Испытание доверием

Огонь в камине уютно потрескивал, настенные светильники освещали кресло и резные скамейки перед камином, оставляя почти всю просторную комнату в полумраке. Хозяин комнаты вовсе в них не нуждался, но гостю свет был все-таки нужен. — Как идет расследование? Вопрос был задан будто бы между прочим, но Балин только вздохнул и покачал головой. — Дальтрасир считает, что неплохо. — А ты? Балин снова вздохнул. Торин задавал ему этот вопрос каждый день, и хотелось бы порадовать хорошей вестью... да не получалось. — Честно — я не знаю, Торин. Мне ни с чем подобным еще иметь дела не приходилось. — Вот как? — Несостоявшийся король Эребора отшагнул назад от камина, быстро ощупал спинку и сиденье кресла свободной левой рукой и сел, держа в правой раскуренную трубку. Откинулся на спинку. — А подробнее? Ты говорил, что поймали... семерых уже, верно? — Семерых поймали, еще трое на очереди... но не то все, Торин, помяни мое слово — не то и не те. — А кто на очереди? — Сын и двое внуков старейшины Ингви. — А в чем дело, почему только на очереди? — Фили пока не велел их трогать. Сам присматривается. — Это уже интереснее... Он ведь следит за ходом расследования? — Не то слово. Часами просиживает над отчетами — все пытается найти зацепку, чтобы выйти на главаря заговора. — Ингви, что ли, подозревает? — Просто не верит, что младшие члены семьи полезли в заговор в обход старшего. Ты же знаешь, Торин, в таких семьях традиции особенно сильны.... — Это-то я знаю. — Некоторое время Торин молчал, попыхивая трубкой, потом спросил снова — мягче и тише: — Как он, Балин? Опять два дня его не видел... — Кажется, еще считает, что сможет найти выход, не доводя до крайностей. Вернее, пытается себя в этом убедить. — А ты в это не веришь, — не спросил, просто сказал Торин. Балин покачал головой, в кои-то веки радуясь, что этот жест не будет замечен. Вслух не прибавил ничего, но Торин, кажется, не заметил и этого. Он сидел все так же неподвижно, держа возле губ трубку, но не курил. Широко раскрытые глаза в отблесках каминного пламени казались совсем темными и зрячими, а ровное дыхание выдавал только блеск сапфиров в лежащих на груди косах. Дис как-то упомянула о новой странности в поведении брата, и Двалин говорил, да и сам Балин уже пару раз становился свидетелем таких приступов задумчивости. Странное чувство вызывали они, то ли просто тревогу, то ли страх перед чем-то... чему нет названия. А в последнее время, после покушения на Фили, состояние Торина менялось не по разу за день, и об этом тоже ничего хорошего не думалось. Балин снова вздохнул и полез за своей трубкой. Просто уходить сейчас ему не хотелось, надо было узнать, для чего Торин его позвал. Наверно, хотел же что-то важное сказать... А что ж и не посидеть рядом, подумать да вспомнить найдется, что, а за размышлениями время идет незаметно... ...Физиономия хоббита выражала задумчивость и... какую-то отрешенно-светлую печаль. С Торином они вроде как поговорили и помирились, но чувствовалось, что король его не простил. Признал решение обоснованным и, в общем, честным, кратко извинился за свою несдержанность, но и только. И провожать уезжающих Торин не вышел. Конечно, никто этого и не ждал, целители и не советовали ему куда-то выходить, и все слова были сказаны раньше, в самом большом из расчищенных гномами — и очень скромном по меркам Эребора зале, но... Они вышли проводить своего взломщика всем отрядом, даже Фили, который передвигался, опираясь на костыль — рана на бедре еще давала о себе знать. Прощание вышло немного скомканным, но добрым. — До свидания! — последним, за всех ответил Балин. — Удачи тебе во всем! Если надумаешь навестить нас, когда наши чертоги вновь засияют прежней красотой, мы устроим в твою честь поистине королевский пир! — Если вам когда-нибудь доведется проходить мимо моего дома, — отозвался Бильбо, — заходите без стеснения! Чай — в четыре, но я рад видеть вас в любое время! Хоббит отвернулся, ненадолго обратил взгляд на вершину Горы — в верхних залах, менее всего пострадавших от дракона, гномы устроили жилища — и чуть заметно вздохнул... ...