Танец драконов

— Похоже, собаки вам не по душе? Ева оторвала взгляд от сидящего на дне повозки Брана, который, щурясь и заливаясь смехом, пытался увернуться от лезущего ему в лицо влажного языка, и подняла глаза. Госпожа Хоук — Ева даже в мыслях не могла называть её просто Лиандрой — сидела напротив. Её светло-голубые, почти серые глаза выражали лёгкое любопытство. Ева решила, что от госпожи Хоук не укрылось то явное неодобрение, с которым она смотрела на нового друга своего сына. Кайлан однажды уже пытался принести им щенка этой породы в надежде, что тот признает Брана хозяином и станет ему верным другом и защитником. Ева, однако, быстро прикинула, что содержать такого проказника в доме, полном хрупких склянок с опасными веществами, может быть чревато, и предложение Кайлана отклонила. «К тому же, они вечно тащат в дом грязь», — передёрнув плечами, подумала Ева. Но не только неприязнь к собакам мешала ей порадоваться за Брана. В отличие от сына, Ева понимала, что, как только они достигнут Гварена, Хоуки их покинут, и сердце мальчика, успевшего привязаться к этому необычайно ласковому мабари, будет разбито. — Птицы нравятся мне куда больше, — призналась она, устремляя взгляд вперёд — туда, где, сосредоточившись на советах Авелин, правил галлой Хоук. Им понадобилось время, чтобы, отстегнув оглобли, освободить мёртвую лошадь из упряжи и перевернуть телегу. Почти сразу же встал вопрос о том, как управлять галлой. Кто бы ни привёл к ним это благородное животное, он не поделился инструкцией. А потому в течение следующего часа Гаррет, будучи единственным, кому галла согласилась подчиняться, под бдительным контролем единственной среди них наездницы Авелин пытался объезжать бедное животное. Зрелище это было то ещё. Несколько раз им приходилось вытаскивать телегу из кустов, ещё несколько доставать оттуда же её незадачливого возницу и отдирать от его одежды и кожи колючки репейника. Сам Хоук, похоже, был в восторге. Путаясь в упряжи и пытаясь совладать с галлой, он давился смехом и обещал, что проживёт достаточно долго, чтобы рассказывать об этом правнукам. Лицо Авелин, однако, в десятый раз помогавшей ему выбраться из-под дна повозки, выражало скепсис. Ева тем временем наложила на ногу шину из коротких прямых сучков и перевязала. Обмотав бинтом ободранные ладони, отыскала в сумках заживляющие мази и попросила сына промыть и обработать порезы на спине, куда сама дотянуться не могла. Брану и прежде приходилось помогать ей с чужими ранами, так что такая работа мальчика не пугала. А вот саму женщину эти порезы беспокоили. Природа оборотней была ей не знакома, как не был известен ей и механизм заражения. Опасен ли был контакт только с кровью и слюной зверя, или острые как бритвы когти тоже служили угрозой? Она не знала. И, сидя на расстеленном среди корней плаще прислушивалась к ощущениям, проверяла температуру тела, белки глаз и язык, отыскивая хоть малейшие изменения и спрашивая себя, как далеко она готова зайти, чтобы обезопасить сына и своих новых спутников, если эти изменения обнаружатся. Результаты обследований показывали, что волноваться пока не о чем, но успокаиваться раньше времени Ева тоже не собиралась. Решив проверяться каждые два часа, она поднялась, опираясь на копьё, и, отряхнув плащ, вернулась к Хоукам. Те уже успели загрузить повозку вещами и ввезти её на тракт. Когда всё уже было готово к поездке, госпожа Хоук решила, что они не могут бросить проводника вот так, на съедение зверям. Ева не знала, что особенного Гаррет прочёл во взгляде матери, но он вдруг решил не спорить. Отказавшись от костра, они с братом оттащили мертвеца под одну из арок под трактом и обложили камнями, которые, отколовшись от парапетов, в достатке валялись на земле. Ева, чтобы у хищников не возникло желания ворошить могилу, воткнула меж них несколько пучков ядовитых трав, однако сделала это без удовольствия, скрепя сердце. Она никогда не придавала своей телесной оболочке особого