Honey, This Mirror Isn't Big Enough for the Two of Us

Пока Фрэнк в коридоре расплачивался за пиццу, я сидел на своем прежнем месте и думал о том, что, хоть этот парень и болтал без остановки, пока я рисовал его в парке, но ничего действительно важного о нем я не узнал, а я бы очень хотел этого. Интересно, я имею право просить Фрэнка рассказать что-то о его жизни теперь, когда он знает, что я припадочный неудачник, и у меня есть ни во что меня не ставящий брат Майки? По сути, это большая половина всей информации обо мне, так что теперь, думаю, его очередь. Конечно, я чувствовал себя ужасно неловко, потому что Фрэнк так много сделал для меня за этот день: он первый человек, который заботился обо мне, да ещё и потратил кучу денег; и я ещё собираюсь что-то от него требовать, но мне действительно хотелось с ним подружиться, и Джерард в моей голове сказал, что и Фрэнк тоже этого хочет, так что, кажется, следует попытаться расспросить его о семье, работе или учебе, или даже просто узнать фамилию и возраст. Когда Фрэнк вошел на кухню с большой квадратной коробкой, от которой доносился ошеломительно вкусный запах, я как раз пытался найти чистые и целые тарелки. — Что ты делаешь? — поинтересовался парень, ставя пиццу на стол. — Прости, но мы, похоже, будем есть прямо из коробки. Руками. — Мне было до жути стыдно, что у меня совсем нет нормальной посуды. Скорее всего, моя квартира — самое жуткое место, где довелось побывать Фрэнку. — И что? Разве это проблема? За что ты извиняешься? — Он уставился на меня так удивленно, что я почувствовал себя ещё более неловко, чем до этого. — Ну… Как, разве люди не должны есть пиццу хотя бы с тарелок? Фрэнк поднял на меня свои прекрасные глаза, улыбнулся и сказал кое-что, что словно перевернуло мой мир. — Джи, ты никому ничего не должен. И я ничего никому не должен. Люди сами придумали глупые правила, сами заковали себя в стереотипы, сами стали тем самым обществом, мнения которого так все боятся, — на этих словах Фрэнк скривился так, как будто у него была аллергия на это самое общественное мнение, которая так сильно портила ему жизнь. — Нет, подумай сам, вот кто вообще сказал такую чушь, что куски пиццы обязательно нужно класть на тарелку? Ведь на самом деле есть с коробки куда удобнее, и мыть потом ничего не нужно, а ты ещё и извиняешься за это. Просто, пожалуйста, поменьше обращай внимания на эти глупости, которые придуманы только затем, чтобы усложнять жизнь, конечно, если это не касается законодательства, но я не думаю, что мы с тобой угодим в тюрьму только потому, что будем есть пиццу руками, да, Джи? Он снова по-доброму улыбнулся, а я не мог не улыбнуться в ответ, а ещё я подумал, что он только что начал свою удивительную речь, над которой мне нужно будет ещё подумать, и закончил её, называя меня ласково «Джи». И это получилось у него так запредельно мило, как никогда не получалось у Майки, и у всех этих дурацких девушек, которые у меня когда-либо были, и у друзей, которые на самом деле таковыми не являлись, за исключением, конечно, Лори и Рэя, но я не думаю, что их уже можно назвать моими друзьями. — У тебя есть что-то попить? Я уже хотел совсем отчаялся, но вдруг вспомнил, что у меня, на удивление, есть кое-то. — Сок, апельсиновый, я купил его на прошлой неделе, когда зарплату выдали, и забыл. Я надеюсь, с ним ничего не случилось. И я уже хотел встать и достать этот сок, но Фрэнк сказал, улыбаясь: — Сиди, ты ранен. И я снова почувствовал себя некомфортно от такой сильной заботы, но, если честно, это было очень и очень приятно. — Оу, — скривился Фрэнк, открыв холодильник, — пахнет как скунс, которого мы с папой видели в лесу в штате Индиана, когда ездили туда к родственникам лет семь назад. Он был таким милым зверьком, и я подумал, что это бурундучок или что-то вроде этого, а потом случайно его спугнул, и тогда… — он закатил глаза. Это было смешно, но я не засмеялся, потому что мне стало стыдно за тот плавленый сырок, что нужно было выбросить ещё месяц назад, но мне было лень с ним возиться, и теперь, как результат, мой холодильник можно только облить бензином и сжечь ко всем чертям. Но Фрэнк, очевидно, не придал этому большого значения, он лишь достал сок и захлопнул дверцу как можно скорее. — Джи, — произнес он, возвращаясь за стол, — я хочу