпионов. Рано или поздно он поймёт, что его обманули, и возобновит охоту. Я могу попробовать его угомонить, но мне нужно, чтобы Бран подписал бумагу, что ни он, ни его потомки не станут претендовать на ферелденский трон. Ева замялась. — Я бы и рада дать вам то, что вы хотите, — прошептала она и обернулась к сыну, слишком занятому поеданием яблок. — Но Бран не знает, что Кайлан король… был королём. Этого Эмили никак не ожидала. Она знала, что отец и сын виделись несколько раз, пусть эти встречи и проходили в обстановке полной секретности. И, хотя Кайлан показал себя бездарным правителем, Эмили не могла отделить его образ от атрибутов власти, которой он обладал. Для неё он навсегда остался юным прекрасным принцем в золотых доспехах, и тот факт, что для кого-то Кайлан был просто отцом, плечистым мужчиной с заразительным смехом и интересными историями, не мог не шокировать. К тому же, то, с каким тщанием Ева подошла к его воспитанию и образованию, наталкивало на мысль, что мальчика готовят к его будущей роли, а спокойствие и достоинство, с которыми он держался, подсказывало, что и ему об этом прекрасно известно. — Мы никогда не жили в роскоши, — видимо, прочитав удивление на её лице, заявила Ева. — Почти все деньги, что вы нам присылали, я тратила на книги для Брана или откладывала на обучение военному ремеслу для него же. Мне не хотелось, чтобы он питал какие-то иллюзии по поводу своего положения или сравнивал жизнь во дворце с нашей. Но если я попрошу его подписать такую бумагу, он прочтёт и всё поймёт. Эмили кивнула, сама не зная, чему, и запустила пальцы в шевелюру, мучительно размышляя. Она пошла на всю эту аферу во многом потому, что верила, что сможет заполучить рычаг давления на мальчика и не допустит угрозы планам отца. Но если это было не так… — Быть может, это поможет вам, — прервала её размышления Ева. Задрав платье до верхней части бедра, она распустила подвязку и вытащила из-под чулка скрепленный королевской печатью конверт. — Это указ Кайлана о признании Брана его законным наследником. Регент может порвать его на кусочки или сжечь в огне, пусть только оставит нас в покое. Без письма прав у Брана на престол не больше, чем у Аноры. Эмили осторожно приняла бумагу. Даже знай она о существовании этого письма, она бы никогда не поверила, что Ева отдаст его ей добровольно. — Вы отдаёте его мне? — Нам с Браном этого не нужно, — её заявление звучало твёрдо. — Мы хотели только… чтобы он был с нами, — она обхватила себя за плечи. — Но Кайлана не вернуть. И если у меня есть наш сын, его маленькая копия, то у Аноры осталась только власть. Эмили сильно сомневалась, что её сводная сестра так убивается по этому поводу, но промолчала. — К тому же, вы спасли нам жизнь, — улыбнулась Ева. — И пусть вы сделали это только из-за того, что обещали Кайлану, всё равно — спасибо, — с этими словами она легко пожала собеседнице руку, а затем принялась спускаться с холма. Эмили подняла голову на небосклон, всё ещё ощущая тёплое прикосновение чужой руки. Ветер разогнал тучи на одном участке, и там показались первые звёзды. «Может, не только из-за этого», — подумала она. И побрела следом.