значения. Разумеется, она давала телу пищу и отдых, когда оно в них нуждалось. Разумеется, врачевала раны и не подвергала себя понапрасну опасности, но после смерти, она верила, та бесформенная масса из костей, крови и мышц, что должна будет от неё остаться, ею уже не будет. Она больше не будет чувствовать боли, сырости или холода, и, что бы ни поглотило эту массу: огонь, земля или живое существо, — для неё это не будет иметь значения. Это не вернёт к жизни её тело и не подарит покой душе. Однако — она видела это собственными глазами — погребение мёртвых могло дать покой живым, и, уважая чужие порывы, Ева оставила эти мысли при себе. — Я тоже раньше их не любила, — донёсся до неё женский голос. Ева обернулась к госпоже Хоук. Её взгляд отсутствовал. В глазах застыла трогательная нежность, обращённая к кому-то, кого здесь не было. Ладонь лежала на загривке у волкодава, и тонкие пальцы рассеянно перебирали короткие пряди. Мабари под её рукой замер и затих, и только карие, почти красные, глаза продолжали двигаться, тщась увидеть сидевшую сбоку женщину. Должно быть, её признание удивило не только Еву, потому что в следующую же секунду Гаррет повернулся и обратил к ней возмущённое лицо. — Поверить не могу, что ты сказала это! — Так и было, — засмеялась его мать. — Когда Малкольм привёз меня в Ферелден, мне казалось диким, что мужчины и женщины здесь чуть ли не спят со своими собаками. Мне и в голову бы не пришло завести такую же, пока этот воришка, — она погладила пса по носу, — не забрался ночью в сарай, где мой муж коптил птицу на зиму, и не полакомился там нашими запасами. — Мы тогда уже раздробили кости птиц, чтобы мясо было вкуснее, — вспомнил Гаррет, перехватив поводья одной рукой и повернувшись к ним боком, — а этот балбес съел всё без разбору. Когда мы с отцом его нашли, он весь пол залил слюнями! Ева против воли улыбнулась, начиная понимать, откуда взялось такое ужасное прозвище для волкодава. Почувствовав, как кто-то тихонько дёргает её за рукав, она посмотрела на сына и заметила его вопросительный взгляд. — Мелкие кости иногда застревают у собак в зубах, причиняя им боль и не давая закрыть пасть, — пояснила она. — Если вовремя их не вытащить, пёс может захлебнуться собственной слюной или умереть от голода и обезвоживания. На бледном мальчишеском лице отразился ужас и, переживая за своего друга, Брандон опустился на колени и что есть сил прижался к волкодаву, обхватив его шею. — У Гаррета было точно такое лицо, когда он притащил мне этого щенка и попросил оставить, — улыбнулась его мать, складывая руки на коленях. — И ты разрешила, — внезапно подал голос Карвер. Он сидел у края повозки, положив на колени свой длинный меч, и, судя по всему, уже давно следил за их разговором. — С условием, что мы будем мыть его каждый раз перед тем, как запустить в дом. — Что мы и делали! — поспешил заметить Гаррет тоном веселящегося человека. Еве, однако, он показался смущённым. Старшему Хоуку определённо не нравилось, когда другие видели, что он способен на жалость и сострадание. Его мать тем временем повернулась к ней и кивнула. — Целых два месяца, — подтвердила госпожа Хоук, а затем очередное воспоминание стёрло улыбку с её лица. — Пока… пока… — Пока отец не слёг, — договорил за неё Карвер и отвернулся. Полная тишина воцарилась в повозке вслед за его словами. Подуло холодом, и вновь вдоль тракта зарядили сосны. То неприятное чувство, которое возникает, когда ощущаешь спиной чей-то тяжёлый, угрожающий взгляд — то самое чувство, что сопровождало их большую часть поездки, исчезло. Лес больше не казался ни мёртвым, ни зловещим, но Ева не знала, действительно ли он стал для них не опасен, или просто более ужасные вещи завладели её вниманием. — Что это было? — спросила она, глядя на напряжённую спину Хоука. — Чахотка, — помедлив, отвечала Лиандра. Ева кивнула. Она уже сталкивалась с этой болезнью. Немало хороших, сильных людей погибло от неё, и ни она, ни кто-либо