Танец драконов

Ступив за порог, Сурана остановилась. Врен сощурилась и, вытянув руку перед собой, осторожно двинулась вперёд. Пальцы её левой руки оглаживали дерево разных пород, когда она огибала мебель. В кабинете, на первый взгляд, было тихо и безопасно, но Сурана не спешила следовать примеру чародейки. Воздух вокруг неё словно бы загустел. Ступни приросли к полу, колени заледенели, и даже пламя пожара не заставило бы её сдвинуться с места. «Не надо мне здесь быть», — затаив дыхание, подумала она. — Закрой дверь, — приказала Врен, касанием руки зажигая волшебный фонарь. Она неохотно подчинилась и бросила вороватый взгляд по сторонам. Большой стол из красного дерева, заваленный свитками и фолиантами. Открытая серебряная чернильница с обмакнутым в неё пером. Ряд книжных стеллажей слева и ширма с золотыми львами, скрывавшая большую бадью и ночной горшок, справа. Металлические штыри на колёсиках между ними держали грифельную доску со странной формулой. Сурана считала её бессмыслицей. За сундуками, делившими комнату пополам, начинался подъём. Там, на небольшом возвышении, виднелась огромная кровать с золочёными столбиками и пологом, массивный гардероб, обитый алым шёлком, и манекен, на которой висела парадная мантия Первого Чародея. Он не надел её. Не закрыл чернила. Не вернул книги на полку. Оставил всё, как было после их занятия, запер дверь на ключ и ушёл на собрание, уверенный, должно быть, что вернётся, самое большее, через час. Насколько Сурана видела, с тех пор в кабинете ничего не изменилось. Разве что пыль покрыла все поверхности серебристым мерцающим слоем. — Осмотри стеллажи, — распорядилась Врен, перебирая ключи. Звяканье металла в тишине комнаты отдавалось ударом молота по клинку. — Я займусь сундуками и столом, — отвернувшись, она двинулась вглубь комнаты. Оставшись на месте, Сурана пробежалась глазами по корешкам на книжных полках. — Их тут нет. Опустившаяся на корточки перед сундуком Врен остановилась и приподняла одну бровь. Ключ замер в её руке в паре дюймов от замочной скважины. — Что, уже? Сурана готова была поклясться, что смогла удивить чародея. Взгляд её ненадолго обратился к стеллажам и двум сотням книг на них, вернулся к ученице, а затем снова перестал что-либо выражать. — Стол, — бросила Врен, возобновляя попытки подобрать нужный ключ и оставляя взгляду ученицы свой непреклонный профиль. Скрипнув зубами, она подчинилась. Башня не рухнула на неё. Пол не провалился в Бездну. А молния не влетела в окно и не поразила её насмерть. Не сработали ни древние чары, ни смертоносные ловушки, каравшие всякого, кто дерзал нарушить покой забытого святилища в тех рассказах об искателях приключений, которые она читала. Должно быть, Создатель или духи, отвечавшие за справедливость, снова смотрели в другую сторону. А может, в упор не видели Призрака Башни. Так или иначе, ничего не произошло. Очень медленно Сурана опустилась на стул. Подушечки пальцев нежно коснулись кромки столешницы и любовно провели по небольшим трещинкам на поверхности дерева. Набрав в грудь побольше воздуха, она взяла в руки первый из кипы свитков. Запросы на использование артефактов из кладовой Овэйна. Жалобы чародеев. Протокол собрания братства эквитарианцев. Запрос на партию новых филактерий для учеников, подписанный рукой Владычицы Церкви. Счета от торговцев снедью, травников, гильдии стекольщиков. Путевые грамоты командированных магов. Какой-то странный список учеников… Она присмотрелась, внимательно скользя глазами по строчкам и не понимая их содержимого. Почерк был ей незнаком. Из нагромождения церковных терминов её взгляд выхватил страшное слово «малефикарум». Опустив его в конец