Вернувшись в жилые залы, Двалин сразу пошел к Торину, и Балин последовал за ним — надо было кое-что обсудить. Дверь зала, где устроили спальню для Торина, оказалась прикрыта неплотно, и Двалин сразу насторожился. — Что за...? Постель короля, собранная из простых одеял и звериных шкур — какие нашлись у эльфов, больше делиться подобной роскошью было некому — оказалась смята и пуста, а по комнате гулял снежно-холодный горный ветер, врывавшийся с полукруглой террасы, на которую вела небольшая дверь в дальней стене. — Какого балрога, он что, еще и простудиться для полного счастья захотел?.. — Двалин широким шагом пересек комнату — и замер в дверном проеме. Только на мгновение, которого самому Балину хватило, чтобы выглянуть из-за его плеча и увидеть Торина, полуодетого, растрепанного... сидящего на резном парапете, слишком высоком, чтобы присесть просто невзначай. И уж точно не боком, опираясь на обеими руками на дальнюю кромку. Махал, что???.. ...Двалин одним броском, невероятно быстро и бесшумно, пересек террасу, сгреб друга и короля в охапку и стащил с парапета. — Ты что творишь, Моргот тебя...?!!.. — Пусти... — очнулся схваченный в медвежьи объятия Торин. — Не смей, говорю!.. Пусти!.. Двалин, не слушая просьб вперемежку с ругательствами, волок упирающегося Торина назад в спальню. Труднее всего оказалось пройти через дверь — Торин мертвой хваткой вцепился в косяк, и Балин, тоже очнувшись от растерянности, кинулся помогать. Кое-как отцепил пальцы Торина от косяка, захлопнул дверь — сразу стало тише и легче дышать, — метнулся к камину, бросил в полупогасший огонь пару поленьев... — Балин!.. Он оглянулся на окрик. Двалин держал Торина, руками прижимая к походному ложу его запястья и наваливаясь уже всем весом. Торин рычал что-то совсем нечленораздельное и рвался прочь, с силой, умноженной внезапным припадком, а ударить, чтобы вырубился, было нельзя — и так бинты вокруг головы, как бы хуже не стало... — Балин, балрог тебя задери, не стой столбом!!.. — Сейчас... — Балин уже и не стоял, он поспешно перебирал оставленные на столике рядом посудины с травяными настоями. Нашел нужный, схватил из стопки бинтов чистую тряпицу, плеснул на нее из склянки — в нос сразу ударил дурманящий, приторный запах — подскочил к кровати и, выбрав момент, прижал тряпицу к лицу Торина, закрыв сразу рот и нос. Торин задохнулся, дернулся еще пару раз, пытаясь увернуться от дурманного запаха... и затих. Балин убрал тряпицу, Двалин осторожно разжал хватку и передохнул. — Торин? — Зачем... — чуть слышно выдохнул тот, не поднимая век. — Зачем остановил?.. Лучше было бы... — Дурак ты, — глухо отозвался Двалин, а Балин про себя возблагодарил Махала за то, что поблизости не оказалось никакого оружия. На что оно слепому, от кого обороняться среди своих?.. — Последний ум, видать, из башки вышибло... Не ты первый, не ты последний — вылечишься, здоровее нас будешь — так куда полез? — Не буду. — Торин сглотнул, все еще не шевелясь. — Ты не понимаешь... — Чего я не понимаю?.. — Двалин решительно сгреб его за плечи, приподнял, прижал к себе с неумелой и непривычной мягкостью. Торин послушно уткнулся ему в грудь, тут же уцепившись за оказавшийся под рукой ремень перевязи. Пробормотал совсем чуть слышно: — Это кара мне, Двалин... Я слышал, знаю... — Да за что же? Что ты такого натворил? — За все. На что глазами смотрел — и не видел. Не будет больше ничего... Двалин, видимо, растерялся — ничего не ответил, только крепче прижал Торина к себе. Потом осторожно опустил на подушку, натянул одеяло из медвежьей шкуры. — Спи уже. Потом расскажешь, кому и за что тут кара прилетела... — Мальчишкам не говори, — пробормотал Торин уже в полусне. Балин, вздрогнув, оглянулся на послышавшийся от двери короткий вздох. Фили и Кили, привычно цепляясь друг за друга, стояли на пороге, и судя по одинаково