Крылья ворона

— Полудохлыми воронами не интересуюсь, — успокоил его Тормунд, когда утром зашел чтобы бросить перед пленником куриную ляжку. Сноу подозрительно следил за каждым движением этого крупного телосложения человека. Его следовало назвать великаном, а не Великаньей смертью. Огромные ручищи, толстые короткие ноги в комплекте с орлиным носом и густой рыжей бородой, которая хранила в себе остатки завтрака его обладателя. Тормунд был одним из самых преданных Мансу людей, именно это и останавливало его от посягательств на добычу своего короля. Обмануть его нечего и пытаться. Джон хорошо понимал, что этот здоровяк только с виду кажется дураком, но своя малая толика хитрости есть у каждого. А уж попытаться бежать в его дежурство… Он же его не только раздавит, но и порвет. Сноу слышал о золотом украшении Тормунда на той самой части тела. И знакомиться с ним поближе ему не совсем хотелось. Джон тяжело вздохнул, осторожно взяв в руки мясо. Долго ли он пробудет здесь? А когда Мансу надоест его мучить, его, наверно, прикончат. И никто из его черных братьев не узнает о том, как он встретил свой конец. Джон знал, что таких за Стеной много. Что ж, это и к лучшему: незачем им знать о его позоре. «Призрака бы сюда, — мечтательно думал юноша, — мой лютоволк быстро разогнал бы эту свору!» Он даже послал белому гигантскому волку мысленный зов в надежде, что тот его услышит. И будет все как в песне вроде тех, которые так любит его сводная сестра Санса. Интересно, как она там? Как все они, те, кого он когда-то знал, живые ли? Больше всего Сноу хотелось получить ответ на этот вопрос, это бы позволило ему думать, что его смерть и смерть многих других ночных дозорных не будет напрасной жертвой, пусть те герои и безымянные. Он тоже в скором времени станет безымянным, но так лучше… для всех. Манс пришел ближе к ночи. Снова. Джон всем сердцем ненавидел этого человека, но его чувства в конечном итоге ничего не значат. Он всего лишь шлюха, а шлюхам положено спать с кем придется, стонать, когда прикажут и никогда не выказывать свое искреннее отношение к другому человеку. Иначе конец. А за Стеной самый плачевный конец, хотя может ли быть что-то хуже того, что уже произошло? — И не проси! Я этого не сделаю! — Сноу сердито посмотрел на Манса и отвернулся. — Сделаешь, — послышался спокойный ответ, — потому что король не просит, он приказывает. — Ненавижу! Одичалый лишь усмехнулся в ответ. Каждую ночь он слышал от своего пленника это слово, но слова по природе своей — всего лишь ветер, в них нет силы, хотя его ненависть и бессмысленное цепляние за уже потерянную честь забавляли короля. Он силой развернул лицо пленника к себе, ухватив того за клок грязных, спутанных темных волос. Губы пленника были плотно закрыты, и он с вызовом взглянул в глаза одичалого, привычно натолкнувшись на его похотливый и дикий взгляд. — Сколько можно артачиться? Все равно, все произойдет по моему, и тебе это известно, вороненок! Кое-как он вынудил его приоткрыть рот, и Сноу почувствовал уже привычную для себя тошноту. Порой юноше казалось, что вся его жизнь прошла здесь, и что тошнота и есть главная составляющая его существования. Но краем сознания Джон еще помнил, что так было не всегда, но что было, то осталось в прошлом, а в настоящем нет ничего, кроме подкатывающей к самому горлу тошноты. Сноу закашлялся, на глазах выступили слезы, но бывшему черному брату было уже все равно. Его прошлая жизнь закончилась здесь, в этом шатре. А в новой — он является не больше, чем обычной шлюхой, рожденной с единственной целью — ублажать своего господина. Сколько прошло времени? Мгновение или целый сезон, Джон не знал и очнулся лишь, услышав сквозь тягостный бред грозное рычание лютоволка. — Призрак… — сдавленно выдавил он, глядя куда-то сквозь старого друга. Сноу кое-как приподнялся на ослабевших членах и оглядел палатку мутными, невидящими глазами. Белый волк, словно почуяв, что с хозяином неладно, приблизился к нему и ласково лизнул в лицо. Нет, это сон… Призрак ткнулся носом в его шею, отчего Сноу непроизвольно передернулся и взглянул на мир глазами волка. Манс недвижно лежал на земле, он чуял, что человек еще жив. На миг Джон почувствовал в себе силу волчьих лап, и ему захотелось разорвать его на части своими клыками. Призрак уже зарычал внутри него, но в последний момент Сноу сдержал свою звериную натуру. Он не зверь, он не потеряет свой человеческий облик за пределами привычного для него мира. — Нужно выбираться отсюда, — прошептал юноша, — ты ведь поможешь мне, правда? Его молчаливый друг не произнес ни звука, он лишь смотрел на него своими кроваво-красными глазами. Ну, точно кровь на снегу! Возможно, кровь сегодня и прольется, возможно, она уже пролилась, но такова цена за возвращение домой. А вернувшись на Стену, он забудет все, что с ним произошло здесь. Джону очень хотелось, чтобы так все и было. Забыть весь этот кошмар и снова беспечно сидеть в трапезной, есть похлебку Трехпалого Хобба, болтать с друзьями… Нет! Не может он чернить братьев своим присутствием рядом с ними. Пойти и умереть где-нибудь в снегах, в дали от всех — вот все, что ему нужно, выбраться бы только отсюда и поскорее. Сноу крепче запахнулся в свой черный, видавший виды плащ и осторожно выбрался. Охраны возле палатки не было, или Призрак их перебил. Но самое страшное было еще впереди. Каждый шаг давался Джону с огромным трудом, тело болело и казалось ему разорванным на мелкие кусочки изнутри, голова раскалывалась, а встреча с кем-либо из одичалых могла закончиться для него как угодно, но только не смертью. Но большинство людей из воинства Манса уже спали, и вокруг него все как повымерло. Шаг за шагом… может он и выберется. Главное не бежать, сохранить честь хотя бы сейчас, если конечно можно в таких случаях говорить о чести. Как он выбрался из лагеря, Джон не помнил. Призрак трусил рядом, настороженно принюхиваясь. «Что-то ты чуешь, друг? Уж не моя ли смерть стоит там, за снежным холмом?» Он сделал еще несколько шагов и обессилено упал. Волк тоже остановился и призывно ткнул его носом. Сноу не шевелился. Ночь была тиха и спокойна, но где-то совсем рядом Призрак чувствовал движение. В последний раз посмотрев на человека, лютоволк рысью бросился туда, где пахло жизнью.