И пусть их прославят уста

Десять пар глаз с недоверием и любопытством взирали на нее, заставляя девушку смущенно краснеть и глупо моргать. — Не могу поверить, ты… Довакин, — борясь с сомнением, выдавил наконец кто-то из стражи. — Дова… кто? — теряясь, переспросила Аналейн. Не в силах дать себе вразумительного объяснения произошедшему, она ждала, что кто-нибудь из присутствующих растолкует ей суть дела. — Довакин, — терпеливо пояснил, по-видимому, самый просвещенный стражник. — Говорят, в его жилах бурлит кровь драконов, а еще он может забирать у поверженных змеев некую силу. Думаю, именно это ты сейчас и сделала, — он оглянулся на товарищей в поисках поддержки. Аналейн замялась и в ответ только скептически хмыкнула. Кажется, она уже где-то слышала эти нордские легенды о драконорожденных героях, но ведь это всего лишь детские сказки. Впрочем, как и драконы. Уриэль усиленно переваривал случившееся. Каким образом душа ящерицы досталась какой-то сопливой девчонке? Почему не ему? Он был готов мириться с тем, что последний удар нанес кто угодно, но не он, однако герой здесь должен быть лишь один. Это его лицо должно было приковать к себе восхищенные взгляды. Его, а не ее! Уриэль почувствовал, что закипает. Боль в спине стала невыносимой, и юноша не выдержал. Парой широких шагов он преодолел разделявшее их расстояние и вцепился в ее руку. — Это должна быть моя душа, слышишь? — он грубо развернул оробевшую девушку лицом к себе. — Верни то, что по праву рождения принадлежит мне! — он резко встряхнул ее. — Я потомок древнего рода, и я здесь единственный, кто достоин этой роли! Аналейн зашипела от боли, попытавшись вырваться, но оставила слабые попытки разжать его пальцы и вскрикнула. Уриэль со злостью заломил ей руку и почувствовал, что его, брыкающегося и изрыгающего проклятия, оттаскивают в сторону. — Отвалите! — он грубо отпихнул от себя двоих мужей. Аналейн потерла занывшее предплечье и опасливо поглядела на юношу. Тот, задыхаясь от внезапно нахлынувшей ненависти и не обращая внимания на ушибленную спину, сверлил девушку взглядом. — Знаешь что, — прервал молчание все тот же стражник, — попробуй Крикнуть. Аналейн уже приготовилась задать очередной вопрос, как до нее донесся торжествующий смех Уриэля. — Чтобы Кричать нужны Слова, — его рот искривился в самодовольной улыбке. — Ты хотя бы понимаешь, о чем я говорю, а, Довакин? — в последнее слово он вложил столько презрения и издевки, что Аналейн невольно поморщилась. — Довольно, хватит с вас, — вступила в разговор Айрилет, — оставьте свои нордские бредни на потом. — Нордские бредни? Да что ты можешь понимать, женщина! — вознегодовало сразу несколько голосов. — Нам нужно доложить ярлу о том, что здесь было, — резко прервала она и, не терпя возражений, направилась к городским воротам. Уриэлю все-таки пришлось сделать над собой громадное усилие и попросить помощи у одного из стражи — спину нестерпимо пронзало болью при каждом его движении, вызывая тем самым волны неприятных мурашек по телу. Аналейн старалась держаться от него как можно дальше, в то время как Уриэль ни на секунду не спускал с нее глаз. Аналейн, устремив взгляд себе под ноги и съежившись, раздумывала над тем, что произошло. Кем бы ее не называли, никакой Драконорожденной она себя не ощущает. На душе отчего-то было гадко и донельзя мерзко, словно она вновь заняла чье-то чужое место. Довакин. Как такое вообще возможно? О подобном она даже и думать не могла. Аналейн так и знала, что эта разведка к Западной Башне ничего хорошего ей не принесет. Теперь на нее смотрят, как на героя Скайрима или даже всего Тамриэля. Но сильнее всего она запомнила взгляд Уриэля и теперь уж точно никогда его не забудет. Ему было бы гораздо легче справиться с этой задачей. А что она? Как ей теперь поступить? Что делать? Она не знала ответов на эти вопросы, и это пугало ее больше всего. Если бы