Испытание доверием

Зал Правосудия они покидали чинно, как предписывали строгие правила этикета — Кили шел за своим королем справа-сзади, отстав ровно на полтора шага. Но едва миновав створчатые двери, у которых оставались эскорт и стража, он догнал брата и поймал его за руку. И сразу почувствовал ответное пожатие. — Фили... — Еще немного, братишка. Здесь на нас еще смотрят. Идем... Оставшаяся пара десятков шагов до приемной уже их личных покоев показались долгими лигами, но наконец-то захлопнулась последняя дверь... ...И на братьев, еще не опомнившихся от пережитого, вихрем налетела Дис. Кили, мгновенно затисканный и зацелованный, снова, как тогда, в Зале, растерялся — он привык видеть мать уверенной и сдержанной, столь же бурное выражение чувств оказалось совсем непривычным. Ну и поговорить с братом хотелось все-таки наедине. Он стосковался по всем, даже по Двалину, от которого резонно ожидал хорошей трепки, но Фили еще и задолжал серьезный разговор и объяснения, и с них и надо было бы начать... — Идем, Кили, я велела натопить мыльню, ты весь пропах тюремной пылью... И тревоги ничто не смывает лучше воды. Идем... Фили, ты извинишь нас?.. — Конечно, мама. Я тоже хочу передохнуть и умыться. — Постой... — Кили, спохватившись, торопливо расстегнул и скинул мантию. Свернул, протянул брату. — Вот... спасибо. Фили взял мантию, попутно поймал и быстро пожал руку Кили, улыбнулся — как-то по-новому, непривычно, одними глазами. — Иди, — сказал тихонько. — Время для разговоров еще будет. Главное ты уже сказал, а остальное подождет, верно? — Я... да. — Кили быстро кивнул. — Хорошо... Фили скрылся за дверью в свои покои, Дис повлекла Кили в его комнаты. Подтолкнула в спальню, велела раздеваться и исчезла. В спальне было прохладно, тихо и чисто прибрано. Так чисто, как едва ли когда бывало при хозяине. А ведь комнаты обыскивали, внезапно сообразил Кили. Наверняка обыскивали... А потом прибрали. Потому и вещи не все на своих местах, и слишком чисто и гладко все... Он аккуратно расстегнул заколки, положил их у зеркала, рядом с ларцом для гребней, убрал в сундук праздничный пояс, снял и свалил кучей в угол одежду — всю, вплоть до исподнего. Заметил себе велеть слуге выбросить — что там Дис говорила про тюремную пыль? точно, пропахло все... — и, зябко ежась, пошлепал к двери мыльни. И будто нырнул в обволакивающее, домашнее тепло. Здесь все было прежним, и лавка у стены, и вешалка для полотенец, и плетеная циновка на полу, и запах мыла с горькими степными травами. Может, и правду говорят, что вода омывает не только тело, но и душу, потому и тянет к ручьям и источникам, когда нет покоя на сердце?... Кили потрогал воду в большой лохани, влез в нее, и, постанывая от удовольствия, сполз в воду до подбородка. Надо будет напомнить Фили сходить в Пещеру Горячих Ключей, но это потом... Стукнула дверь, и Кили нехотя оглянулся. Но причин для недовольства не было — пришла Дис. Верхний кафтан она оставила в комнате, разулась и подоткнула юбку, и Кили окончательно растаял, вспомнив, как, совсем мальчишками, они с братом купались в такой же лохани, а мать каким-то образом успевала намыливать и поливать из кувшина обоих, прикрикивая, когда они выплескивали на пол слишком много воды... — Как ты, малыш? — Ничего... хорошо уже. — Кили, расчувствовавшись, хлюпнул носом. — Сидел бы так и сидел... — Так и сиди. Передвинься только, я тебе голову помою... Немного (а может, и немало) времени спустя Кили чувствовал себя только что родившимся на свет. Причем родившимся вот прямо здесь, из горячей воды, мыла и мочалки. Больше ничего его тело не помнило и не знало. — Да ты совсем разомлел... Вылезай