Испытание доверием

...— В самом деле непонятно... Что он делает? — Впечатление такое, что принц повредился рассудком. Похоже, он и впрямь поверил в то, что пытался убить брата. — И теперь даже не пытается просить милости. Он настолько запуган... — Но что делать? Если так пойдет дальше, его и обвинят во всех бедах. Со всеми вытекающими последствиями. А здравость рассудка короля тоже вызывает серьезные сомнения. — Король решится казнить брата?.. — Даже если не решится открыто казнить, то просто убить тишком ничто не помешает. Отравить тем же зельем — чего проще? Полное подобие естественной смерти... — Да если и не будет полного подобия — едва ли кто поднимет голос. За предателя и убийцу... Скажут — поделом... ...Кажется, он проснулся от собственного крика. Вскинулся, судорожно глотая воздух и пытаясь сообразить, спит ли еще или уже нет. Чужие голоса были настолько реальны, и в глухой угольной темноте явственно ощущалось чужое присутствие... Едва сдержав порыв закричать и позвать на помощь, Кили кое-как отдышался, осторожно переполз на край нар, встал и, прижимаясь спиной к стене, бочком подобрался к столу. Трясущейся рукой нашарил погасший светильник, потом — кресало. Огонь разогнал густую тьму, вернув камере привычный вид. Конечно, никого в ней не было, кроме самого Кили, и за дверью тоже никто не топтался. Приснилось... Но как же этот сон был похож на тот, первый, за которым последовали столь мрачные события! Те же голоса, то же странное ощущение реальности, те же загадочные намеки... Неужели снова? И как понимать это новое видение? Кили вернулся на нары, но ложиться не стал. Забрался с ногами, сел и свернулся клубком, подтянув колени к подбородку. Поежился от внезапного озноба, набросил на плечи одеяло, закутался, снова уперся подбородком в сложенные на коленях руки и задумчиво уставился на светильник. Две прошлых ночи он тоже почти не спал. Сон, удивительно явственный, вплоть до мелких деталей, запахов и ощущений, будил его, и снова лечь он уже не решался. Он видел себя опять сидящим у постели лежащего без чувств Фили, все повторялось — тоска, страх, стыд, сознание собственной глупости. Наклонялся, чтобы поцеловать брата, и прямо под его губами губы Фили холодели; отшатнувшись в ужасе, он видел на месте кровати каменный саркофаг — и просыпался в холодном поту, с бешено бьющимся сердцем и застрявшим в горле криком. Так было уже дважды; на третью ночь Кили думал не ложиться вовсе, но невесть откуда взявшаяся усталость его все-таки сморила, и вот... Еще неизвестно, что страшнее — кошмар из прошлого или видение жуткого настоящего... Не говоря уж о будущем. Может, он и собственную смерть вот так же увидит? Что бы ни говорили странные голоса во сне, в то, что брат прикажет убить его тайком, Кили не верил. Слишком это подло и низко, да и зачем, если есть достаточно оснований для открытого приговора? Принц уже сознался в измене, попытке братоубийства и захвата власти — каждого пункта в отдельности было бы достаточно за глаза, а уж всех сразу... К счастью, умереть можно только единожды. И так ли уж это будет несправедливо? Пусть Кили и не желал короны, и слишком строгого брата боялся только на словах, но попытка убийства-то была совершена его руками. И в том, что Фили чудом остался жив, его заслуги нет никакой. Все лекари утверждали, что от этого яда король должен был умереть сразу. Случись так — много пользы было бы в слезах и сожалениях его беспутного брата? Так какая разница, поверил Фили на самом деле в его предательство или нет? Кара заслужена, нужно просто с этим смириться. Какой она будет, он знал и без пророческих снов. В Эреборе приговоренным к смерти отсекали голову топором, это быстро и просто, и как говорят, почти не больно. Даже внезапной слабости в коленях можно не бояться — не на ногах ведь стоять, на плаху так и так лечь придется... ...