Билет на Ноев ковчег

Город. Холодный. Мрачный. Беспристрастный. Не имеющий внутреннего стержня, разваливающийся на куски от клубов дыма, почти не отличимых от облака, что туманной пеленой окутало всё вокруг. Деревья, тянущиеся к небу ветвями с разбухшими на них почками, как умирающая мать, надеющаяся, что дитя в её чреве сумеет выжить. Их корни оголены, перепутаны, разломлены на части силой, с которой не мог совладать камень, дерево и даже человек. Магия была повсюду. Она была чем-то большим, чем мир, чем-то выше неба и разрушительней шторма. Магия, к которой мы привыкли, рубила нас на куски, иссушала тела, топила в нас любую надежду. Люди. Как много они могут разрушить, отпуская с цепи своих демонов. Страх. Единственное, что осталось, когда после боли, ужасов, кипящего адреналина, пришло отупение. Холодное, как окружавший нас город, стискивающий со всех сторон. Апатия. Мы боялись смерти, вот и все причины сражаться. Мы были людьми, отпустившими демонов, сражавшимися против таких же людей, только они желали нашей смерти, а мы желали жить. Наши взгляды не совпали, а это причина для полемики, и теперь человеческая похлебка, в которой мы тонем, становится всё более ненасытной. Мерлин. Лучше бы мы остались на месте. Лучше было бы забрать брата и бежать из страны, в глушь, в которой не было бы даже намёка на магию. Проблема этого плана в том, что, несмотря на полный вакуум вокруг нас, сам Эридан бы никуда не делся. Он и был магией. Жестокой, непредвзятой, разрушительной. Иногда болезненно горькой, иногда прекрасной, но не вытравливаемой никакими заговорами, уговорами и упрёками. Я пытался. Действительно, изо всех своих сил старался сделать из него ребенка, не имеющего никакого клейма. Банши. Ведьмовская сущность была сильнее любых братских чувств. Эридан мог убить меня и не единожды пытался, так что повезло, наверное, что я не полный ноль как волшебник. Его обучению мы сумели уделить всего несколько месяцев. Месяцев, во время которых я радовался, замечая, что он перестаёт расти, остановившись на отметке пубертатного периода. Радовался я потому, что он не умрет от старости в возрасте одного года, а не тому, что на мою голову рухнул брат, обладающий необъятной силой в том состоянии молодости, когда всё, что попадает в область твоего зрения, воспринимается через призму неуёмного максимализма. Когда не было занятий, того странного времяпрепровождения, когда мы между метанием по графствам в поиске зачарованных монет учили подрастающих банши, Эридан только тем и занимался, что сбегал из дома с двумя из своих друзей. Мы искали их с помощью диких обрядов Поттера, участия в которых я избегал по причине излишней кровавости, но, к сожалению, эти ритуалы ни к чему не привели. Всё равно молодняк возвращался, а после, когда нас не было дома, сбегал. Убивать ради их поиска мы перестали, пусть это и стоило нам страшной битвы, развернувшейся между мной и Поттером. Страшной только по причине того, что мы впервые решали проблему посредством магии, а не кулаков, как обычно. Не могу сказать, что наши отношения с ним были натянутыми или похожими на те, что были в школе, вовсе нет. Правильно будет сказать, что отношения, которые между нами когда-то были, мешали нам начать друг с другом новые отношения. Но мы с уважением относились друг к другу, он прислушивался к моим замечаниям и советам, из-за чего я, к ужасу Уизела, стал едва ли не правой рукой Поттера. И этот факт не мешал мне иногда заехать ему в морду, когда он особенно зарывался, да и ему тоже ничего не мешало. Победителя никогда не было, мы просто катались по полу, проклиная друг друга и молотя кулаками, пока не уставали и, отползая на безопасное расстояние, продолжали спорить. Глупо, наверное, но мне это нравилось. От ритуалов мы отказались только после того, как я лишил Поттера зрения, которое потом возвращалось к нему в течение недели. Не знаю, как это получилось, правда. Но я просто увидел ту тощую девчонку, что он тащил на чердак, и не сдержался. Пусть она была хоть трижды Пожирателем, мне не было понятно, как у кого-то вообще могла подняться на неё рука. Завязалась перепалка, а после и бой, во время которого девчонка бежала. Мы слышали, что она убила несколько семей по дороге к Лорду, и все смотрели на меня с тем выражением лица, за которое Поттер в него получал, но мне плевать, на самом деле. Может, девчонка и потеряла всяческий человеческий облик, но я-то нет. Моя совесть чиста. Эридан, мой милый, непоседливый брат не обладал ни тактом, ни должным воспитанием, да и откуда ему его взять, ребенку, росшему в конюшне среди таких же детей, способных убивать криком. Он не желал вести себя как