Honey, This Mirror Isn't Big Enough for the Two of Us

Я не думаю, что открою большую тайну, если скажу: стоять целый день под палящим солнцем возле оживленного перекрёстка в запредельно банальном и до ужаса неудобном костюме хот-дога — унизительно. Да ещё и страшно, ведь, если меня в таком виде заметит кто-то из однокурсников, брат или, что самое страшное, родители, то мне конец. Да, я всё ещё боюсь мнения людей, но, тем не менее, стою и раздаю эти листовки с рекламой фаст-фуда. Конечно, не это работа моей мечты, но зато самая первая ступень к ней. Вчера Джерард подсказал мне, что нужно делать дальше: сначала я зарабатываю деньги на мольберт, бумагу нормального качества и пастели. Затем я снимаю этот ужасный душный костюм и становлюсь уличным художником, рисую портреты за деньги и записываюсь на курсы в институт. А дальше все будет отлично, потому что так сказал мне красноволосый Джи, а ему я верю, наверное, больше, чем кому-либо ещё в этом мире. Вот так просто у меня появился замечательный друг, который отлично меня знает и всегда поддержит. Я изо всех сил пытался сделать себя неузнаваемым в этом стремном одеянии и нацепил найденные где-то дома огромные очки-авиаторы. Вообще-то, они, вроде как, всем идут, но я не буду врать, что выгляжу супер-круто в них, нет. Если сказать честно, я похож на огромного, жирного муравья. И это даже без костюма хот-дога. А ещё я обул красные кеды, которые купил в секонд-хенде пару лет назад, но Майки запретил мне их носить, потому что «в них ты выглядишь как педик». Вообще-то мне так не казалось, но делать по-своему я тогда не посмел. Зато посмел сейчас и пожалел об этом спустя десять минут после выхода из дома. Чертовы кеды, они мне жмут. И теперь я хожу как гребаная русалочка, поскуливая от боли и мечтая о своих старых и страшных черных кроссовках. Жизнь опять катится по наклонной, да? Что бы я ни сделал по-другому, всё выходит боком, наверное, «неудачник» — это нечто постоянное, это карма, судьба. От этой мысли в горле образовался камень, а живот скрутило от тревоги. Как будто сейчас опять произойдет приступ… нет, только не это! Может, мне не стоит и пробовать что-либо менять? Ведь если я прав, но в конечно результате я всё равно потерплю фиаско… «Заткнись». Спасибо. Голос Джерарда из зеркала в моей голове действительно моментально успокоил меня, и даже волнение, мерзкое и шипящее, как белый шум, ушло из живота. Сейчас, надеюсь, всё нормально. От скуки я начал разглядывать прохожих, черт, они такие удивительно одинаковые, спешащие по своим делам, ни один не оглянется вокруг, не заметит, какие симпатичные маленькие тучки сейчас над головой. О, зато я впервые за долгое время наконец-то посмотрел на небо и нашел в нем красоту. Я действительно меняюсь. Я повернулся в другую сторону и заметил белку из Ледникового Периода. Не, я не сошел с ума, просто неподалеку стояла очень милая девушка-белка и тоже раздавала листовки. Но она, в отличие от меня, не пыталась маскироваться под муравья, а спокойно и вполне искренне улыбалась каждому человеку, которому давала рекламку. У неё на ногах тоже были кеды, только сиреневые, но они вряд ли ей давили, судя по тому, как она подпрыгивала, видимо не в силах устоять на одном месте более минуты. Я незаметно подошел поближе и услышал кое-что. Девушка напевала себе под нос, как ей, наверное, казалось, одну из моих любимых песен. Но меня впечатлило не это, а то, что у неё, откровенно говоря, был довольно-таки плохой голос, но она совершенно не стеснялась этого. Очевидно, ей просто нравилось петь, а что подумают окружающие и их уши, её не волновало. Что же, про таких говорят «сам себе на уме», и именно таким являюсь и я, только мне страшно показать это. Наверное, мне нужна какая-то поддержка помимо Джерарда из отражения. Кто-то более реальный, пусть он и будет знать меньше, но я смогу его хотя бы пощупать. Ладно, живем один раз. — Привет, — абсолютно смущенно произнес я, снимая очки. — Привет, — на её губах появилась огромная улыбка. — Эм… Я Джерард, и я подумал, раз уже мы тут стоим в этих костюмах, то мы могли бы пообщаться, если ты, конечно, не против, — я произнес так много слов и ни разу не запнулся, покраснел и не посинел. Как будем праздновать? — Я не против, конечно. Ты довольно милый хот-дог, знаешь? Меня зовут Фрэнсис, но ты называй меня Лори. Пока я пытался найти хоть какую-то связь между этими