Жаль только волос, виновным в тяжких и позорных преступлениях их остригают, совсем коротко. А ведь так недавно ему казалось забавным пообещать заплести гриву на собственную казнь. И так удивительно было, что Фили счел шутку неуместной и всерьез рассердился... * * * Эта камера была попроще тех, которые достались Кили и Ханару. Обстановка ее состояла из одного немудреного светильника и тюфяка на полу. На этом тюфяке и сидел, сжавшись в клубок, пойманный возле дома Регина гном. Лица его не было видно из-за опущенной головы и растрепанных темно-русых вихров, узоров на рубахе тоже разглядеть не получалось, верхней одежды, разумеется, не было... — Кнуд, сын Одда, — пробормотал себе под нос Фили, разглядывая гнома через окошко в двери. Закрыл окошко, повернулся к ожидавшему в паре шагов от двери Гиннару. — Имя мне ни о чем не говорит. Он что-то сказал еще, помимо записанного в отчете? О том, например, зачем полез в заговор? — Нет, мой король, — качнул головой смотритель. — Сказал, что это его личное дело, и все. — Понятно. Хорошо, открой. — Вы полагаете, что стоит... — Я полагаю, что мне он может сказать что-нибудь еще. Как несостоявшейся жертве заговора. Да и рассмотреть его хочу поближе. На скрежет ключа в замке гном по имени Кнуд вздрогнул, поднял голову, но встать не попытался. Уставился на переступившего порог короля сразу зло и затравленно. Совсем молодой гном, по записи в Книге Имен — немного старше Нордри и Сурдри... Что же не жилось ему спокойно в Эреборе? — Ты как будто боишься меня, — негромко заметил Фили, остановившись посреди камеры. — Ничего я не боюсь, — огрызнулся Кнуд. Но не удержался — отодвинулся еще, вжимаясь спиной в угол камеры. — Боишься. — Чего он на самом деле боится, это гном, и что его подвигло на недостойное дело? Хотя он-то, судя по записям допроса, дело свое недостойным не считал... — Ты не разбойник и не убийца, Кнуд, сын Одда. Зачем же взялся не за свое дело? Ниди чем тебе помешал? — Из-за этого слизняка все мои друзья в тюрьме. Что ж, в ножки ему за это поклониться надо было?! — Из-за него ли? — уже резче произнес Фили. — Кто их втравил в это дело? Неужто Ниди? Или все-таки ты? — Я никого не втравливал. Они сами захотели мне помочь, они же мои друзья... — Помочь потерять голову, и самим туда же за компанию? Ты не похож на сумасшедшего. Зачем тебе это понадобилось? Заплатить хорошо пообещали? Кто? Кнуд дернулся, как от пощечины. Фили про себя удовлетворенно кивнул, разглядев вспыхнувший в его глазах злой огонек. Мальчика задело, может, сгоряча скажет то, чего говорить не хотел?.. — Старейшина Фрости был моему деду другом. Самым близким. И никто из нас не поверил, что его смерть случайна! — Вот как. — Почему-то Фили даже не удивился. После всего, что уже всплыло... — И ты, конечно, думаешь, что благородно мстил. Верно? — Да. Думаю. — Упрямый, совершенно по-гномьи. Жаль, но что поделаешь. — Я не буду тебя разубеждать, думай, как хочешь. Может быть, искренняя вера тебе и зачтется... перед Создателем. — Что?.. — недоверчиво сдвинул брови Кнуд. — Но мы же... мы ничего не сделали, у нас ничего не получилось... — Ничего не получилось у твоих друзей, которые тебе верили и согласились помочь. У тебя получилось соучастие в заговоре и подстрекательство к измене. А ты, вдобавок, еще и упорствуешь, не желая указать того, кто тебя самого вовлек в это дело. Едва ли твой дед был бы счастлив узнать, что его внук закончил жизнь под топором палача, расчищая некоему титулованному мерзавцу дорогу к трону. — Ничего я никому не расчищал, я только... — О, разумеется. Как и все остальные. Только вот незадача — вы умрете, а он останется жить и пользоваться плодами ваших усилий. Подумай над этим... пока есть, чем думать. Оставив растерявшегося гнома обдумывать сказанное и услышанное, Фили покинул камеру. Глупо все это было просто донельзя, глупо... но тем более действенно. Умело подогретые обиды, вовремя подсказанный смысл событий — и готово дело. Если даже Ингви сумели заморочить так, что он поверил в устранение королем ненужных ему свидетелей, то что говорить о таких вот, молодых, горячих и доверчивых? В караульном зале, где короля ожидал эскорт, Фили остановился и повернулся к Гиннару. — Этого парня попробуйте допросить снова, может, у него появится настроение еще что-нибудь порассказать. — Да, мой король. А с четырьмя остальными?.. — Как ни смешно это звучит, но они действительно ничего не сделали, потому что не получилось. Они будут наказаны только за случайное соучастие. — Да, мой король... Фили кивком попрощался и покинул тюрьму, не дав смотрителю задать вопрос, явно вертевшийся у того на языке, и не удостоив вниманием более никого из заключенных. * * * — Итак, что у нас есть на сегодняшний день. — Балин остановился у камина и оглядел собравшееся в небольшой гостиной Торина королевское семейство. На этот раз здесь была даже Дис. — Ингви многое припомнил, а кое-что и сам только сейчас сообразил, но картина