***

К концу следующего дня Эмили оставила своих спутников. Несмотря на то, что в деревне неподалёку от пересечения Имперского и Бресилианского трактов они нашли и отличного боевого коня, и толкового проводника, ей не спокоилось. Этот лес и в лучшие времена не был безопасным местом: духи и демоны, проходившие через истончившуюся Завесу, вселялись в трупы, животных, старые деревья и, сходя с ума, атаковали всё подряд. Теперь же, помимо прочего, до неё доходили слухи о нападавших на торговые караваны разбойниках, долийских эльфах и даже оборотнях, и не все они звучали откровенным бредом. «Ты и так сделала больше, чем следовало. Задержись ты ещё хотя бы на пару дней, отец начал бы подозревать, а путь до Гварена и обратно занял бы много больше», — так говорила она себе в моменты, когда мысли её снова обращались к Еве и Брану. И, то ли аргументы наконец оказались весомыми, то ли своё брала усталость, но к тому моменту, когда на горизонте показались «Три сосны», Эмили оставила почти все мысли о своих подопечных. Подобрав полы платья и перекинув ногу через седло, Эмили спрыгнула на землю и бросила медяк подоспевшему конюху. Мальчишку она знала уже давно, так что за Мятежницу не беспокоилась, заранее зная, что ей будет обеспечен лучший уход. Погладив кобылу напоследок, Эмили развернулась и направилась к входу в таверну. «Три сосны» были одним из тех зданий, глядя на которые, можно было проследить всю их историю. Камень, из которого оно было построено, отличался по возрасту, размеру, способу укладки и усилиям, приложенным к работе с ним. Изначально это был дом охотника, расположившийся между тремя огромными соснами — небольшой, но крепкий и с высокими потолками. Позже охотник обзавёлся женой, подарившей ему пятеро сыновей, и, благодаря пристройкам, которые они были вынуждены сделать, площадь дома увеличилась больше, чем вдвое. Когда же у его сыновей стали появляться собственные дети, было решено построить второй этаж. В таком виде будущие «Три сосны» просуществовали почти полвека. Новые изменения последовали около тридцати лет назад, когда стало видно, как жестоко обошлась жизнь с членами этой семьи. Создатель, судьба или их собственные ошибки вели их разными путями, но итог был един: в конце концов, от многочисленных потомков охотника остался всего один. Ландон превратил родовое гнездо в таверну, и её расположение оказалось столь удачным, что вскоре возникла нужда в новых пристройках. Над вторым этажом вырос третий, сбоку пристроилась конюшня, а деревья, окружавшие здание, срубили и пустили на мебель. Теперь о соснах, простоявших здесь добрых полтора века, напоминали лишь три огромных пня вокруг таверны, её незатейливое название, да многочисленные перегородки внутри самой постройки, оставшиеся от первоначальной планировки дома. Эти перегородки делали помещение похожим на лабиринт, и Эмили иногда казалось, что заблудиться в «Трёх соснах» действительно можно. Заправляла здесь всем теперь дочка Ландона — Эдлин. Женщина это была высокая, полнокровная. Чёрные волосы она носила заплетёнными в две тугие косы, на лице особенно выделялись мясистый нос и большой рот. «Не красавица, — решила в своё первое посещение Эмили, — но и не лишена некоторого шарма». Работавший на конюшне мальчик приходился ей младшим сыном, зачатым от одного из посетителей. Ещё один, старший, помогал ей на кухне. У Эдлин также было два брата, выполнявших обычно функции вышибал в таверне. Одного из них она встретила у входа. Сняв капюшон плаща, Эмили отвесила ему шутливый поклон и, услышав его недовольное бурчание, тихо рассмеялась. Когда-то её удивляло, как эти двое взрослых, внешне