Покажи мне небо

Кап..кап..кап… По капельке капает лекарство, по трубочке вливаясь в твою кровь. Пи..пи..пи… С долгими промежутками отдается звук сердцебиения в аппарате жизни, к которому ты подключен. Грудь медленно поднимается и опускается при каждом вздохе. Дыхание ровное, спокойное. И на твоем лице только умиротворенность. Закрыты глаза, даже ресницы не дрожат. Кажется, стоит только позвать тихо-тихо, по имени, и ты проснешься. И посмотришь на меня с тем самым огоньком в глазах. Ты посмотришь на меня и скажешь, что все происходящее лишь сон. И я поверю. И забуду обо всем. Каждую секунду я жду твоего пробуждения. Но этого не будет. Не будет слов, взгляда и улыбки. Врачи предполагали, что результат операции будет таким. Они предупреждали, готовили меня к этому. Кома. Операцию ты перенес тяжело. Слишком много важных жизненеобходимых органов было повреждено, слишком много крови потеряно. Кома. Было уже чудом то, что ты выжил в катастрофе, где даже от транспорта осталось металлическое месиво. Выживших нет. Погибли все. Или на месте аварии, или по дороге в госпитали. Ты же остался жить. Ты был в сознании до самой операции, так сказали врачи. Ты мучился в агонии невыносимой боли, ведь часть тебя просто превратилась в костно-мясную кашу. Ты выжил только ради того, чтобы теперь быть полумертвым. Осталось тебе не долго. Может несколько дней, может несколько часов. Врачи следят за состоянием твоего организма, наблюдая за любыми изменениями. Но они не оставляют тебе шанса на жизнь. Просто опускают руки, говоря, что все возможное уже сделано. Ты практически мертв. - Если вы и можете чем-то помочь, то только молитвами. - Молитвами? - Да. Молите день и ночь Бога о спасении вашего брата. Больше вам ничего не остается. И я молюсь, хоть никогда прежде этого не делал. Не сказать, что я по-настоящему верю в Бога и во все, что с ним связано. Но в эти дни я молюсь. Молитва – моя пища. В молитве мои сны. Я не один, со мною Бог. Он мне поможет. - Слышишь, Джаред? Он поможет, он тебя спасет, - трясущимися руками сжимаю твою кисть. - Ведь помнишь, нам в детстве говорили, что он все видит и всегда готов помочь. Молчание. И все то же выражение безмятежности на бледном лице. Я тихо плачу и прошу тебя… А в ответ только холодное безразличное пищание аппарата жизни… *** Наш первый поход. Вечером у костра ты взял в руки гитару и стал наигрывать странный ритм. В шуме беседы никто сперва не обратил на это внимание. Я с интересом наблюдал, с каким умением и любовью твои пальцы двигаются по струнам, держишь аккорды. Тихая ритмичная мелодия лилась, и твои губы нашептывали стихи, как молитву. - Джей, может сыграешь нам свою новую песню? – подначивала девушка, сидевшая напротив. Совершено стерлось из памяти ее имя, - Вы слышали, он же у нас поэт! Ты сразу засмущался, ведь ее слова приковали к тебе все внимание. Когда все застыли в полнейшей тишине, пыльцы легко заскользили по струнам. Я затаил дыхание, вслушиваясь в твое самое первое в жизни произведение. И эти минуты были прекрасны… *** Чья-то тяжелая рука опустилась мне на плечо, вырвав из сознания короткие обрывки беспокойного сна. Это был доктор О’Конел. - Вам бы пойти поесть. А то столько времени проведенного в больничном помещении на пользу вам не пойдет, - сказал он деловитым тоном, - вы и сейчас уже плохо выглядите. И правда. Часы, проведенные в этом кресле, с отлучениями разве что только по нужде, энергии мне не прибавили. Ел я только малую часть того, что приносил мне Мэтт. - Да, наверное, Вы правы. Но я не могу оставить брата. Вдруг. - Он никуда не денется. А Вы, мистер Лето, должны привести себя в божеский вид. Иначе я буду вынужден назначить вам обследование. - Но… - Никаких «но»! Возражения не принимаются. Вы идите куда хотите, но непременно на свежий воздух. И он буквально пинками вытолкал меня из палаты. Я успел лишь бросить взгляд на тебе через плечо, когда медсестра подключала к тебе какие-то проводки. Ты был все так же умиротворен. И все тот же звук преследовал меня до конца коридора. Пи…пи…пи…пи… Звук аппарата жизни… *** Тогда нам обоим было только-только за 20. Мы были молоды, безбашенны, никогда не думали серьезно, не заморачивались на проблемах. Жили для себя, друг для друга. Любили пробовать все новое и необычное. Девочки, любимые группы, стиль – все это менялось каждую неделю. Каждые выходные устраивали себе праздник, выезжали на природу, пили, курили траву, трахали девочек, писали классную музыку. Все было просто. Просто волшебно. И, конечно же, каждое лето было всегда летом новых открытий. В одну теплую тихую ночь мы открыли любовь, которая сплотила нас куда сильнее, чем прежние братские отношения. Мы остановили машину в глубине парка, в его лесной части. Обнаженными мы лежали на крыше, прижимаясь друг к другу. Небо было темно-синим, по нему ярким ковром рассыпаны звезды. Звезды…Создающие композиции в миллионы созвездий. Звезды…Они смотрели на нас сверху, обволакивая теплым светом ночных спутников… Твое горячее дыхание обжигало грудь, а я все прижимал тебя еще сильнее, боясь делить красоту твоей плоти со звездами. - О чем ты думаешь? - О