стала намного подробнее. Во-первых, он сам. Некто очень грамотно подвел его к выводу о том, что король планомерно уничтожает всех старейшин, бывших свидетелями некоего события в прошлом. И что душевное здоровье короля явно в плачевном состоянии, потому что рикошетом прилетает и родственникам неугодных, и тем, кто просто оказался рядом. Увы, обстоятельства смертей старейшин Нара и Фрости в свое время не вызвали подозрений, а задним числом однозначно определить, были ли они убиты намеренно, не получится. А Ингви решил именно так, и настолько серьезно, что задумался об убийстве короля. Более того, он поделился планами со своим сыном Андвари и нашел полное согласие и поддержку. Навел ли его на нужные мысли мелькавший во всех показаниях гном Фрор — неясно, но возможно. На покушение Ингви подбил точно он, и советами, и вовремя добытым ядом. Далее. Хефти. Его допросили еще раз, уже с учетом рассказанного Ингви... По-прежнему неясно, то ли он от Ингви заразился этим страхом королевского безумия, то ли и его подтолкнули в нужном направлении, но важен итог — он тоже решил ввязаться в заговор. И не менее важно то, что Фрор, сначала говоривший с ними обоими, позже переключился на каждого в отдельности. Ингви получил от него яд, но чтобы спланировать покушение, ему нужно было знать намерения принца. Хефти узнал от него же о том, что принц хочет сделать гадость брату и сообщил эту новость Ингви. Узор сложился, но ни тот, ни другой исполнитель не сказали друг другу, по чьей указке действуют, и соответственно, не насторожились сами. Балин прервал речь, чтобы раскурить трубку, которую между делом успел набить табаком. Торин давно уже потихоньку дымил, сидя в любимом кресле, Двалин подпирал плечом стену по другую от Балина сторону камина. Сам Фили устроился на стуле с высокой спинкой, у стола, так, чтобы видеть сразу всех. В стороне держалась только Дис, расположившаяся на таком же стуле у дальней стены. — Далее, — вернулся к своему рассказу Балин. — Пока Ингви дозревает до окончательного убеждения в нависшей над ним и его близкими угрозе, все тот же Фрор крупно выигрывает у Ханара и заставляет его устроить диверсию у Северных Врат. Нападений на северные заставы не происходит, значит, приходится верить в то, что затевалось это дело исключительно для... внутреннего пользования. Сложно сказать, какой в этом еще планировался смысл, возможно, наш ловкач в темном плаще просто хотел действовать наверняка, и вел сразу несколько линий в своей интриге — для гарантии результата. А возможно, и нет. Вспомним, что первой мыслью Хефти было как раз воспользоваться обвалом для прикрытия покушения. Еще в некий момент в дело впутывается парень по имени Кнуд, который на последнем допросе признался, что услышал историю о якобы убийстве друга своего деда от некоего гнома, с которым путешествовал в одном караване. Сначала Кнуд сам пытался найти в Эреборе других недовольных — тогда и попал в их компанию Ниди. Потом удачный случай — едва ли стоит упоминать, в лице кого — свел его с Андвари. Но эта третья группа заговорщиков ничем не успела себя прославить, кроме нападения на Гиннара — и слава Создателю, у них есть шанс выбраться. Некоторое время тишину не нарушало ничто, кроме потрескивания огня в камине да дружного попыхивания трубок. — Так вот, — подвел итог своей речи Балин. — Единственное, что связывает всех изменников между собой — вот этот гном, именующий себя Фрором. Видели его все допрошенные, но описать не может никто — помнят имя, темный плащ с капюшоном, да еще кожаный браслет с камнями в железных оправах. Причем какие именно камни — опять-таки сказать не может никто. Гнома, от которого узнал оскорбительную для себя историю Кнуд, звали иначе, ни темного плаща, ни браслета у него вроде как не было, но описать его Кнуд все равно не может, так что скорее всего, это тот же неуловимый Фрор. Из всего этого я делаю вывод, что гном, назвавшийся этим именем, обладает колдовской силой, либо, что даже более вероятно, владеет некой вещью, наделенной волшебными свойствами. Думаю, это его браслет. — Почему же именно вещь? — спросил Двалин. — Не знаю, я же только предположил. Уж очень странно описывают этот браслет. И видишь ли... Возможности этого колдуна невелики... — Ничего себе — невелики... — едко усмехнулся Фили. — Невелики, — повторил Балин. — Вообще единственное, что он может — это самому оставаться неузнанным, да