«Re-homing»

Ни Бэкхён, ни Лухань не ходят в школу, первого этого вообще не напрягает, в отличие от второго. Нет, мечтами о большом будущем благодаря образованию он себя не кормит. Слишком много он сменил учебных заведений (ни здесь, ни на работе не любят, когда кто-то меняет часто места), слишком много психологических травм он получил. Но всё-таки без образования ему будет ещё тяжелее. Где гарантия, что, когда исполнится 21 (или 18, если вспомнить, что он находится в Квебеке), Ифань не решит отправить его на вольные хлеба. Впрочем, в какой-то мере он будет прав, ведь он совершеннолетний, должен уже начать жить самостоятельно, но ведь он ему не родная семья, они могут жить вместе и продолжать свои «отношения», а если считать, что он ему «семья», то он обязан дать ему хотя бы обязательно образование, чтобы он мог потом войти во взрослую жизнь хоть с какой-то базой. Так он сможет найти хоть какую-то оплачиваемую работу, а не скитаться по улице в поиске хоть какого-то пропитания и мелочи. Почему Бэкхёна это не волнует? Или ему кажется, что он не волнуется об этом? Но почему-то Луханю немного стрёмно спросить хотя бы об этом Ифаня. Скорее всего, он знает его ответ на вопрос. По крайней мере, на счёт Бэкхёна точно. Из-за его озабоченности, будто у него каждый день брачный период, словно у животного, им легко могут воспользоваться. Ученик, несколько учеников, а может даже учитель. Или же Бэкхён сам может до них домогаться, отчего у него могут быть проблемы. На него могут и не пожаловаться, если это не учитель, но школьной подстилкой он точно станет. Но почему Ифань не позволил Луханю ходить в школу? Он ведь совсем не такой. Может для того, чтобы он удовлетворял Бэкхёна, пока Ифань на работе? Скорее всего, так и есть. Тем не менее, Лухань не смеет настаивать на своём образовании. Его немного смущает, что Ифань знает его прошлое, об его любви и потере её… Лухань всё ещё хранит эти таблетки втайне от всех. Осмелится ли он их принять? Наверное, это будет в другой «семье», здесь ему хорошо, он привык к домоганиям Бэкхёна, когда нет Ифаня, к тому, как они занимаются сексом втроём, как Ифань нежен к нему… Наверное, он просто пытается «зализать» раны Луханя, чтобы он уже не так страдал по Сехуну. И ещё. Скоро у него День рождения. Ему исполнится шестнадцать. Нет, он не девочка, поэтому для него это не «сладкие шестнадцать», просто обыкновенный возраст. И даже он особо перестал ждать эту заветную дату, вспоминая, что после пятнадцатой такой даты его начали отправлять в другие семьи, находящие далеко от его штата. Сейчас он оказался аж в другой стране. Скорее всего Ифань знает об его дне рождения. Это ведь должно быть в его документах, он должен был об этом узнать, когда усыновлял его. Интересно, что он сделает? Подарит что-нибудь? Он ждёт этот день тупо из-за этого интереса, а так ему было бы параллельно, что через несколько недель наступит заветная дата. Ещё есть плюс в его дне рождения, что он родился во второй половине апреля. Экзамены ещё не начались, но всё равно скоро лето, каникулы, да и на улице становится значительно теплее. Всё оживает после зимней спячки. И начинается весеннее обострение. Интересно, на Бэкхёна это повлияет? Хотя куда уже больше? Сейчас начало марта, осталось относительно недолго ждать. Хотя если он забудет и не будет его ждать, то время пролетит незаметно. Поэтому Лухань погружается с головой в свою рутину. Ублажать Бэкхёна, заниматься сексом втроём. Это его основные занятия здесь. Иногда, по вечерам, ближе к ночи он беседует на различные темы с Ифанем. Лухань иногда чувствует себя неловко от того, что Ифань намного старше его. Интересно ли ему с ним? Не говорит ли он бред или что-то не интересующее Ифаня, но интересное Луханю в силу его возраста? Всё-таки разница у них даже не в три года, а почти в десять лет! Однако по Ифаню не скажешь, что его не устраивает Лухань в качестве собеседника. Конечно, в основном, Лухань больше слушатель, хотя всё как положено, Ифань, как его «родитель», должен проводить беседы с ним, как с «сыном». Но даже если учесть, что у них нет родственных связей, а семья из них никакая (опекун спит с детьми), то всё равно старший должен как-то обучать младшего жизни, давать ему полезные советы, расширять его кругозор. Младший, конечно, тоже может это делать, но, по логике, не больше старшего, тем более вместо старшего, последний не должен «эксплуатировать» знания младшего, не давая ничего взамен. Ифаню, наверное, просто хочется выговориться, сказать, что у него на душе, вероятно, каждому хочется иметь такого человека, которому можно рассказать всё. Обычно это родственники, родные, но если их нет? Ифань давно живёт