звездах. - А о чем думают звезды? - О том, как забрать тебя у меня. - Правда? А куда они меня заберут? - Туда, к себе.. на небо. - Но ты ведь не отдашь? - Никогда. Твое место рядом со мной. Спи. - Нет. Я хочу видеть рассвет! - Но до него еще далеко. - Я хочу видеть небо. - Мы замерзнем, пора вернуться в машину. - Нет, я же сказал, что хочу видеть рассвет. - Ты не увидишь его полную красоту здесь. - А где увижу? - Только в моих снах. - А ты покажешь мне небо? - Но для этого тебе придется стать частью моих снов... - Я уже часть тебя... *** Пройдя парк, переходящий в свободную аллею, плотно засаженную растениями и цветами, я наконец обратил внимание на красоту вокруг: пение птиц, прохладные брызги фонтана, композиция из античных фигур в центре. Яркие лучи летнего солнца резали глаза. По парку шныряли ребятишки, на скамейках вдоль дорожки сидели маленькими компаниями школьники и влюбленные парочки. Пройдя парк, я завернул пообедать в маленькую кафешку. Заказал себе бутербродов с говядиной и яичницу с беконом. Сидя в ожидании заказа я размышлял. Размышлял обо всем. О том, что было. О том, что случилось и как теперь с этим жить дальше. Меня мучил один вопрос: Почему именно ты? Ты гнал по скоростному шоссе на максимально возможной скорости, обгоняя всех. Почему не сработали тормоза, когда в тебя сзади врезалась машина? Почему ты потерял управление и протаранил два параллельно идущих авто, перевернулся, вылетел на встречную полосу и оказался на пути грузовика? *** Последнее время ты слишком много принимаешь, и я не о лекарствах. А о наркотиках, на которые ты плотно подсел. Можешь оправдывать это стрессом, переживаниями, сумасшедшим графиком работы, но… Я вижу как это дерьмо разъедает тебя изнутри. Ты ходишь целыми днями выжатый, словно лимон, с огромными мешками под глазами, из-за которых приходится накладывать тонну грима. И, конечно же, всегда скверное настроение. Слово тебе не скажи, сразу рявкаешь. Агрессивен. Делаешь неприятно людям, предлагающим помощь. И Мэтт с Томо уже устали это терпеть. А еще ты худеешь, с катастрофической скоростью. Иногда даже страшно смотреть насколько ты изменился. Болезненно выпирающие ребра, худые и тонкие до невозможности ноги, которые по сухости приближаются к рукам. Ты болен. И это не диагноз врача, такое можно сказать при одном взгляд, не имея ученой степени. Но любые попытки пойти на контакт заканчиваются полнейшим провалом. На просьбы и советы отвечаешь грубостью, посылаешь далеко и надолго. Один раз застав тебя за принятием какой-то очередной дряни, я просто схватил и смыл порошок в толчке. Была истерика. Метался по комнате, выкрикивая оскорбления в мой адрес, падал в конвульсиях на пол, но, в конце концов, подбежал ко мне, схватил за ворот и начал трясти: - Сука поганая! Что ты сделал? Ты убить меня хочешь? Чтобы я сдох в мучениях? - Нет. Я сделал то ради тебя самого. - Да ты урод страный!!! Ублюдок! - Перестань! – я влепил тебе пощечину так, что ты опрокинулся на ковер. Все же это немного тебя протрезвило. Ты молча сел, подобрав под себя ноги и уставился в пространство. Я присел рядом с тобой. Молчишь. Упорно игнорируешь. - Джей... - Убирайся. *** Поднявшись на этаж, я заметил какую- то возню около твоей палаты. В голове завертелись мысли, ноги подкосились, но я бросился к тебе. - Господи, Господи. Господи! – шептал я, когда хотелось кричать. Все стоявшие врачи были явно чем-то озабочены. Отыскав среди них Др. О’Конела, я попытался выяснить в чем дело. Меня к тебе категорически не пускали. С опаской посмотрев на меня, он молвил: - Пройдемте со мной. Он открыл дверь, которая, как оказалось, была заперта на ключ. На кровати лежал ты. От тебя отключили все провода, вытащили все иголки и трубочки. Доктор начал что-то объяснять, но я уже не мог разобрать слов, которые доносились до меня будто откуда-то издалека. Ты лежал один. Такой беспомощный и хрупкий на этой белой кровати. Такой одинокий. Сердце бешено колотилось: - Почему вы отключили все питание? - Я Вам пытаюсь объяснить, мистер Лето… Дальше слушать было невозможно, и я молча смотрел на тебя, а в голове пульсировала одна мысль: «Они нас предали». - Вы убили его! - я в ужасе вытолкал доктора из палаты, закрыв на ключ изнутри. Я не мог в это поверить. Они убили тебя! Но может еще не поздно? В тишине палаты я услышал ненавистный ранее, но такой желанный сейчас писк аппарата. Ты еще жив! По щекам ручьями текли слезы, руки дрожали, все тело трясло в болезненном ознобе. Я лег под одеяло рядом с тобой, прижавшись всем телом, обнимая со всей силой. И не мог сдерживать этих слез. Твоя бледная кожа чуть теплая, где-то в глубине, словно из-под воды, было еще слышно редкое биение сердца. Обнимал тебя и хватался за последние секунды твоей жизни, понимая, что больше этого уже не будет. Никогда не обнимешь меня в ответ. Никогда не скажешь слов любви. Никогда не напишешь песню. Никогда не будешь счастлив в браке. Никогда не познаешь радости растить детей. Никогда не повзрослеешь по-настоящему. Никогда не ступишь и шагу по этой земле… Все решено.. И все, что мне остается - это…. Пи….пи….пи…пи……пииииииииии…..