морочить головы гномам, которые — если уж совсем честно — и сами не прочь быть обманутыми. Остальное он делает чужими руками. Странно выглядел бы волшебник, обученный всего одному фокусу, а вот колдовская вещь именно на это и может быть годна. Вопрос — стоит этот Фрор во главе заговора, или он только еще один исполнитель? — Даже если он только исполнитель, — хмурясь, проговорил Фили, — то исполнитель, непосредственно близкий к главарю. Найти его — найти главаря заговора. — Ну да, не за многим дело стало, — мрачно хмыкнул Двалин. — Да он может гулять по улицам Эребора, а то и по дворцу — и никто его не узнает. Нори что сказал насчет Дейла? — Ничего он не сказал, — вздохнул король. — В Дейле про такого вообще никто слыхом не слыхивал, в таверне он не завсегдатай — появлялся будто специально, когда нужно было пересечься с Ханаром либо Ингви, и выигрышами крупными не прославился. Так что тут пустышка. Думаю, искать его надо все-таки поближе. Да и Ингви говорил, что встречал его и в Эреборе тоже, и Хефти с ним обменивался посланиями, не выходя за Врата. — Колдун, — сердито проворчал Двалин. — Только колдуна нам не хватало для полноты безобразий. Слухи-то верными оказались, а? Как с ним управиться, с колдуном? — Никто из допрошенных под властью колдуна не был, — заметил Балин. — Никто. Действовали по подсказке, но своей волей и своим умом. Вот только с Кили пока не все ясно... — А что с Кили? — осторожно подала голос Дис. — Он не был похож на сумасшедшего, он... — Но и на себя обычного похож тоже не был, — мягко прервал ее Балин. Снова оглядел всех присутствующих по очереди. — На самом деле, это сейчас самая большая загадка. Кили тоже говорил о гноме в темном плаще, но браслета он не запомнил. — О гноме в темном плаще он говорил еще мне, — задумчиво произнес Фили. — И это совсем незнакомый гном, будь это кто-то из придворных — едва ли Кили не вспомнил бы хотя бы голос. А потом снова замолчал, и я никак не мог добиться, в чем дело и что его так тревожит. Я думал, что его каким-то образом преследуют и запугивают, но выяснить, кто и как это делает, не успел. Ладно, тайное укрытие на его любимой площадке для прогулок мы нашли, значит, Фрор его и использовал для таинственности. А остальное?.. — Мне Кили сообщил, что его подслушивают, — кивнул Балин. — Причем постоянно и всюду. Если мы предполагаем, что у нашего врага есть некая волшебная вещь — это перестает казаться бредом. Хотя как именно можно подслушивать разговоры на расстоянии — все еще непонятно... — Непонятно, даже при наличии волшебной вещи? — Даже так. Фили, этот колдун, или кто он там, слышал только Кили, а не все подряд разговоры. Да и про флакон со снотворным Кили вряд ли говорил вслух, значит, каким-то образом и неозвученное намерение было отслежено, если не прямо внушено. Значит, между ними должна быть какая-то связь, более тесная, чем с другими заговорщиками. А Леголас не заметил никаких чар на принце, помнишь? — Помню. Но в то, что Кили по своей воле мог попытаться меня убить, я все равно не верю. — Что?.. — ахнула Дис. — Как — по своей воле?! — Извини, — тихо отозвался Фили. — Мама, но ты же слышала, мы говорили... — Я слышала, но мне казалось, это какой-то обман, чья-то хитрость... — Мы пока не знаем, в чем тут хитрость, мама. Но яд в мой кубок подлил именно он, это правда. И от этого никуда не уйти. Ненадолго стало тихо, потом Балин заговорил снова: — По свидетельствам других заговорщиков, яд Кили подбросили тайком. Он сам это отрицает, говорит, что заметил подмену. Верится в это плохо, слишком растерян он был после покушения. Но тогда вообще непонятно, что им двигало и чего он на самом деле хотел добиться. — Ему могли чем-то угрожать, — высказал предположение Фили. — Только чем? Не представляю, чего Кили мог бояться настолько, чтобы так потерять голову... — Да что ж тут представлять, — впервые нарушил молчание Торин. — Что бы там ни болтали сплетники про несчастного забитого наследника, действительно слабое место у него только одно. — Какое же? — Ты, Фили. И хватит уже ходить кругами, выдумывая волшебные причины для его поступков. Все там просто... Он с самого начала боялся за тебя, и глупостей наделал скорее всего из-за того же страха. И сейчас пытается защитить тебя же. Хотя бы своей смертью, если больше никак не получилось. Стало тихо, так, что слышно было потрескивание поленьев в камине. Торин больше ничего не