свирепых мужчин могли подчиняться своей сестре. Так было, пока она не познакомилась с самой Эдлин. Зайдя внутрь, Эмили сразу почувствовала себя лучше. В помещении было тепло, сухо и светло. Его наполнял гул полсотни разных голосов, обсуждающих волнующие их темы, рубящихся в «Порочную благодать» или хвастающихся размерами своей добычи. Изумительно пахло простыми, но сытными блюдами, бурной рекой лились крепкие напитки, и всех не покидало хорошее настроение. Ему, казалось, были подвержены и сновавшие между столами официантки, и игравшие на балконе второго этажа быструю музыку барды, и даже Эмили, аккуратно продвигаясь мимо шумных компаний в центр зала, не смогла удержаться от улыбки. — Добрый вечер, — облокотившись о стойку, поздоровалась она с Эдлин и, оглядевшись, добавила уже тише: — Есть что-нибудь для меня? Серебряная монета прокатилась по чистой деревянной поверхности и легла в пухлую ладонь хозяйки таверны. — Все комнаты заняты, — хмуро ответила хозяйка таверны, убрав плату в передник. — Есть сообщения от твоих друзей. Эмили осторожно приняла из её рук две туго свёрнутых полоски пергамента и, оглядевшись ещё раз, развернула. Первую оставили для неё друзья из Лотеринга. Семейная пара, обязанная ей спасением своего дитя, в красках описывала нападение порождений тьмы на их деревню и её гибель. Похоже, в ближайшие недели все северные города и крупные порты ожидал приток беженцев. «А с ним и паника, беспорядки, голод… Бунты». Она нахмурилась. Всё хорошее настроение как рукой сняло. На первый план снова вышли нерешённые вопросы, проблемы с доверием отца, угроза гражданской войны и будущие последствия нашествия порождений тьмы. Заботы других людей вдруг показались ей мелкими и незначительными, а царившее в таверне веселье превратилось в нелепый фарс. Вздохнув, она спрятала первое послание в сумке на поясе и уже собралась прочитать второе, как вдруг сзади раздался омерзительный гогот, и чья-то тяжёлая ладонь легла ей на ягодицу. — Я слышал, ты ищешь комнату, — дыхнув на неё перегаром, заплетающимся языком проговорил некто ей на ухо. Эмили замерла. Краем глаза она видела лежащую слева на стойке вторую руку мужчины под сеткой лёгкой кольчуги. Переведя взгляд на Эдлин, она прочла в её глазах готовность отдать приказ. Эмили не сомневалась, что, стоит Эдлин крикнуть, как её братья выставят наглеца наружу, но злость, усталость и обида, смешавшись внутри неё во взрывоопасную смесь, требовали иных мер. Мерзавец ещё не успел ничего понять, когда она, нежно обхватив запястье его правой руки, поднырнула под ней и, оказавшись сзади и схватив его за шею, с силой приложила о стойку. Мужчина закричал, а Эмили вывернула захваченную руку до упора и с наслаждением услышала, как хрустнувшая кость прорвала плоть и звякнула о кольчугу. В одно мгновенье всё в зале преобразилось, но она этого не заметила. Не слышала она, как повскакивали из-за столов все посетители, как схватились за оружие дружки покалеченного ею наёмника, как вызвала своих братьев Эдлин и они прибежали, расталкивая всех, кто оказался на их пути. Ни смолкнувшей вдруг музыки, ни воплей официанток — ничего. Весь мир вдруг сузился до пронзительного крика мужчины, стекающей по его подбородку крови и сжавшейся внутри неё ярости, требовавшей не останавливаться. — Что здесь происходит? — этот голос вырвал её из транса. Она узнала его. Всё тот же мягкий, певучий, чуть хрипловатый баритон и сильный антиванский акцент. Эмили слышала его всего один раз, в кабинете отца, пока сама она пряталась на балконе, и этот голос был настолько же не похож на все ранее слышанные ею голоса, насколько сами антиванцы были не