один, после смерти его матери, его отец сошёл с ума и теперь только и делает, что пьёт. Возможно, он уже умер от цирроза печени, но Ифань не знает, отец остался жить в Британской Колумбии. — Скажи честно, ты до сих пор вспоминаешь Сехуна? Лухань смущённо опустил взгляд вниз. Конечно, ответ положительный. Юноша кивнул. — Конечно, легче сказать, чем сделать, но забудь о нём. Если ты будешь о нём просто страдать, то это не изменит ничью судьбу. Самобичеванием не поможешь, только себе психику испортишь и сердце посадишь. Ты знал, что от всех наших таких страданий по кому-то, из-за того, что нам кто-то что-то не то сказал, начинается коронарная недостаточность и человек может довести сам себя до инфаркта миокарда? Ещё Ифань работает кардиологом в одной из больниц, но он ещё учился на общей хирургии, поэтому в медицине он разбирается. Интересно, когда он узнает об его реакции на алкоголь, он сможет это объяснить? И если Лухань захочет, сможет ли сказать, лечится это или нет? Не факт, что он его будет лечить, ведь ему это может показаться довольно неплохой особенностью его тела. Хотя вряд ли тут нужно особое объяснение, ведь это действительно его особенность. — Скажу тебе честно, мы же всё равно вместе живём и спим, — начал Ифань, серьёзно смотря на Луханя, — я ненавижу людей, которые только и делают, что унывают и грустят. Не важно по чему. Грустью и слезами не поможешь. Ты не станешь лучше, ситуация не изменится. Ты должен всё делать сам. Новые бы операции не проводились и не выявлялись причины болезней, если бы врач или хирург просто грустил, потому что пациент пошёл на медикаменты. Он должен изучать причину смерти, как её устранить и что делать взамен. Лухань стыдливо опустил взгляд вниз. Ифань прав, если его мысли будут до сих пор заняты Сехуном, то ничего от этого не изменится. Ему нужно что-то делать или перестать страдать о нём. Ифань молчит, понимая, что, возможно, был немного резковат, но он вспоминает, что ему скоро исполнится шестнадцать — в этом возрасте Ифань уже определился в профессии, знал, что хочет иметь в будущем, был самостоятельным, пытаясь отделиться как можно раньше от родителей. Хоть это и можно объяснить его трудным детством, но ведь и у Луханя оно не совсем «лёгкое» последний год. Наверное, из-за того, что это длится почти год он и не вырос морально, не приобрёл стержень и не пытается действовать, что-то изменить. Он просто плывёт по течению, словно мёртвая рыба. Лухань продолжает молчать, и Ифань решает прервать эту тишину, встав со стула, допив чай, сполоснул чашку в раковине. — Идём спать, не будем долго засиживаться. Ты ведь знаешь, что ожидает нас утром, — с лёгкой ухмылкой посмотрел он на Луханя. Юноша кивнул, он сидел без чая, поэтому просто встал и пошёл вместе с Ифанем в спальню. До сих пор они спят вместе. О чём говорил перед сном Ифань, Бэкхён утром пришёл к ним и начал приставать к Ифаню. Лухань привык, что когда дома Ифань, Бэкхён пристаёт к нему, но в его отсутствие Бэкхён не занимается онанизмом, думая об Ифане, как это было раньше, теперь он пристаёт к Луханю с этим. Последний лишь думает, что это лучше, чем быть вообще незамеченным. А быть сексуальной игрушкой для него скорее привычно, благодаря последнему году жизни. Только в одной из четырёх семей, в которых он был, Лухань был именно ребёнком, а не сексуальным объектом. Он не знал, что мир может быть настолько грязным и помешанным на сексе. Лухань раньше не носил розовые очки, но чтобы всё было так плохо не подозревал. В первой семье его это волновало, в третьей он больше чувствовал отвращение из-за того, что это был отвратный алкоголик, с Сехуном ему было хорошо, потому что они почти ровесники. В этой семье за столько времени для него это стало нормальным. Он просто привык к этому, перестав думать, что это неправильно. Как сейчас, когда Ифань велел ему смочить собственной слюной анус Бэкхёна, пока тот жадно лижет и сосёт его член. Лухань раздвигает ягодицы Бэкхёна, уже стоящего в коленно-локтевой позе перед Ифанем, затем, закрыв глаза, проводит языком по пульсирующему колечку мышц. Лухань не помнит толком, чтобы он это делал, возможно, делал это Кёнсу, когда они снимались втроём с Чонином, но он точно не запомнил этот момент. Скорее всего, тогда ему хотелось как можно скорее забыть об этом. Сейчас у него уже нет того отвращения, к Бэкхёну и Ифаню он привык, притёрся, в каком-то смысле они стали ему роднёй. Но он всё равно закрывает глаза, когда касается ануса Бэкхёна языком. Он проводит им от копчика вниз до самых висящих яичек, не торопясь к проникновения, но Бэкхён уже ёрзает, виляя задом, отчего Луханю время от времени приходится открывать глаза, наблюдая за дрожью