говорил; Балин и Двалин украдкой обменялись выразительными взглядами, но на Фили ни тот, ни другой не посмотрели. А ему вдруг стало страшно. По-настоящему, наверно, впервые с тех пор, как началась вся эта заваруха. До сих пор он еще надеялся, что задача решится как-то иначе, что им удастся... — Но зачем?! — спросил он почти беспомощно. — Зачем — так? Я понимаю, что без наследника не будет заговора, но... неужели нельзя это решить по-другому?! Можно же лишить его наследства... — Фили, — снова очень мягко, будто уговаривая, вмешался Балин, — лишение наследства — это позор и вечное изгнание, едва ли Кили сам захочет такого... будущего. Да и обратный ход такому решению можно дать, если не останется других наследников. — Ну хорошо, а просто отречься?.. — Отречься можно от того, на что уже имеешь право, что возвращает нас к началу... Фили, ты знаешь все наши законы не хуже меня. Если бы там была хоть какая-то лазейка, мы бы ею воспользовались, но увы... — Увы — что? — тихо произнес король. — Вы мне предлагаете убить своего брата? И никаких больше возможностей? — Возможность одна, — прежним тоном отозвался Балин. — Найти главаря заговора. Пока эта змея гнездится у тебя под боком, никакая хитрость тебя не защитит. — Сейчас все начеку, — продолжил мысль брата Двалин, — но постоянно жить в ожидании нападения невозможно, рано или поздно бдительность ослабнет... Эту проблему нужно решать быстро, время работает против тебя. — Хорошо, я подумаю, — бесцветно проговорил Фили. — Попозже. Послушаем, что скажет Королевский Совет. В конце концов, змея, о которой вы тут говорили, гнездится именно там, больше просто негде. — Верно, — согласился Балин. — Но помни, пожалуйста, что главарь заговора совсем не обязательно будет защищать своих подельников. Ему может быть выгодно от них избавиться. — Конечно, выгодно, — покривился король. — Если уж мне выгодно избавиться от собственного брата... — Фили... — Хватит, Балин. Не хочу больше слышать уговоров и увещеваний. — Он встал, намереваясь уйти. — Может, и вовсе не стоило затевать эту игру — с самого начала... Сделай одолжение, до Совета меня не беспокой. — Как скажешь... * * * ...Тупик, мысленно повторял он, меряя шагами свою гостиную. Тупик, замкнутый колдовской круг. Заговор есть, заговорщики пойманы, но никто из них не смог сказать, кто ими всеми руководил. А ведь руководил же... Способ разорвать порочный круг предложил сам Кили, когда открыто взял на себя вину за покушение на короля. Но поймать главаря заговора это едва ли поможет. Если только он сам не объявится, когда поймет, что принца казнят, если никак в это дело не вмешаться. Но нельзя доказать серьезность этой угрозы иначе, чем ее исполнением. Проклятие... Фили уже сделал все, чтобы показать свое равнодушие и беспощадность. Кили держали в тюрьме, ни брат, ни ближайшие родичи даже не присутствовали при допросах, принца разве что пытать не было напрямую дозволено, ну так он и повода к этому не давал — сам во всем признавался и на вопросы отвечал... Но ничего не происходило. Ничего. А сейчас еще и Совет соберется. И та сволочь, которая заварила всю эту кашу, будет там же. Будет сидеть рядом, честно смотреть в глаза, может быть, даже праведно негодовать и требовать наказать изменников. Мерзость, какая мерзость... Кое-как заставив себя успокоиться, Фили позвал слугу — нужно было одеться к выходу. Вместе с Тони явился Оин, со свежезаваренным травяным зельем. Фили хотел было отказаться, но передумал. Держать себя в руках было все-таки трудно, а показывать волнения нельзя... * * * Совет собрался точно вовремя. Оглядывая присутствующих, Фили заметил, что старейшины, участвовавшие в расследовании заговора, пересели и теперь держались рядом, будто забыв, что обычно сидели по разные стороны стола. И лица у них были весьма удрученные. С чего бы — тоже жалеют несчастного принца? Неровен час, еще высказывать начнут королю, что он сам своим обращением наследника толкнул на крайность... Конечно, расследование заговора и было первым вопросом, требующим рассмотрения и решения. И конечно, ничего хорошего по этому поводу никто сказать не мог. — ...