Drabble Trouble

— Чем это там занят наш предводитель? Выглядишь ты крайне серьезным. Лионель отрывает взгляд от красочных картинок с описаниями и улыбается стоящему на пороге Дориану. — Выбираю мебель. — Выбираешь мебель, — недоверчиво повторяет тот, подходя ближе. Лео беспрекословно отдает каталог, когда Дориан требовательно протягивает руку, и, подперев щеку, наблюдает, как тот начинает разглядывать товары со смесью отвращения и легкой брезгливости. — Зачем, позволь поинтересоваться, тебе новая мебель? — спрашивает Дориан, переворачивая страницы. — Ну как же, — продолжает улыбаться Лео, — ты сам сказал, что у меня здесь ужасно аскетично для инквизиторских покоев и моя кровать разве что на свалку годится. К тому же после глубинных троп у меня больше золота, чем я могу потратить. В общем, решил вложиться в обновление обстановки. — Хм-м, — тянет Дориан. — А я-то думал, что вся добыча с глубинных троп пошла на нужды Инквизиции. — Львиная доля отправилась в казну, само собой, но Жозефина настояла на том, что из остатков каждому причитается на личные расходы... Не говори мне, что ты не получил свою часть. Дориан делает в ответ изящный жест рукой, отмахиваясь: — Моя доля улетела на следующий же день, я даже не успел почувствовать, каково это — снова жить в достатке и роскоши. Немного не те цифры, к которым я привык. Дориан — избалованная привилегированная скотина, но Лео любит его именно таким, так что вместо комментария о привычках тевинтерской аристократии кивает на модный журнал в его руках и спрашивает: — Что порекомендуешь? — Отсюда? — фыркает тот. — Порекомендую использовать это для растопки камина. Кто тебя вообще снабдил этим перечнем убогости? — Ну-ну, — журит его Лео, — маэстро де Гискье — хороший знакомый Бонни Симс, и далеко не все в его магазине прямо уж настолько ужасно. Он, в конце концов, один из лучших мастеров Вал-Руайо. — «Вал-Руайо», — передразнивает Дориан, роняя журнал обратно на стол перед Лео, и шествует к дивану возле балюстрады, на котором картинно разваливается в непринужденной позе. — Орлесианцы в своей погоне за высокой модой начисто утратили чувство меры и вкуса. У них на всю страну хорошо если найдется с десяток прилично одетых мужчин. И так во всем! Если это не было создано в прошлом веке или заграничными мастерами, у них любой предмет тонет в массе кружев, бархата, сатина, золота, мрамора, перьев, инкрустаций и Создатель знает чего еще. Убери из любого их шедевра восемь лишних ингредиентов — и, возможно, это станет носибельно и не вызовет желания выжечь себе органы зрения. Лео не выдерживает — заходится мягким смехом. Выскользнув из-за стола, он идет к Дориану и опускается на подушки рядом. — Вижу, твои взгляды на орлесианскую моду абсолютно нейтральны и объективны. — Не забывай, что мое чувство стиля идет в ногу со здравым смыслом, что дает мне чудовищное преимущество перед твоими ненаглядными орлесианцами, а заодно и полное право критиковать их в пух и прах. — И скромность, давай еще не забывать про твою знаменитую скромность, которая точно не даст тебе усомниться в собственной высокой квалификации, — говоря это, Лео переобустраивается на диване так, что в итоге его ноги оказываются на подлокотнике, а голова — на коленях Дориана. Тот не упускает возможности запустить руку в волосы партнера и начинает мягко разминать кожу головы, заставляя Лео жмуриться от удовольствия. — Право же, я никогда не настаивал на наличии у меня скромности. Скромность, между прочим, совершенно переоцененное качество, абсолютно бесполезное и ничем не помогающее в жизни. Сильнее в нашей жизни переоценена только орлесианская мода, — мурлычет Дориан, продолжая перебирать прядки и разминать скальп. — Что ж, допустим, ты уговорил меня, — вздыхает Лео. — Но мне все еще нужна новая мебель. Диван под ними согласно скрипит, а бугор непонятного происхождения неприятно упирается куда-то под лопатку. Дориан тоже вздыхает, элегантно и немного театрально. — Ладно, — возвещает он, и по голосу явно слышно, что он делает Инквизитору большое одолжение, — так и быть, я сам займусь сменой обстановки в твоей унылой лачуге. В самом деле, в твоих покоях просто стыдно находиться, не то что приглашать сюда каких-либо высокопоставленных лиц. — Каких высокопоставленных лиц? — фыркает Лео. — Ты единственное лицо, которое я приглашаю в свою спальню. — И мое лицо — даже не думай спорить — тоже достойно исключительно роскоши. — С этими словами Дориан похлопывает Лео по плечу, прекращая сеанс массажа, и встает с дивана, бесцеремонно отодвигая ценную инквизиторскую голову со своих колен. — Время заниматься делами, увидимся завтра. На следующий день они видятся только мельком. Пока Дориан пишет кому-то письма, ведет переговоры с торговцами и ремесленниками и сладкоречиво уговаривает на что-то интенданта, Лионель получает послание от командующего одной из завоеванных Инквизицией крепостей и собирает небольшой отряд для похода в Эмприз-дю-Лион. Он предлагает присоединиться и Дориану — разлучаться на время заданий и миссий как-то само собой для них стало редкостью, но тот отказывается, ссылаясь на занятость. Что, решает Лео, только к лучшему — дело в Эмприз-дю-Лионе хоть и срочное, но едва стоит времени, которое они затратят на путешествие, и отвлекать ради этого Дориана, который уже успел развить