письма, Сурана заметила подпись Ульдреда и печать Первого Чародея. Странно… «Все эти ученики были усмирены в этом году. По обвинению в магии крови? Почему тогда их имена написаны рукой Ульдреда? И почему это выглядит как разрешение на заклание?» За её спиной продолжали хлопать крышки опустошаемых сундуков. Их содержимое — шурша, стуча, гремя — с лёгкой руки чародейки оказывалось на полу. Повернуться она боялась и сильно жалела, что не прихватила ушные затычки, которыми спасалась по ночам. Чем меньше она видит, — и слышит — тем лучше. Сурана сосредоточилась на списке. «Зачем Ульдреду выдавать других магов крови? Знают ли об этом его приспешники? Едва ли. Любой из них мог бы оказаться в этом списке. Или нет?.. — она присмотрелась к именам. — Мэва, Артур, Гвендолин, Фальтер, Йован, Шерри… Здесь только ученики. Но почему они? Йован и правда был подозрительным, но все остальные? Не семи пядей во лбу, конечно, но и не из числа слабых. Уверенные середнячки, которые со временем составили бы костяк чародейства. Такие могут задирать учеников помладше, устроить пожар в аудитории, попасться в тёмном углу с задранными мантиями с учеником другого пола или дыхнуть перегаром на храмовника, но к магии крови обращаться не станут. Как вышло, что они оказались в этом списке? И почему Ирвинг одобрил их Усмирение?» Суране не понравились те выводы, к которым настойчиво подталкивала её логика. Слишком это было… грязно. Слишком жестоко. Но, возможно, это может ей пригодиться? Скатав пергамент в трубочку, она склонилась над столешницей. Тугие косы с вплетёнными в них синей и зелёной атласными лентами упали ей на грудь. Смяв в руке другой свиток, она поспешно сунула список себе за пазуху и прислушалась. Шум за спиной не изменился: разве что звуки стали более резкими, громкими, рваными. Переведя дыхание, Сурана вернулась к поискам. Осмотр ящиков также ничего не дал. Их содержимое — дневник Ирвинга, коллекция рецептов приготовления эля, пачка писем, набор металлических шариков разных размеров для тренировки пальцев, связка ещё не очинённых золотисто-оранжевых перьев, полупустая коробочка засахаренных лимонных долек — могло представлять интерес… для Сураны — не для Врен. А потому Сурана поспешила закрыть их. Покончив с ящиками, она откинулась на спинку стула и ещё раз осмотрела стол. Интересующих чародейку книг здесь не было. Здесь вообще не было никаких книг, за исключением учебников, по которым Первый Чародей занимался с ней и Солоной Амелл. «Занимался — громко сказано. Мы больше говорили и практиковались. Для чтения у меня были собственные экземпляры, а свои он почти не открывал». Тем не менее, выглядели эти экземпляры весьма потрёпанными. Книжный блок сильно отставал от корешка, каптал измочалился, углы переплёта загнулись и сам он как-то перекосился. Открыв учебник, Сурана оценила состояние страниц. Читать она не собиралась, но написанный на тевине текст сам бросился ей в глаза. «Deus vi Eternus. In malefactorum, dragos te`ventim. Solariat ven deos mentoris, pluratis ven contrivarian…» Кровь бросилась ей в лицо. На висках выступил пот. Суране внезапно стало очень жарко, хотя всё внутри неё заледенело. Очень аккуратно она закрыла книгу, вытянула её вперёд и водрузила поверх стопки других учебников, одарив последние настороженным взглядом. «Неужели и они… тоже?..» Потянувшись пальцами к виску, чтобы стереть пот, она почувствовала, как неистово быстро бьётся пульс. Как спрятать какую-либо вещь? «Положить её на видное место». Хлоп! Врен захлопнула крышку последнего сундука. Сурана вздрогнула и обернулась. Чародейка с ненавистью осмотрела кабинет Ирвинга. Глаза её метали молнии, побелевшие пальцы