и более никто ничего сказать не может, несмотря на неоднократные повторы вопросов с небольшой разницей в постановке. — Дальтрасир, как повелось, докладывал, Рагнар молча кивал, наверняка собираясь добавить что-то от себя. — Таким образом, степень участия в заговоре каждого из обвиняемых определена, и следует решить, какой кары они заслуживают. — Какая же спешка в таком решении? — холодно спросил Фили. — На этот вопрос позвольте ответить мне, Ваше Величество, — неспешно поднялся с места Рагнар. — Я понимаю, что вы не считаете расследование заговора законченным. И вы совершенно правы. Но события последних недель очень чувствительно нарушили спокойное течение жизни в Эреборе. Гномы взволнованы и напуганы, и кто-то продолжает умело этим пользоваться. — Что ты хочешь этим сказать, достойный советник? — Кто-то снова распускает очень опасные слухи, Ваше Величество. Недавний опыт пока что удерживает гномов от... активных действий, но если действий не последует с нашей стороны... боюсь, у нас снова возникнут серьезные проблемы, и неизвестно, удастся ли решить их столь же бескровно, как в прошлый раз. — И что ты предлагаешь? — хмурясь, спросил Фили. — Я думаю, что в первую очередь нужно внести в ситуацию ясность. Таков наш народ, что ж поделаешь, нас ничто так не угнетает, как неопределенность. Объявите приговор тем из заговорщиков, чья вина уже определена. Это займет народ и лишит внимания распускающих слухи. Фили окинул взглядом весь Совет. Старейшины дружно загомонили и закивали, выражая согласие с предложением — но не все. — Почтенный Вит, ты, кажется, не согласен? Да и не только ты, как я погляжу? — Не то чтобы не согласен... — Вит поднялся, посмотрел на сидевших рядом собратьев по расследованию. — Но... достойный Рагнар как-то не счел нужным подчеркнуть, что больше всех слухи треплют имя Его Высочества. — И? — приподнял брови король. — И всем известно, что вами до сих пор никому не перепоручено ведение обороной наших границ, и находятся такие, кто делает из этого вывод о готовящемся помиловании Его Высочества. Противоречивые слухи рождают еще больше беспокойства. Чтобы утихомирить их, нужно решить судьбу принца. Ведение обороной границ. Фили на миг прикрыл глаза, мысленно выругав собственную недогадливость. Так вот в чем дело... А он еще удивлялся, почему серьезность его намерений в отношении брата-изменника не производит нужного впечатления. И Балин как-то об этом не вспомнил... Впрочем, может быть, дело и не в этом. — Хорошо, я слушаю. Вы вели расследование, предлагайте решение. Вит скорбно вздохнул: — Увы, Ваше Величество, принц не привел ни единого свидетельства в свою защиту, более того — опроверг те из них, что можно было использовать, как оправдание. Фили глянул на Дальтрасира. Советник коротко кивнул: — Увы, но это именно так. В зале стало тихо. Фили украдкой глянул по очереди на Торина и Балина, но те, будто сговорившись, хранили непроницаемое молчание. — Хорошо, — произнес король, очень надеясь сохранить бесстрастный тон. — Зал Правосудия, полагаю, уже подготовлен? — Да, Ваше Величество, — отозвался Рагнар. — Объявите народу, что казнь изменников состоится послезавтра. Имен не перечисляйте, они будут объявлены уже в Зале Правосудия. — Но эти имена...? — Текст указа подготовишь ты, почтенный Дальтрасир. Четверых мальчишек, которые ввязались в это дело просто по дурости, смертью наказывать не за что, довольно будет кнута и ссылки на тяжелые работы. Остальные должны умереть. — А Его Высочество?.. — Принца допросите еще раз. Скажите прямо, что допрос последний, предложите сказать что-нибудь в свою защиту. Ответы обсудите с Балином — возможно, будет иметь смысл устроить так, чтобы они стали известны — это заткнет рты чересчур ретивым сплетникам. — И если Его Высочество не пожелает оправдаться?.. — полувопросительно заметил Дальтрасир. — Он будет казнен первым. Еще есть вопросы, требующие срочного решения? Нет? В таком случае я больше никого не задерживаю. Фили встал, не дожидаясь ответов и поклонов, и направился к дверям Зала. Нужные слова прозвучали, их слышали все, в том числе и тот, кому они были адресованы — кем бы он ни был. Если бы от этого стало хоть немного легче... * * * Лица были те же — Рагнар, Дальтрасир и полагающийся набор старейшин. Ни Балин, ни Двалин, ни тем более сам Фили так и не появились. И ничего хорошего по этому поводу на ум Кили не приходило. Он уже привычно думал о своем, почти не слушая, что там говорят советники и старейшины. Да и что нового они могут сказать... Если бы его решили оправдать, уже бы об этом объявили с подобающими поклонами и расшаркиваниями. А раз продолжают держать в тюрьме, да еще и вытащили опять