растерянным лицам и распахнутым глазам, видели они достаточно. Кили было дернулся подать голос, но Фили с внезапным проворством зажал ему ладонью рот, ухватил в охапку за плечи и уволок за дверь... Балин, снова вздохнув и покачав головой воспоминанию, встал со скамьи и подошел к камину — поворошить дрова. Торин тогда так и не признался, что ему такое привиделось. Только пожимал плечами — мол, что вы хотите, просто бред тяжелораненого... Хоть и не слишком в это верилось — оставили его одного совсем ненадолго, и никаких признаков бреда у него не было. Но вскоре после этого случая он надумал отказаться от короны, и никаких увещеваний слушать не стал. И в том, что зрение к нему не вернется, оказался прав — пять лет прошло, а дело с места не сдвинулось, несмотря на усилия лекарей, и гномов, и эльфов. И только раз Балину удалось в разговоре вызвать его на... даже не откровенность, а так, пару фраз, не прикрытых вошедшей в привычку тихой вежливостью. Не был тот эпизод бредом, и сам Торин ничего не забыл. А вот о чем думал потом и чего ждал — пойди догадайся... — Извини, я, кажется, задумался... Балин вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Улыбнулся про себя, хоть и невесело, глядя на недоуменно крутящего в пальцах погасшую трубку Торина. — Надо же, трубка погасла. — Давай раскурю. Получив трубку назад, Торин какое-то время молча курил, потом вернулся к прежнему разговору. — Кили как, Балин? — Держится, — вздохнул советник. — То есть держался... до вчерашнего дня. — А вчера что? — Вроде бы ничего особенного, допрос прошел спокойно. Но потом он спросил, был ли там Фили... и ответ его, похоже, очень сильно расстроил. Торин еще больше нахмурился: — Фили знает? — Знает. Велел докладывать о состоянии и поведении брата каждый вечер. Делает вид, что интерес чисто исследовательский, мол, если что-то скрывает — то может себя случайно выдать... Советники вроде верят... — Они много чему верят, — оборвал Торин с досадой. — Балин, скажи... ты помнишь, в нашей библиотеке был такой старинный манускрипт... как бишь он назывался? Кажется, «Сокровенные тайны Горы». — Помню, был такой, — кивнул Балин. — А что? — Принеси мне его. — О... — Это определенно было что-то новое. — То есть я поищу, конечно. Но зачем тебе? — Заинтересовался старыми легендами, почему бы нет? — Торин... я как-то просматривал этот манускрипт. Там не только легенды. — И что с того? — Хорошо, я принесу... На том разговор и закончился. Балин же, уходя, пребывал в еще большем недоумении, чем прежде. Все-таки время от времени Торин давал повод усомниться в здравости своего рассудка. Что он такое опять надумал? * * * ...Бессонная ночь не прошла даром, Фили чувствовал себя... да так и чувствовал, как полагается после бессонной ночи. Сон ушел, после того, как явившийся вечером Гиннар доложил, какие вопросы задавал ему Кили и как воспринял ответы. Нужно заканчивать с этим... расследованием, иначе оно превратится в бесконечную пытку для обоих братьев, да и не только для них. Об этом Фили и думал — и ночью, и утром. То, что он намеревался сделать, тоже было жестоко, и даже очень. Но ничего другого пока придумать не получалось, очень сильно не хватало сведений. Вчера вечером он распорядился негласно взять под стражу Нордри и Сурдри, прямо с утра, покуда обычные дневные заботы не позволят старшим заметить их отсутствие, доставить во дворец, в потайные покои, и запереть порознь, ничего не объясняя. Утром Двалин доложил, что приказ выполнен. Прошло несколько часов, наверняка показавшихся неразлучным братьям вечностью, и Фили велел привести к себе Сурдри — более серьезного и обычно игравшего роль старшего. И теперь задумчиво рассматривал молодого гнома, крепко привязанного к стоящему посреди кабинета стулу. На этой предосторожности настоял все тот же Двалин — раз уж король желает говорить с этим гномом наедине, то надо хотя бы позаботиться о безопасности. Сурдри, явно напуганный и растерянный, старался, тем не менее, хотя бы внешне