яростно сжимали связку ключей. Ещё немного — и хлынет кровь. — Пусто!.. — прорычала Врен. С трудом сфокусировавшись на ученице, она уставилась на неё требовательным взглядом. Та лишь покачала головой, и чародейка, хлопнув ладонью по доске, беспокойно заметалась по кабинету, словно раненая птица. — Почему эти книги так важны? — Сурана с удивлением услышала свой голос. Не стоит ей привлекать к себе внимание, ох, не стоит. — Что в них может быть такого, что неизвестно демонам? Голос всё-таки дрогнул под напором сомнений и страха. Решительности в нём поубавилось. Остановившись посреди комнаты спиной к Суране, Врен замерла. Расслабилась. В последний раз сжала пальцы. Плечи женщины вздымались и опускались всё медленнее, всё ритмичнее и спокойнее. Когда чародей снова заговорила, она звучала почти бесстрастно. — Ничего. Ничего. «И всё же вы ищете их. Так упорно, что сами идёте в библиотеку, когда ваши приспешники сообщают, что ничего не нашли. Вы рискуете, доверяясь знаниям ученицы, роетесь в нижнем белье Первого Чародея, теряете контроль — всё из-за книг. Зачем, если слабейший из демонов даст вам куда больше, чем вы сможете найти на этих страницах?» Вариант был только один. Сурана прищурилась. — … Ульдреду они не нужны, — поняла она. — Они нужны вам! Вы не заключали… Врен обернулась так быстро, что Сурана удивилась, как у неё не хрустнула шея. Змеиный взгляд её был жаден и гипнотичен. Зрачки хищно суженых глаз, подобно распахнутым вратам Бездны, вбирали, вбирали, вбирали — и не могли насытиться. Медленно, тягуче, плавно, крадучись она подобралась к Суране и нависла над ней. Эльфийка, встав на ноги, попятилась, но Врен быстро прижала её к стене. — В уме тебе не откажешь, ученик, — протянула она, загнав её в угол и отрезав пути к отступлению. Чувствуя, как быстро и гулко больно колотится её сердце, Сурана попыталась отвести взгляд и не смогла. Как зачарованная, она смотрела в бледные голубые глаза чародейки, боясь сглатывать и дышать, а та пила её ужас и разве что не касалась приоткрытых губ своими. — Как и в другом… — Врен окинула её с ног до головы оценивающим взглядом. — Ты способная девушка, это правда. Но в этой башне погибали и более талантливые маги. Ты же стоишь здесь. Чистенькая, сытая, полная сил… Я начинаю подозревать, что тебе известны ответы на вопросы, которые меня интересуют. Возможно, стоит представить тебя Ульдреду, чтобы он вынул их из твоей седой головки? Она перевела взгляд на её волосы, и Сурана зажмурилась. Пальцы Врен подцепили правую косу, огладили атлас голубой ленты, поднялись выше. — Не надо… — Тебе ведь это не впервой? — сдвигая короткие белые пряди в сторону и обнажая лоб со старыми белёсыми рубцами, настойчиво спросила Врен и приподняла её подбородок. Сурана открыла глаза. — Не так ли? В расширенных зрачках чародейки отражалось её бледное лицо. Тьма, плескавшаяся в их глубине, менялась, полнилась образами и видениями, перетекавшими друг в друга. Притягивала, приглашая взглянуть поближе. Засасывала. «Так». Чёрный остроконечный капюшон с утопающим в складках ткани лицом, красивые смуглые пальцы, украшенные перстнями, протягивающие ей спелое яблоко. Высокий потрескавшийся алтарь и широкие, истрепавшиеся ремни, которыми стягивают её шею, грудь, пояс, ступни. Глубокие желоба, покрытые какой-то багровой коркой. Глубокий мужской голос велит что-то на незнакомом ей языке, а раскалённое клеймо светится и шипит прямо перед глазами. Крики. Запах палёного мяса и ослепляющая боль, которая приносит с собой тьму. Она не задерживается там надолго. Всё тот же голос возвращает её назад, к агонии, только на этот раз он звучит не в стенах сырых хайеверских подземелий, а