на обозрение и обсуждение — значит, дело дрянь. — Ваше Высочество, — вернул его к реальности Дальтрасир. Кили нехотя поднял на него взгляд. — Вам следует знать, что сказанное вами прежде было проверено, и то, что не подтвердилось прямо, опровергнуто тоже не было. Его Величество велел допросить вас последний раз, дабы дать вам возможность сказать то, что вы по каким-то причинам не припомнили прежде. Вы должны понимать, что, если мы предъявим результаты расследования в том виде, в каком они есть сейчас... — Ты тратишь слишком много слов, советник. Ближе к делу. Дальтрасир поперхнулся на середине фразы, негодующе всплеснул руками. Рагнар, стоявший у стены поодаль от чинно рассевшихся старейшин, мрачно усмехнулся в усы. — Ты неисправим, почтенный Дальтрасир. Помолчи, сделай милость... Ваше Высочество, наш слишком мягкосердечный собрат пытался сообщить вам, что сейчас у вас есть возможность, помимо заявленного прежде, сказать что-то в свою защиту и оправдание. Позволю себе предположить... я почти уверен в том, что Его Величество ждет именно этого и примет любое ваше заявление. Может, и примет, подумалось Кили — не в первый раз с начала разбирательства. Но смысл?.. — Я уже все сказал. — Вы можете попросить о личной встрече... — Зачем? — произнес Кили устало. — Он не простит меня и не пожалеет, даже если согласится выслушать. За меньшее не жалел... Так что проку унижаться? — Но по итогам расследования и собранных доказательств Королевский Совет будет настаивать на смертной казни, вы понимаете это? — Как будто от моих оправданий что-то изменится... Это все, ради чего меня сюда привели? Рагнар только вздохнул и покачал головой. Дальтрасир снова подал голос: — Тогда нам остается только выразить сожаление... — Оставь свои сожаления при себе, достойный советник!.. — выплюнул принц, враз растеряв все прежнее безразличие. Дальтрасир только что не шарахнулся назад перед внезапной вспышкой ярости. — Пусть брат судит меня, раз была на то воля Махала, это его дело, но не ваше!.. Старейшины вскипели было праведным негодованием, но общее смятение опять успокоил Рагнар: — Тише, достойнейшие... Не нужно возмущения. Принц не в себе, слишком много всего случилось в последнее время... Едва ли есть смысл еще его тревожить. Гиннар, Его Высочество нужно сопроводить назад в камеру и пригласить лекаря... — Обойдусь и без ваших лекарей. — Кили встал, чувствуя очень нехорошую слабость в ногах и надеясь, что до камеры дойти все-таки сумеет. Еще не хватало порадовать этих... грохнувшись в обморок. И надо было бы еще что-нибудь сказать на прощание, но Кили то ли слишком устал, то ли просто наплевать стало, что они там про него подумают. Внезапное, до дрожи пронзительное бешенство схлынуло так же, как накатило, и хотелось просто уйти отсюда, хоть в камеру, лишь бы не видеть этих, Моргот их залюби, лиц. А еще у него все сильнее болела голова. Не так, как после слишком бурной вечерники, нет. Это ощущение было непривычным и немного пугало. Хотелось в тишину, тепло, лечь и закрыть глаза. И не открывать их, пока силком с кровати не сдернут. Даже страх перед ночными видениями отодвинулся, настолько было плохо и больно наяву. В камере и впрямь тихо, и даже не очень холодно, а если укрыться одеялом и подушку маленькую поаккуратнее под головой умостить — так и вовсе здорово, лишь бы не трогали... ...Ему показалось, что он едва прикрыл глаза, когда снова лязгнул ключ в замке. Едва не застонав вслух — неужели нельзя хоть сейчас его в покое оставить, все же и так ясно... или они все-таки прислали лекаря? — Кили открыл глаза. В камере никого не было, кроме Гиннара. — Ваше Высочество... — Что? Опять куда-то идти? — Нет... Вот, выпейте. Кили осторожно приподнялся на локте, потом сел, спиной привалившись к стене. Взял протянутый ему кубок. — Что это такое? — Пейте, не бойтесь. — Бояться-то мне теперь чего?... — Кили бы усмехнулся, если бы не опасался, что голова закружится еще сильнее. Попробовал напиток, потом, мысленно плюнув, допил все разом. Вернул кубок смотрителю. — Похоже на снотворное по вкусу... — Это не совсем снотворное. От него еще аппетит усиливается. Я прикажу принести вам поесть. Кили прислушался к своим ощущениям. Кажется, в голове немного пояснело, хотя шевелиться все еще было страшно. — Значит, успокоительное, — заключил он вслух. — Да. — Я ведь ничего не говорил. — Мне это и не нужно. — Гиннар поставил кубок