была возможность, то она отказалась бы ко всем даэдра от звания Довакина. Но это невозможно. Человек, которого Акатош благословил кровью дракона и которого боятся сами драконы, не имеет права на выбор. Солнце клонилось к закату, когда маленький отряд вошел в высокие городские ворота. Аналейн, прихрамывая, угрюмо шагала вслед за хускарлом, когда со всех сторон, сотрясая землю, раздался оглушительный грохот. «ДО-ВА-КИН!» — послышалось со всех сторон, и крик эхом повис в прохладном вечернем воздухе. Стражник впереди что-то буркнул, но слова Аналейн так и не расслышала. До самого замка дюжину выживших провожали любопытные взгляды жителей Вайтрана, и Аналейн была только рада, когда тяжелые дубовые двери захлопнулись за ее спиной. Ярл все также восседал на троне, о чем-то шепчась со своим управителем. Завидев вошедших, он вмиг обратил к ним свой взгляд. — Ты, — он поманил Аналейн к себе, и девушка покорно вышла вперед, — как все прошло? Там и вправду был дракон? Аналейн, проглотив неприятно вставший в горле комок, выдавила: — Дракон мертв, башня разрушена, а я… возможно, я… как это называется… — Довакин, — с нервным смешком завершил за нее Уриэль, скривив губы в саркастичной усмешке. Ярл одарил его вопросительным взглядом. — Драконорожденная? Что тебе об этом известно? — он пристально посмотрел на нее. — Когда дракон был убит, мне от него перешла некая сила, — вспоминала Аналейн, прокручивая этот эпизод в голове вновь и вновь. — Ты слышала этот грохот? — поравнявшись с ней, вмешался стражник. — Это Седобородые призвали тебя на Высокий Хротгар. У Аналейн голова шла кругом. Драконы, Довакин, Седобородые — слишком много информации для одного дня. — Последний, кого они призывали, был сам Тайбер Септим, — увлеченно продолжал стражник, но его нетерпеливо перебил управитель: — Сейчас это совершенно неважно, — с раздражением проговорил лысый мужчина преклонных лет. — Нам нужно выяснить, из-за чего в Скайрим вернулись драконы, а не слушать ваши нордские россказни о каком-то там дуракине. Стражник побледнел, но ярл жестом остановил его. — Зов Седобородых — великая честь, и не стоит ею пренебрегать. Отправляйся на Высокий Хротгар как можно скорей. Уриэль проводит тебя. Юноша, до этого момента со злорадством наблюдавший за их разговором, вздрогнул, но ярл одним своим взглядом пресек все его попытки возразить. — Слушаюсь, — процедил сквозь зубы Уриэль, и Балгруф отдал приказ осмотреть их раны. Им обоим отвели покои в комнатах для гостей, и Аналейн как можно скорее улизнула из лазарета, не горя желанием оставаться наедине с Уриэлем. У двоих стражников на руках были сильнейшие ожоги, и крики до сих пор разносились по всему дворцу. Девушка опустилась на кровать и мельком оглядела комнату: искусно отделанные тумбочки и платяной шкаф стояли совсем рядом; меч и колчан висели на оружейной стойке у двери; пара заставленных книжных полок громоздилась у стен напротив друг друга; на полу посередине комнаты был расстелен узорчатый ковер; у широкой кровати располагался резной сундук, куда девушка скинула свою легкую кожаную броню, а в подсвечниках мерцал огонь, поигрывая светом на витражных окнах. Все это она могла себе только представить, когда ее жизнь в Сиродиле грозила навсегда остаться все такой же унылой. Аналейн со вздохом откинулась на мягкие одеяла, небрежно скинув на пол сапоги. За окном вступила в свои права суровая северная ночь, и в комнате становилось все прохладнее. Аналейн отрешенно изучала высокий потолок, не обращая внимания на громко протестующий против голодовки желудок. В ее планы не входило становиться всенародным героем и прославляться на весь Тамриэль. Она была ведома лишь жаждой чего-то нового, а в итоге напоролась на нечто гораздо большее. Аналейн чувствовала, как вся тяжесть ответственности давит на нее, однако противиться было поздно. Мелькнула мысль, что все произошедшее было