Бэкхёна, который придерживает член Ифаня одной рукой, выпуская его периодически изо рта или же посылая вибрации от своих стонов на его головку, заставляя уже Ифаня постанывать. Лухань посасывает поочерёдно нежную кожицу яичек, зализывая их языком, затем ведёт кончиком языка от них выше, пока не достигнет сжавшегося ануса. Теперь это место он тщательно вылизывает, медля, не пытаясь пока проникнуть хоть кончиком, только касаясь дырочки самым кончиком, но Бэкхён уже дрожит и если бы не член Ифаня у него во рту, то он бы уже молил или приказывал Луханю засунуть туда свой язык. Или пенис. Но только через пару минут Лухань начинает просовывать в него язык, пытаясь преодолеть сжавшийся сфинктер, отчего Бэкхён начинает стонать громче, Ифань сжимает волосы на его затылке, прижимая Бэкхёна к себе, чтобы лучше прочувствовать головкой эту приятную вибрацию от его связок. Лухань уже просунул кончик языка. Ему кажется, что мышцы Бэкхёна начали сильнее сжиматься, но он всё равно с силой пытается просунуть его глубже, пока он не будет полностью внутри. Ему самому немного неприятны такие сильные сжимания вокруг его языка, а вот Бэкхён от этого откровенно кайфует. Ифань доволен Луханем. Почти с каждой минутой Лухань проникает языком всё глубже и глубже, миллиметр за миллиметром. Чем глубже его язык, тем острее он ощущает напряжённые мышцы Бэкхёна, пульсирующие от желания, сжимающие его язык. Лухань закрывает глаза, двигая теперь одним кончиком языка, слушая приглушённые стоны Бэкхёна и постанывания Ифаня. Вскоре Лухань вынимает язык, расстроив немного этим Бэкхёна, которому нравилось это ощущение, но ведь язык Луханя не вибратор, он не может остаться в таком положении на более длительное время. Теперь он просто лижет анус Бэкхёна, стараясь как можно больше оставить на нём слюны. Лухань не понимает, зачем это? Они всё равно будут использовать вазелин, ведь Ифань врач, и он понимает, что анал — не самое естественное занятие, поэтому нужно тщательно подготовиться к этому, а без смазки нельзя этим заниматься, но раз Ифань сказал ему сделать это, то Лухань должен сделать это. — Достаточно, — говорит Ифань, и оба парня чуть отстраняются один от другого, другой от третьего. — Бэкхён, теперь удовлетвори Ханя. Бэкхён кивнул и повернулся теперь лицом к Луханю, тот встал на колени, упираясь ими в матрац, почти сразу Бэкхён обхватил его член у основания кольцом из пальцев, обхватив губами головку. Лухань запрокидывает назад голову, зарываясь пальцами в волосы Бэкхёна, который уже двигает головой по всей длине члена первого. В это время Ифань взял смазку и, макнув в неё два пальца, начал смазывать анус Бэкхёна, проникая внутрь сначала одним пальцем, но для Бэкхёна этого слишком мало. От языка хотя бы ощущения иные, а один палец — это почти ничего для него. Почти сразу Ифань добавляет второй палец, тогда Бэкхён начинает вилять своим задом. Ифань понимает его без слов, начинает нащупывать подушечками пальцев простату. Услышав приглушённый стон Бэкхён, который сильнее сжал его пальцы, и сладострастный стон Луханя, Ифань понял, что нашёл комок нервов. Ифань продолжает массировать пальцами одно место, наблюдая за дрожью Бэкхёна, как он доходит до исступления. Благодаря этому Лухань сейчас получает удовольствие от вибрации, которую недавно получал Ифань. Лухань моложе, его тело ещё более чувствительно, поэтому его лицо мгновенно искажается от удовольствия, видно, как он сдерживает себя. — Не сдерживайся. Оттрахай его рот. Лухань немного удивлён от такого резкого почти что приказа Ифаня, но ему действительно хочется это сделать. Поэтому вскоре он начинает двигать бёдрами, сжимая в кулак волосы Бэкхёна, последний расслабляет горло, позволяя Луханю двигаться так, как хочется ему. Ифань в это время смазывает свой член вазелином, затем сжимает бок Бэкхёна, начиная медленно входить в него, вводя свой член в его уже смазанный анус, держа свой член одной рукой. Бэкхён начинает мычать, ёрзая, желая, чтобы Ифань начал двигаться также, а может и жёстче, как Лухань. Постепенно они оба начинают двигаться резче, быстрее, не в ритм друг другу, но Бэкхёну это нравится. Нравится быть шлюхой. Ифань говорил, что у Бэкхёна такое психическое расстройство, оттого и смещение ценностей. Возможно, его тело реально хочет этого, но вот разум всё равно больше действует на это. Ему хочется, чтобы его любили, но ему кажется, что любовь может получить через секс. Отсюда и его «сатириазисм». И поэтому секс становится в какой-то время рутиной, но Ифань старается, чтобы это не было так обыденно. Лухань до сих пор поражается фантазией старшего. И так текут дни, недели, пока до его дня рождения не остались считанные часы…