держаться спокойно. Хотя растрепанные каштановые волосы и карие глаза, в пол-лица от страха, не слишком этому впечатлению способствовали. Ну что ж... — Ты знаешь, почему ты здесь, Сурдри, сын Андвари? — Нет. — Молодой гном с усилием переглотнул и попытался выпрямиться. Ну, или хоть подбородок повыше поднять. — И я никогда не слышал, чтобы в Эреборе обращались с гномами... так. — А я не слышал, чтобы гномы в Эреборе поступали... так, чтобы заслужить подобное обращение. Увы, но все когда-то бывает впервые. — Что с моим братом? — не сдержавшись, задал главный вопрос Сурдри. — Почему нам не разрешили быть вместе? В чем мы виноваты?! Фили очень неспешно встал, обошел стол и присел на край, скрестив на груди руки. — С твоим братом ничего не случилось... пока. — Пока?! — А знаешь, мальчик, у меня ведь тоже есть брат. И я привык, что он всегда рядом, и поддержит, и прикроет спину в случае опасности... Известно тебе, где он сейчас? — Я... знаю, да... — пролепетал совсем растерявшийся Сурдри. — Это очень печально, но я... причем здесь мы с братом? — О, вы очень даже причем. — Фили встал, пересек разделявшее их расстояние, обошел стул. Взялся за спинку, склоняясь ближе к связанному гному, и понизил голос: — И ты немедленно, сейчас же, расскажешь мне, от кого и как вы передавали принцу флакон с отравой. — Мы?.. — опешил Сурдри. — Мы не передавали никакой отравы! — ...потому что, если ты не сможешь припомнить все детали, я прикажу отвести тебя уже в настоящую тюрьму и у тебя на глазах спустить кнутом шкуру с твоего брата. Или с вас обоих — одновременно. — Нет... Фили сгреб его за подбородок, сминая курчавую бороду, почти до хруста вздернул голову. Заглянул в распахнутые от ужаса глаза. — Думай, Сурдри. Умирать под кнутом — очень больно и страшно. Кто из вас сломается первым? Губы юного гнома задрожали, на глазах выступили слезы. — Но за что?! Я ничего не знаю... мы ничего не знаем!.. Как мы можем рассказать о том, чего не было?! — Не было? А о чем вы говорили с Кили перед тем обедом? — Мы просто говорили! Подошли поздороваться и перемолвиться словечком, но мы ничего ему не передавали!.. — Лжешь. — Нет, клянусь вам!.. — Тогда откуда в вашем доме взялся флакон, который Кили накануне взял у королевского лекаря?! Сурдри, кажется, перестал дышать. — Не может быть... — Может, еще как может. Так что — будем говорить? Или мне звать стражу? — Мы не передавали никакого яда, — всхлипнул гном, теперь казавшийся совсем молоденьким и несчастным. — Мы хотели забрать тот, что лежал в кармане у принца. — Что? То есть как? — Мы подслушали разговор отца с... кем-то, мы не знали этого гнома. Они говорили, что на короля готовится покушение, и что в дело замешан наследник. Потом мы спросили у отца, и он сказал, что принц на ярмарке заходил в палатку приезжего травника и брал там одно южное зелье... Мы думали, что сможем ему помешать, если украдем флакон, но у нас не получилось... Пожалуйста, не трогайте Нордри, мы ничего плохого не делали! Фили медленно распрямился. Сурдри смотрел на него с таким безнадежным отчаянием, что сомнений не оставалось — парень не врет. Вот, значит, как было дело... Ладно. Он подошел к двери, постучал, вызывая дежурившего по другую сторону Двалина. Махнул рукой. Двое явившихся следом стражей отвязали Сурдри от стула и увели прочь. Фили проводил их взглядом и негромко приказал: — Двалин, мальчишку — назад под замок. Можно к брату, пусть друг друга утешают. С Андвари глаз не спускать, но пока не трогать. — И? — задрал бровь Двалин. — Пока больше ничего. Посмотрим, на сколько хватит терпения у Ингви. Двалин мрачно кивнул и ушел. Фили вернулся за стол, сел, уставился на разложенные еще накануне письма. Машинально потянулся за стилом, повертел его в пальцах... Отшвырнул, схватил со стола чернильницу и, вскочив, со всей силой запустил ее в высокое зеркало в углу. Пинком оттолкнул жалобно брякнувшееся на пол кресло и сам, схватившись за голову, повалился на холодные узорчатые плиты...