ошибкой, но Аналейн мигом отмахнулась от этой идеи. Что ж, если так, то она должна сделать все от нее зависящее. Девушка перевернулась на другой бок, поджав под себя ноги и невольно содрогнувшись от легкого дуновения из распахнутого окна. Что-то там пытался сказать ей Уриэль? И как он не понимает, что ей всего этого не нужно? Аналейн нахмурилась. Завтра же утром она поговорит с ним об этом начистоту. Ее мысли в который раз вернулись к бою у башни. Еще Уриэль, кажется, что-то кричал о своих предках… Вопросов с каждой секундой становилось все больше, и Аналейн с неохотой решила, что завтра уж точно так просто не оставит юношу в покое. Они выехали из Вайтрана рано утром, предусмотрительно навьючив на своих лошадей как можно больше сухой одежды и провизии. Уриэль знал дорогу как свои пять пальцев и потому совершенно не переживал: заблудиться здесь было бы трудно. Под копытами лошадей вилась протоптанная в мерзлой земле дорога, по сторонам были воздвигнуты окрестные домишки, фермы и медоварня Хоннинга, знаменитая своим медом на всю провинцию, а непременными спутниками были горы. Аналейн мрачно смотрела перед собой, слегка покачиваясь в седле. За эти дни она так и не решилась заговорить с Уриэлем. Тот либо пропадал весь день в городе, либо бродил по дворцу, провожая попадавшуюся на глаза девушку ненавидящим взглядом. Сам он уже давно определил для себя, что, доставив девушку к Седобородым, навсегда уйдет из храма. Пора бы ему пожить для самого себя, не заботясь ни о ком другом. Теперь это долг Довакина, а уж никак не самозваного героя. Он вспомнил, что в храме оставалась парочка разбойничьих карт — отличное начало для неудавшегося героя. На западе собирались свинцовые тучи, и где-то вдали грянул гром. Аналейн поежилась, плотнее укутавшись в плащ. — Я… в общем, извини, что так вышло, — неловко начала она и, заметив, что Уриэль даже не посмотрел в ее сторону, со вздохом продолжила: — Можешь поверить, я об этом ничего не знала и уж точно… — Да не в этом дело! — резко перебил ее он. Аналейн замерла в седле. На горизонте сверкнула молния. — А в чем? — осторожно поинтересовалась она, втайне надеясь, что Уриэль оставит ее вопрос без ответа. Юноша вздрогнул. — Тебя это не касается. Аналейн помрачнела. — Слушай, раз мы теперь заодно, то было бы неплохо узнать друг друга получше. — Ты ко мне в друзья набиваешься? — надменно поинтересовался он. Аналейн поперхнулась. — Я твои стремления не разделяю. — Да брось, — решила не сдаваться Аналейн, — ты что-то о предках говорил. Кем были твои родители? — Знаешь, у меня нет ни малейшего желания говорить об этом с тобой, — в его голосе появились стальные нотки. — Как можно ехать плечом к плечу с человеком, о котором ничего не знаешь? — вслух рассуждала она и осеклась, когда Уриэль испепеляющее взглянул на нее. — Хочешь услышать мою историю? — вкрадчиво прошипел он. — Хорошо, слушай. Я всю жизнь провел на Высоком Хротгаре в ожидании своей особой миссии. Один, без отца и матери. А знаешь, почему? Однажды мою мать изнасиловал прямо на дороге какой-то ублюдок. А в день, когда родился я, ее не стало. Можешь считать, что это я убил ее, мне все равно. Ну как, есть еще вопросы? — он искривил губы в саркастичной улыбке и отвернулся. Аналейн притихла, не найдясь с ответом. Что ж, зато вопросов стало на порядок меньше. Ответ на то, откуда Уриэлю подвластны Крики, был весьма понятен, как и то, почему он был с ней так груб в последнее время. — А я своих родителей оставила в Сиродиле, — тихо сказала она. — У нас была лавка в Имперском Городе. Сколько себя помню, отец и мать ничем кроме торговли не занимались. И мне запрещали, — ей показалась, что Уриэль на мгновение взглянул в ее сторону. — Не хотела всю жизнь провести так же пресно, как и они, поэтому оказалась здесь. — Лучше бы ты оставалась в Империи, — тихо сказал он. Вдали громыхнуло так, точно небо обещало