внутри её головы. «Ты принадлежишь Рошанару». Врен медленно отступила и разорвала зрительный контакт, а Сурана вдруг почувствовала, как та неведомая сила, что удерживала её у стены с выпрямленной спиной, исчезла вместе с натиском чародейки. Она обмякла. Страх, вина, презрение к себе, обида и забытая горечь — ушли, как и ноющая боль, преследовавшая её последние две недели. Внутри стало глухо, пусто и спокойно, словно весь этот комок разрывавших её на части чувств, весь этот нарывающий узел вынули у неё из груди и бросили в пучину забвения. «Она не маг крови, — напомнила себе Сурана. — Она не залезала ко мне в голову. Это не внушение и не иллюзия, а… исцеление? Но как? Надолго ли? И… почему?» — В твоих интересах быть откровенной, ученик, — не поворачивая головы, бросила Врен. — И нужной. Прислонившись к стене и найдя в ней спасительную опору, Сурана выпрямилась и побрела следом. Теперь, когда на душе у неё стало спокойнее, путешествие по коридорам башни давалось ей легче. Осмелев настолько, чтобы оторвать взгляд от спины Врен, она перевела его на усеивавшие пол тела. Их с подъёмом на третий этаж стало больше. Именно здесь, в Большом зале, Сурана знала, проходил Совет — то роковое совещание, на котором чародеи и старшие маги должны были решить судьбу Круга в будущей гражданской войне, определив его цели и сторону. Будучи Призраком, Сурана многое слышала и многое замечала. Маги, вернувшиеся из-под Остагара, казались возбуждёнными больше обычного. Солнце, свежий воздух, ничем не ограниченные просторы Ферелдена, относительная свобода в условиях военного лагеря и та несомненная польза, которую они приносили королевству в госпитале и на поле боя, придали им уверенности и вернули к жизни воспоминания, которые всякий, живший в стенах башни, считал разумным похоронить. Возвращение к старой жизни проходило медленно и воспринималось болезненно, а Ульдред только подливал масло в пламя общего неудовольствия. Выступать публично, навлекать на себя гнев храмовников он не решался, но этого было и не нужно. У себя в библиотеке Сурана не единожды становилась свидетелем передаваемых из рук в руки записочек. Обрывки ведущихся возбуждённым шёпотом разговоров доносились до неё, пока она сновала меж стеллажей, наводя порядок. При её приближении заговорщики замолкали и поспешно скрывались, но Сурану не зря звали Призраком и она умела быть скрытной, когда желала. То, что она выяснила, её встревожило. Тейрн Логэйн обещал магам независимость от Церкви в обмен на их помощь в борьбе с порождениями тьмы и мятежной знатью, которая отказалась признать его правителем. Суране не нравилось, что Круг пытаются вовлечь в политические дрязги, а обещаниям свободы она не верила. «Никто и никогда не согласится оставить магов без присмотра, а тем более политики и военные. Эти всегда думают наперёд, выискивая потенциальных врагов, угрожающих их власти, и пытаясь ограничить их возможности. Знать не потерпит ни одну могущественную организацию, которая ей не подчиняется. Что касается храмовников… они тоже не смирятся. Даже если им прикажут сложить полномочия, они скорее вырежут всех магов, чем предоставят нас самим себе». Так она думала, и, чем больше думала, тем сильнее беспокоилась. Со своими страхами она обратилась к Первому Чародею, и его недовольство лишь укрепило собственные опасения. Сурана хотела бы обратиться к нему и теперь, чтобы старый волшебник сказал ей, что делать, и, взяв в руки посох, разобрался с малефикарами. Но Первый Чародей наверняка был мёртв, а единственный взрослый маг, с которым она могла поговорить, занимал одну с малефикарами сторону. Так она шла за ней, рассматривая мертвецов в мантиях