двумя именами, Лори продолжила: — А мои близкие называют меня Кэрри. — То есть… Новым людям ты представляешься разными именами? — Ну да. На самом деле тем, с кем я буду дружить, я говорю, что я Лори, тем, кого не могу терпеть с первого взгляда — Эммой. Когда человек становится мне близким, я просто говорю: «Называй меня Кэрри», или, когда кто-то предал меня, или сделал какую-то пакость, я не отзываюсь ни на что, кроме Эммы. И не нужно больше ничего объяснять, те, кто знает меня, уже привыкли. А это удивительно удобно, да? — А Фрэнсис…? — Фрэнсис меня зовут преподаватели, врачи и все остальные официальные лица, — она выглядела при этом так спокойно и безмятежно, что я уже начал думать, что это абсолютно нормально — использовать разные имена для разных ситуаций, а я отстал от жизни, раз так не делаю. Мы с Лори поболтали ещё недолго, но за это время я узнал о ней кучу разных вещей, но больше всего меня заинтересовало то, что она учится играть на гитаре у своего друга, с которым меня обязательно познакомят. Так же я рассказал, что зарабатываю на художественные принадлежности и что хочу поступить в академию, после чего услышал, что она так и думала. Я понятия не имею почему, спросить не успел, так как девушка как раз раздала все свои листовки, дала мне номер и делась куда-то. Мне кажется, этот день можно считать удачным, благодаря Лори. Мне бы хотелось называть её Кэрри, если честно. Она мне понравилась, но просто как друг, и я не понимаю почему, она ведь очень-очень милая. Ладно. Через какое-то время я тоже раздал свои листовки и пошел домой. Неподалеку моего дома был огромный пешеходный переход, который мне всегда нравился, потому что вся толпа, которая шла по нему, отражалась в большой зеркальной витрине напротив. Это было забавное зрелище. Вот и сейчас, я усердно искал себя, но почему-то не мог найти. Зато нашел кое-кого другого, наверное, вы догадались, кого. Да, в зеркале можно было разглядеть пылающую макушку моего друга. И как так получилось? Он был одет совершенно странно, как придурок или художник, кем он, собственно и являлся: узкие белые (черт возьми, белые!) штаны, не менее белый пиджак и синие кеды. На его шее был синий же шарфик, а на голове такого же цвета шляпа, которая очень плохо смотрелась на его красных волосах. У Майки был бы сердечный приступ, оденься я подобным образом. Видимо, я был так занят разглядыванием преспокойно топающего навстречу парня, что пропустил момент переключения цвета светофора. Из-за угла выехала черная мазда. Нет, у меня не было ступора, или как там описывают такие моменты в книжках, я бы смог убежать на тротуар, если бы не гребаные слишком маленькие мне кеды и если бы не выражение лица Джерарда в отражении. Вы когда-нибудь смотрели на человека, которого через пару секунд собьет машина? Мне совершенно не было страшно, я откуда-то знал, что не умру и не покалечусь сильно сейчас. И водитель успел затормозить почти сразу, ведь скорость не могла быть большой, я просто упал от легкого толчка, всё ещё смотря в зеркало. А там все было иначе: Джи пострадал немного больше чем я и водитель уже подошел к нему. Это был тот самый парень-Иисус. Офигеть. Это типа прошлое? Они так познакомятся? О-фи-ге-ть. В моем мире ко мне тоже склонился человек. Да, тот самый парень. Что сейчас будет? — Прости, ты очень ушибся? — Я… Нет, я и сам виноват, в общем-то… — я рассеяно ответил, наблюдая, как красноволосый дарит улыбку парню, и как тот возвращает её. Нет, мне кто-нибудь объяснит, какого хрена вдруг стерлась чертова граница не только между мирами, но ещё и временными пространствами?! — Хорошо, — сказал Иисус, поднимая меня с горячего асфальта. Вокруг уже столпились люди, а машины спокойно объезжали нас, видя, что ничего страшного не произошло. — Окей. Тогда я могу ехать? Я спешу… А почему тогда в зеркале разворачивается сцена, где второй Иисус очень аккуратно и даже как-то нежно помогает встать с земли второму Джерарду, и они при этом запредельно мило улыбаются друг другу? Может, если бы я сказал, что со мной не все в порядке, всё было бы совсем иначе? Очевидно, я слишком неудачник, чтобы со мной произошло что-то получше удара задницей об асфальт. — Да. Пока. В другом мире Джи, не прекращая растягивать губы в улыбке, уже садился на пассажирское сидение в черную мазду. А я больше никогда в жизни не видел этого парня так сильно похожего на Иисуса.