Лишь напарники?

— CLXIV — Застывшее время — CLXIV — Запах пороха, едкий и с детства хорошо знакомый, проникал в легкие так просто и естественно, из-за чего внутренние рецепторы блаженно трепетали. Сильная вибрация от выстрела отдавалась в руке, а по коже, казалось, бежало пламя. Эффект сжатой пружины — когда она разжимается, все скопившееся напряжение единым потоком бьет в голову. Так и здесь, свистящие рядом пули стали разжатыми пружинами для двоих Альф — таких разных по восприятию и таких похожих по нутру. Динар пульсировал, как единая живая материя, источая волны бешеной энергии. Он наслаждался горящим запахом и в то же время, накрывал своим влиянием, как огромной волной океана. Он просто стоял и улыбался, незаметно, но с долей хищности и задора, а у Кирилла кишки в комок сжимались от этой улыбки. И причина тому — не страх, а иррациональное влечение, принятие как равного, желание последовать за ним даже в пекло. Прикажи Каулитц сейчас пустить пулю себе в висок, Кирилл не задумываясь сделал бы это и без возражения пал бы от собственного пистолета. Выстрел — это не только новая точка отсчета, но и разбивающий многолетний кокон молот. Осколки от этого кокона еще долго будут ранить, но рано или поздно, они исчезнут из его нутра. Но сейчас… сейчас он изломан лаской хищной улыбки, он раздроблен теплом уверенности и безопасности, он уничтожен спокойствием внимательных глаз. Тигров рвано дышит, грудь высоко поднимается и тут же падает вниз, в пропасть его воспоминаний, в водоворот его кошмаров, пронзается насквозь его страхами и обидами, раскрывается орлиными крыльями изнутри*. Кирилл дрожит, сам того не понимая, рука с пистолетом кажется слишком тяжёлой, и он с рваным вздохом роняет ее вниз, заставив безвольно повиснуть вдоль тела. Он оглушен, дезориентирован и потерян, а единственная связующая с реальностью нить — Динар, стоящий в ореоле света и тьмы. Заскоки сознания — он знает, но не может не подмечать эти детали; Каулитц кажется слишком высоким, даже огромным, сродни титану, способному прихлопнуть тебя за один раз. Смертельная сила, безграничная власть, способность подчинить без особых усилий, но в то же время, странное терпение и благосклонность. Кириллу больно на него смотреть, а он все равно продолжает с садистким удовольствием скользить жадным взглядом по резким, жестоким чертам лица, подмечает гибкую фигуру и выверенные движения, ловит отголоски энергии, эфемерным током пробирающиеся по коже. Он не давит, даже не пытается подчинить или наказать за что-то, он просто стоит и держит сознание в добровольном заключении, не дает уплыть за грань и потеряться в зазеркалье. — Кирилл, — его спокойный голос кажется набатом в тишине ангара и заставляет вздрогнуть всем телом, — тише, все хорошо, дыши. Каулитц медленно подходит ближе, а Тигров не может сделать и вздоха, потому что легкие сдавил нервный спазм. Он потерян среди мириадов воспоминаний, он погребен под тяжестью многолетнего морального груза, он разбит и расколот на части, он — ничто и все одновременно. Рядом — голая стихия, по ошибке заключенная в человеческое тело, — она сметает его без следа, но в то же время, возрождает. Динар легко касается его напряженной груди кончиками пальцев, слегка надавливая, а затем резко сдавливает плечо, заставляя едва слышно зашипеть от боли. — Все хорошо, — вновь повторил он, стоя так непозволительно близко, что воспаленное сознание почти толкает на необдуманный поступок, но Тигров сдерживается и просто опускает голову, — тебя немного закинуло на дно, но сейчас все хорошо, слышишь? — Прости, — почти неслышно проговорил Кирилл, медленно приходя в себя, плотно зажмурив глаза, — прости за то, что тебе пришлось это наблюдать. Давно уже никто не вскрывал мне голову, поэтому так мощно ударило в этот раз. Я просто отвык… Голос надорванный, как после долгого крика, словами раздирал глотку, а в тоне уже не было слышно былой насмешливости, потому что состояние было сейчас близким к панике и взрыву ярости. Сердце бешено бьется в груди, а его пробивает дрожь лихорадки, когда жар и холод в многократном размере атакуют тело. Динар закатывает глаза и слегка лохматит его волосы у самой кромки затылка, пропуская мягкие пряди через пальцы. — Не извиняйся, Тигр, в конце-концов