и храмовничьих мундирах. Последние попадались через раз, а то и несколько раз подряд. Стальные шлемы с узкими прорезями для глаз скрывали лица, а других признаков, по которым можно было бы опознать храмовника, отличив одного от другого, не существовало. «И всё же… почему мне кажется, что его здесь нет? Оттого ли, что я не хочу его смерти и боюсь правды, или потому, что Завеса теперь как никогда тонка и духи нашёптывают мне эти идеи, чтобы я не впала в отчаяние? И где теперь мои мысли, а где их?..» Врен, не сбавляя шага, распахнула двери, и они вошли в Большой зал. Тусклый, приглушённый свет, изменённый цветом оконного стекла, заливал комнату оттенками синего, красного и жёлтого. Витраж каждого арочного окна изображал отдельные сцены из Песни Света, посвящённые борьбе Андрасте с магистрами Тевинтера. Залюбовавшись прекрасной работой мастера, Сурана не сразу заметила разбитые участки, через которые проступало небо. От усыпанных осколками ниш полукругом спускались пять блоков белокаменных скамей с широкими проходами между ними. В двух из них были утоплены двери, ведущие в разные участки этажа. Ещё в одном возвышалась статуя Андрасте. Одну руку она прижимала к сердцу, другую протягивала вперёд, словно взывая к кому-то. Холодный мрамор прекрасного лица искажало страдание. Отстав от Врен, двинувшейся ко второй двери, Сурана устремилась к Андрасте. У самого входа на пути лежала куча из пяти или шести тел — она их обошла. В центре залы, где обычно выступали с объявлениями и призывами, взгляд выхватил чёрное горелое пятно — Сурана его перешагнула. Она не остановилась ни перед чем, притягиваемая, как чарами, красным отпечатком ладони на белом мраморе. Рука, оставившая этот след, теперь, безвольная, лежала на полу. Человек, которому она принадлежала, сидел тут же, прислонившись спиной к постаменту, а из рваной раны на его животе свешивался змеившийся клубок блестящих, отливающих синевой кишок. Алая полоса тянулась от них ещё на несколько футов. Опустившись перед ним на корточки, Сурана стряхнула хлебные крошки со спутанной бороды Суини. «Те двое в библиотеке, сами того не ведая, предупредили меня о нём. Я знала, что найду его здесь, и знала, в каком виде. Почему же тогда так трудно дышать? Откуда это стиснение и боль в горле? И эта злость?» — Цель оправдывает средства, ученик. На этот раз она услышала шаги Врен и была готова к тому, что чародей скажет что-то в этом духе. Какие же они все двуличные! Пафосные, циничные, лицемерные твари! Они и упавшего волоска пожалели бы со своей головы ради той революции, которую пытались устроить. Как они могут рассуждать о жизнях тех, кого принесли в жертву? — Да, — пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать, — если цель — спасение души. Взгляд чародейки, когда она посмотрела на неё, выразил удивление. — Множество душ окажется спасено, когда мы выберемся отсюда. И множество жизней. — Каких жизней? — Сурана зло усмехнулась. Слёзы жгли уголки глаз, в носу неприятно хлюпало. Она чувствовала, что с трудом удерживается от всхлипываний, и знала, что не простит себя, если разрыдается на глазах у Врен. Нельзя этого делать. Не здесь, не над телом Суини. — Мы заперты здесь ещё больше, чем прежде! Если храмовники не откроют в ближайшее время двери, смерти от их меча можно не бояться. Мы умрём от голода! — Потому и важно, чтобы ты помогла мне, — пальцы Врен обхватили её запястье, разворачивая Сурану к себе. Чародейка приблизилась, склонившись над ней, и заглянула ей в глаза. — Помогла нам. Чтобы погибшие не погибли напрасно, а те, что ещё живы, — выжили. Сурана подалась вперёд, силясь отыскать на лице чародейки признаки лжи. — Те, что ещё