другой ничего не смогли сделать: лекарство просто не существовало. — Когда всё началось, был сильный ливень, — улыбаясь через силу, продолжала её собеседница. — Я была на кухне, когда Слюни ворвался в дом и залетел в спальню, оставляя целые лужи там, где он пробежал. Забрался в постель к Малкольму, весь мокрый, грязный, взъерошенный. Хотела его выпроводить, но Малкольм… не позволил. Так с ним и остался. До конца. Лиандра замолчала, а Слюни, извернувшись, лизнул её ладонь. — Знаешь, проказник, — усмехнулась женщина, огладив усы мабари, — знаешь, что о тебе говорят. Больше тебя никто не выпроводит. Волкодав громко и задористо гавкнул, вызвав всеобщий, искренний, хотя и слегка натянутый смех. И только её, Евы, слуха неуловимо лёгким дыханием коснулся шёпот Лиандры: «Ох, Малкольм, больше ты не будешь один…» — Вам очень повезло, что у вас есть эти воспоминания, — убеждённо проговорила она, обращаясь к матери Хоука. Лиандра обратила к ней взор блестящих голубых глаз. Какое-то время она, казалось, обдумывала её слова, а затем с тонких губ сорвалось одно единственное слово. — Да. Этим всё и завершилось. Хоук, пользуясь моментом, стал вспоминать другие проказы мабари и просто забавные истории с его участием. Его усилия не прошли даром, и напряжение мало-помалу спало, но Ева к тому моменту за разговором уже не следила. Она думала о Кайлане. Что вспомнит она о нём через год, через два, через десять лет? Будет ли она помнить, каким добрым, весёлым и безрассудно смелым он был, как сильно любил сказания, как быстро располагал к себе других, как просто выводил их на разговор? Вспомнит ли она, за что его полюбила, или всё это заменят сухие факты? «Кайлан Тейрин. Отец Брандона. Бывший король Ферелдена». Она тряхнула головой. Они почти не были вместе. Большая часть её воспоминаний о нём касались того времени, когда она лечила Анору и между ними ещё не промелькнула искра. Кайлан тогда переживал не лучший период. Поиски Мэрика, несмотря на убеждённость его сына в том, что отец после кораблекрушения смог выжить, так и не дали результата. Не нашли даже тела, а положение Кайлана на престоле тем временем было шатким. Ещё до коронации многие придворные выражали убеждённость, что Брайс Кусланд был бы лучшим кандидатом на престол, нежели молодой неопытный принц. Тейрн Хайевера эти разговоры пресёк, выразив преданность правящей династии, и коронация прошла относительно спокойно. После же весь двор с замиранием ждал, когда Анора объявит о своей беременности, поставив точку в вопросах престолонаследия, однако новоиспечённая королева молчала, и при дворе снова стали перешёптываться. В один из таких вечеров, когда Ева пришла к нему с плохими вестями, отчаяние Кайлана почти достигло предела, и она помогла ему так, как это делают тамассран с перегруженными стрессом кунари. Она не пыталась этим оскорбить королеву или разрушить их с Кайланом брак, нет. Но она видела чужую боль и, не имея возможности залечить рану, помогла страдающему от неё забыться. Когда стало ясно, что она беременна, Еве пришлось вернуться в лавку. Её наставница была женщиной практичной: пока Ева работала за прилавком и приносила магазину прибыль, её любовные похождения, равно как и их последствия, владелицу не волновали. Возможно, именно тяжёлая и подчас нервная работа стала причиной тому, что Бран родился на два месяца раньше срока. Её мальчик появился таким крошечным, что на протяжении нескольких недель Ева не решалась дать ему имя, опасаясь, что смерть заберёт его у неё. А потом Кайлан прислал к ним Эмили. Ева знала, что никогда не забудет, как эта девушка появилась у них в лавке и как прекрасные медовые волосы лились с её плеч, похожие на жидкое золото. Эмили увезла их в Коннспейд, где они купили дом, и помогла им обустроиться. На протяжении следующих четырёх лет она была единственной, кто регулярно навещал их, и, хотя Ева понимала, что только долг перед своим королём заставляет Эмили приезжать в Коннспейд, это