вот-вот разойтись по швам. На непокрытые головы всадников упали первые капли, и ледяной дождь зарядил с полной силой. Уриэль шмыгнул носом. Не хватало еще подхватить лихорадку. Ему не терпелось поскорее доехать до Айварстеда и пропустить стакан-другой теплого согревающего меда где-нибудь в сухом и светлом месте. Что-что, а скайримские дожди он любил меньше всего. Они оставили мост далеко позади, когда дорога свернула направо. Тучи сгустились, и на мир точно опустилась вторая ночь, и лишь изредка серую мглу пронзали вспышки белого света. «Хорошее начало», — подумал было Уриэль, щурясь от холодного ветра, бросавшего ледяные капли прямо в лицо. В полнейшем безмолвии они двигались дальше — словоохотливость Аналейн улетучилась вместе с резким ответом юноши и окончательно испортившейся погодой. Сплошная стена дождя не позволяла хорошенько рассмотреть силуэты впереди, и только благодаря белым сполохам Аналейн заметила двоих всадников. Мокрые и не менее разговорчивые, они мрачно ехали им навстречу. Нечеткие очертания медленно сложились в их одежды: головы покрывали темные капюшоны, со спины каждого свисал плащ, с мешковатых одежд ручьями текла вода. Уриэль напрягся, и его рука машинально опустилась на рукоять меча. Он жестом остановил Аналейн, сделав вид, будто ему внезапно потребовалось найти что-то в наплечном мешке, краем глаза продолжая следить за всадниками. Он покрепче сжал рукоять, когда двое остановили своих лошадей и спрыгнули на размытую землю. В их ладонях опасно блеснула сталь, когда очередной сполох озарил небо. Уриэль спешился, обнажив клинок. Аналейн перевела взгляд от юноши обратно к незнакомцам. Когда он спрыгнул с коня, она последовала за ним. — Шустрый мальчик, тебе всегда удается ускользнуть, — по голосу стало понятно, что одним из них был мужчина. — Наш Лорд желает твоей смерти. — Твои последние слова, мальчик? — прошипела женщина, обнажая в руке второй клинок. — Пусть ваш лорд засунет свои желания себе… Небо содрогнулось от грома, и Аналейн не расслышала его слов. Женщина с криком бросилась вперед, и сталь встретилась со сталью. Уриэль искусно блокировал каждый сыпавшийся на него удар. Аналейн вмиг вспомнила все то, чему ее учил Виллем, когда клинок чуть не был выбит из ее руки тяжелым ударом. Смертельная пляска — вот как называл это Виллем, и Аналейн только сейчас поняла, насколько были точны его слова. Мужчина превосходил ее по силе, и Аналейн пришлось восполнить это ловкостью. Дождь застилал глаза; ярко сверкавшие время от времени молнии слепили, но Уриэль держался не хуже любого закаленного в битвах воина. Клинки поочередно мелькали в руках женщины, но стоило ей поскользнуться, Уриэль не раздумывая воспользовался моментом. Она тихо вскрикнула, когда его клинок легко вошел в мягкое податливое тело. Женщина обмякла, рухнув в мутную грязь, и дождевая вода окрасилась в багрово-красный. Щурясь от стекающих с капюшона капель, он оглянулся в поисках второго. Этот оказался более удачлив, нежели его спутница — он нещадно наносил размашистые удары, и Аналейн нетвердой рукой едва успевала их блокировать. Двигаясь по кругу, она предоставляла шанс противнику истратить все свои силы, когда ее нога соскользнула, и Аналейн плюхнулась на землю, перемазавшись в грязи. Мужчина занес над головой клинок, когда в его груди блеснуло лезвие, и он рухнул к ее ногам. Уриэль перевел дыхание. — Ты как? — он подал ей руку. — В порядке, — она поднялась на ноги. — Спасибо. — Еще одно доказательство того, что тебе здесь не место, — он вернулся на дорогу и запрыгнул в седло. Аналейн насупилась. — Я людей никогда не убивала. Одно дело выстрелить из лука и совсем другое — сделать это собственными руками, глядя в глаза своей жертве. — Тут либо ты, либо тебя, — он хладнокровно пожал плечами, — третьего не дано. — Она что-то недовольно пробурчала и, взобравшись на лошадь, без лишних слов тронула