полагается Главе рода, не желал только лишь оттого, что не понимал своего статуса. Я объяснял, Мерлин, я часами объяснял ему, какая это честь, но он лишь кривил губы и закатывал глаза. Всё, что мне удалось сделать, — это научить его простейшему этикету, хотя с вилкой и ножом он обращался хуже, чем с волшебной палочкой. Колдовал он отлично. Порой не осознанно, не используя каких-либо заклинаний, а я, словно зачарованный, смотрел на это и жалел, что не был на его месте. Он силён настолько, что мог победить каждого из нас, но настолько глуп, что тратил все свои силы на то, чтобы завладеть вниманием окружающих его девушек. Помню, как мы обедали после тяжелого дня. Эридан, сидящий на другом конце стола, находился в окружении всей женской половины нашей армии самоубийц. Он что-то говорил им, чавкая, вилкой разрывая кусок мяса на части, а они млели. Каждая, от Тонкс до Лавгуд. Я же, пораженный, смотрел на это, когда рядом уселся Поттер, спрашивая нечто вроде: «Как жизнь?». Я не стал отвечать, опуская глаза в свою тарелку и думая, как моему непутёвому брату удаётся приковывать к себе внимание окружающих, будучи таким… грязным маглом, как назвал бы его отец, как вдруг Поттер вдруг начал пить горячий чай, прихлебывая из кружки. Он резал мясо кухонным ножом и ел с него же, а я смотрел и наслаждался, черт бы его побрал. Поттер очень сильно беспокоил меня. Его перепады настроения были чем-то схожи с ломкой, но порой мы находились рядом сутки напролёт, и он не был замечен за приёмом каких-либо посторонних зелий. Но несмотря на это, иногда Поттер замкнут, озлоблен, суров. Смотрел на всех сверху вниз, не слушал, поступая, как желал. «Паразитирующая жестокость» — как это называл Снейп, говорящий мне, что укус оборотня не пройдет бесследно. Я не верил. Ладно клыки, знание, где находится луна, шерсть, когти, да хоть хвост, но жестокость… Жестокость — это выбор самого человека. В благоприятное, хоть и независящее от обстоятельств время, Поттер был другим. Очень внимательным. Попади Лорд на одно из его занятий с молодняком, непременно бы проникся к нему тёплыми чувствами. Поттер говорил, веря каждому слову, и даже я, полный скептицизма, проникся его сладкими речами об окончании войны. Он не врал, не обещал славы. Наверное, он лучший вербовщик из всех, что мне встречались. Если Люциус угрожал, Дамблдор запутывал, даря некую надежду, а Лорд приказывал, то Поттер просто использовал факты. Правда и ничего более. Вы можете умереть, выйдя за эти стены. Можете погибнуть, не зная элементарного Агуаменти. Бойтесь. Страх — это хорошо. Он вас спасёт. Прикрывайте друг друга, потому что в одиночестве — смерть. Главное — быть единым целым перед лицом врага, а в мирное время хоть передушите друг друга. Он многозначительно смотрел в мою сторону во время этих слов. Долгое время я не понимал, что его гнетёт, превращая в монстра. Только прожив с ним несколько месяцев бок о бок, я осознал, как ему на самом деле страшно. Страшно использовать людей. Страшно убивать. Страшно оттого, что он стал ближе к превращению во второго Лорда, чем когда-либо до этого. Порой он был словно в бреду. Смотрел огромными глазами на того, кто к нему обращался, прятался по темным углам поместья, насылая заклятья на всех, кто решался приблизиться. На меня, в основном. Мне невдомёк, почему он реагировал именно так. Его словно прокляли, будто за ним по пятам брел дементор или боггарт бросался под ноги. Поттер мог резко отпрянуть к стене, морщась будто от боли и смотря не моргающим, стеклянным взглядом перед собой. В один из приступов, когда ему было совсем уж дурно, Поттер подался ко мне, хватая за грудки и шепча: — Идём. Пойдем со мной. На него страшно смотреть. Губы потрескались и кровоточили. Под глазами залегли глубокие тени. Пальцы сведены судорогой, он постоянно сжимал руку в кулак, но с трудом, будто его пальцы превратились в колючие ветви. Когда мы оказались в его комнате, свалке всевозможных вещей, Поттер запер дверь, но не сумел справиться с волшебной палочкой трясущимися руками, поэтому я сам наложил чары. Если бы он так дерьмово колдовал каждый раз, когда на него накатывало это состояние, то мне гораздо реже пришлось бы, рыча от боли, рыскать в библиотеке в попытке найти контрзаклинание. Только факт, что он искренне просил у меня прощения после, только это заставляло меня пытаться успокоить его раз за разом. Я помнил его напуганные, огромные глаза, когда он вваливался в комнату, где находил меня в объятьях унитаза или задушенным жаром. При более-менее благоприятном исходе он находил меня в библиотеке, с томом на коленях и покрасневшим от удушья лицом, болезненными нарывами на коже и