это я ввел тебя в это состояние, мне же и вытаскивать из него, — парень горько усмехается и касается извилистого шрама на его шее — длинной, застаревшей вязи от петли веревки или окружности ошейника, и ему хочется рычать во всю глотку, но вместо этого он тихо говорит: — Пошли, покурим, немного придем в себя, а потом ты мне все расскажешь. Его слова — не вопрос, а простое и уверенное утверждение, разом выбивающее дух из легких, прикосновения сравнимы с раскаленной сталью, но Кирилл не может уйти от них, ни даже возразить, продолжая неотрывно смотреть в темные глаза и цепляться за них, как за опору. — Прямо-таки все? — слова рваным вздохом сорвались с пересохших губ, а на языке появился привкус пепла. — Тебе может не понравится то, что ты услышишь. Динар сухо хмыкнул, невозмутимо поправляя его футболку, и убрал свою руку. — В данный момент — только то, что ты сам посчитаешь нужным, — с легкой улыбкой и серьезными глазами проговорил он и вздохнул, — в конце-концов, что это за помощь будет, если я все насильно буду из тебя тащить? А насчет того, что мне понравится или чем я буду не доволен… Кирилл, это — твоя жизнь, твои воспоминания, и тебя не должно ебать мое мнение на все эти эпизоды, потому что у меня нет права на осуждение или недовольство. Кирилл нервно усмехается и качает головой, не представляя, чем заслужил встречу с этим парнем, читающим его, как открытую книгу. Больно и боязно доверять, но он хочет рискнуть, чтобы, наконец, освободиться и зажить нормальной жизнью без постоянных возвращений в прошлое. Не факт, что он будет рад всем тем изменениям, через которые Каулитц его пропустит, чтобы вытащить из этой воронки, но главное — сделать первый шаг, решиться собственноручно вскрыть себе грудину и явить свое нутро. Динар манит за собой уверенной рукой, мягкой улыбкой, твердым взглядом, и Кирилл идет за ним, не глядя, оставив оружие на краю стола. Следует по пятам, ведомый странной связью, хрупкой, как паутина, но с другой стороны — крепче стального каната. Тигров не знает, почему позволяет себе так беспечно падать в этот омут, хоть и прекрасно представляет, как потом будет скулить от боли и тяжелой зависимости, но все равно идет, без страха, без оглядки, словно на желанную смерть, а моральную или физическую уже не важно. Джей расслабленно лежал на спине и нечитаемым взглядом смотрел в ночное небо, прохладный летний воздух легонько касался его тела, а на коже созвездиями горели алые силовые линии. Крис очерчивал их кончиками пальцев, иногда языком следовал по красным линиям и рисовал свою картину небесных светил. Его жесткие косы слегка щекотали крепкие бока парня, но Джей ничего не говорил, просто перебирал их в руке и дышал терпким запахом коньяка и костра с ноткой полыни. Шторм внутри утих и сейчас он плавал в мирном штиле, вырывая мгновения спокойствия перед буйством безумия. Изумление при выходе Фэрро на прямой контакт немного спало и позволило в полной мере осознать — это все реально, и бессмертная звериная сущность внутри тоже реальна. Чутко улавливая его мысли, мелкий засранец отозвался теплом и пустил пульсацию по телу. Кристиан усмехнулся, опаляя его кожу своим горячим дыханием. — Маленький гаденыш, обвел вокруг пальца даже меня. Джей едва слышно фыркнул, притянув его к себе за шею, и лениво проговорил, не потрудившись даже открыть глаза. — Напомни мне, будь добр, сколько раз ты сам утаивал от меня важную информацию, потому что было «не то время», чтобы я ее узнал? Крис тихо рассмеялся и сорвал рваный поцелуй с его губ, вынуждая тянуться за собой. — Джейси… Я утаивал много раз и многое, но исключительно только для твоего блага, — дразня его легкими прикосновениями, проговорил он и скользнул руками под спину Каулитца, тем самым полностью обняв его, — все в благих целях и без капли злого умысла. — Угу… — задумчиво протянул Джей, закинув ему на шею вторую руку и заставив прижаться к своей вздымающейся груди, — но ведь малой тоже без злого умысла скрыл свою суть, а ты за это на него злишься. Тем более, по сравнению с тобой он, правда, маленький, и срать на то, что он же способен перебить пол базы моими руками. — Маленький, маленький… — выдохнул Крис, склоняя голову и вовлекая мастера в настоящий поцелуй, шепча между соприкосновением