ее каблуками. — Я не рассмотрела их одежду. Кто это был? — она оглянулась, но дождь уже скрыл тела за серой пеленой. — Разбойники, — беспечно отвечал Уриэль, не глядя в ее сторону. — Рясы у них странные, — с сомнением отозвалась Аналейн. — Там была эмблема. — Разве что-то мешает им ограбить монахов в дороге и принарядиться? — с пренебрежением произнес он, вопросительно выгнув бровь. — Нет, — нерешительно произнесла она в ответ, отчего-то не доверяя его словам. — Все гораздо проще, и нечего глупыми вопросами голову забивать. Аналейн нахмурилась. — Похоже, вы уже встречались, — заметила она. — Откуда они тебя знают? — Да так, спер у них одну вещицу, вот зуб на меня и точат, — небрежно отмахнулся он. В Айварстеде они оказались в ранних сумерках, пару дней спустя. Дождь не оставлял их ни на минуту, морося и становясь время от времени только сильнее. Аналейн чихала и мелко дрожала, тем самым давая Уриэлю почву для новой порции возмущения и постоянных напоминаний о своем нежелании сопровождать ее в этом путешествии. Аналейн вскоре перестала обращать на него внимание, но внутри все то и дело неприятно сжималось, когда он в очередной раз смерял ее пренебрежительным взглядом, и порой она начинала верить его словам. Однажды не выдержав и послав своего коня вперед, она полдня ехала чуть поодаль. С тех пор Уриэль как будто бы стал мягче с ней и даже уменьшил количество своих насмешек. Аналейн все чаще начинало казаться, что его злоба постепенно сходит на «нет», когда он вдруг накричал на нее за то, что она не смогла развести костер. — Но здесь же сыро! — возмутилась она, но Уриэль остановился, лишь когда все собранные ею палочки полетели ему в лицо, и девушка, предварительно больно ткнув юношу в плечо, в одиночестве гордо уселась под дерево. В деревушке Уриэль пропал на всю ночь, оставив Аналейн в трактире. Девушка с жадностью выпила меда и, плотно поужинав наконец горячей едой, зарылась с головой в одеяла, впервые согревшись за долгие дни пути. — Четыре тысячи пятьдесят, четыре тысячи пятьдесят два… — умирающим голосом от скуки считала она, взбираясь вверх по стертым ступеням. Больше половины из них были похоронены под снегом или вовсе исчезли за прошедшие века, так что считать порой приходилось наугад. Лошади устали не меньше, и сейчас оба всадника вели коней под уздцы. Семь тысяч ступеней. Семь тысяч проклятых ступеней. Когда Аналейн услышала о предстоящем пути наверх, то искренне посмеялась, приняв серьезный тон трактирщика за шутку. Вот только теперь ей хотелось плакать. — Долго еще? — простонала она, в который раз надеясь, что ответ Уриэля ее обнадежит. — Мы еще даже не прошли пещеру тролля, — он выглядел в тысячи раз бодрее нее. — Считай давай. Аналейн вымученно застонала. Еще внизу все это представлялось ей гораздо более увлекательным. На самом же деле они просто взбирались все выше и выше по бесконечным треклятым ступеням, созерцая вокруг себя снежные сугробы и обрыв в несколько тысяч миль. На пути им уже успела повстречаться разного вида дичь, как подходившая для сытного обеда, так и та, что считала своим обедом их двоих. Иногда им попадались барды и путешественники, стремившиеся попасть в храм и навсегда запечатлеть его величие в бессмертных песнях и дневниках, и тогда их путь становился чуть веселее. Они обнаружили уже пять алтарей из десяти, где на каждого приходилось по паре молящихся, жаждущих просветления. Десятый из них Аналейн едва ли не целовала, когда перед их взором предстал храм Седобородых. Аналейн сжалась — здесь наверху было гораздо холоднее, а снежинки таяли на пылающих щеках в мгновение ока. Девушка подняла слезящиеся от ветра глаза и восхищенно ахнула. Это было величественное здание, сложенное из камня. Прямо у подножия располагалось место для подношений, откуда вверх расходились две каменные лестницы. Двое спешились и зашагали к левой двери. Внутри оказалось