многим другим, чем он награждал меня. Обычно он тут же снимал заклинание, вскидывал подбородок и просил, чтобы я проклял его в ответ. О, как велико было желание сделать это. Заставить его кричать, скрючившись на полу, но я не мог этого сделать. Хотел, но не мог, так же, как порой хотел отвести взгляд, но продолжал смотреть. Поттер сорвал накинутое на шкаф покрывало, швыряя на кровать книги, огромные фолианты в кожаных переплетах и мелкие, схожие с брошюрами книжонки, с расшатанными донельзя корешками. Я прорычал: — Осторожней! — поднимая упавшую на пол книгу. — Ведешь себя как тролль, честное слово. Я получал удовольствие, говоря ему эти вещи, хоть и знал, что поплачусь за это. Не сейчас, разумеется, позже. На тренировке или рейде, когда он промолчит и позволит нескольким заклинаниям потрепать меня как следует. Я тоже так порой делал, это норма. До случая с Пожирательницей мы избегали магических нападок друг на друга, и подобные действия позволяли сбросить накопившееся между нами напряжение. Ему становилось жаль меня, как и мне его, и всё возвращалось в спокойное русло. Поэтому его проклятья, брошенные в наплыве животного ужаса, или что там его убивает, я не считал личными и отвечать на них не желал. Он махнул рукой в сторону книг, говоря мне: — Прочти их. Я рассеянно перелистывал поднятую книгу и совершенно не понимал, что должен в ней найти. Я даже не знал, на каком она языке. Признавать этого не хотелось, поэтому я спросил: — Зачем? Голос его был твёрд, но речь давалась непросто: — В них ответы… Хотя, скорее, это можно назвать намёками на ответы. — Ответы на что? — На тот вопрос, что мучил тебя столько лет. Я нахмурился. Разные мысли роились в голове, слишком много было вопросов, поэтому я отшутился: — Что, здесь рассказывают, как ты со своим парадоксальным невезением не сдох еще? От того Поттера, что я знал, мало что осталось. Он закрылся, перестал проявлять чувства, да никто этого и не ждал, в любой ситуации, когда он должен был обрадоваться или хотя бы улыбнуться, его лицо не выражало ни одной эмоции. Поэтому я не ожидал, что он улыбнётся мне. — Увы, нет. В этих книгах пишут о вещах, которые каким-то образом способны управлять магией. — Вещи? То есть что-то колдующее, но не живое? — Нет, я говорю скорее об артефактах, из которых маги черпают магию. Несколько секунд я смотрел на него ошарашенно, а затем рассмеялся. — Поттер! Мерлин Всемогущий, что ты несёшь? Начитался магловских книг? Магия не происходит из чего-то, она не материальна и не осязаема, ей не нужен… — я запнулся, — сосуд, чтобы где-то пребывать. — Я знаю всё это, но что, если это не так? Что, если нас окружают вещи, которые мы не замечаем, но которые имеют гораздо большее значение, чем мы можем себе представить? — Приведи пример. — Например, твоё кольцо. Нахмурившись, я провернул перстень на пальце и убрал руку в карман. — Кольцо Главы рода ничего особенного не делает. Мы его использовали для открытия тайников в домах или сейфов, но оно не наделяет силой. — Я и не говорю, что они наделяют силой. Но в них есть вот это, — взяв книгу, он выудил монету, спрятанную меж листов. Конечно, я узнал эту чеканку. Она досталась нам слишком просто — мы аппарировали до самого побережья, где в заброшенном доме без какой-либо охраны была она — эта монета. Одна из тех, за которыми так гнался Поттер и, насколько мне известно, обладал несколькими из них. Я вскинул бровь, протянув ладонь, и Поттер услужливо отдал монету мне. На неё нанесено несколько букв, которые не говорили мне ровным счетом ничего, поэтому я вернул чеканку Поттеру, говоря: — Это просто кусок серебра… — Это не серебро. Не белое золото и не какой-либо материал из тех, что попадались людям на Земле. — Ладно, — протянул я. — То есть, ты хочешь сказать… Поттер вспылил, как обычно, когда я говорил с ним, как с опасным идиотом. — Я хочу сказать, что они важны. Я не знаю, как они оказались у нас, я только знаю, что если они достанутся Тому — он возобладает такой мощью, с которой мы не справимся. — Успокойся, — обронил я. — Сначала говоришь, что они не дают силу, а затем утверждаешь, что они дадут силу Лорду. Это нелогично. Он тяжело выдохнул, падая на кровать и закрывая лицо подушкой. — Мерлин, Драко, я знаю не больше тебя. Они управляют магией или хранят её — мне неизвестно, но с помощью них Лорд собрал свою армию. С помощью них он продолжает переманивать на свою сторону чистокровных, что идиотизм, учитывая его неприкрытое сумасшествие и неразумное желание расправиться с каким-то мной, — он выполз из-под подушки, сел, говоря: — Ты всегда говорил, что нельзя думать плоско. Что у монеты не одна сторона и даже не две. Ты