не мешало ей считать девушку своим другом. Кайлан появлялся редко и почти всё время уделял Брандону. В те же редкие минуты, когда им доводилось делить постель, в его ласках было больше нежности, чем страсти. Ева знала, что любопытство, которое привело его к ней однажды, было удовлетворено, а для того, чтобы удержать его интерес, у неё не хватало данных. Ни утончённой красоты, ни холодного расчётливого ума, ни горделивой осанки, ни чувства собственного достоинства у неё не было. И ещё несколько месяцев назад Ева сказала бы, что ей это и не нужно. Что ей хватает любви её сына и тёплых взглядов Кайлана. «У кунари вообще не бывает семей, — сказала бы она себе, — так что довольствуйся тем, что имеешь». Но теперь, глядя на Хоуков, она ощущала… неполноценность? Как будто что-то очень важное, чему надлежало стать частью её жизни, обошло эту жизнь стороной, и пустота в её душе постепенно обретала форму. «Это тоже знание, — как сквозь сон, услышала она серый шёпот жрицы, — будь признательна». «Борьба — это иллюзия, — вторил ей голос ищущего. — Прилив приходит и уходит, но море — неизменно». «Не с чем бороться», — уступая навязчивому хору голосов, повторила Ева. «Победа в…»

***

Она, должно быть, задремала, потому что в следующий раз, когда она открыла глаза, в лесу начинало темнеть. Ева потянулась, разминая будто каменные мышцы, и оглянулась в поисках того, что её разбудило. Их телега как раз достигла очередного пандуса и теперь забирала вправо, к спуску. Оказавшись на земле, Хоук натянул поводья и спрыгнул с облучка. До Гварена оставалось как минимум двадцать миль, и, поскольку в кузове спальных мест бы на всех не хватило, было решено заночевать прямо здесь, под трактом. Галлу расседлали и пустили пастись. Повозку подкатили прямо к арке, перегородив один из входов под тракт. Внутрь натаскали веток для костра и лежанок. Пока женщины укладывали ветви, формируя из них спальное место, вернулся Хоук со своим волкодавом и мёртвым зайцем в руке. Гаррет передал добычу Авелин, вверив ей и матери приготовление ужина, а затем окинул присутствующих взглядом. — Где Карвер? — спросил он, не найдя брата в их временном пристанище. — Отправился за водой. Хоук бросил на Авелин неодобрительный взгляд. — Один? — Он справится, — убеждённо проговорила воительница, поднимаясь с земли. Их начинающийся спор прервал мужской крик, донёсшийся откуда-то слева. Стая ворон, испуганная этим звуком, вспорхнула и с хриплым граем улетела прочь. Гаррет схватил копьё и бросился наружу. — Будь здесь, — крикнул он Авелин на бегу. Ева почти подорвалась следом, как вдруг взгляд её наткнулся на сына. — Мы проследим, — пообещала госпожа Хоук, верно истолковав её замешательство. Ева кивнула и, схватив аптечную сумку, побежала за Гарретом. Шина мешала ей передвигаться быстро, а копьё, на которое она опиралась, забрал с собой Гаррет, так что расстояние между ними только увеличивалось. Она уже почти утратила надежду догнать его, как вдруг снова что-то произошло. Это было похоже на взрыв. Огромный и беззвучный, он сотряс лес до самого основания, заставив Еву пошатнуться и замереть на месте. Затем далеко-далеко впереди блеснула вспышка, и волна света прошла от места взрыва, сквозь Еву и дальше, высветив каждый тёмный уголок Бресилиана. Травница подождала, пока всё утрясётся, и двинулась вперёд ещё быстрее. Хоука она заметила издалека. Волна опрокинула его на землю, приложив о поросший мхом камень. Удар был довольно сильным, и мужчина всё ещё пошатывался, когда Ева наконец добралась до него. Они обменялись тревожными взглядами. — Похоже на магию, — предположила Ева. Хоук не ответил, но взгляд его стал мрачнее. Подумав, он протянул ей руку и позволил опереться. Вместе они двинулись дальше. Карвера они нашли несколько минут спустя у каменной гряды, с вершины которой тонкой струёй лилась вода, стекая в такой же узкий ручей. Бурдюки с закупоренными крышками лежали у кромки воды аккуратным рядом. Сам юноша стоял