живы? — прошептала она, ощущая приходившее на смену злости волнение. — Разве… кто-то ещё остался? — Какие-то маги держат оборону в зале перед спальнями учеников, — Врен кивнула. — Они защитили проход барьером. На наши крики никто не отозвался, однако, поскольку барьер до сих пор цел… — Не обязательно. Есть чары… — Мы посылали туда демонов, ученик, и слышали звуки борьбы. Кто бы ни укрылся в том зале, он всё ещё жив. Отпустив её руку, Врен замолчала. Сколько Сурана ни вглядывалась, во всём облике чародейки она не отыскала ни единого намёка на обман. Аура магессы также была спокойна. Значит, это правда. Кто-то выжил! И этот кто-то был так близко от неё всё это время! Если бы только она осмелилась раньше выбраться из библиотеки, если бы отважилась пройти несколько шагов на пути к выходу… Отвернувшись, она бросила взгляд на Суини. — Я всё ещё не понимаю, чем я могу помочь. — Ты поймёшь, как только мы прибудем. Я не думаю о тебе лучше, чем ты есть… ученик. «Как и о ком-либо другом», — говорил её надменный взгляд. Сурана и не думала сомневаться. В чём-чём, а в человеколюбии, мечтательности и вере в человечество чародейку точно нельзя обвинить. Если она уверена, что Суране под силу с чем-то справиться, значит так оно и есть. Знать бы только, что это «чем-то» из себя представляет? — Хорошо, — она решилась. — Я пойду… за вами. На этот раз Врен задержалась, чтобы Сурана могла пойти рядом. Чуть сзади, чтобы правое плечо чародейки всё ещё прикрывало её, но уже не за спиной. «Не расслабляйся, — собравшись, велела себе магесса. — Твоя безопасность всё ещё под вопросом». Они вышли через другую дверь, и глазам Сураны предстала та часть башни, которую она никогда прежде не видела. Верхние этажи все ученики Круга видели лишь единожды в своей жизни: когда отправлялись на Истязания. А потому место это для тех, кто продолжал жить в общей спальне, оттенял ореол тайны и сопряжённой с ней опасности. Оказавшись здесь, Сурана отметила, что помещений стало меньше, зато их размеры увеличились. Множество больших зал было отдано под лаборатории для чародеев и тренировочные площадки для храмовников. Здесь же были их спальни, выставочные галереи, полные картин, доспехов, странного оружия, незнакомых артефактов. Немало комнат было заперто, и Сурана не знала, заброшены они или попросту закрыты для всех, кроме узкого круга людей. Разрушений она не увидела. Должно быть, после того, как Совет обернулся резнёй, большинство магов хлынуло вниз — к выходу и охранявшим его храмовникам. Именно на нижних этажах произошли основные стычки, именно там меч и магия развернулись на полную, уничтожая всё и вся на своём пути. Нетронутые же, роскошные помещения третьего и четвёртого этажа маги крови избрали своими апартаментами. Они встретили несколько из них по дороге на вершину башни, куда, как полагала Сурана, вела её Врен. Большинство лиц было хорошо ей знакомо. В некоторых из них она с отвращением узнала бывших однокашников. Маги и ученики буднично и деловито собирались в кружки, обсуждали что-то, читали книги, варили зелья, практиковали заклинания. «Попади сюда незнакомец или даже маг, давно не бывавший в Круге, он бы и не заподозрил неладное. Я и сама ничего бы не заподозрила. Всё здесь выглядит так, как было раньше внизу. Разве что… храмовников не хватает». Не успела она об этом подумать, как Врен ввела её в последний зал четвёртого этажа с лестницей на вершину башни, и Сурана увидела одного. Увидела плохо. Храмовник, опустившись на колено и сложив руки для молитвы, раскачивался из стороны в сторону. Сцепленные пальцы скрывали черты его лица, а вокруг него самого поднимались стены волшебной ловушки. Её