у тебя спросить… Почему у тебя такие плохие отношения с братом? Я предполагал, что рано или поздно он задаст этот вопрос, но это не значит, что я знал, что ответить, чтобы ещё сильнее не облажаться. — Ну, просто он считает меня неудачником, как впрочем и все остальные, и я сам тоже так считаю, но у Майки на это есть самые весомые причины, ведь, в конце концов, это я его старший брат, и я должен быть умнее, помогать ему и все такое. Но в нашем случае все наоборот, это он дает мне деньги, хотя и не обязан этого делать, постоянно присматривает за мной, водит к психологу. Проклятие. — Ты ходишь к психологу? — спросил Фрэнк на удивление спокойным голосом. Если честно, я ожидал, что он встанет и убежит подальше от такого психа, бросив недоеденный кусок вегетарианской пиццы. — Эм… Да, — осторожно ответил я, теперь уже тщательно выбирая слова. — Просто эти, знаешь, приступы, они бывают довольно часто… А ещё мой брат уверен, что у меня галлюцинации, хотя это не так. И ещё он думает, что я ненормальный, потому что решил изменить свою жизнь, бросить учебу и все такое. Вообще-то я и сам иногда так считаю. —Я не думаю, что ты ненормальный, по-моему это абсолютно естественное желание — быть тем, кем действительно хочется быть. Просто твой брат, он… Он больше материалист, да? Я заметил это, когда он кричал на тебя. И ещё, может быть мне стояло вмешаться? Я не знал, что делать тогда. У меня просто защемило сердце от таких слов. До чего же прекрасен этот человек, вы видите? — Нет, я пытался показать тебе, что как раз вмешиваться не нужно. Спасибо, что понял меня, и спасибо, что не ушел. На самом деле, брат вряд ли стал бы кричать на тебя, он ведет себя не очень хорошо только со мной, ведь кто любит, когда им пытаются манипулировать? И Майки прекрасно знает, что никто, кроме, видимо, меня, — сказав это вслух, я и сам понял всю ничтожность моего дебильного характера и опустил голову. — Ладно, Джи, прекрати расстраиваться, главное, что ты все-таки решился что-то поменять. Хочешь, я помогу тебе? «Хочешь, я помогу тебе?» Он правда сказал именно это? Мне не послышалось? Господи, да я был бы счастлив! — Если тебе не будет трудно возиться с таким неудачником… То да, мне бы очень этого хотелось. — Я не считаю тебя неудачником, — с набитым ртом пробормотал Фрэнк, и на этот раз я засмеялся, потому что он был похож на хомячка, который жил у меня, когда мне было почти пять лет, а потом им пообедала соседская кошка. В тот день, когда родился Майки. Была ещё одна вещь, которая меня беспокоила, и я несколько секунд собирался духом, чтобы спросить о ней. — Слушай, — наконец сказал я и взял ещё один кусочек пиццы. — Ты говорил, что ненавидишь людей, но тем не менее, так хорошо относишься ко мне… Фрэнк уставился в свой стакан с соком. — Просто ты единственный из всего того огромного количества людей в метро спросил у меня, что случилось. Вот мне и показалось, что ты не так безразличен, как они, а потом ты сказал, что любишь весь мир, и я подумал, что ты наивный дурачок. Прости, — добавил он, хотя я и не собирался обижаться. — Но теперь я так не думаю. Теперь я думаю, что ты прекрасный человек, которого нужно просто излечить от зависимости от этого дурацкого общественного мнения. И мне кажется, это будет не так трудно, ты же сам хочешь этого? И, получив мой кивок, Фрэнк улыбнулся, и он был такой симпатичный с этой улыбкой на лице, что мое сердце начало биться как ненормальное от одной мысли, что она предназначалась именно мне. — Где ты родился? — спросил он, отпив немного сока из стакана. Я обрадовался этому, потому что ответив, я задам ему встречный вопрос, и таким образом узнаю про него что-то новое. — В Белльвиле, Нью-Джерси. — Глаза Фрэнка как-то странно заблестели, но я не понял, почему. — То есть, там я прожил большую половину своей жизни, до этого мы жили в ещё нескольких местах, но я был слишком маленький, чтобы помнить это. А после школы родители отправили меня учиться сюда, сначала снимали мне квартиру, я ездил домой по выходным, а потом они как бы выгнали меня из дома. Я пытался закрыть свой рот, но он все говорил и говорил, против моей воли, да ещё и таким тоном, будто я пытаюсь надавить на жалость. Фрэнк почему-то поник после моих слов. — Джи, что бы там между вами не случилось, помирись с родителями, я