чуть поодаль с вытянутым вперёд мечом. На его конце, пронзенная насквозь, повисла голая рыжеволосая женщина, и лицо Карвера выражало ужас. Гаррет какое-то время стоял рядом с Евой, слишком поражённый, чтобы что-то произнести, а потом рука его опустилась брату на плечо. — Опять ты всё перепутал, Карвер, — усмехнулся он без прежнего задора. — Не об этом мече я тебе рассказывал, когда учил обращаться с женщинами. — Это был оборотень, — прошелестел юноша, белый как мел. — Клянусь, это был оборотень! А потом появился этот свет, и она превратилась! Хоук нахмурился. — Ладно, Карвер, — посерьёзнел он и попытался забрать у брата меч. — Отпусти её. — Я не хотел убивать, — сдаваясь, покачал головой Карвер. Гаррет наконец разжал пальцы, которыми юноша сжимал рукоять меча, и опустив лезвие, позволил мёртвой женщине упасть наземь. — А она хотела! — оборвал он. В его голосе зазвенела сталь. — И убила бы. Радуйся, что успел первым. И впредь, — он со щелчком вернул лезвие в ножны, — держись рядом! С этими словами Хоук развернулся и пошёл по направлению к тракту. Он отошёл уже на несколько ярдов, когда Карвер вдруг поднял голову. Взгляд его постепенно прояснился, и в нём появилась прежняя злоба. — Зачем? — эхом отозвался он, глядя вслед брату. — Чтобы ты мог защитить меня? — Абсолютно верно! — отсалютовал копьём Гаррет, продолжая идти. — Так же, как защитил Бетани? В лесу вдруг стало очень тихо. Ева снова услышала, как журчит ручей и скрипят раскачивающиеся верхушки сосен. Она не знала, кто такая Бетани, но подозревала, что это имя значит много для обоих братьев. Ева почувствовала, что её здесь не должно быть, и сумка мёртвым грузом повисла на её плече. — Не смей, — предупредил Хоук, слегка повернув голову. Ева не могла видеть его лица, но то, как двигались мышцы его спины в такт тяжёлому дыханию, не предвещало ничего хорошего. — Говорить. О Бетани. — Почему? — выкрикнул его брат, взмахнув руками. — Она заслуживает лучшего? Что же ты не дал ей этого? Гаррет медленно повернулся. Его глаза подозрительно сверкнули в наступающих сумерках. — Ты ступаешь. По охуенно. Тонкому. Льду, — чеканя каждое слово, проговорил он. — Братец. — Прошу вас, не нужно, — попыталась вклиниться между ними Ева. Но Карвер её не слушал. — Ты всё твердишь, что должен заботиться о семье, — продолжал горячиться он. — А что в этом проку? Если Бетани погибла под твоим присмотром… Окончание фразы Ева не услышала. Гаррет в два счёта преодолел разделявшее их с братом расстояние и, наскочив на Карвера, схватил его за грудки. Он был тоньше брата: не такой рослый, не такой мускулистый, и определённо не такой сильный, — и всё-таки Ева видела, как несколько раз сапоги Карвера отрывались от земли. — На мне каждая смерть лежит тяжким грузом, — прохрипел он в лицо юноше. Тот обмяк в его руках и болтался тряпичной куклой, когда Хоук встряхивал его. — Думаешь, сможешь взять его? Нет? Тогда заткнись и делай, что я скажу! Убедившись, что больше никто ему не возражает, он наконец отпустил брата и пошёл прочь, провожаемый обескураженным взглядом Евы. На середине пути он обернулся и бросил на неё мрачный взгляд. — Мой брат понимает только один язык, — буркнул он, а затем исчез среди деревьев. Вздохнув, Ева обернулась к притихшему юноше. — Идём, — позвала она. — Хочешь рассказать мне, как я неправ? — вскинулся Хоук-младший. Она протянула ему свою руку. — Хочу, чтобы ты помог мне добраться, — невозмутимо отвечала Ева. Какое-то время Карвер смотрел на неё, как на змею, а затем провёл рукой перед глазами, словно снимал с них пелену ярости, и позволил ей опереться. Вместе они добрели до лагеря. Тьма к тому времени окончательно накрыла лес непроницаемым куполом. Очнулись ото сна совы и летучие мыши, зашевелились сверчки, наполнив воздух звонкими трелями, в чаще Бресилиана выбрались на охоту волки. Свет от костра манил и убаюкивал, запах жарящегося на вертеле кролика наполнял рот слюной. Ева добавила к нему пару яблок из