на удивление теплее, чем можно было себе представить. На помостах стояли круглые чаши с углем; эхом гуляя в пустом коридоре, трещал огонь, приятно согревая и вызывая толпы мурашек после долгого и опасного восхождения. — Идем. Уриэль обогнал ее и широким шагом направился вперед. Вертя головой, девушка неспешно последовала за ним. Коридор вывел ее в просторный зал. Прямо посреди пола был вырезан круг, высокий потолок куполом сходился над головой, в противоположной стене темнел выход во внутренний двор, а два широких коридора по сторонам уводили вглубь храма. Аналейн с облегчением перевела дух, когда прямо над ее ухом с сомнением хмыкнул Уриэль. Вот и все, он сделал то, что обещал ярлу — Довакин в целости доставлен в храм, и теперь, когда Седобородые обучат ее искусству Голоса, он им уже не понадобится. Он и не заметил, как из боковых проходов тихой тенью выплыли мудрецы, и Уриэль впервые в жизни услышал, как едва слышно заговорили Борри, Эйнарт и Вульфгар. «Довакин», — шептали их уста, но ему казалось, будто каждый камень, каждая песчинка в этом храме содрогается от их голосов. Девушка судорожно сглотнула. Что ей следует сказать? Как доказать, что они ошиблись, призвав ее сюда? Она вспомнила о Криках, о словесной дуэли дракона и Уриэля там, в Вайтране, и ей вдруг захотелось уйти. Она бы никогда в жизни не смогла биться так же храбро и отчаянно, как тогда бился Уриэль. Даже в лесу она не смогла постоять за себя, а присвоить звание героя, значит дать себе обещание защищать других людей. Глупо было приходить сюда, мысленно заключила она, сжав кулаки. От процессии отделился человек в капюшоне, и Аналейн удалось рассмотреть лишь его серую бороду и коротко блеснувшие глаза. — Мы рады приветствовать тебя, Довакин, — радушно раскинул руки Арнгейр. — Время пришло, давнее пророчество начинает сбываться, и Пожиратель Мира пробудился ото сна. Аналейн вдруг резко осознала, что мудрец обращается вовсе не к ней. Она робко взглянула на Уриэля, застывшего чуть поодаль с совершенно бесстрастным взглядом. — Арнгейр, — сдержанно начал он, — это не я. Глаза мудреца едва заметно расширились, когда он перевел взгляд на Аналейн, готовой прямо здесь и сейчас провалиться в Обливион. — Не ты, — это было скорее утверждение, нежели вопрос. — В таком случае, мы должны приветствовать твою спутницу? — Уриэль кивнул, и Аналейн неловко поклонилась. Арнгейр осторожно приобнял ее за плечи, пристально заглянув в глаза. — Да, я чувствую, что в тебе кровь дова, — вынес вердикт мудрец. — Однако никто уже долгие годы не видел воочию силы Драконорожденных. Можешь ли ты доказать нам, что ты воистину Довакин? Аналейн уже было хотела рвануть обратно к выходу, сгорая со стыда, как вдруг совершенно неожиданно вместо нее заговорил Уриэль: — Она еще не изучила ни одного Крика, мастер, — сказал он и тут же прибавил: — Но я сам видел, как душа поверженного дракона перешла к ней. Аналейн одним только взглядом поблагодарила Уриэля за помощь, с облегчением вздохнув. Арнгейр помолчал, глубоко задумавшись. — Есть только один способ проверить наши догадки, — наконец изрек он. — Мы научим тебя первому Слову, и если легенды не лгут, то только Драконорожденному под силу сразу освоить Крик. Аналейн сообразила, что они ждут от нее ответа. В конце концов, все мосты уже сожжены, и не спускаться же ей обратно в одиночку. — Хорошо, — дрогнувшим голосом выдавила она. Седобородые кивнули друг другу. Уриэль скользнул в сторону, позволив мудрецам образовать вблизи нее круг. Девушка бросила беспомощный взгляд на юношу, когда наставшую тишину прорезал спокойный голос мастера: — Первое слово этого Крика — Fus*, что означает «сила», — он шумно вдохнул: — Fus! Вначале ничего не произошло, но уже через пару мгновений Аналейн заметила, как на полу сначала бледно, а затем все ярче и четче отпечатались древние символы. — Подойди же и вдохни его