давай. Обед, наверно, уже на столе. Никуда идти не хотелось, но упоминание обеда всколыхнуло некое воспоминание из прошлой жизни, на которое радостным бурчанием отозвался желудок. Кили вынырнул из мыльной пены, окатился еще раз чистой водой и осторожно — расслабленное тело повиновалось не слишком охотно — вылез из лохани. — Уоу!.. — очнулся разом, когда Дис окатила его ковшиком холодной воды. — Маам! — Просыпайся, чадо, — хмыкнула она, отвесила чаду звонкий шлепок пониже спины, и ушла — наверно, тоже сушиться и одеваться. Кили задумчиво потер пятую точку — принцесса Эребора уродилась достойной дочерью славного рода, рука у нее, когда надо, была тяжеленная. Совсем как у ее брата... Мысль о Торине враз вернула Кили к невеселой действительности. Он сдернул с вешалки полотенце, наспех вытер волосы, обвязал полотенце вокруг бедер и тоже вышел в спальню. — Мама?.. Дис сидела на кровати, у изножья, полуотвернувшись и прислонившись к резному столбику. Не оглянулась на оклик, махнула рукой: — Вот... одежду чистую достала. На сундуке ровной стопкой лежали штаны, простая белая рубашка и исподнее. Кили торопливо оделся, нашел у кровати башмаки, которые надевал, если не собирался выходить из дома. Тихонько подошел и присел на кровать рядом с матерью. — Мама?.. Она только покачала головой, все еще глядя куда-то в сторону. Кили придвинулся, прижался к ее плечу, потерся щекой. — Мам... ну что ты... ведь все закончилось уже, а? — Закончилось, — отозвалась она, чуть слышно всхлипнув. — Все... Они посидели еще немного молча, потом Дис как будто немного встряхнулась. — Что ж сидеть-то... Кили, а заколки где, которые на тебе были? — Заколки? — спохватился он. Встал, дошел до туалетного стола, вернулся, держа на ладони обманчиво хрупкие вещицы. Всмотрелся. — Какая тонкая работа... Я не видел их у тебя прежде. Дис потянулась взять заколки. — Я думала подарить их тебе, ко Дню Дарина. Что ж... сделаю другие. — Постой. — Кили непроизвольно сжал руку, пряча украшения. — Ты сделала их для меня? Зачем же хочешь забрать теперь? — Я... — Кажется, теперь растерялась она. — Я думала, ты не захочешь хранить вещи, которые будут напоминать... — О чем? — тихо перебил Кили. Снова сел на кровать, продолжая рассматривать лежащие на ладони золотые змейки. — О том, что из-за своей глупости я едва не потерял брата? Или о том, как позволил себя превратить в орудие против него? Ты думаешь, об этом надо забывать? — Кили, что ты говоришь? — Дис передвинулась, быстро обняла его, заглянула в лицо. — Зачем? Ты сделал великое дело, и то, что тебе пришлось вынести... — ...было заслуженной карой за не менее великую глупость и неосторожность. — Он поднял взгляд, не заботясь стереть выступившие слезы. — И то, что скажут и подумают другие гномы, этого не отменит. — Кили... — Потому что это правда. Фили убивали моими руками. Так чем я лучше тех, кого сегодня казнили? — Он снова посмотрел на заколки. — Я ничего не хочу забывать, мама. Ничего. Она долго смотрела ему в лицо, молча, с непонятным выражением. Потом мягко обхватила его ладони своими, сжала их вокруг несостоявшегося праздничного подарка. — Память — великий дар и великое проклятие, сын. Хорошо, что ты не хочешь от нее отказываться. Но не забывай и о том, что ты не один... если ноша однажды покажется непосильной. — Об этом я не забуду и без подарков, — тихо отозвался Кили. — Но с ними... будет теплее. Дис привлекла его к себе, поцеловала в лоб и отпустила. — Тебя ждет твой король. Хотя разговор ты задолжал не только ему. — Знаю, — вздохнул Кили и несмело улыбнулся. — Но есть-то все равно хочется, а? — Идем, стол уже накрыт. А разговоры могут подождать и еще...