говорил, что людей создаёт окружающая их среда. Я думал, это значит, что Пожиратели стали жестче, отсидев в Азкабане. Что они возненавидели власть из-за такого наказания. Но ты никогда не хотел уничтожить Министерство и его чиновников за то, что тебя отправили в тюрьму. Тюрьма. Забавно, но он никогда не говорил о ней при мне, не называл Азкабаном, словно боялся так, как все боялись называть имя Лорда. Мне пришлось заметить: — Но ведь они правы. Я убивал людей. — Пожиратели тоже, — он улыбнулся. Его улыбка неуместна, и я нахмурился. — Но они считали себя несправедливо осужденными, а ты — нет. Поэтому я думаю, что они знают то, чего не знаешь ты. Примкнув к Тому, они получили знание, которое изменило все их представления или только их часть, как в случае Беллатрисы. — О чем ты? — Ты был прав. Том нашел точки давления на все семьи. Всю жизнь кичась чистокровностью, вы сами подвели себя, — он мотнул головой, морщась и умоляя: — Не могу сказать больше. Чтобы рассказать это, мне пришлось очень постараться, так что дальше, будь добр, действуй сам. Прочти книги, Драко, и объясни мне, как разобраться с этим дерьмом. Меня словно кто-то затолкнул в раскаленную добела печь. Ярость, сравнимая с той, что я испытывал, убивая французишку. Хотя даже это было как сладкий сон в сравнении с тем, что я переживал сейчас. Поттер проклят. Ну конечно. Империо, Непреложный или что-то подобное. Не ужас убивал его. Боль. Боль от сопротивления проклятью, во имя пересказа этой бредовой теории мне. — Возможно, очень скоро мне придется исчезнуть из поля зрения Лорда, Министерства и иже с ними. Мне нужно, чтобы ты остался с ребятами. Помог им. — Почему я? — закономерный вопрос. Он улыбнулся. Был рад, что я не выспрашиваю подробностей. Пожал плечами, роняя: — Потому, что ты — моя лучшая половина? Не знаю. Может, потому что мы были вместе, и я доверяю тебе больше, чем кому-либо еще. А может, потому, что ты единственный мыслишь здраво. Решай сам, какой вариант тебе подходит. Смотря в пол, я думал с ужасом, что предпочитал каждый из вариантов. Поттер льстил? Нет, не льстил. Говорил ли он правду? Определенно, да. До сих пор в моей голове не укладывается, что мы были настолько близки, что Поттер мог мне открыться. Но даже если я этого не понимал, то принимал, как есть. Потому, что мы на самом деле были вместе. Даже сейчас — мы вместе. Даже дравшись мы, черт побери, были вместе. Поэтому я злился, когда он рассуждал о том, что может вдруг исчезнуть. Исчезнуть. Прелестная замена умереть. Я к нему так привык за это время, что не представлял иного окружения. Все остальные: моя лучшая подруга, мой брат, кузина, Уизли, несколько гриффиндорцев и орденцев, настолько далеки от осознания того, что происходит, что я просто не представлял, о чём с ними говорить. Крам, разумеется, в курсе дела, но только по той причине, что поведал обо всём Поттеру. Это меня взволновало. Поэтому я забрал книги. И не разобрал ни слова, изучая их несколько недель кряду. Я настолько отчаялся, что вдруг вспомнил Грейнджер, которая определенно смогла бы мне помочь. Только о ней все молчали, а я считал мертвой. Разумеется, я не явился к Поттеру с понурым видом и просьбой перевести написанное, нет. Пришлось разбираться самому. Во-первых, о чеканках знали мало. Не то, чтобы мало, нет, просто катастрофически мало. «Их нельзя отдать Лорду» — вот и всё, чего я смог добиться. Во-вторых, этих монет у нас намного меньше, чем было в начале. Если быть точным, одна, та самая, что показывал Поттер. Правда, разобрав своё кольцо, я обратил внимание на место крепления камня и понял, что монет всё-таки больше, чем одна, и сразу же постарался об этом забыть. Что бы эти чеканки ни делали, говорить про свою я никому не желал по понятным причинам: их у нас систематически крали. Уизлетта проговорилась, что Поттер даже перестал реагировать на предупреждения Луны и приказал ей молчать об этом. Словно он добывал их для кого-то другого, кого-то, возжелавшего перебороть Лорда. Подозрения пали даже на самого Лорда, но нужно признать, что это было не так. В основном все наши стычки происходили с Министерством, оно будто разрослось, взяв под своё крыло каждого мага, не заклеймённого Меткой. Их люди поджидали нас везде: в маггловских магазинах, Косом переулке, в Хогсмиде, в котором нам была назначена встреча с мистером Дамблдором. Я говорил Поттеру, что в наших рядах крыса, да и как могло быть иначе, никто не способен так точно знать местоположение, будто на каждого из нас повесили Следящее заклинание. Увы, я проверял, и это не так. Кому-то жизненно необходимо, чтобы мы без проблем находили монеты, но не могли сделать и шагу по собственным