и присел на край стола. — Я знаю, как выглядит боль. — А... ну да. — Кили смог чуть-чуть улыбнуться. — Ты ее часто видишь... — К счастью, не так уж и часто. Но я знаю... Гномы все разные, то, что один выдержит легко, другого может сломать на всю жизнь, но так или иначе предел прочности есть у всех. Об этом приходится помнить. Что проку наказывать, если наказание не будет осмыслено и понято? — И что... если ты видишь этот предел... — Кили уже не улыбался. Ну почему он так плохо умеет разгадывать всякие намеки и загадки? — Ты приказываешь палачу остановиться? — Да, если мне напрямую не приказано иное. Но наш король обычно не бывает столь жестоким. — Обычно... — Кили снова затуманился, напоминание о брате уже привычно отдалось болью где-то под сердцем. Задумчиво посмотрел на Гиннара. — Зачем ты возишься со мной? Я же преступник. Изменник... Не завтра, так послезавтра эти старые пеньки договорятся и состряпают приговор... — Даже если вас казнят завтра, это не повод мучить вас сегодня, — непроницаемо отозвался смотритель. — Что до остального... Моего мнения никто не спрашивает, но я судил бы вас разве что за глупость и неосмотрительность. — Вот как? — тихо произнес Кили. — Измена королю и попытка братоубийства — это, по-твоему, просто неосмотрительность? Он и хотел услышать ответ, и боялся — уже по привычке боялся, что сказанное будет услышано не только им. Гиннар долго молча смотрел ему в лицо, потом выпрямился и взял со стола пустой кубок. — Вам нужно хорошо поесть и отдохнуть. Я пришлю служителя. Кили посмотрел на захлопнувшуюся дверь, и, устроившись поудобнее, снова закрыл глаза. Есть в самом деле захотелось, даже сильнее, чем спать, и он решил не ложиться, пока не принесут... что это будет, обед? ужин?.. Да какая, в общем, разница... * * * Фили давно разрешил Ори отправляться домой, но тот упорно продолжал сидеть в приемной, будто бы доделывая сегодняшние записи. Так и вышло, что о явившемся после всякого приличного времени Гиннаре доложить было кому. — Прошу простить мой поздний визит. — Смотритель поклонился, выпрямился. — Разговоры и обсуждения задержали меня, и нужно было позаботиться о Его Высочестве... — Позаботиться? — сдвинул брови Фили. — Что с ним? — Он нездоров. Этой ночью почти совсем не спал, и... я не лекарь, но... — Что? — У него начались головные боли, хоть это и странно для столь молодого и здорового гнома. — Понятно, — кивнул Фили. — Это все? Он о чем-то еще говорил с тобой? Задавал вопросы? — Нет, вопросы он перестал задавать, с тех пор, как узнал, что вы не присутствуете при допросах. — Ты говорил, что дал ему дерево и резец. — Да... он так коротает время, когда не спит. — Ты видел его работу? — Мне только сегодня представился случай ее рассмотреть. — И что это? — Фили очень хотелось, чтобы вопросы звучали без особого выражения, но получалось, кажется, плохо. — Это фигурки, Ваше Величество. — Фигурки? — Да, фигурки гномов. Я не смог разглядеть деталей, а задавать вопросы не решился, но кажется, для Его Высочества они что-то значат... Он временами просто сидит за столом и смотрит на них, и даже порой улыбается. Хотя никогда ничего не говорит. — Понятно. Это все? — Да, но... Судя по выражению лица Гиннара, «но» было очень и очень существенным. — Что еще? — Ваше Величество... вы... однажды велели мне сказать, что я думаю о вашем брате. Ну, то есть какие выводы я делаю из того, что вижу. — Да. Я помню. И что? — И... я ждал этого вопроса снова. Это было что-то новое, и Фили невольно подобрался: — Почему? Невероятно, на обычно бесстрастном лице Гиннара тенью мелькнуло... беспокойство? страх? С чего бы? — Ваше Величество... ваш брат оговорил себя, сознавшись в преступлении, которого не совершал. Неужели вы не хотите знать, почему? Фили замер. Сердце стукнуло раз, другой, третий... прежде чем он решился заговорить. — Мой брат сознался в том, что пытался убить меня. Это не оговор, Гиннар, все свидетельства это подтверждают. — Но Ваше Величество... — И, Махалом тебя заклинаю, никому больше не говори того, что сказал мне сейчас. Ты нужен мне, живым и на своем месте. Тишина длилась, кажется, вечность. — Я... понял. Простите, мой король. Простите... Доброй ночи... Фили проводил его взглядом, со вздохом откинулся в кресле и закрыл глаза. Нужно было заканчивать этот ужас, как угодно, но заканчивать. На то, чтобы взять неведомого врага измором, у них просто нет времени...