своего мешка, чтобы сделать мясо сочнее, и госпожа Хоук признательно ей улыбнулась. Ужинали в тишине. Хоук в кои-то веки удержался от шуток и сомнительных историй, а его спутники, разморившись от жара костра, глядели осоловело, слишком уставшие для разговоров. Распределив, кто и какую несёт стражу, они понемногу улеглись и уснули. Ева осталась с Гарретом. Сон не шёл; кроме того, она испытывала странное умиротворение, глядя, как, свернувшись клубком, спит под её плащом Брандон. — Он совсем не похож на тебя, — наклонившись к ней, поделился Хоук. — Я украла его у одной знатной дамы в Денериме, — кивнув, нашлась травница. — Теперь мы скрываемся в лесах. Хоука история явно впечатлила. — И много теперь дают за маленьких четырёхлетних мальчиков? — полюбопытствовал он. — По три волчьих шкуры за штуку, — ухмыльнулась Ева. Уголки его губ дрогнули, и, спустя мгновение, Гаррет уже смеялся. — А ты быстро учишься, — признал он, протягивая Еве свою флягу. Всё ещё улыбаясь, она сделала глоток. Внутри оказался эль, и Ева с непривычки поперхнулась, пролив немного на подбородок. Хоука это насмешило. Его раскатистый грубоватый смех был так заразителен, что, вытирая губы рукавом платья, Ева едва не выплюнула остальное. Во рту загорчило, и она поспешила вернуть флягу мужчине. Они немного помолчали. Атмосфера вечера располагала к разговору, но Ева опасалась, что тревожившие её вопросы могут оказаться слишком личными. — Твои шутки… они помогают? — наконец решилась она. Гаррет сделал ещё глоток. — До определённого момента, — подумав, сделал вывод он. — Потом все начинают считать тебя бесчувственным идиотом. — Так, может, не стоит… — заговорила Ева, но вовремя осеклась. — Прости, я сую нос не в своё дело. — Твой хотя бы симпатичный, — махнул рукой Хоук. Какое-то время он молчал, и Ева решила, что ответа не будет, но то ли ночь, то ли хмель, то ли компания сделали своё дело, и он продолжил: — Не знаю… Это со мной так долго. Ещё у отца нахватался. Когда всё становилось плохо, он вечно выдавал, — тут Хоук прыснул, — свои сомнительные остроты. Мама всегда улыбалась. Потом, когда отца не стало, я часто использовал их, чтобы рассмешить её. Хотя у отца шутки были… добрее. И он всегда чувствовал, когда нужно остановиться. — Ты знал его взрослым, — покачала головой Ева, — умудрённым опытом. Может, ему, когда он был молод, тоже приходилось учиться. Гаррет пожал плечами и, одним махом допив содержимое фляги, отложил её в сторону. Его взгляд устремился к участку леса, который был виден в отбрасываемом из-под арки полукруге света. Ева подтянула колени к груди и обхватила их руками. Волосы путаными прядями спустились ей на грудь, и ей пришлось отбросить их за спину, чтобы видеть лицо Хоука. — Та ссора, свидетелем которой я стала?.. — заговорила она, ощущая подбородком выемку в правой коленной чашечке. — Стара как мир, — отозвался Хоук, вытянув ноги вперёд. — Кажется, она не менялась с тех пор, как Карвер выучился говорить. — Ты очень суров с ним, — заметила Ева. Рука её, отыскав у костра палочку, неосознанно водила по земле, покрывая её узорами. Гаррет бросил быстрый взгляд через плечо туда, где зарывшись лицом в собственный мешок, спал на животе Карвер, и поскрёб отрастающую бороду. — Он не примет жалости, — возразил он. — Ни от меня, ни от кого-либо ещё. А будешь вести себя с ним по-человечески, решит, что ты слаб, и начнёт оспаривать первенство. Должно быть, взгляд Евы выразил сомнение, потому что мужчина продолжал: — Дело не в других, а в нём самом, — настаивал он. — Карвер не успокоится, пока не выйдет из моей тени и не найдёт своё место в этом мире, а это невозможно. — Потому что, если он прославится, то привлечёт внимание к своему брату-отступнику? Хоука как обухом по голове ударили. Изумление в его глазах сменилось насторожённостью, поза стала напряжённой. Глядя на него, готового атаковать и защищаться, Ева невольно задумалась о том, как долго ему пришлось скрываться от храмовников. — Эти