Любимая вредина

      Прошло всего два дня.       Казалось бы, такой жалкий и несерьезный срок, ничего не решающий и значения большого не имеющий. Но это лишь на первый взгляд. Лично Людвигу казалось, что время тянулось невыносимо медленно, и эти два дня превратились в два месяца.       Родерих Эдельштайн не переставал его удивлять и поражать. Он был все так же тих и спокоен, иногда говорил о чем-нибудь в его присутствии и никогда не совершал попыток снять повязку с глаз. Разумеется, иногда он ее снимал, когда оставался в маленькой комнатке один, но стоило его непосредственному похитителю вставить ключ в дверной замок, как пленник вновь закрывал себе глаза и затихал.       В общем и в целом, он был странным. Эта странность проявлялась во всем, первым образом в его поведении. Байльшмидт развязал ему руки и ноги после того, как Родерих подчеркнуто вежливым тоном очень мягко намекнул на то, что ему сдавило суставы. Он клятвенно пообещал, что не посмеет даже дышать громко, и Людвиг поверил ему на слово. И лишь потом немец вдруг осознал, что его, в общем-то, провели.       Стоило заставить себя проявлять настороженность в общении с этим парнем, но Людвиг вновь и вновь варил черный кофе, добавлял туда молоко и ставил на поднос рядом с кусочком венского тортика. Ах да, он даже стал сам готовить домашнюю еду.       В конце каждого дня он начинал размышлять о том, что им манипулируют. Причем, манипулируют настолько хитрым и извращенным образом, что он только и рад поддаться. Было приятно слышать слова благодарности из уст пленника.       Это совсем не профессионально. Это глупо. Это, в конце концов, просто дико!       Людвиг это прекрасно понимал, но упорно продолжал идти на поводу у своих противоречивых эмоций.       Проснувшись утром и хорошенько подумав, он вполне ясно осознал, что этот парень ему нравится. Поразительно, но это так: ему нравится этот ботаник-очкарик из богатой семьи, нравится его внешность, его волосы, руки, а особенно голос. Это было просто ужасно. Вполне возможно, что ему вовсе надо будет избавиться от пленника. Ведь Антонио допускал такой вариант. Что же будет тогда?       А что будет сейчас? Эдельштайн – пленник, жертва. А вот Людвиг – преступник. Он не имеет права даже думать о чем-то подобном, особенно при учете того, что Антонио несколько раз повторил – это под запретом. Испанец словно чувствовал, что что-то подобное может произойти. Иначе почему он все твердил одно и то же?       Байльшмидт мотнул головой и поднялся с кровати. Сегодня он проснулся позже обычного, сказывалось то, что полночи прошло в раздумьях. Родерих не имел привычку рано вставать, а еще он спал вполне крепко, несмотря на свое положение в этом доме.       Все минувшие два дня Людвиг думал о том, что пленник, возможно, намеренно дурит его, чтобы усыпить бдительность, а потом сбежать. Так хотелось открыть все двери и спрятаться в кустах, чтобы убедиться – Эдельштайн и правда хочет сбежать. Глупо, конечно, но все же.       Проклятый богатенький мальчик перевернул его мир с ног на голову, и это было слишком не к месту.       Тяжело вздохнув, Людвиг поднялся с кровати и, быстро натянув одежду, направился в сторону комнаты пленника. Щелкнул дверной замок, и Байльшмидт тихим шагом пересек порог. Как он и ожидал, Родерих спокойно спал на своей кровати, свернувшись калачиком. Всегда серьезный и строгий немец даже умилился невольно, уж очень мило это выглядело. Но потом он вновь одернул сам себя. Нельзя допускать подобных мыслей, ни в коем случае.       Эдельштайн пошевелился во сне, но Людвиг даже не шелохнулся. Он так редко видел этого парня без повязки на лице… Родерих очень красивый. У него идеальное симметричное лицо, красивая форма носа, чувственные губы и такая волнующая воображение родинка.       Байльшмидт хотел его, с каждым днем все сильнее. И это действительно стало серьезной проблемой.       Обернувшись, Людвиг направился обратно к выходу и закрыл за собой дверь. Надо потерпеть. Совсем скоро все закончится, и этого парня либо вернут родителям, либо… Вряд ли дойдет до крайностей. Цвингли заплатит, и все будет нормально. И больше Людвиг этого богатенького мальчика не увидит.       Закрыв дверь и положив ключ в карман, Байльшмидт направился на кухню. Наверное, стоило позвонить брату и узнать, как он там. В конце концов, прошло два дня, а Гилберт просто маленький ребенок, даром что старше Людвига. За ним нужен глаз да глаз.       Но едва лишь Байльшмидт решил позвонить, как телефон завибрировал. Это был звонок от Антонио. Немец по непонятной причине разволновался, но потом быстро взял себя в руки.       – Да?       – Ну, как вы там?       Людвиг нахмурился.       – Все хорошо. Никаких непредвиденных ситуаций не было.       – Вот и прекрасно.       Должно быть, у Антонио было хорошее настроение. Уж не означает ли это, что все продвигается хорошо?       – Ты ведь не за этим звонил?       Испанец усмехнулся.       – Я скоро приеду к тебе. Надо сделать так, чтобы Цвингли распродал свое имущество поактивнее. Думаю, ему стоит услышать голос сына.       Что ж, такие вещи часто практиковались в этом деле. Разумеется, родственники похищенного в любом случае хотят убедиться в том, что их потеряшка жив и здоров. Но Байльшмидт вдруг понял, что не хочет, чтобы Антонио приезжал.       – Это не обязательно, я сам позвоню с одноразового телефона.       – Как интересно, – Антонио вновь усмехнулся. – У тебя там точно все хорошо? Пленник не видел тебя?       Людвиг рыкнул.       – Я же сказал, что все нормально. Тебе не нужно приезжать, я сам все сделаю.       На какое-то время испанец замолк. Байльшмидт вновь почувствовал нервное напряжение, совершенно не понимая, в чем же причина подобной реакции.       Наконец, Антонио ответил:       – Как знаешь. Созвонимся позже.       Людвиг отключил телефон. Настала пора вновь анализировать собственные странные поступки и готовить здоровый и питательный домашний завтрак пленнику. А еще сварить кофе, черный, с молоком.

***

      Альфред Джонс забрался в салон автомобиля и закрыл за собой дверь. Сидевший за рулем Иван обернулся в его сторону:       – Ну, что ты узнал?       Доллар так и сиял. Подумать только, как сильно изменил один невинный поход в эту музыкальную школу.       – За неделю до похищения одна из камер была разбита, – сказал он. – Завхоз школы вызвал мастера, но на вызов приехала новая бригада. Именно после их ремонтных работ камеры были повернуты в другую сторону. Сакура Хонда узнала имя одного из мастеров. Она просто гений, честное слово. Мало того, что такая красавица, так еще и умница…       – Давай без этого.       Брагинский и сам прекрасно понимал, что Доллар влюбился. Этого никто не ожидал, а особенно сам Альфред.       – В общем, – сказал он, – Это Альзет Рейн. Я уже отправил данные Франку, чтобы он пробил по базе.       Рубль кивнул.       – Этот человек явно заодно с похитителями.       – Я тоже так подумал, – улыбнулся Джонс. – Если бы не Сакура, я бы мог и не узнать об этом.       – Твоя Сакура – просто умница.       Иван даже в лице не изменился. Стоило как можно быстрее вернуться в штаб и обсудить дальнейший план действий. Из отведенных похитителями семи дней прошло уже два, а значит, надо спешить.