похожи на людей её народа. Эмили почувствовала непреодолимое желание увидеть обладателя этого голоса и обернулась. Он стоял на ступеньках боковой лестницы, ведущей на второй этаж, и смотрел прямо на неё. Яркий, насмешливый, солёный, как свежий морской бриз. Изящный, как все эльфы, и грациозный, как все наёмные убийцы. Опасный — разумеется. — Она сломала Калдеру руку! — указав на Эмили, вскрикнула какая-то блондинка. — Так вот, как его звали, — облокотившись опять на стойку, протянула Эмили. Братья Эдлин наконец схватили верещащего наёмника под руки и потащили наружу. Антиванец медленно спустился с лестницы и, не обращая на него внимания, вышел вперёд, оставив блондинку за левым плечом. — Пусть заплатит за это! — прошипела наёмница. — Помолчи, Тириэль, — мягко, но властно приказал мужчина, не поворачивая к ней головы. Тириэль от возмущения утратила дар речи. Оружия при ней не было, но беззащитной девушка не выглядела. Тяжело дыша, она сжимала и разжимала кулаки, и — всего на мгновение — Эмили показалось, что она видела, как между пальцев её сверкнула маленькая молния. «Отступница». — Он это заслужил, — переведя взгляд на Ворона, как можно спокойнее возразила Эмили. И эта отступница, и мерзавец Калдер, очевидно, были наняты для устранения Серых Стражей, и не в её интересах было им мешать. Ворон взглянул на неё с любопытством. — Несомненно, — наконец произнёс он, улыбнувшись уголком губ, и отвесил изящный поклон. — Быть может, бокал вина и моя скромная компания возместят ущерб, причинённый этим stronzo? — Медовухи, — выпалила Эмили прежде, чем кто-то из наёмников успел возразить. — И свиных рёбрышек, — заметив удивлённый взгляд антиванца, она пожала плечами. — Я голодна. Антиванец усмехнулся и, повернувшись к наёмникам, велел им расходиться. Тириэль ушла последней и явно разочарованной, однако после того, как и она села на место, все остальные тоже постепенно вернулись к своим делам. Эдлин, вытерев кровь со стойки, отдала распоряжения на кухню, барды заиграли «Мабари Андрасте», и постепенно в зале снова воцарился гул. — Я не представился, — подойдя к Эмили, объявил Ворон. Взяв её руку, коснулся бледной кожи губами. — Зевран Араннай. К вашим услугам. Эмили от всей нелепости и абсурдности ситуации хотелось рассмеяться. Однако взгляд Зеврана, несмотря на ухмылку, был серьёзен, а ей предоставлялась прекрасная возможность взять ситуацию со Стражами под контроль. — Эмили Форест, — кивнула она, не вынимая ладони из его руки. — Хотя последнее — прозвище. В Ферелдене второе имя есть только у знати. — Как и в Антиве, mia cara, — отозвался Ворон и, бросив хозяйке золотой «за беспокойство», сопроводил спутницу к своему столу. Он притаился у самых перил на втором этаже, напротив балкона, где сидели барды. Две небольших перегородки скрывали сидящих здесь от взглядов прочих посетителей, что делало обстановку более интимной. На столе стояла початая бутылка красного вина и пустой деревянный кубок. Через спинку стула был перекинут шерстяной плащ, приобретенный уже здесь, в Ферелдене, судя по крою и простой пряжке. — Так что привело Ворона к нам в Ферелден? — поинтересовалась Эмили, сев спиной к лестнице. Взяв бутылку с вином, плеснула немного в кубок и сделала глоток. — Merda! — она поморщилась. — Ферелденское вино не идёт ни в какое сравнение с антиванским, non e vero? Зевран, казалось, был приятно удивлён. — А я уже и не рассчитывал, что здесь хоть кто-то знает о Воронах, — усмехнулся он, забирая у неё вино и подливая ещё. — Или говорит на антиванском.

«Но тут припекло Маферату, Андрасте он приревновал, Но даже когда он жену сдал имперцам, Мабари не отставал».