губ: — Если бы он тебя так не истощал во время своей активности, это было бы прекрасно. Джей закатил глаза, отвечая напарнику, и поудобнее умостился в его объятиях. Время остановилось, минуты не утекали сквозь пальцы, как вода, а просто исчезли на этот миг. Хотелось, чтобы этот момент длился вечно, чтобы ничто не угрожало их жизням за пределами этой крыши, чтобы никто не подгонял в спину и не требовал непосильных вещей, но это невозможно, и он первый, кто понимал это слишком хорошо. Захватывая губы Криса в голодных поцелуях, он жадно впитывал в себя каждое прикосновение, каждое касание, запоминал каждый вздох и приглушенный стон, чтобы потом продержаться, когда вокруг них развегнется ад. «Мое моральное и физическое истощение — это не единственная проблема, которая должна нас волновать», — с сожалением подумал он и провел пальцами по шее напарника, с любовью очерчивая контур татуировки феникса-пса. «Для меня это — главная проблема, потому что от нее зависит твое состояние, — прозвучал вдруг голос Криса у него в голове и заставил его едва заметно вздрогнуть, — ш-ш-ш, спокойно, малой просто оставил канал открытым, и я смог залезть в твои мысли». «Охуеть, — изумленно подумал Джей и куснул парня за губу, — очевидно, так спешил спрятаться, что забыл обрубить все концы». Кристиан чуть мрачно усмехнулся, ласково перебирая пальцами темные пряди волос, и углубил поцелуй, все меньше тратя время на вздохи. «Кто знает… Может он намеренно это сделал, все-таки, мы не часто можем поговорить без лишних глаз, а если и выпадает такая возможность, то мы предпочитаем не говорить». Джей возмущенно рыкнул и несильно двинул кулаком в крепкое плечо, чем вызвал тихий смешок напарника. «И кто, спрашивается, в этом виноват?». «Оба, — нагло протянул Крис и резко поменял их местами, укладываясь на спину и усаживая мастера себе на бедра, по пути огладив его торс ладонями, — чего ты боишься, Джей?». — Реакции, — мгновенно отозвался Каулитц, разом утратив весь веселый настрой, и улегся на грудь Криса, вслушиваясь в его сердцебиение, — всех остальных, но главное — Дина и Билла. Они же меня, скорее, сожрут, чем поймут или примут со всеми этими изменениями. Да и как я им это скажу? «Знаете, братцы, я тут на днях чуть не умер и переродился в пса, так что не удивляйтесь, если увидите у меня клыки или красно-черные глаза»? Сначала они мне не поверят, а когда осознают и поймут, что я не шучу, тогда наступит стадия отвращения и отрицания. И насрать на то, что мы изначально были созданы из пробирок. И как потом жить, скажи, если они начнут шарахаться от меня, как от прокаженного? А все потому, что я больше — не человек в их понимании. — И как долго ты маринуешь себя этими мыслями? — серьезно спросил Кристиан, пальцами пересчитывая позвонки на его спине, и тяжело вздохнул, когда понял, что напарник загруз в этом надолго. — Джей, почему ты так уверен, что их реакция будет негативной? Да, шок, да, изумление, да, гнев, ибо это не просто принять даже самому себе. Но отвращение и страх? Они — твои братья, и вы всю жизнь старались держаться вместе, получалось это или нет — другой вопрос, но мне кажется, ты напрасно травишь себя этими переживаниями, они не поменяют к тебе отношение, даже если узнают, что ты изменил свою суть. — Забавно то, что ты до сих пор веришь в людей, даже несмотря на то, что они с тобой сделали, — горько проговорил Джей и уткнулся лицом ему в шею, — Крис, я ведь никогда не был идеальным, ты это знаешь, всегда шел против правил, против природы, против всех. Я отдалился от них не потому, что хотел самостоятельности или власти, а потому, что не вписывался в их идеальную картинку семьи. Да, я был близок с ними, да, я искал у них помощи и отвечал тем же, если они просили, но сам факт этой близости… Он истончался, как эфирная материя, и теперь любой внешний удар может расколотить его, как какую-то хрустальную статуэтку. И ведь выть буду именно я, а не они, потому что это я на подсознании цепляюсь за них, как за якоря, а по сути нужно просто отпустить и позволить и себе, и им жить нормальной жизнью. — Ты не смог бы долго делать вид, что тебе все равно, что творится в их жизнях, — заметил Крис, крепко обнимая вздрагивающее тело напарника, — как и скрыть свою, и