И пусть их прославят уста

Это был Виллем. Она видела его распростертое на снегу тело, из которого торчала выпущенная ею стрела. Виллем убил Уриэля, перед собственной смертью приняв благосклонность и покровительство своего Лорда. Зачтется ли ему этот поступок или он утонет в вечных муках, оставаясь безвременным слугой Принца Разрушения? Ей было откровенно плевать на него теперь. Вот так просто ее сладкие воспоминания об их совместном прошлом сменились холодной пустотой. Исчезли чувства, действия совершались машинально. Все, чем были заполнены ее мысли — Уриэль. Его нежное и трепетное объятие на прощание в Виндхельме, лицо в последний миг. Улыбка, от которой раньше по телу расходились мурашки. Она ведь знала, что им нельзя расставаться даже на секунду, иначе каждый раз порознь их ждало что-то плохое. Так почему они позволили себе вновь допустить подобное? Почему она не настояла на своем там, в северной столице? Почему не прислушалась к нему, когда он с подозрением высказывался о Виллеме… Потому что глупая, вот почему. Ей было отрадно видеть, как все в нем закипает при виде Виллема; осознание того, что ему не все равно. И что-то внутри нее давно шептало, что с некоторых пор он расценивает ее не просто как подопечного героя. Но слишком поздно она спохватилась. Аналейн толком не ела уже третий день. Впрочем, оставить реальность и забыться во сне ей удавалось не лучше — то и дело тревожили кошмары и картины того дня у святилища. Когда Одавинг доставил их во внутренний двор Храма, она не проронила ни слова и лишь попросила сберечь магией тело, дабы, исполнив свой долг, как следует попрощаться. Отчасти она просто не хотела и не могла признать, что все закончилось. Пыталась как можно дольше отсрочить день, когда в последний раз увидит его лицо. У нее не получалось утопить боль в вине или тренировках. Прошла почти неделя, а Седобородые, как ни старались указать ей на местонахождение новых Криков и побудить ее к действиям, так и не добились успеха. Девушка даже не могла заставить себя подняться к Партурнаксу и попросить совета насчет Совнгарда. Она бы так и слонялась безмолвной тенью по Храму, если бы однажды ей в голову не пришла одна безумная мысль. — Арнгейр, он ведь был нордом? — спросила она в тот день, удивляясь собственному голосу, прозвучавшим для нее слишком отчужденно после семидневного молчания. Имени Уриэля она старательно избегала. — По отцу и матери – да, — утвердительно кивнул старец. Аналейн знала, что Седобородые скорбят не меньшее нее. Просто они не говорили с ней об этом, держали в себе, но после того дня в Храме действительно стало гораздо тише и даже безлюдней. В конце концов, они знали его с самого детства, и он вырос буквально у них на глазах. Ей было тяжело находиться здесь, где все напоминало о нем. Но уйти… куда? Куда ей податься? — Почему ты спрашиваешь, Довакин? — вывел ее из задумчивости вдруг ставшим беспокойным голос Арнгейра. Девушка смерила его долгим взглядом. — Я отправляюсь в Совнгард вслед за Пожирателем Мира. Возможно, там я смогу повидаться с… — она запнулась, проглотив неприятно вставший в горле ком. Аналейн знала, что ей от этого станет только хуже. Столько всего нужно сказать, столько сделать… А что потом? Позволят ли ей остаться среди погибших героев? Как же ее родители? Вдруг его вообще там не окажется?! Мысли перебивали друг друга, мешая нормально соображать. В конце концов, ей все равно придется отправиться туда. А уж на месте разберется со всем, что ее тревожит. Спонтанные решения — это у нее получается на ура. — В Совнгард, — скорее для самого себя повторил старец, как бы пробуя слово на вкус. — Что ж, вот тебе мой совет, Довакин: поговори с Партурнаксом, прислушайся к его мнению, каким бы оно ни было. И будь готова к тому, что надежды не всегда правдивы. Арнгейр слегка поклонился и направился дальше по коридору, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Она пыталась занять мысли чем-нибудь еще. Седобородые жили вне времени и вне политики, потому она до сих пор не знала, чем же окончилась осада Вайтрана. И окончилась ли вообще. Для себя она так и не решила, чью сторону следует принять хотя бы мысленно. Слишком уж много нехорошего скрывали как Братья Бури, так и Империя. По крайней мере радует, что война не коснулась конкретно нее, и ничто не мешало выполнять свой долг. Интересна реакция Ульфрика на смерть того, кто принимал активное участие в его дальнейших планах. Разве что, это временно… Аналейн содрогнулась. В минуту боли и отчаяния ей в голову не раз приходила мысль о некромантах, который