тебя прошу. Я удивился. — Эм-м… Просишь? — Я… Попытаюсь объяснить. Не поверишь, но я тоже из Бельвилля, я, мама и папа жили там в небольшом милом домике, очень дружно и мирно. Но потом папе дали повышение, и мы переехали в Нью-Йорк. Это было пять лет назад. А через год в папину машину подложили взрывчатку какие-то конкуренты. Мама от горя сошла с ума и попала в психбольницу, но через два года вышла оттуда, и все стало более-менее в порядке, пока она не пошла однажды вечером в магазин за зубной пастой, и по дороге её избили наркоманы, до такой степени, что она умерла в больнице, не прожив и дня. Все это время я жил с моей бабушкой, которая ради меня переехала сюда, правда, после моего совершеннолетия вернулась обратно в Джерси. Она — единственный близкий человек, что остался у меня. Если ты хочешь спросить, как я пережил все это, то я не смогу ответить, потому что сам не понимаю. Я просто начал жить дальше ради родителей, они были бы счастливы знать, что я счастлив, но только это не так, ведь с тех пор я перестал верить, что в мире ещё есть хорошие люди, и, если честно, от этого мне очень тяжело. Я не знал, просто не знал, что мне сказать ему в ответ, поэтому решился встать с места и обнять его. Фрэнк прижался головой к моему животу, а руками обхватил меня где-то на уровне поясницы. Мы находились в таком положении минут пять, и все это время я думал, что теперь ни в коем случае не имею права разочаровать этого парня, раз он решил довериться мне, впустить меня в его пространство, ведь это было невероятно ценно для меня, и я не собирался отпускать это. И ещё я подумал, что мне нужно позвонить маме и папе, и попробовать поговорить с ними. Через какое-то время Фрэнк отстранился. — Ладно, давай не будем больше об этом. Только пообещай, что хотя бы попытаешь помириться с родителями. — Да, я обещаю. — Окей… Ну, расскажи, какие у тебя тут есть друзья и все такое? — Никаких. То есть, совсем никаких. Кроме… Ну, кроме тебя, конечно, если мы можем считаться друзьями. — Я думаю, можем, — сказал Фрэнк очень уверенно. — Мы же вроде как доверяем друг другу? Я кивнул, хотя это было не совсем так, то есть, я пока не мог рассказать Фрэнку о таких личных вещах как мое путешествие в Отражение, или про коллекцию «нет», например. Конечно, я расскажу, но немножко позже. — А Рэй? — спросил Фрэнк. — Он не твой друг? Я задумался. — Ну, мы знакомы всего ничего, на самом деле, только один раз виделись. Может, в будущем… — Рэй — один из немногих хороших людей. И на гитаре круто играет. — Фрэнк улыбнулся. — Ты с ним хорошо общаешься? — Ну, раньше я иногда приходил к нему домой, и мы ели пиццу, играли в Guitar Hero или что-то вроде этого, но сейчас этого нет, я и сам не знаю, почему. Больше я не общаюсь ни с кем. *** Потом он попросился на балкон покурить, и я предложил ему сделать это в квартире, но он сказал, что не привык курить в квартире, потому что не хочет травить своих собак, а в данном случае меня, дымом. Поэтому я подождал, пока он вернется, а потом мы ещё долго разговаривали на разные темы, начиная от действительно серьезных и заканчивая спорами типа, что лучше: кола или пепси. Вдруг Фрэнк нервно посмотрел на время и сказал: — Джи, мне нужно домой идти, уже поздно, а мои собаки не привыкли так долго находиться в одиночестве. На часах и правда было уже одиннадцать вечера, так что как бы мне ни хотелось, чтобы Фрэнк остался ещё, я был вынужден с ним согласиться, хотя меня испугала мысль, что он будет идти один ночью поэтому не самому безопасному району в мире. Но когда я сказал ему об этом, Фрэнк лишь улыбнулся. — Я всегда ношу с собой вот это, мне так намного спокойнее. И он вытащил из кармана толстовки кастет. Я не был удивлен этому факту, учитывая, что произошло с его мамой. — Ты будешь завтра рисовать в парке? — спросил, натягивая кеды, Фрэнк. — Да. — Тогда я приду туда часов в семь, вместе с собаками, познакомишься с ними как раз. Он даже не представлял, как сильно обрадовал меня этими словами. — Конечно. — Я искренне улыбнулся парню. А потом он сказал «увидимся», и ушел, а я сказал «увидимся» и подумал, что я хочу этого больше всего на свете. И через десять минут, лежа в своей постели, я, как ребенок в канун Рождества, мечтал, чтобы завтра поскорее наступило. Все же, я слишком верю в завтра.