рисунки на твоём копье, — она кивнула на торчащий из земли дрот, — это ведь руны? Усмирённые наносят их на посохи для магов. У моей матери был один, — поделилась Ева. — Она была провидицей в Ривейне. Вам следовало бы отправиться туда, — говоря, она поглядывала на Хоука, который с каждым словом всё больше и больше успокаивался и расслаблялся. Дочь отступницы, она была неопасна для другого отступника. — Маги там относительно свободны, пока не причиняют вред другим. — Может, когда-нибудь, — пообещал Гаррет, всё ещё немного смущённый. Ева какое-то время смотрела ему в глаза, пытаясь принять решение, а затем наклонила голову и, расстегнув цепочку, сняла её с шеи. Из ложбинки между грудей в окружении крупных бусин показался круглый камень, покрытый незнакомыми символами и письменами. Взяв руку Хоука, она опустила амулет ему в ладонь и загнула пальцы. Гаррет наблюдал за её действиями, как заворожённый. — Этот талисман моя мать сделала для моего отца, чтобы он никогда не терял дорогу, — поведала она, ощущая непривычную лёгкость на шее. — Он был моряком и часто попадал в штормы. Не знаю, работают ли они. Во всяком случае, — Ева улыбнулась, — он ни разу не заблудился. Хоук огладил пальцем поверхность камня. — Ты отдаёшь его мне? — вскинув голову, удивился он. — Почему? — Вы с братом спасли мне жизнь, — отвечала она просто. — Провели нас с сыном через лес. Это всё, чем я могу отблагодарить вас. Да и вам он больше пригодится. Он улыбнулся и спрятал талисман под шарф. Ева с трудом оторвала взгляд от красной ткани на его шее и подняла глаза. Хоук смотрел прямо на неё, и лицо его было слишком близко. От него пахло элем и лесом. Несколько чёрных прядей падали ему на лоб, добавляя взгляду прищура. В карих глазах плясали отблески костра. «Должно быть, так выглядят демоны желания», — решила Ева. — Уже поздно, — объявила она, поднимаясь с земли. — Спокойной ночи, Гаррет. О его разочарованном взгляде она старалась не думать. Отыскав место рядом с сыном, она натянула на себя плащ и опустила голову на мешок. По другую сторону от Брана, подёргивая лапами, спал волкодав. Вздохнув, она бросила взгляд в сторону костра, на фоне которого чёрным провалом зиял силуэт Хоука, и крепко обняла сына. Не только ему предстояло тяжёлое расставание.

***

До полудня оставалась ещё пара часов, когда они миновали городские ворота. Гварен показался ей промозглым и угрюмым. Повсюду, куда ни глянь, недружелюбно глядели лица горожан, будто вытесанные из соли и камня. Ева решила, что вести о гибели Лотеринга уже должны были достичь их ушей, и теперь из-за каждой двери ждали наплыва беженцев, что будут грабить, убивать и пьянствовать. «Если кому-то вообще удастся пересечь Бресилиан». На площади перед дворцом тейрна отряд остановился. Хоукам предстояло отправиться в портовый район и найти корабль, идущий в Киркволл. Ева догадывалась, как высоко подскочат цены даже на место в трюме теперь, когда всем не терпелось покинуть Ферелден, и предложила своим спутникам продать повозку с упряжью. Госпожа Хоук предложение Евы с радостью приняла и даже обняла её, прежде чем попрощаться. — Стало быть, всё, — констатировал Хоук, провожая взглядом повозку, которую обещал нагнать. — Знаешь, ещё не поздно передумать. В Киркволле найдётся место ещё для двоих беженцев. Ева грустно улыбнулась и покачала головой. — Никто не ждёт нас там. И Бран не перенесёт такого путешествия, — солгала она, вспоминая историю, которую сочинила Эмили. Хоук кивнул, не слишком удивлённый, и протянул ей свою ладонь. — Тогда прощай, Должна-вернуться-за-сыном. «Моё имя Ева», — хотела бы крикнуть она, но и это не было бы всей правдой. — И ты, Хоук, — совладав с голосом, выговорила она и пожала ему руку. Спустя минуту и Гаррет, и его волкодав исчезли в толпе, но ещё долго Ева, прижав к себе сына, смотрела им вслед, думая о Хоуках и всех тех, кому, как и ей, предстояло начать новую жизнь. «Как много судеб ещё изменит этот Мор?» Нет ответа.