в Скайриме по слухам была тьма-тьмущая. Не все, конечно, обладали должным умением, но если найти того, кто по-настоящему искусен в своем деле… Однако сейчас подобные мысли казались ей чужеродными, принадлежащими кому-то другому, но не ей. Тому, кто видел смерть дорогого человека и безнадежно искал выход. У нее была цель. И сейчас все силы брошены на то, чтобы убедить Партурнакса в готовности принять свою судьбу в царстве мертвых. — Drem Yol Lok, Dovahkiin, — пророкотал дракон, встретив ее на камне, где он проводил дни в медитации. — Drem Yol Lok, Paarthurnax, — склонив голову, ответила Аналейн. Странно, но на Глотке Мира ее волнение будто бы исчезло, уступив место азарту и желанию показать себя. — Ты помнишь, что это значит? — полуприкрыв глаза, неторопливо спросил дова. — Мир Огонь Небо, — непонимающе произнесла девушка, припомнив их ночную беседу под открытым небом. — Я помню, Партурнакс. Дракон глубоко вдохнул морозный воздух и выпустил облачко пара. — Мир в значении «покой». Огонь не всегда смерть и разрушение. Дова сам решает, куда направить его силу. Небо – наша boden, обитель, — он вдруг пристально заглянул в ее глаза. — Слушай небо, Довакин, и ты сама все поймешь. Девушка нахмурилась. И это все? Он больше ничего ей не скажет? Внимать дурацкому небу, пока не посинеешь, и уповать на то, что дельце с Алдуином завершиться как-нибудь само собой? Слова Партурнакса ее разозлили. Может быть, в другой раз Аналейн с радостью прислушалась к этому совету, но не сейчас. Слишком сильно она жаждет действий. — Садись рядом, Довакин, — спокойно произнес Партурнакс, взглядом указывая на россыпь камней поменьше. Отчего-то Аналейн послушно взобралась на холодный булыжник и села, подобрав под себя ноги. — Закрой глаза. — Девушка недовольно фыркнула, но все же исполнила его просьбу. — Что ты видишь? Несколько секунд она молча всматривалась в непроглядную темноту, резонно появляющуюся всякий раз, когда закрываешь глаза. Аналейн сжала губы. — Ничего, — с некоторой досадой констатировала она. — Знаешь, что раньше видел я? — несколько погодя, спросил Партурнакс, и ей показалось, что дова стал говорить намного тише обычного. Девушка не ответила, ожидая его слов, и дракон продолжил: — Я видел, как с небес низвергается огонь. Видел, как кричали joore, а самые храбрые из них пытались нам противостоять. Мои zeymah, братья, уничтожали непокорных, позволяя вашему миру утопать в крови и хаосе. Тень первенца Акатоша, Пожирателя Мира, заслоняла krein, солнце, пока тьму не разогнали славные герои прошлого. Аналейн до того заслушалась, что совсем забыла открыть глаза. Зато теперь ее воображение живо вырисовывало образы, которые передавал ей Партурнакс в своем рассказе. От расцвета драконьей власти и до показанного ей Свитком падения Алдуина. Она даже на миг позабыла о том, зачем поднялась сюда. — Мне стоило больших усилий оставить это позади, — помедлив, продолжил дова. — Я отступился от Алдуина, как и многие из нас, и мне удалось избежать его гнева. Но после я еще долго размышлял над тем, верный ли путь я избрал. Меня преследовали охваченные пламенем sahsunne, деревни, беспомощные joore, и я не раз сдерживал себя в порыве вернуться к этому, — секундное молчание, и он будто бы собрался с мыслями. — Но мне удалось победить в себе душу дова, когда-то служившего Алдуину. Я проводил дни в медитации и наконец освободился от гнетущих воспоминаний. Путем проб и ошибок, но теперь я здесь. А что видишь ты, Довакин? Аналейн расслабилась, стараясь очистить мысли и сосредоточиться. Образы Партурнакса сменились ее собственными, не менее яркими, но заставлявшими вновь наполниться болью еще свежие раны. — Я вижу смерть, — едва уловимым шепотом произнесла она, чувствуя, как неприятно щиплет жаром глаза, — но я не хочу побеждать это в себе. Я хочу, чтобы воспоминания делали меня сильнее. На мгновение ей показалось, что она здесь совершенно одна — не было слышно ни ветра, разгулявшегося над обрывом, ни тяжелого дыхания дракона. Что-то пошатнуло ее, обдав порывом холодного воздуха. — Довакин, — тихо позвал низкий голос. Девушка открыла глаза и едва успела соскочить с валуна и откатиться в сторону – туда, где она только что сидела, ударил столб пламени. — Что ты делаешь? — в растерянности закричала она, вскочив на ноги. — Используй свой ту’ум. Довакин, — повернулся к ней Партурнакс, готовясь произнести следующие три Слова, — покажи мне, что ты готова встретиться с Алдуином. Бейся, как билась бы с ним. — Я не хочу драться с тобой, — опешила девушка и, вскрикнув, пригнулась, когда над головой