что-то, где-то, но все равно они бы узнали какие-то детали. И насчет идеальности… По-моему, казаться идеальным пытается только герр Каулитц, но не всегда это у него выходит, особенно, если брать в расчет семью. Не удивлюсь, если выяснится, что он ничего не сказал Тому о наших планах. А герр Динар… он сам перенес многократные перестройки и сам пережил смену сути, да, он — человек, но его сущность гораздо глубже и многогранней, чем у обычного парня его лет. С этим, надеюсь, спорить не будешь? — Дарфт посмотрел в задумчивое лицо мастера и приподнял бровь, Джей на это молча покачал головой, и Крис слегка кивнул головой. — Вооот. Ты не был идеальным, да, больше скажу, ты был невыносим в своих мыслях и идеях, а уж по поводу действий я вообще молчу, но именно за это тебя все и любят. За то, что ломаешь устои и границы, переворачиваешь миры вверх дном, если желаешь достигнуть своей цели, за то, что ты — упрямый, целеустремленный баран, который ломит напролом и плюет на все трудности. Зачем быть идеальным, если это значит — прожить всю жизнь в жестких рамках и под тяжелым давлением? Ты — тот, кто ты есть, и это не изменят ни чьи-то желания, ни твоя новая сущность, и если твои братья отвернутся от тебя из-за этой трансформации, значит они — оба полные идиоты, которые дальше своего носа ни черта не видят. И в этом не будет твоей вины, наоборот, это покажет, как узко и примитивно они мыслят, раз даже не представляют, через что ты прошел, чтобы сохранить себе жизнь и подарить им блядскую империю. Джей долго молчал, скользя жадным взглядом по решительному лицу напарника, и в какой-то момент он понял, что Кристиан прав. Его вины в том, что он стал псом, нет, ведь это была необходимая мера, а не прихоть. Он не виноват в том, что братья, а в частности, Билл, не могут до конца принять псов как неотъемлемую часть его жизни. И в первую очередь ему нужно принять себя таким, какой он есть на самом деле, не пытаться отрицать свою новую суть или хвататься за крупицы старой, а просто взять и принять. Тогда станет значительно легче контролировать свое состояние, и его не будет сносить за край так часто. Джей слегка усмехнулся и наклонился ближе к Крису, чувствуя его рваное дыхание у себя на губах. — Я тебе говорил, что до одури люблю тебя? Кристиан фыркнул, нагло сверкнув сине-серебристыми глазами. — Сегодня еще нет. — Ох, какая оплошность… — низко проговорил Джей и на короткий миг прижался к губам напарника, легко захватывая их своими и срывая быстрый поцелуй. Затем плавно спустившись вниз на подбородок, он цепочкой мимолетных касаний проследовал к уху парня и едва слышно, только для Криса, выдохнул: — Я люблю тебя, Крис. Я не знаю, за какие заслуги боги послали мне тебя, но я всю жизнь буду благодарить небо и ад, за то что однажды встретил тебя. Спасибо за то, что все еще со мной, несмотря на все мои заебы и тараканы в голове. Кристиан улыбнулся, довольно и безмерно счастливо, осознавая простую истину: мастер наконец принял свои чувства до самого конца, раз так легко и уверенно смог признаться. А это значит, что принятие своего истинного «я» тоже не за горами, что не могло его не радовать. Парень повернул голову в бок и легко поцеловал напарника в скулу, поглаживая его спину одной рукой. — Без «все еще», Джейси, — проговорил он с улыбкой и сильнее прижал его к себе, — я рядом с тобой всегда. Как бы нас не ебала жизнь, ты всегда можешь положиться на меня и быть уверенным в том, что я тебе помогу. А с чем… вырваться из плена мыслей или разорвать кого-то на куски, неважно, просто знай, я здесь, с тобой, и мы вместе все преодолеем. Тем более, мастер… Часть меня теперь находится в тебе, так что ты никогда от меня не избавишься. Джей сухо фыркнул и закатил глаза, но отстраняться и не подумал, комфортно умостившись на широкой груди напарника. — Будто кто-то отпустит тебя, — приглушенно проговорил он и прикрыл глаза, — но если ты со своими дружками и братьями начнешь шутить насчет перемены моего полюса и выводка маленьких псин, я собственноручно оторву твой член, и тогда тебе придется менять пол по-настоящему. Кристиан расхохотался и покачал головой, удивляясь проницательности мастера. Ведь мысль про маленьких псин у него правда проскальзывала, только вот он не собирался на