Зевран обернулся к бардам и сощурил золотисто-карие глаза. — Интересный у вас… фольклор, — тихо проговорил он, а затем осушил кубок. — Мы любим наших собак, — пожала плечами Эмили, не совсем понимая, что в песне его смутило. — Что касается меня, я предпочитаю знать конкурентов в лицо. — Конкурентов, — понимающе кивнул антиванец, откинувшись на спинку стула. — Из какой же ты гильдии? Появившаяся официантка помешала ей ответить сразу. Сняв с подноса кувшин с медовухой, блюдо с хорошо прожаренными свиными рёбрышками и ещё пару кубков, она пожелала им приятного аппетита и поспешила удалиться. — Я вольная наёмница, — возразила Эмили и, пальцами отщипнув кусочек мяса, отправила его в рот. Зевран тем временем принялся разливать напитки. — Это значит, что ты сама по себе? — уточнил он. — В Антиве у одиночек нет шансов достичь успеха на этом поприще. Гильдия подбирает тебя с улиц и выкупает у борделей. Гильдия даёт тебе необходимые знания и умения, благодаря её репутации ты получаешь самые прибыльные заказы. Тебя любят женщины… и мужчины, — он улыбнулся. — Стража закрывает глаза на твои преступления. Всё — благодаря гильдии. — А если ты не справляешься с заказом, гильдия тебя убивает, — подхватила Эмили и подняла бокал в воздух. — Мне не по душе такие объединения, я слишком ценю свою свободу. В глазах у Ворона промелькнула грусть, но он быстро с собой справился. — Тогда за свободу, — предложил он, поднимая свой бокал. — Cin-cin! Они чокнулись и сделали несколько глотков. Эмили, ощутив лёгкий сладкий вкус с характерными нотками мёда, едва не зажмурилась от наслаждения. Она так давно не пила ничего крепче воды, что несколько больших глотков тут же вскружили ей голову. Барды тем временем затянули новую песню.

«Постой, палач, позволь коснуться земли в последний раз. Позволь, присяжный, улыбнуться, хоть жизнь не задалась. Я верю, что спаситель Вот-вот придёт за мной, От смерти избавитель Вернёт меня домой».

Эмили показалось, что Зевран вздрогнул, но пару бокалов спустя она не могла бы сказать, было это на самом деле или просто действие медовухи сказалось на ней больше, чем ей хотелось. Решив, что слишком увлеклась, Эмили на время отказалась от напитка и налегла на еду. Изначально, поднимаясь вместе с Вороном, она хотела выведать у него, как продвигается дело и в чём состоит его план по устранению Стражей, чтобы быть уверенной в успехе операции. Однако уже пару минут спустя утратила всякую бдительность и позволила втянуть себя в беседу. Эмили чувствовала, что из-за усталости и долгого воздержания пьянеет быстрее, нежели Зевран, и что его непринуждённость, учтивость и харизма заставили её забыть о тех проблемах, которые тревожили её всё это время. С ним ей было слишком легко. И это её тревожило.

«Солдат, стоящий с приговором, постой — я не сбегу, Ступить я со своим позором и шагу не смогу. Я виноват, признаюсь, И боль я заслужил, И хоть я в том и каюсь, Свой срок, боюсь, дожил».

Голоса бардов и их грустная песнь, раздавшиеся так не вовремя, не давали ей как следует сосредоточиться на задании, заставляли против воли прислушиваться, сопереживая разбойнику, кающемуся перед смертью. Ей было о чём сожалеть, пусть она никогда себе этого не позволяла. И это сбивало с толку. Эмили уже отчаялась придумать, как вывести Ворона на разговор о Стражах, как вдруг он сам заговорил об этом: — В одном Тириэль права — Калдер не сможет завтра сражаться. — Он это заслужил, — автоматически повторила женщина, взглянув на собеседника исподлобья. — Верно, — кивнул он. — Но мне нужен кто-то ему на замену. Эмили замерла. Она понимала, к чему клонит Зевран, и это было именно то, что отец запретил ей делать. И, если в случае с Браном она была уверена, что, нарушая прямой приказ отца, действует на пользу Ферелдену, то здесь она такой уверенности не испытывала. Что, если её участие навредит его планам? «А если нет? — тут