нуждам, создавая некую завесу, искусственно пробуждая в нас чувство постоянной опасности. Поттер не слушал. Неудивительно, однако, учитывая, что он оказался главной марионеткой этой игры. Я даже нашёл Снейпа, чтобы расспросить обо всём этом. Он подтвердил — кивком, но всё же, — что слова Поттера — правда. Легче не стало, особенно после, когда выяснилось, что в книгах не шифр и не забытый язык, коих я перешерстил сотни, пытаясь разгадать заколдованные, черт побери, книги. Маскирующие и Отвлекающие, которые Снейп снял за минуту, в которую я готов был сгореть от стыда. В них ничего не было. Вообще ни слова об артефактах. Черт, одна из книг вообще оказалась сборником поэм о неразделенной любви единорога и мага. Снейп смотрел на меня, вскинув бровь, а я только бормотал что-то в оправдание, потому что не мог понять, какого драккла Поттер отдал их мне. Не при самых лучших обстоятельствах я осознал, в чём дело. Ко мне зашла Луна, чтобы оповестить об ожидающем меня Поттере. Он постоянно подсылал её ко мне, надеялся, думаю, что таким образом мы сможем снова общаться. К слову, он ошибался. Луна, потупив взгляд, скрылась за дверью, а я, вставив сигарету в зубы, поднялся на верхний этаж. Я вознамерился распахнуть дверь, когда меня окликнул голос Джинни: — Хэй. Не стоит. Они с Крамом грызутся. Обернувшись, я обнаружил Уизлетту с какой-то розовой жижей на лице и полотенцем на волосах, сидящую на кушетке около арочного окна. Подойдя, я устроился в кресле, подкуривая сигарету и переводя взгляд за окно, но, увы, натыкаясь глазами на Уизли. Возможно, она покраснела, по крайней мере, голос звучал смущенно: — Не смотри на меня так, — она опустила одну ногу на пол, потянувшись ко мне и забирая сигарету из пальцев. Закатив глаза, я подкурил новую, запоздало интересуясь: — Как? — Моя мама всегда говорила мне, что я должна хорошо выглядеть, — она откинулась на спинку кушетки, вперив взгляд в потолок. Я выдохнул устало — откровений я не жаждал. Тем не менее, она продолжила: — Мужчина может выглядеть как угодно, ему, чтобы удачно жениться, необходимо обладать совершенно другими качествами, нежели девушке. Ну, кроме денег. Богатая невеста востребована не меньше богатого жениха, — она поджала губы, чуть заметно улыбаясь. — А мы не богаты. Помолчав некоторое время, которое я принял с величайшей благодарностью, она, к моему ужасу, продолжила: — Все мои братья женятся. Черт, даже Рон или Чарли найдут себе жён. Им для этого не обязательно быть красивыми. — Тебе не обязательно быть красивой. — Что? — Джинни, думавшая о чем-то своем, обернулась ко мне, хмуря лоб. — Тебе не обязательно быть красивой, чтобы выйти замуж. Достаточно быть чистокровной. — Откуда тебе знать? — Оттуда, что нас становится меньше с каждым днём, так что можешь хоть поджечь себя — всё равно найдется тот, кому будет жизненно необходимо жениться на тебе. — Ты ведь полукровка? — Что? — я облизнул горькие губы, переводя взгляд на неё и прокручивая в голове только что произнесенные слова. — Ты незаконнорожденный. — И? — Полукровка, значит. — Нет. Моя мать и отец были волшебниками. — Родители Гарри тоже были волшебниками. Ухмыльнувшись, я пошел в наступление: — У тебя какие-то проблемы касаемо чистоты крови? А то знаю я одну компанию, там такие ох как нужны. — Иди к чёрту, — отмахнулась она с улыбкой. Я нахмурился. — Ты никогда не говоришь о себе, к тебе применимы только допросы. — А зачем тебе знать обо мне? — Может, потому что мы друзья? — Мы не друзья. — Ну что за идиот, — вздохнула она. Мы молчали, я напряженно смотрел в пол, крутя в руках хрустальную пепельницу и думая о словах Уизлетты. Мне абсолютно не помог близнец, нарисовавшийся на горизонте. — Ди, наш старый добрый друг, — он хлопнул меня по плечу так, что из рук выпала пепельница. — Гарри снова хочет отправить нас в Преисподнюю? — Мы не друзья, — протянула Уизлетта, удачно копируя мою манеру говорить, а Джордж нахмурился, из-за чего его лицо стало еще уродливей. — Ты о чём, сестрёнка? — Даймон сказал, что мы с ним не друзья. — Как грубо. Я сполз ниже в кресле, прикрывая глаза ладонью, имитируя усталость и говоря: — Отвалите оба. Они рассмеялись. Джордж поднял с пола пепельницу, спросив у меня: — Как думаешь, скоро мы направимся на Азкабан? — Не знаю. — Нужно успеть до холодов, — подала голос Уизли. — Помнишь, какая там жуть творилась прошлой осенью? — Если бы даже забыл, то Ронни бы напомнил. — Вы штурмовали Азкабан? — меня потряхивало. — Ты не знал? — Джинни нахмурилась, а после поджала губы. — Теперь точно ясно, что ты не друг Рона. — О чём ты? — Он зовёт каждого, кто попадается на глаза, в Азкабан. — Зачем? — Забрать Гермиону. Его