серпом пронесся хвост дова. Если он не сбросит ее с обрыва, то, как минимум, изрядно покалечит. Аналейн предпочла довериться дракону и вытащить клинки. Оставалось уповать на то, что не удастся убить его, иначе она никогда себя не простит. Вопрос еще в том, чтобы поднять руку на мудрого старого дова, под чьим крылом она ютилась в их первую встречу. — Fus Ro Dah! Ту’ум волной всколыхнул и закружил покрывающий плато снег и заставил Партурнакса пошатнуться и взлететь. Он сделал в воздухе круг и едва не зацепил когтями Аналейн – девушка вовремя бросилась в сторону, кажется, слегка поранив клинком чешую. Ей не хотелось причинить дракону боль, но раз уж он сам предложил, отступать было поздно. — Joor Zah Frul! Партурнакс рассказывал ей о том, какую боль причиняет этот Крик дова, заставляя бессмертного ощутить себя наравне с людьми. Дракон содрогнулся и буквально рухнул на землю. Но едва девушка подняла клинок и замахнулась, ее оглушил еще один Крик: — Krii Lun Aus!* Конечности заныли, и вместо хорошего удара она лишь слегка царапнула крепкую чешую, причинив дракону не больше вреда, чем бабочка человеку. Аналейн задохнулась от внезапного и мощного толчка, отбросившего ее на несколько метров. Снег забился за шиворот, неприятно обдавая спину ледяным прикосновением. Девушка до сих пор не могла как следует сосредоточиться и избавиться от мысли, что дерется со своим наставником. Не могла вложить в удары все те эмоции, что бушевали в ней, и найти в себе силы причинить дракону вред. — Партурнакс, — позвала она в надежде сообщить, что не сможет продолжить с ним бой, но вместо этого ощутила, как что-то сильно сжало ее тело, обдав горячим воздухом, и швырнуло о камень. В голове зазвенело, и девушку затошнило. — Партурнакс, — морщась от боли, прошипела она. Дракон, мягко ступая по снегу, направился к ней. Только сейчас Аналейн уловила в его мудрых глазах что-то кроме безмятежного спокойствия, отчего тело прошибли мурашки. Неужели он намерен закончить этот бой по-настоящему? Как если бы она проиграла Алдуину? В мыслях мелькнула до боли знакомая улыбка. Нет, нужно доказать ему, что она может победить. До этого момента ей было непонятно, что изменилось за последние дни. Теперь же яснее некуда – она забыла о долге. Забыла о Пожирателе Мира, о спасении Тамриэля. Все ее мысли свелись лишь к одному. Эгоистично. Она не знала, что именно помогло ей во всем этом разобраться и обернуть чувства и эмоции в свою пользу, но где-то в душе ей стало чуточку легче. Аналейн с трудом поднялась на ноги и, как только дракон сделал вдох для следующего Крика, бросилась к потерянным в снегу клинкам, несмотря на тошнотворную боль в затылке и всем теле. Подхватив оба меча, она повернулась к дова и в последний момент использовала единственное известное ей Слово выученного в гробнице Крика. Пламя Партурнакса прошло сквозь нее, не причинив и капли вреда. Огненный поток рассеялся, и девушка почувствовала, что вновь может двигаться. Стремглав рванувшись вперед, она оттолкнулась от правого крыла и оказалась у дракона на спине. Партурнакс неистово забился, пытаясь сбросить противника, но Аналейн лишь крепче сжала колени. Оставалось только вонзить в шею или затылок клинок, но ведь это ненастоящий бой… — Партурнакс! — в который раз громко позвала она, не зная, куда деваться дальше, ведь дова вовсе не собирался сдаваться, а в таком положении победа была у нее в кармане. Девушка замешкалась, и эти секунды стоили ей очередного глухого удара о землю. Аналейн вскрикнула и через силу заставила себя открыть заслезившиеся глаза. Партурнакс издал нехороший рык и уже приготовился броситься на нее, когда Аналейн в испуге закричала: — Стой! Дракон дернулся, и девушка с облегчением заметила, как его напряженные мышцы постепенно расслабляются. — Прости меня, Довакин. У Аналейн кольнуло в груди, когда в его голосе она ясно различила нотки искреннего сожаления и стыда. — Я вошел во вкус и совершенно забыл об истинной цели нашей дуэли, — он слегка согнул голову. — Твой ту’ум окреп, и теперь я вижу, что ты достаточно сильна для того, что встретиться с моим zeymah. Девушка, тяжело опираясь на ближайшую колонну, поднялась на ноги, то и дело морщась от болезненных ощущений во всем теле и слегка покачиваясь. — Но не забывай, он хитер, а ложь течет в его жилах с самого создания. Не жди пощады, коли встретишься с ним в бою. Не позволяй эмоциям взять верх – допускай их, но держи в узде. И пусть тобой движет жажда исполнить свою судьбу. — Спасибо, — слабым шепотом сказала она, чувствуя, как медленно подступает темнота.