бурную деятельность и весь лучится энтузиазмом, ему не хочется. Тем более что в прошлый раз его избалованный тевинтерец всю дорогу жаловался на холод, сырость и другие превратности жуткого климата. Все эти превратности Лео приходится сполна испытать на себе, потому что, конечно же, дело, которое на первый взгляд яйца выеденного не стоило, на практике оказывается куда сложнее и запутаннее, и то, что изначально обещало быть приятной прогулкой по горным хребтам в поисках пропавшего союзника, выливается в убойную (в прямом смысле этого слова) вечеринку с сектантами, магами крови и небольшой снежной лавиной. В Скайхолд их помятый отряд возвращается всего лишь тремя неделями позже, чем планировалось. Дориан встречает Лео во внутреннем дворе. После быстрого объятия и короткого крепкого поцелуя, он отстраняется, внимательно осматривает любовника с ног до головы и, поджав губы, подытоживает: — Ты умудрился не умереть. — Как видишь, — усмехается тот. — Как-нибудь в другой раз, видимо. — Ты же в курсе, что, если ты вздумаешь сдохнуть в какой-нибудь дыре один, без меня, я тебя ни за что не прощу? — Разумеется. Ухмылка Лео против воли превращается в улыбку. Он сжимает запястье Дориана и позволяет взять себя за руку и провести через длинный тронный зал к дверям в собственные покои. Они вместе поднимаются по лестнице и синхронно застывают на пороге. Взгляд Лео выхватывает отдельные детали — новый шикарный дубовый стол и изящные книжные полки, высокий статный комод, очаровательные витражи — но волей-неволей каждый раз возвращается к центральному элементу интерьера: на месте его старой непритязательной кровати красуется огромный монстр с белыми лакированными боками, фигурными столбиками, сложным узорчатым изголовьем и гордо раскинувшимся над всем этим богатством золотым балдахином, увенчанным белой же с золотом маской. — Это... эм... — выговаривает Лео, растерявший вдруг все подходящие случаю эпитеты. — Кровать в орлесианском стиле. Между прочим, лучшая работа маэстро де Гискье, — роняет Дориан с абсолютно каменным выражением лица. — Но, ум... — бросая затею подобрать нужные слова, Лео описывает рукой невнятную дугу. — Орлей! Дориан держится еще с полминуты, сохраняя на лице хмурую маску, а потом все же сдается и громко выдыхает: — Я знаю! Абсолютно ужасно, правда? Просто шедевр безвкусицы! Ты посмотри, сколько всего лишнего! Полная дисгармония с остальной комнатой. Несмотря на тотальную усталость, Лео все же находит силы на смех. — Это попытка что-то мне доказать? И извини, если мне только кажется, но твоя реакция напоминает нездоровый восторг. — Так и есть, это на 100% нездорово, — с энтузиазмом кивает Дориан. — Я думал, реновация моих покоев в надежных руках, — все еще смеется Лео. — И ожидал увидеть обещанный тевинтерский шик, вечную классику, воплощение стиля. Дориан, что здесь происходило, пока я развлекался с сектантами в Лионе? Что пошло не так? — «Не так» — это про твои торговые связи и все мебельные магазины Орлея и Ферелдена. Ни один из частных ремесленников не согласился взяться за создание кровати по моим эскизам, а на планах выписать что-то дельное из Тевинтера поставила жирный крест Жозефина. Мне пришлось выбирать из того, что есть, и, признаться... — М? В ответ на вопросительный взгляд Лео Дориан нехарактерно бормочет что-то неразборчивое и вздыхает, и приходится еще раз задать вопрос, прежде чем он все-таки признается: — Я провел практическую проверку. Результат превзошел все мои ожидания. Аматус, этот поражающий воображение кошмар мебельного искусства — лучшее ложе, на котором когда-либо приходилось возлежать моему прекрасному телу. Я спал как ребенок. Ну, не как я, когда был ребенком, а какой-нибудь абстрактный и совершенно счастливый ребенок, не знающий тревог и не вкушавший яда аристократического воспитания. «Вау», — это единственное, чем Лео оказывается способен ответить на эту речь. В его защиту — он только что прибыл из долгого похода, еще не отошел от стресса недавних заварушек и просто смертельно хочет ровно две вещи: горячую ванну и спать. Ванну ему организовывают рекордно быстро, и Лео чуть прямо в ней и не засыпает, но на его счастье Дориан рядом, бдит и следит за тем, чтобы Инквизитор случайно не утонул в собственных покоях, какой бы веселой такая кончина не была. Потом Лео кое-как добирается до новой кровати, попутно еще раз поражаясь ее устрашающему великолепию, и валится на божественно мягкий и невесомый матрас. — Моя очередь тестировать мастерство орлесианцев, — бормочет он, утыкаясь в подушку, и, приоткрыв один глаз, смотрит на стоящего в двух шагах улыбающегося Дориана. Сон атакует жестоко и безжалостно, но Лео борется с ним из последних сил. Наблюдает. Ждет. Медлит. Дориан тоже медлит, и Лео ненавидит это нерешительное молчание, эту подвешенную тишину, собственные сомнения в том, насколько Дориан серьезен. И все-таки решается попросить: — Останься. — Хвала Создателю, — выдыхает Дориан, в два счета скидывая одежду и проскальзывая под еще прохладное одеяло. — Я уже думал, что ты не попросишь. Ты хоть представляешь, сколько сил и энтузиазма я вложил в эти комнаты? Я вложил в них душу. Мне уже чисто физически тяжело их покидать. Лео улыбается в подушку, зевает и сонно мямлит: — Они могут быть и твоими, если хочешь. И засыпает, не дождавшись ответа.