лиловые, полупрозрачные грани искажали цвет кожи и волос храмовника. Увиденное больше смахивало на сон, нежели на реальность. Врен остановилась и бросила недовольный взгляд на двух магов, кривлявшихся у границы круга, в который был заключён храмовник. Один из них, держась строго и чопорно, что-то выговаривал рыцарю. Второй, казалось, был одновременно расслаблен и напряжён, отстранён и очень сосредоточен. «Как будто читает заклинание», — подумала Сурана и прислушалась. — Сознайся в грехе, сын мой, — тонким, нарочно изменённым голосом посоветовал первый. Хоть он, очевидно, и копировал какую-то женщину, она без труда узнала в нём ехидного мага. — Только так можно очистить душу. Он обернулся на второго, наслаждаясь одним им известной шуткой. — Я… больше не могу исполнять свой долг, ваше преподобие, — Сурана содрогнулась, услышав его голос. — Меня мучают постыдные видения. «Нет, — взмолилась она, замерев у входа. Сердце, ухнув, упало вниз, и колени подкосились. — Нет, нет, нет, нет, — твердила она про себя как безумная. — Почему ты здесь? Почему ты здесь, а не с остальными храмовниками? Почему позволил себя схватить? То, что они сделают с тобой, если ещё не сделали, хуже смерти!» — Что это за видения? — Ехидный улыбался, предвидя увлекательное зрелище. «Пожалуйста, очнись! Неужели ты не чувствуешь их присутствие у себя в голове? Неужели не испытываешь то отвращение, которое пробуждает прикосновение мерзких чёрных щупалец к твоим мыслям?» — О маге, который здесь учится. Я должен относиться к ней как к заблудшей душе, как к безрассудному ребёнку, которого нужно защищать от мира и от которого нужно защищать мир. Но я не могу. Я вижу… один и тот же сон, полный похоти и разврата! И не могу отделаться от мыслей. Мерзких, позорных мыслей! Мне трудно им сопротивляться. Я давал обет, но я боюсь… что могу нарушить его, если останусь здесь… — Довольно, — попросила Врен. Сурана взглянула на неё влажными от слёз глазами. Ехидный и Латы — это наверняка был он — резко обернулись, и наваждение, внушаемое Каллену, спало. Храмовник затряс головой. — Врен!.. — Вас поставили здесь с другой целью, — она строго оглядела обоих магов, как будто те были двумя нашкодившими учениками. — Охраняйте Зал Истязаний как положено, пока я не донесла на вас Ульдреду. А для развлечений найдите другое время. Латы послушно наклонил голову, подчиняясь. Ехидный, бросив на Сурану изучающий взгляд, вызывающе улыбнулся, но промолчал и даже сделал шаг в сторону от клетки. Пригвоздив их к месту ещё одним строгим взглядом, чародейка оправила платье с грязным от крови и сажи подолом и прошагала к лестнице. Оторвавшись от Каллена, Сурана поспешила за ней, спиной ощущая недружелюбные и раздосадованные взгляды магов. Она успела подняться на несколько ступенек, когда храмовник внизу окончательно пришёл в себя и посмотрел на неё осознанно. — Что? — он явно был сбит с толку. — Как же… преподобная мать?.. Сердце Сураны сжалось, но в следующий миг каменная арка скрыла Каллена от неё, и ей ничего не осталось, кроме как ускориться. Когда где-то на середине лестницы с вершины башни до них стали доноситься крики, она не почувствовала страха. Внезапно встреча с Ульдредом, его малефикарами и даже демонами, если они были там, перестала пугать. Собственная безопасность, судьба выживших и Круга в целом больше не занимали её. Всё, что когда-либо представлялось ей значимым, на время отступило, звуки исчезли, а время замедлилось. Сурана как будто погрузилась в толщу воды, сквозь которую, подобно солнечному лучу, проникала одна-единственная, противоречащая логике и здравому смыслу, но оттого ещё более приятная, мысль: «Неужели Каллен говорил обо мне?»