этом шутить и как-то оскорблять половую принадлежность парня, зная о том, как он дорожит своим статусом и мужским достоинством. — Я думаю, у меня хватает мозгов так не делать, — весело проговорил он и задумчиво очертил греческую букву сигма на его лопатке, вид которой приняла печать мужества, — и другие не посмеют так о тебе говорить. Лично языки повырываю и в зад засуну. Джей на это лишь сухо усмехнулся и слегка качнул головой в знак согласия, но больше ничего говорить не стал. Роксет стоял на балконе, выходящего из своего кабинета, и пристально смотрел вниз, на скопление бойцов, разбирающих оружие и боевую амуницию. Взгляд парня холодный, собранный и жестокий — таким взглядом обычно сдирают кожу живьем и рвут мышечные покровы. Что поделать, если его вторые личности особым благородством и мягкостью характера не отличаются? Только смириться и закрыть глаза на его заскоки. Сейчас хотелось кого-то выпотрошить — такая едкая и яростная смесь сворачивалась внутри, а он вместо этого просто стоял и следил за своими бойцами. Некоторые из них, скорее всего, первые три группы, полягут при первом же столкновении, а это значит, что надо продумать, как защитить авангард. Если перекинуть основные силы на фланги, тогда центру будет легче отойти в сторону и тем самым загнать противников в ловушку, потом окружив их по кругу. Но… тут еще вопрос, как эти твари будут себя вести, нельзя упускать их непредсказуемость и дикость. — Эх, мелкий баран, и на кой-хер ты ввязался во все это? — приглушенно проговорил он и похлопал себя по карманам в поисках пачки сигарет, тут же поджимая губы, когда понял, что оставил их в комнате, — блядство. Боялся парочку в кармане заныкать. Внутри кипящий омут, грозящийся рвануть неслабым извержением яда и холодной ярости. На него накатывают волны едкости и жажды крови, а картинка восприятия начинает поочередно мигать алым светом. Он жмурит глаза и мотает головой, чтобы пелена несущегося безумия спала. Ему нельзя срываться, иначе мелкий засранец вновь закроет его в клетке, и кто знает, сколько лет ему придется провести взаперти, под тоннами воды. Роксет пробегается по едва заметному шраму от острого ножа на руке и едко скалится: его отметина, воплотившаяся в реальность и ставшая своеобразной кнопкой стоп-крана для парня. Как иронично то, что он спасал восприятие Рокса в тот момент, и в этот же миг сам Сет резал себя, чтобы избавиться от вакуума в сознании. — Сетти! — с глухим стуком дверь в кабинет распахнулась и во внутрь ворвался возмущенный Лекс, от чего парень раздраженно поморщился. — Почему ты поставил нас во вторую волну? — Тебя забыл спросить, что мне делать, Алексиус, — холодно и едко проговорил Роксет, неторопливо оборачиваясь к омеге лицом, — к тому же, я не думаю, что ты будешь рад, если вас на куски разорвут эти твари. Лекс побледнел и моментально сник, когда понял, что друг сейчас представляет собой психа с потерянными рамками и полным отсутствием человеческих эмоций. Его холод пугал, а идеи вызывают лишние вопросы, на которые вряд ли хочется получать ответы. Лоньерес или Одинокий, каждый знающий называет его по разному, но суть одна — он самая сильная и влияющая на действия личность. — Салют, куколка, давно не виделись, — ехидно сверкнул колкой улыбкой парень и приподнял бровь, становясь серьезным, — так чем ты недоволен? Так не терпеться подразнить тварей своей голой задницей? — Ничего я не хочу, — чуть дрожащим голосом проговорил Лекс и передернул плечами, — просто не понимаю, что может произойти в рядах разведки. — Милый мой, я тебе могу столько вариантов развития этой ситуации нарисовать… — медленно проговорил Роксет и неторопливо подошел к замершему омеге, — но вопрос, нахуя мне тратить время на это? Тем более, куколка, я сомневаюсь, что командиры вашего отряда пустят тебя вместе с Триссом или остальными, все же на поле боя никто не будет тебя прикрывать. Лекс возмущенно засопел и с трудом сдержался, чтобы не сорваться на друге за почти прямое сомнение в его способностях и силе. Он знает, что реальный Сет, а не ублюдок под его обличием, так не думает, что эти едкие слова — не более чем просто вода, но все равно отголоски обиды видны в его глазах. — Есть сигареты? — вдруг решил сменить тему Роксет, задумчиво сведя