девушку. — Она в Азкабане? — я не мог подобрать слов, силясь преподносить всё так, как положено Даймону, а не Драко. — Но почему? — Она погибла там. Погибла. Грейнджер, чертова грязнокровка, утащила с собой мою память. Явилась в Азкабан, чтобы вытащить меня. Вот почему мы не друзья. Они рассказывают всё это мне, не зная, что я виновник их трагедий. — О. Мне жаль. — Она в лучшем месте. Жалеть стоит Рона, который на что-то надеется спустя столько времени, — он умолк, когда отворилась дверь в кабинет почившего мистера Макмиллана, который на данный момент занимал Поттер. Крам, открывший нам дверь, посторонился, чтобы мы смогли пройти. Всё произошло быстро: Виктор задержал Уизли на входе, и заклинание, брошенное Поттером, заметил только я. Неудивительно, ведь я оказался мишенью для Империо. То забытое чувство легкости в голове, которое я не испытывал со смерти Люпьена, настигло меня, когда я уже тянулся к волшебной палочке. Ничего не сделав, ничего не желая делать, я сел в кресло, отчего-то не смотря в сторону Поттера, хотя страшно этого жаждал. Какого черта, ублюдок? Что ты затеял за моей спиной? Он заговорил, и я подумал, что все его слова, — бред больного человека: — Министерство устраивает приём. Полная анонимность и безоружность. — Здравствуйте, моё имя Том Риддл, но в народе я известен как Тот-Кого-Нельзя-Называть, — пророкотал Джордж. — Я убиваю людей, — подхватила Джинни, и они похлопали друг другу. Джордж продолжил высоким голосом: — Ничего страшного, Том. Молодец, что высказался. Мы с тобой. Я рассмеялся. Империо не влияло на моё мнение по поводу поттеровских идей. Отлично. Но я не успел вымолвить и слова, когда он продолжил, не обратив на Уизли никакого внимания: — Они хотят понять причины, введшие страну в чрезвычайное положение, — он усмехнулся, постучав пальцами по лежащему перед собой пергаменту. — Хотят выяснить требования сторон для прекращения военных действий. — Это идиотизм. Ничто не мешает запереть вас всех в зале, а затем передать Визенгамоту, — вставила Уизли. — Разумеется. Но они обещают выдать заключенных и проследить за обменом пленными, если мы выполним их требования. — Нам не нужно этого делать. В Азкабане больше нет дементоров. Мы справимся самостоятельно. Крам молчал, стоя у дальней стены, водя пальцами в воздухе, и от этих движений угли в камине передвигались. Я смотрел на него, пока гриффиндорцы спорили. — А как же наш отец? Отец Луны? Профессора? Может, оставим их там, чтобы посмотреть, в каком виде их вернут? — Гарри, но это ведь бред! Зачем им делать это? Крам. Двуличный ублюдок. Откуда он узнал про эти монеты? Наплёл про них Поттеру, внушил их значимость, даже предоставил «доказательства» в виде заколдованных книг. За каким чертом они ему сдались? — Даймон? — я перевёл взгляд на Поттера. — А что ты думаешь? У Поттера и мускул не дрогнул, когда в голове раздался голос, которому я вторил: — Я думаю, что оно того стоит. Прошлой весной Пожиратели сильно разрушили Азкабан, — это было правдой, но не той, что я хотел сказать. — Не думаю, что Министерство оставило без внимания два настолько крупных побега. Они давно могли найти другое место для заключенных. — Значит, мы пойдём все вместе, — вставил Джордж. — Нет, — я нахмурился, сказав это и переводя взгляд на Поттера: — В самом крайнем случае Гарри может предложить взять себя в заложники, чтобы преломить ход… — Ты понимаешь, о чём говоришь? — набросилась на меня Уизли. — Если его возьмут в заложники, то мы никогда его не сможем выкупить. Он же Избранный, Ди, понимаешь? — Зато в обмене пленными он сойдет за десяток ваших, — это говорил не Поттер в моей голове. Увы, я включился в его игру. — Подумай, мы ведь обсуждаем худший из вариантов. — Худший из вариантов тот, в котором Гарри убьёт Сам-Знаешь-Кто, — Джордж оскалился, глядя на меня. — И наиболее вероятный. — Нет. — Да. — Нет, черт вас дери, — я резко поднялся, выуживая из кармана пачку сигарет и щелкая зажигалкой. — Может, Министерство и творит дела похуже Пожирателей, но они явно диаметрально противоположны во мнениях. Пожиратели никогда не предлагали обмена заложниками. — Меня, — Джинни почти рычала, — меня обменяли на Паркинсон. — Так может ты приберегла еще одного наследника Пожирателя ближнего круга? Нет? — мне хотелось напомнить ей встречу с Нагайной и то, как её волочили из зала, полумертвую от ужаса. — Вы надеетесь на лучшее, я помню, что у них ваш отец и отец Лавгуд, но я не думаю, что они еще живы, — не стоило поднимать на них взгляд. Боль на их лицах ощущалась почти физически. — Мне жаль. — Ни хрена тебе не жаль, Блэк. Тебе плевать на всех, кроме чертового Малфоя. Я улыбнулся. Всё, о чём я