силу. Не сразу поняв, что нужно сделать, Аналейн шагнула вперед и, едва слышно вдохнув, резко отпрянула — из рун потянулся золотой свет, тонкими струйками окутывая ее тело. Вернулось ощущение чего-то блаженного, как и тогда у башни. Тело наполнилось силой, ум прояснился. Она сглотнула, тут же невольно поморщившись — в горле неприятно запершило. Арнгейр удовлетворенно кивнул, не удостоив Уриэля внимания, когда тот скептично хмыкнул. — Итак, значит, ты и вправду Довакин. Поразительно. Никогда не видел ничего подобного и, признаться, уже и не надеялся увидеть. Он поразмыслил. — Мы все хотели бы, чтобы ты продемонстрировала нам силу своего ту’ума. Аналейн в поисках поддержки исподтишка взглянула на юношу, и тот, вдруг отчего-то резко покраснев, прошептал ей: «Крикни!» Вспомнив, как действовал Уриэль в Вайтране, она развернулась и сделала глубокий вдох. — Fus! — горло неприятно сдавило, а из губ вихрем вырвался поток воздуха и, заколыхав пламя в чашах, разбился о каменную стену. Аналейн закашлялась. — Превосходно! — Арнгейр поощрительно улыбнулся. — А теперь идем, вам обоим нужно отдохнуть. В горах всегда было темно, уж тем более на такой высоте, но ночи здесь были поистине волшебны. За все годы, проведенные тут, Уриэль никогда не уставал любоваться ночным небом на Высоком Хротгаре: миллионы крошечных звезд точно светлячки зажигались на небе, но самым прекрасным было сияние. Зеленое, как изумруд, голубое, точно вода и подобное небу в Совнгарде, которое так любили описывать норды в своих древних сказаниях, оно колыхалось, точно от легкого дуновения ветерка. Сон не шел, и сейчас Уриэль одиноко сидел у окна. Ему казалось, что все уже давно дремали в своих покоях, когда тишину прервали тихие пошаркивающие шаги. — Уриэль, почему ты до сих пор не в постели? — мудрец опустился рядом, устремив на юношу пронзительный взгляд. — Мне не спится, — безучастно отозвался он. — Тебя что-то тревожит? — Да, — он не сомневался, что Арнгейр и сам обо всем догадывался. — Почему вы ошиблись? Мудрец не ответил. Его задумчивый взгляд словно пытался что-то найти среди вихрей снега и метели, завывавшей у окна. Он словно ждал какой-то подсказки, не в силах сам ответить на этот вопрос. Однако вскоре он, глубоко вздохнув, вновь заговорил: — Мы никогда не ошибаемся, мальчик. У твоих предков, как и у тебя самого, были недюжинные способности к обучению. Мы никогда не видели, чтобы кто-нибудь так быстро осваивал каждое Слово, каждый Крик. — Он помедлил. — В эти времена ты был для нас единственной надеждой, Уриэль. Никто, кроме тебя, не смог бы справиться с этой по-настоящему непосильной задачей. Никто, кроме Довакина, который появился, когда его уже не ждали. — Я не думал, что все закончится вот так, — он горько усмехнулся. — Это ведь было моей целью, вы сами меня готовили, мастер. И я не ожидал, что все окажется так... так… — он вдруг замолчал. — Мы ведь уже говорили с тобой об этом, мальчик, — мягко заметил Арнгейр. — Что мне теперь делать? — юноша как-то совершенно беспомощно посмотрел на своего учителя. — Я ведь теперь вам не нужен. — Но ты нужен ей. Он мог поклясться, что на морщинистом лице старика мелькнула лукавая улыбка. — Ей? Признаться, такого он ожидал меньше всего. Перед приходом сюда он долго думал, что будет лучшим уйти с достоинством, гордо подняв подбородок. Уйти и начать жизнь с чистого листа — так, как ему порой хотелось. Ни от кого не зависеть и не отвечать за других. — Довакин еще совсем молода и неопытна и нуждается в твоей опеке, — с тенью улыбки сказал Арнгейр. — Когда-нибудь тебе может показаться, что она уже стала достаточно сильной, но это не так. Не оставляй ее, Уриэль. Он встал. — Сделай это не ради нее, но ради всего смертного мира. Я не в праве тебе приказывать, но подумай над этим, мой мальчик. Ты всегда был смышленым учеником. И Арнгейр, шурша подолом одежд, исчез в глубине коридора.