брови на переносице. — Курить хочется до смерти. — Не надоело еще его травить? — недовольно спросил Лекс и нервным движением бросил ему пачку в руки. — Или это у вас это такое проявление заботы — резать или пичкать его ядом? Парень сухо фыркнул и ловким движением забрал из его ладони зажигалку, тут же чиркая ее и поджигая зажатую между губ сигарету. Сделав пару затяжек, он блаженно улыбнулся и закинул голову назад, выдыхая дым в темный потолок. Лекс внимательно следил за ним и не мог не отмечать, как расслабляется напряженное тело от каждого вздоха никотина, как альтер успокаивается и всего лишь выкуривая сигарету. Но это впечатление было обманчиво. На самом деле он раздумывал или сломать наглой суке позвоночник, или просто напугать до усрачки. Решив, что словесный удар будет менее болезненный для совести пацана, Роксет стремительно подскочил к удивленному омеге и захватил его со спины за шею рукой, с долей кайфа замечая, как мальчишка замирает камнем в его «объятиях». — Милая моя куколка, прежде чем открывать рот, советую сто раз подумать, что сказать, и как эти слова могут отразится на других, — глухо прорычал он и сильнее сдавил свой захват, — никто из вас не знает, что наш распрекрасный Сетти перенес в своем прошлом, так что не стоит меня упрекать в том, что я даю ему эмоциональную разрядку через курение или порезы. Никто из вас не знает его настолько, насколько я могу о нем рассказать. И мне лучше знать, что ему нужно, сигарета, свежий труп или хороший трах. Да, у нас разное понятие о заботе, особенно, в контексте Сета, но ты забываешь один простой факт — я — не такой ангел во плоти, как твой ненаглядный Трисс, и методы у меня тоже не ангельские. И мне плевать, рад ты мне или нет, раз он позволил мне выйти наружу, значит, будь добр, помалкивай в тряпочку и не возникай, а то рука на приказе может случайно дрогнуть и полетишь ты в первой волне. А ведь Сетти хотел тебя защитить и уберечь от опасности… И что теперь выходит, пошлешь в зад его заботу, потому что на подвиги захотелось? Но зачем ходить далеко, куда-то рваться и с чем-то бороться? Обращайся сразу ко мне, я быстро тебя как курицу выпотрошу. Лекс задрожал всем телом и с трудом, но сдержал короткий всхлип, потому что это было бы слишком много чести для этого ублюдка и явно порадовало бы его самолюбие. Обида жгла нутро, а глаза предательски пощипывали, предвещая истерику. С одной стороны он понимал, что Одинокий прав, и он, правда, действовал слишком беспечно и необдуманно, когда бросался к нему в кабинет и сходу начинал возмущаться из-за позиции атаки, но с другой… ему хотелось изрезать говорливого ублюдка на куски за каждое его ядовитое слово. И сейчас не останавливало даже то, что это Сет, просто в облике своего чокнутого альтера. — Зачем ты так со мной? — умудрился сипло выдохнуть он, и зажмурил глаза, стараясь не обращать внимание на крепкое тело за своей спиной. — Я же просто боюсь за тебя. — За Трисса бойся, а не за меня, Алексиус, — уже холодно и равнодушно проговорил Роксет и резко отпустил его, отходя в сторону, — иди и занимайся подготовкой первых групп. И чтобы я больше не слышал, что ты или Трисс недовольны своей позицией. Вы оба дороги Сету, и это для меня важно, даже несмотря на то, что я сказал раньше, я не позволю вам пострадать. — Удивительно, как у такой твари вроде тебя еще остались хоть какое-то понятие о ценности жизни, — ядовито выплюнул Лекс и направился на выход, но у самой двери замер, а причина — тихий и короткий смешок. Омега обернулся и увидел, как парень поджигает новую сигарету, продолжая посмеиваться. А затем резко впился в него острым полуночным взглядом и хищно оскалился. — Твари не здесь, куколка, твари там — он указал сигаретой себе за спину на проем открытого балкона, — за пределами всех этих блядских центров и лабораторий. А здесь всего лишь скромный диктатор, который терпеть не может, когда его приказы не выполняют. От того взгляда, которым он его окинул, Лекс натурально ощутил, как сердце уходит в пятки от ужаса, потому что смесь гнева, горечи и желания спустить кожу живьем реально пугала. И намного больнее становилось от того, когда он понимал, что эти глаза принадлежат Сету — его мягкому другу, которого решили пропустить через чистилище.