думал сейчас, — это о них. О тех, кого я ненавидел, но кто стал мне дорог. В особенности Поттер. В большей степени Поттер, чем кто-либо другой. Я не хотел, чтобы кто-нибудь понял это. Всё, что я говорил, было правдой, исходящей от рациональной части меня, в то время как другая часть вопила от ужаса. Я не могу снова потерять его. Я должен его остановить. — Ты права, — я потушил окурок о дно пепельницы. — Но помни, что не я решаю — идти туда или нет. Мне хотелось уйти, убраться из комнаты, в которой Крам ловил каждое произнесенное мной слово, где Поттер не отрываясь заглядывал в глаза и хмурился, не понимая, почему всё шло по плану, но без помощи магии. — Ты поможешь мне выбрать костюм? — обратился он ко мне. Меня передёрнуло. — Он тебе не понадобится. Тебя похоронят в закрытом гробу. Скривившись, я покинул комнату, на ходу подкуривая очередную сигарету. Мордред тебя побери, Поттер. * * * Я промок до нитки, стоя под хлесткими струями ливня под дверью поместья Макмиллана. Проклиная день, в который родился на свет, я дожидался Поттера, не думая, тем не менее, поторопить его. Вмешиваться в их односторонний спор не имело смысла. Я сыграл свою роль, которая, как мне кажется, предназначалась совсем не для Уизли. Эту семейку можно ставить перед фактом, всё разгребут и забудут, как страшный сон. Виктор же другое дело. Самый тихий боец из всех, что мне встречались, и самый удачливый. Неужели Поттер не предусмотрел вариант, при котором Лорд доберется до него с помощью одной из шавок? Не мог он быть настолько идиотом, при всех его заслугах в этой сфере, Поттер не был слепцом. Будто услышав мои мысли, он появился на пороге, морщась и оглядываясь. — Отличная погода, — заметил он просто чтобы сказать что-нибудь. Я закатил глаза и накинул на голову капюшон, сбегая по лестнице. Он молча направился следом. Минуя беседку, разнесенную в щепки одним из банши, я, не выдержав, развернулся. Волшебная палочка уперлась Поттеру в бок, а он даже не поморщился, вскинув бровь, пока я рычал: — Никогда больше не принуждай меня. — Так было нужно. — Кому? — я надавил сильнее. — Кому это было нужно? — Мне. Большего не жди. Злобно выдохнув, я сделал шаг назад, когда он добавил: — Можешь проклясть меня, если тебе станет легче. Стиснув волшебную палочку в кулаке, я заехал Поттеру в морду. Он отпрянул, мотая головой из стороны в сторону. Его волосы растрепались, оскал окрасился кровью. Поттер, утерев губы, заметил: — Я позвал тебя для того, чтобы ты привёл меня в надлежащий вид, а не портил тот, что есть. — Не буду повторяться, — процедил я сквозь зубы, убирая руки в карманы и разворачиваясь. Поттер нагнал меня у самых ворот, распахивая их взмахом палочки. — Ты про закрытый гроб? Я кивнул, а его пальцы сомкнулись на моём плече, аппарируя. Неожиданностью было получить в лицо порцию стылого ветра. Вокруг, кроме стен, нет ничего, поэтому я не сумел спрятать взгляд, когда Поттер обронил: — Ты боишься за меня. Он не спрашивал. Я не отрицал. Злился только, потому что показать беспокойство о Поттере приравнивалось смерти. Он смотрел мне прямо в глаза, не моргая, его пальцы всё еще сжимали моё плечо, а места между нами явно недостаточно, чтобы дышать. — Драко… — Не называй меня так, — рыкнул я, широким шагом направляясь к выходу из тупика, в котором мы оказались. Он последовал за мной. Я резко затормозил, оказавшись на улице. Не ожидал, что мы переместимся в Эдинбург, я ожидал Лондон. На быстрый вопросительный взгляд Поттер отвечал поджатием губ и спокойным: — Ты же знаешь приличные магазины поблизости? Разумеется, я знал. Прожив здесь больше месяца, я только тем и занимался, что тратил фальшивые фунты. Увы, все купленные костюмы в условиях войны стали ненужным хламом, от которого пришлось избавиться. Я привык носить тесные джинсы и ботинки, на замену пиджакам — куртки и, как максимум, пальто. Мне несколько неловко вести Поттера в один из любимых магазинов, пока я не увидел в отражении витрин лицо Даймона. Какая к черту разница, если тебя никто не знает. Открывая перед ним дверь, я поинтересовался негромко: — У тебя есть деньги или мне быть готовым бежать? Он улыбнулся, одними губами произнеся: «Разумеется», что могло относиться к обоим из предложенных вариантов. Объяснив улыбчивому продавцу, что нам требуется костюм и нет, не пошив, нет, не готовы ждать, да, готовый, конечно, знаем, что он сядет хуже, я сумел сбежать от них и забиться в угол дивана. Мне пришлось прятать лицо за каким-то журналом, лежавшим на краю дубового столика, пока Поттер переодевался. Продавец смотрел на меня с тем же нисхождением, что смотрели его коллеги в тот день, когда я бежал из Лондона в поиске