же взбунтовался внутренний голос. — Он ведь не поделился ими с тобой». — Предлагаешь мне работу? — усмехнулась Эмили, скрещивая руки на груди. — Мои услуги стоят дорого. — Quanto costa? — спросил он, глядя ей прямо в глаза. Он казался серьёзным, и она пожала плечами. — Зависит от того, на кого мы охотимся. Ворон подался вперёд и, положив подбородок на переплетённые пальцы, вкрадчиво поинтересовался: — Как насчёт Серых Стражей? Ей почему-то не понравилось то, как легко он изложил суть своего задания незнакомому, по сути, человеку. Пусть в Ферелдене отношение к Стражам было куда более прохладным, чем в остальных странах, в нынешней обстановке кто-то мог найти союз с ними выгодным. Окажись он или его люди сейчас на её месте, планы Ворона были бы сорваны. Воспоминание о том, как легко она разделалась с одним из наёмников Ворона, подбавило масла в огонь. «Если этот сброд и есть его план, я просто обязана вмешаться», — решила ученица Логэйна. — Десять золотых, — заявила она. Антиванец звонко и искренне рассмеялся. — А ты жадная. — Я просто люблю жить, — твёрдо ответила ему Эмили. Что-то в её глазах заставило Ворона перестать смеяться. — По рукам, — почему-то хрипло отвечал он, протянув смуглую ладонь над столом. Эмили собиралась пожать её сухо и коротко, однако мужчина не торопился отпускать её руку. Огладив большим пальцем шрам на тыльной стороне руки, он бросил на неё проникновенный взгляд. — У нас осталось немного вина, — томно напомнил он. Его дыхание щекотало её шею, — несколько часов до утра и ещё больше способов, как приятно провести это время. — Вот так просто? — Эмили невольно улыбнулась. Она вдруг почувствовала, что этот столик слишком мал, чтобы, сидя за ним, можно было отгородиться от собеседника. — Я мог бы читать стихи, ты знаешь, — предложил Зевран, обворожительно ухмыляясь. В медовых глазах плясали демоны. — Nel mezzo del cammin di nostra vita mi ritrovai per una selva oscura, ché la diritta via era smarrita, — прошептал он ей на ухо. Эмили закрыла глаза. Музыка, бутылка самой крепкой медовухи, лёгкая хрипотца в голосе антиванца, его дыхание на её шее и поцелуй, оставленный им на костяшках её пальцев, сделали своё дело. — Впрочем, знаешь, — тихо проговорила она, ощущая лёгкое тянущее чувство внизу живота. — Обойдёмся без них. Потом были путанные коридоры таверны, тёмная лестница, ведущая на третий этаж, возня с ключом в замочной скважине, недопитая бутылка с вином, которую они кое-как установили на прикроватной тумбочке, благополучно забыв о ней на несколько часов, привкус мёда на жадных губах антиванца, его удивительно сильные и тёплые ладони, аккуратно уложившие её на постель и бывшие буквально везде. Эмили помнила их в волосах, ловко распускающими ленты, на плечах, спускающими её платье, на талии, бёдрах и под коленями, приподнимающими их над простынью. Когда они наконец оторвались друг от друга, Зевран и сам едва дышал. — Похоже, эту ночь ты запомнишь надолго, — ухмыльнулась Эмили, поднимаясь и перешагивая через своё платье на полу. — Возможно, до самой смерти, mio sole, — серьёзно согласился мужчина. Эмили, стоя спиной к нему, вскрыла камень в своём кольце и, пересыпав его содержимое в кубок с вином, подала Зеврану. Через десять минут он крепко спал, а Эмили, нащупав в лунном свете свой рюкзак, отыскала в нём треугольный камень с отшлифованной поверхностью. Камень был исчерчен глубокими спиралями, а в центре его располагался небольшой рубин. Опустившись рядом со спящим Вороном на кровать, Эмили взяла его руку и уколола один палец кинжалом. На смуглой коже тут же выступили тёмные капли, она приложила к ранке камень и дождалась, пока спирали наполнятся кровью. Когда это произошло, рубин в центре загорелся красным цветом, и Эмили почувствовала, как артефакт заработал. — До самой смерти, милый, — прошептала она. И, спрятав камень в рюкзак, вернулась в постель.