развлечений и пришёл сюда, чтобы пополнить скудный гардероб. Тогда мне этот взгляд казался издёвкой, сейчас — заслуженным наказанием за слабость. Я помогал Поттеру выбрать костюм, в котором он погибнет. На добровольных началах я делал то, чего не желал, только лишь потому, что больше боялся потерять лицо, чем Поттера. Трижды он выглядывал из-за ширмы, одетый в черт пойми что с отворотами, во фрак и даже в клетчатую тройку, пока я, зарычав сквозь зубы и бросив журнал, не отогнал от него продавца. Выбрав черный двубортный костюм с атласными лацканами, аскот и белоснежную рубашку, я вручил их Поттеру, подумывая о том, чтоб сбежать, но уже на выходе мне пришла в голову мысль, что этому идиоту потребуется пара туфель. Вздохнув, я поплелся к стеллажу с выставленными на нем туфлями и, разглядывая одну из пар, задумался, насколько они, должно быть, скользят. Вспомнил свой первый день в Министерстве, когда я чуть не сломал себе нос, упав в вестибюле, чем сильно разочаровал отца, что не удивительно, в принципе. Чувство потери, слабость, страх и бессилие смешались внутри в такой тугой клубок, что я с трудом дышал, вламываясь к Поттеру в раздевалку. Он, облаченный в костюм с накинутым на шею аскотом, повернулся ко мне, обезоруживающе улыбаясь. — Не могу с ним справиться. Мне хотелось кричать. Взяв себя в руки, я подошел ближе, поднимая туго накрахмаленный воротничок и застёгивая последние пуговицы дрожащими пальцами. Поттер не сводил с меня взгляд. Кое-как завязав галстук и заколов его булавкой, я сделал шаг назад, обессиленно садясь на невысокую кушетку, стоящую напротив зеркала. Нужные слова не желали появляться в голове. Единственной идеей было оглушить Поттера и приковать к батарее в гостинице, находящейся неподалеку. — Я урод, — вдруг сказал Поттер. Прикрыл ладонью ту часть лица, что украшали шрамы, и усмехнулся, опуская голову. — Боже, с этими шрамами я похож на серийного убийцу. Если можно назвать вымогание комплиментов флиртом, то это именно он. Потому что Поттер выглядел просто потрясающе, со шрамами или без, с растрепанными волосами и засохшей кровью в уголках губ. — Да ладно тебе, — я пожал плечами, а после продолжил: — честно говоря, ты и до этого не был красавцем. Он больно пихнул меня под ребра. Наклонился, подбирая с пола свои шмотки, а я, потеряв его взгляд, сумел вымолвить: — Ты не боишься? Этот приём — ловушка. Я пожалел о своих словах, стоило Поттеру посмотреть на меня. — Нет, — сказал он. — Не боюсь. — Но почему? — я недоумевал. — Потому что всё, чего я боялся, уже происходило со мной. Мне тяжело и, в общем-то, странно говорить всё это, потому что всё слишком личное, слишком интимное, я словно на тонком, трескающемся под ногами льду: — Тебе не стоит этого делать. Серьёзно, что бы ты ни выдумал, Министерство не станет помогать преступникам. Не нам и не тем, что у них. Я заткнулся, когда Поттер подошел ближе. — Не нужно переживать за меня. Слова, точно вырывали ошмётки плоти, срываясь с губ: — Я не могу. По телу прошла волна неконтролируемой дрожи, когда он присел на корточки, всё еще разутый, всё еще безупречный, и протянул руку, убирая с моих глаз прядь волос. — Драко, — моё имя из его уст звучало так непривычно. — Ты хороший боец, но ни черта не смыслишь в войне. Меня охватила паника. Сжимая в кармане куртки волшебную палочку, я был готов ко всему: оглушить и подчинить, только не дать Поттеру сгинуть в этой примитивной ловушке. Однако не преуспел. Он подался вперёд, целуя меня, ломая все возведенные нами барьеры. Чуть не заскулив, я отпустил волшебную палочку, зарываясь пальцами в его волосы и приникая к губам. Никто не целовал меня так. Стоя передо мной на коленях, боязливо касаясь пальцами моей талии, он, словно испугавшись, сбавил темп. — Драко, — шепнул он. Оглохнув, я притянул его ближе, свободной рукой расстегивая пуговицы его пиджака. — Извини, ладно? Я отпрянул, а он с силой вдавил меня в стену, закрыв рот ладонью. Заклинания я уже не слышал. Я очнулся в своей спальне, когда часы пробили полночь. Последнее, что я помнил, — это красная вспышка перед глазами. Поттер, никем не остановленный, отправился на казнь. Подскочив, я заметался по комнате, надевая потрепанные временем, но крепкие вещи, пережившие со мной не один бой: серые джинсы, водолазка, куртка. Сделанная Джинни набедренная кобура для волшебной палочки, мантия, сдобренная десятком заклинаний, но на мне нет кольца. Осознание этого накатывает, когда я зашнуровываю ботинки, и зеркало напротив подтверждает этот факт. Никаких Маскирующих. Наружу вышло всё: синяки под глазами, седина и чертовы шрамы. Так же, разумеется, неоспоримая принадлежность к роду Малфоев.